Леонид Владимирович Гнатюк:
Язык — это мышление?

Введение

В Предисловии к первому изданию «Критики чистого разума» И. Кант высказывает замечательную мысль о том, что любой человек, как только он начинает мыслить, даже в условиях обыденных обстоятельств нередко начинает использовать положения, содержание которых является предметом не обыденного опыта, а, скорее, отвлечённых философских суждений. Примерами таких положений могут быть понятия о жизни, смерти, зле, добре, счастье, смысле и тому подобных категориях. Но как представления о таких понятиях возникают в человеческом разуме, спрашивает Кант, и даёт ответ: «они навязаны ему его собственной природой».

Однако такой ответ только фиксирует возникшую проблему, но не решает её, поскольку сразу же возникает вопрос об этой самой природе, которая таинственным образом простейшие данные чувственного опыта снабжает содержанием, которого в этом опыте не может быть по определению. Действительно, как из ощущений, вызванных нашими органами чувств, мы поднимаемся на уровень рассуждений о нюансах духовной жизни или смысле нашего существования?

Поставленный Кантом вопрос очерчивает всю дальнейшую проблематику «Критики чистого разума». Усилия, употреблённые философом для решения этого вопроса, как известно, потребовали от него введения положения о наличии у человека априорных (доопытных) форм разума и его рассудочной деятельности, которые несут с собой возможность чисто метафизического, то есть, сверхчувственного познания.

Но каково происхождение этих априорных форм и каков характер их связи с опытным познанием человека?

Что касается вопроса о происхождении априорных форм, то он Кантом попросту снимается. Априорные формы представляют собой необходимое условие деятельности человеческого разума и только. Что же касается вопроса об их связи с чувственным опытом, то эта связь признаётся как такая, в которой априорные формы привносят от себя в чувственный опыт то содержание, которое и позволяет человеку подняться к формированию идей высшего порядка.

Следует, видимо, признать, что этот смелый методологический ход Канта и те выводы из него, которые послужили основой дальнейшего развития всей классической немецкой философии, к настоящему времени имеют чисто исторический интерес и были вызваны исключительно потребностями эпохи набирающего силы буржуазного развития. В центре её внимания (во всяком случае, в области философии) находился вопрос о природе человека и его разума как о явлении, определяющем ход истории и перспективы прогресса. При этом разум рассматривался как величина самодостаточная, автономная и активная. Полагалось, что только его возможности смогут привести человека к полному (как тогда мыслилось) рациональному господству человека над природой. Разум был буквально обожествлён, и Д. Дидро по этому поводу говорит: «Разум означает для философа то, что благодать означает для христианина».

Очевидно, что разумная деятельность для мыслителей того времени приобрела характер новой вероисповедальной доктрины. Самым завораживающим в ней казались возможности этой деятельности, её результаты, а главное — вопрос о механизмах, которые эти результаты могли бы обеспечить. Кантовская критическая философия стала одним из вариантов ответа на этот вопрос. Во всём своём объёме она, как известно, оказала огромное воздействие на дальнейшее развитие мировоззренческих принципов в пределах мировой философской мысли.

Вместе с тем, разработка этих принципов и сопутствующих им научных методологий XVIII века была только прелюдией к той научной революции, которая определила лицо двух последующих столетий. Появление генетики, кибернетики, потрясающих открытий в физике и других науках дискредитировали значимость отвлечённых философских рассуждений о разуме как таковом, о мышлении вообще, об универсальных законах развития духа и так далее.

Создавшаяся ситуация отчётливо напоминает нам об участи средневековой схоластики, которая уступила своё место энергичному напору свежей мысли возрожденческой эпохи. Естественным поэтому стало то, что интеллектуальная тенденция нашего времени потребовала от исследования, которое хочет оставаться в пределах философии, содержания, основанного на понятиях, выработанных современной наукой. Так, например, философская разработка вопросов о природе сознания, разума, его мыслительной деятельности будет, очевидно, лишена всякой основательности вне её связи с понятием информации как необходимой основы существования нашего объективного мира, равно как и жизни внутреннего мира человека.

В свою очередь, современные представления о человеке будут беспочвенными, если мы не примем во внимание основополагающие принципы генетики, а также впечатляющие успехи создания всё более совершенных систем искусственного интеллекта.

С другой стороны, эти, а также стремительно возникающие новые направления строгой мысли, очевидно, требуют создания относительно целостного мировоззренческого проекта творимой ныне научной картины мира, что и является истинной задачей современной философии.

Вопросом, правда, является то, в какой мере современная наука нуждается в таком проекте, и нужен ли он ей вообще, поскольку безвозвратно канули в лету времена, когда философия (например, аристотелевская) действительно могла претендовать на роль «матери всех наук». Вооружаясь постоянно совершенствующимися методами исследования, наука давным-давно перестала обращать внимание на провозглашаемые философией «мировые законы бытия», руководствуясь, прежде всего, гипотезами, которые находят или не находят подтверждение в экспериментальных данных.

Иначе говоря, если такой проект и нужен, то он, прежде всего, может быть интересен самой философии, которая при его успешной реализации смогла бы претендовать на роль некоего упорядочивающего начала, необходимого даже обыденному рассудку, легко теряющему ориентацию в мире технологических новаций, творимых наукой. Решение такой задачи само по себе может поставить философию в ряд таких частных дисциплин о человеке и мире, которая может доказать свою как теоретическую, так и практическую значимость и вследствие этого — свою необходимость.

К числу проблем, решение которых способствовало бы становлению мировоззренческого проекта философии, следует отнести и вопрос о природе языка, а также о характере его связи с мышлением. Последние исследования в этом направлении, отмеченные обилием новых подходов и расширившие свои границы за счёт рассмотрения этих вопросов этологами, подняли осознание данной проблемы на новый качественный уровень.

В предлагаемой работе делается попытка предельно широкого толкования языка как реальности, характеризующей этапы становления жизни или мыслящей себя информации.