Николай Гартман:
К основоположению онтологии.
Часть IV. Проблема и положение идеального бытия. Раздел II. Связь идеального и реального бытия.
Глава 44. Относительная самостоятельность идеального бытия

а) Роль идеальности реального априоризма

Содержание сущностных отношений в реальном есть доказательство их бытийственного характера. Но что этот их бытийственный характер другой, нежели бытийственный характер реального, непосредственно из этого взять нельзя. Не хватает, стало быть, подтверждения их «идеальности». Необходимо показать, что, например, математическое, невзирая на его определяющую роль в реальном мире, является реальным не изначально и не само по себе, но существует само по себе и без реальности, причём в том же виде, в каком оно содержится и в реальном.

Для этой части доказательства можно привести три аргумента, исходящих:

1. Из сущности априоризма.
2. Из положения, которое чистая математика занимает относительно прикладной.
3. Из индифферентности математического (и сущностей вообще) к реальному случаю.

Первый из этих моментов общеизвестен. Всякое априорное познание реального является «объективно всеобщим». Это должно означать: во всяком суждении, к которому оно приходит, оно говорит о тотальности возможных реальных случаев, безразлично, происходят ли они фактически, происходили или будут происходить. Эта тотальность — внутренняя, лежащая в сути дела, и в этом отношении — в собственном смысле «идеальная». Она означает, что и все неизвестные в действительности случаи, будущие, равно как и прошедшие, подпадают под общее усмотрение, высказываемое суждением; да и кроме того, она распространяется на случаи, никогда действительно не происходящие в реальном контексте мира; ибо реальный контекст, с точки зрения сущностного усмотрения, «случаен». При этом дело, конечно, идёт не о реальной случайности, но только о сущностной.

Этой тотальности в точности соответствует то, что Кант подразумевал под «всеобщностью и необходимостью» синтетических суждений a priori. Эти два момента он считал признаками подлинной априорности. В чистой же математике такая тотальность принимается как нечто само собой разумеющееся. Однако в отдельном математическом тезисе она специально не высказана, но лишь неявно предполагается. Потому правота этого предположения есть предмет особого теоретико-познавательного рассмотрения и должна быть доказана специально. Между тем сам тезис индифферентен к ней. Ибо он, понимаемый чисто в своём сущностном содержании, говорит вообще не о реальных случаях; тотальность же есть именно тотальность реальных случаев. Всеобщность усмотрения есть всеобщность не коллективного высказывания, но лишь сущностного высказывания.

Многообразие реальных случаев, таким образом, в математическом усмотрении вовсе не предусмотрено. В нём рассматривается лишь идеальное содержание тезиса как такового. Это идеальное содержание здесь уже является предметом познания, причём в себе завершённым и полноценным. Познание этого рода не ждёт, появится ли за ним ещё одно предметное поле иного рода или нет. То, что за ним действительно возникают реальные случаи как дальнейшие предметы, в базовом отношении уже ничего не меняет; это всегда служит доказательством лишь в-себе-бытия математических предметов, но не их идеальности. Их идеальность, скорее, наоборот, можно схватить в индифферентности усмотрения сущности и его предмета к «случайности» реального. Ибо то, что может быть математически усмотрено в математическом предмете, усматривается совершенно независимо от всякой данности или не-данности реальных случаев — как бы по эту сторону их многообразия и их бытийственной тяжести.

б) Подлинная самостоятельность и ложная изолированность идеального предмета

Таким образом, уже в силу этой первой причины дело не идёт о том, чтобы полностью растворить идеальное бытие в реальном. Если всё-таки захотят предпринять такую попытку, то математическое познание будут вынуждены с самого начала понимать как реальное познание, что в свою очередь означало бы, что чистой математики не существует. Но тогда будет нелегко поддерживать априорность математического познания. Тем самым впадут в «математический эмпиризм», который все сводит к реальному опыту, например проделают опыт, что 3 χ 12 вещей будет 36 вещей, и извлекут из этого всеобщее положение. Но остаётся сомнение, что подобным образом строго всеобщего положения не получить. Скорее то, что получается в действительности, ещё нуждается в обобщении. Но таковое на основе эмпирии совершенно невозможно; как раз без заранее данной строгой всеобщности и необходимости никогда нельзя знать, какими окажутся прочие, не данные в опыте случаи. Но это можно прекрасно знать, если смотреть не на реальные случаи, но на сами идеальные математические отношения.

Но как можно смотреть на идеальные математические отношения, если они не составляют самостоятельного предмета видения? Ведь наглядными они должны быть именно по эту сторону конкретизации в реальных случаях. И такая наглядность существует на самом деле. Так, определённый треугольник, определённая окружность, определённый эллипс, определённый степенной ряд, определённое число и прочее в себе самих совершенно наглядны, а именно в характерном единственном числе идеальной сущностной структуры, по эту сторону всякой множественности реального. На такой наглядности идеальных предметов в себе самих основывается вся чистая математика; а она, понимаемая чисто как факт, как раз благодаря этому является однозначным опровержением не только математического эипиризма, но и математического реализма.

С другой стороны, здесь важно сразу же быть осторожным в отношении далеко идущих выводов. Самостоятельная предметность — это всё-таки выражение, допускающее ложное толкование. Что в ней действительно может быть зафиксировано — это объективная всеобщность и односторонняя необходимость. Существуют ли они только для области возможных реальных случаев, по ней, стало быть, никак не видно. Из этого, таким образом, ещё нельзя сделать самостоятельного бытия всеобщего. Или, точнее, нет причин считать a priori понятные идеальные отношения чем-то существующим изолированно для себя и как бы составляющим наряду с миром реальных случаев некий второй мир. Самостоятельная предметность для определённого рода видения не даёт для этого оснований. Универсальная погружённость идеальных сущностных отношений в реальное, несмотря на изолированность в видении, могла бы прекрасно существовать с полным оптическим правом.

История философии богата примерами ошибок такого рода. Со времён платонизма вновь и вновь происходит так, что сфера сущностей, или даже только математического, полагается как второй мир вещей или субстанций наряду с реальным миром. И здесь всегда именно самостоятельность, с которой она выступает в качестве предметной сферы, подталкивала к изолированности. Но предметность не есть бытие; и тому, что выступает изолированным в качестве предмета определённого усмотрения, не нужно существовать изолированным в себе. А так как у способов бытия, как было показано, вообще существует некая вложенность друг в друга в одном мире, то именно здесь необходимо вообще и окончательно отказаться от точки зрения изолированности. Способ бытия всеобщего и обладающего сущностью в мире очень даже может быть в высшей степени своеобразным, и изо-лируемость его схватывания может совершенно однозначно свидетельствовать об этом. Но если по этой причине захотеть вырвать всеобщее и имеющее сущность из структуры реального, то будет упущено единство мира, в котором Гетерогенное по способу бытия оказывается прочно связанным.

в) Чистая и прикладная математика

Факт приложимости чистой математики к реальным отношениям природы подтверждает в-себе-бы-тийственный характер идеального предмета. Но факт того, что она до всякого прикладного использования и независимо от него является априорной и завершённой в себе наукой, что она, таким образом, уже столь же предметно схватывает чисто в себе те же самые законы, которые затем оказываются приложимыми, этот факт доказывает, что упомянутый в-себе-бытий-ственный характер первоначально является идеальным и что образование, им обладающее, независимо от конкретизации данного реального, его охватывающего, существует по праву.

Поэтому в отношении чистой и прикладной математики можно высветить то принципиальное, что содержится в отношении идеального и реального бытия.

Имеет место некое сплошное содержание идеального бытия в реальном. Реальный мир насквозь оформляется и управляется идеальными сущностными отношениями. Распространяется ли эта сквозная оформленность на все стороны и черты реального, это другой вопрос; важно только, что она существует и что её можно обнаружить. Сказанное можно выразить и так: идеальное бытие функционирует в реальном как род фундаментальной структуры. А следовательно, реальный мир находится во внутренней зависимости от него.

Но это отношение нельзя перевернуть. Идеальное бытие, в свою очередь, не обусловлено реальным, не привязано к существованию чего-то реального. Оно обладает самостоятельностью по отношению к его наличию и потому в чистом виде схватывается именно тогда, когда реальное не учитывается. Таким образом, обусловленность, царящая здесь, является односторонней: математическое, быть может, господствует над определённым фрагментом реального, но этот фрагмент не господствует над математическим. Внутри этого фрагмента реальные отношения, пожалуй, определяются математическими законами, но это не привязывает их к сфере реальности.

Это причина того, почему в известных областях идеальное по содержанию может простираться далеко за пределы реального, то есть что существуют и идеальные отношения, не содержащиеся (не «реализующиеся») в реальности. Наиболее известные примеры этого образуют мнимые числа и Неевклидовы пространства. Чего-то соответствующего мнимому числу в физическом пространстве не существует. И о множестве геометрических «пространств» можно, по крайней мере, сказать, что только одно из них по структуре и по законам может соответствовать реальному пространству, то есть что только одна из этих систем геометрических измерений и законов может быть системой существующего космоса. Ибо космическое пространство с необходимостью «одно». И какая бы геометрия ни была свойственна ему, всегда остаются прочие, которые в этом случае будут и останутся именно ирреальными. Но как идеальные предметы ирреальные пространства совершенно равнозначны тому одному, которое реализовано в космосе. Они, стало быть, таким же способом обладают идеальным бытием, что и оно, но только не реальным; подобно тому как они представляют такую же структурную жёсткость для чистого созерцания и мышления. Потому по этим пространствам геометрически даже не видно, какое из них является реальным пространством. Кратко это отношение можно выразить и так: идеальное бытие индифферентно к реальному, а именно к его собственной реализации в мире; реальное же бытие никогда не бывает индифферентным к идеальному, оно всегда уже предполагает некую идеальную структуру, несёт её в себе и насквозь управляется ей.

г) «Случайность» реального и «область возможности» идеального

На этом основывается много раз упоминавшаяся «случайность» реального с точки зрения идеального. Необходимо с позиции идеального бытия всегда только идеальное бытие, никогда не реальное. Такая необходимость, следовательно, есть необходимость не реальная, но только лишь сущностная. Из неё никогда не следует, что вещь реальна, и как раз это означает, что вопреки такой необходимости реальность вещи остаётся «случайной». Но эта случайность, в свою очередь, есть лишь сущностная случайность, не реальная; в реальном контексте вещь вопреки ей прекрасно может быть необходимой.

Потому и представляется царство идеального бытия, рассматриваемое с точки зрения реального, царством «возможностей». В этом смысле Лейбниц говорил о множестве «возможных миров». Но и к такой возможности относится, что она есть лишь сущностная, не реальная, возможность. В состав последней, вероятно, входила бы ещё длинная цепь реальных условий; и пока они не выполнены, вещь фактически, скорее, невозможна.

С точностью исследовать это отношение можно только в рамках специального модального анализа. Он относится к другому кругу рассуждений. Здесь остаётся только добавить ещё одно: «случайность» реального и «область возможности» идеального — это не в собственном смысле модальные определения, но лишь зеркальное отражение отношения всеобщего и индивидуального, поскольку и то и другое вложены друг в друга в одном общем мире. Идеальные структуры именно всеобщи, и в этом отношении они включают в себя некую неопределённость; последняя же представляется множественностью «возможностей». Реальные случаи в свою очередь индивидуальны и в этом отношении «случайны» с точки зрения всеобщего. Таким образом, за взаимной контригрой этих модальностей стоит, скорее, включённость друг в друга идеального и реального. Причём подлинный результат всего этого рассуждения сводится к тому, что выше уже было отмечено как сущность этого отношения: способ бытия идеального вовсе не отделён от реального, но, пожалуй, является относительно самостоятельным и потому также может схватываться самостоятельно. Положение идеального в структуре мира однозначно характеризуется положением всеобщего в множественности случаев.

Всеобщее как раз существует отнюдь не по ту сторону случаев (ante res) для себя, но и отнюдь не только in mente как абстрагированное от них (post rem), но исключительно in rebus. Но тем не менее особенностью реальных случаев оно не исчерпывается, но охватывает большее. Потому его способ бытия нельзя безоговорочно приравнять к способу бытия общего в реальных случаях. Только в смысле этого выступа-ния за реальную сферу оправданно говорить о собственном способе бытия идеального. Это происходит без риска недоразумения до тех пор, пока из простого в-себе-бытийственного характера, означающего только отличие от бытия реальных случаев, не делают самостоятельного или даже субстанциализированного для-себя-существования.

Таким образом, формально, пожалуй, можно говорить о некоем приоритете идеального бытия перед реальным — так, как о нём утверждалось во всех платонизирующих направлениях философии. Онтологически же этого придерживаться нельзя, в особенности если с этим приоритетом связывается представление, будто дело идёт о более высоком, более абсолютном или совершенном способе бытия. Подобно тому как онтологически всеобщее есть всегда только момент в реально-индивидуальном и как таковое является подчинённым, так и в отношении идеального бытия должно быть справедливо, что оно есть, скорее, низший и как бы неполный способ бытия и только реальное является полным. Ведь низшее всегда содержится в высшем, но не наоборот. Неполнота — это как раз неопределённость всеобщего, а она в свою очередь порождает нечёткую множественность «возможностей», которые не являются собственно реальными возможностями.

Потому и «обусловленность» реального идеальным не есть детерминация к реальности и уж тем более — к каким-либо особенностям реального. Она есть лишь односторонняя зависимость в смысле частного условия. Она, таким образом, означает обусловленность высшего образования низшим, подобно тому как всеобщее в индивидуальном есть лишь структурный элемент.