Мышление

Мышление — это процесс функционирования сознания, определяющий познавательную деятельность человека и его способность выявлять и связывать образы, представления, понятия, определять возможности их изменения и применения. В мышлении человек рассматривает интересующий его предмет в связях, которые не даны ему в непосредственном восприятии. В этом плане мышление представляет собой особого рода «реконструкцию» форм функционирования или изменения предмета, выходящую за рамки его непосредственной данности. В мышлении человек сопоставляет своё поведение с поведением других людей, он может рассматривать себя и свои возможности с позиций и точек зрения других людей, использовать такое рассмотрение для применения своих действий, и для конструирования связей своего бытия. Мышление есть деятельная способность, с помощью которой человек может осуществлять особого рода преобразования объектов, не производя в них реальных изменений и не совершая реальных действий с ними. Такая — «идеальная» (по терминологии Э. В. Ильенкова) — деятельность мышления является условием функционирования социальных структур, воспроизводства социальных связей, сохранения и развития культуры.

Мышление может выражаться разными способами с точки зрения взаимодействия внутренних процессов и внешних действий, а также синтеза и взаимодействия чувственных и нечувственных компонентов:

1. Мышление на основе восприятия. Оно выражается в переструктурировании поля восприятия, как с помощью перцептивных действий, так и посредством внешних действий субъекта. Восприятие может относиться как к обычным предметам опыта, так и к искусственно созданным предметам.
2. Мышление на основе наглядных представлений. Комбинирование этих представлений, их разделение и синтез могут выступать средствами решения проблем, а в некоторых случаях играют ведущую роль.
3. Мышление на основе языка. Оно может выражаться как в виде внешне выраженной речи, (диалога, полилога), так и в виде внутренней речи, размышления «про себя». Мышление такого рода может быть ненаглядным, использовать понятия, непосредственно не соотносимые с восприятием или представлением. Исторически именно этот частный вид мышления — ненаглядное мышление «про себя» — считался выражением существа мышления.

Мышление является одним из основных предметов философствования, присутствуя в его структуре с момента возникновения философии как таковой (см. Философия), а его проблематика часто оказывается в центре философских дискуссий между различными школами, подходами и в периоды смены философских и научных парадигм. В философской традиции, изначально разделяющей познание на чувственное и рациональное (логическое), мышление противопоставляется чувственному познанию как опосредованное отражение реальности непосредственному (см. Знание). Мышление изучается логикой, психологией, лингвистикой и многими другими науками. Философские исследования мышления так или иначе всегда были связаны с вопросом о логике мышления. В отличие от логики как самостоятельной дисциплины (см. Логика), занимающейся структурами мышления, выраженными в рассуждениях, философию интересовали вопросы связи мышления с бытием и деятельностью человеческого индивида, с развитием общества, с функционированием культуры.

Основоположник Афинской философской школы Анаксагор в рамках своего учения о вечных элементах мира вводит категорию с близким мышлению семантическим содержанием — нус, которая выступает как первоначало мирового порядка. Анаксагоровская категория больше не встречается в философии, но этим было положено начало традиции мыслить мышление как субстанцию, какими бы терминами оно в дальнейшем ни именовалось: логос, софия, чистый разум и тому подобные. Идея субстанциональности мышления была органична для «физики» досократовского периода античной философии, затем менялись формы представления субстанции мышления в метафизических системах. Наиболее популярными были системы, разделившие мир на умопостигаемый и нравственный (Платон) или как состоящий из двух субстанций (мышление и материя) у Р. Декарта, как вариант — два модуса одной субстанции у Б. Спинозы. Аристотель впервые обратился к мышлению не с метафизической установкой, а с технической. Имея дело с софистикой и с развитым мышлением платоновской философии Аристотель предпринял попытку формализации мышления через нормировку и задание системы правил. Так был сформирован корпус «Органона» с «Аналитиками, «Топикой» и «Метафизикой». После Аристотеля появилась возможность говорить о правильном мышлении, и о правильном и неправильном в самом мышлении. До «Аналитик» и «Метафизики» можно было объявлять правильным или неправильным только результат мысли или вывод, противопоставляя другой результат или вывод. В античной математике был принят методологический принцип доказательства, а сами аристотелевские «Аналитики» были положены в основание нормативной формальной логики (см. Логика формальная). Далее нормировкой правильного мышления занималась логика, в основе которой лежала силлогистика Аристотеля, совершенствовавшаяся и формализуемая многими поколениями античных и средневековых логиков. Начиная с Нового времени техническое отношение к мышлению находило выражение в изобретениях новых форм доказательств, в построении иных, неаристотелевских логик.

Рассмотрение в философии мышления, прежде всего с точки зрения его логики, естественно выдвигало на первый план исследование связей между понятиями. Связи между другими образами и формами, фактически обеспечивающими переживание индивидами своего бытия, возможность их общения, воспроизведение и изменение их предметной обстановки, в философии учитывались явно недостаточно. Структуры повседневного опыта людей — причём структуры весьма различные, — ориентирующие взаимодействия людей и их самоопределение, трактовались сквозь призму общих форм как более или менее логичные. Мышление в разных вариациях философствования (здесь имеется в виду главным образом европейская «классическая» философия) оказывалось обобщением человеческого опыта или приобщением человека к неким всеобщим формам разумной деятельности. Тема развития мышления, предполагавшая сопоставление различных мыслящих субъектов, также развёртывалась на основе признания универсальных форм познания и логики, которые может осваивать (или не осваивать) человеческий разум, присоединять (или не присоединять) к своей деятельности человеческий субъект. Различия мышления научного и профанного, культурного и «варварского» во многом определялись убеждением в том, что единство мышления зиждется на универсальных формах.

Мышление, структурированное всеобщими категориями и законами, рассматривалось не только как средство проникновения человека в различные сферы бытия, но и как связь (точнее, социальная связь), обеспечивающая преемственность культуры, сохранение её норм, а следовательно — и возможности взаимопонимания между людьми, взаимосогласованного их поведения. Воспроизведение европейской культуры в значительной мере понималось именно как сохранение логики мышления с помощью общих категорий, понятий, определений. Мышление же по большей части выступало в роли логики обобщения, сводящего различия индивидуальных явлений к правилу, закономерности, тенденции. Понятие, вырастающее из обобщения, оказывалось вместе с тем и культурной формой, общезначимой нормой, соединяющей поведение и мышление людей. Эта традиция фактически воспрепятствовала развитию в философии логики индивидуального, особенного, конкретного, идеи, к развёртыванию которой были близки В. Дильтей, В. Виндельбанд и Г. Риккерт. Вопрос о мысли, вырастающей в мышление о конкретном, особенном, целостном был фактически сформулирован уже к середине XIX века в немецкой классической философии (Г. В. Лейбниц, И. В. Гёте, Г. В. Ф. Гегель, Ф. В. Й. Шеллинг, К. Маркс). Однако в распространившихся в конце XIX века вульгарных версиях гегельянства и марксизма идея мышления о конкретном была сведена к идее диалектики как логики всеобщего. Так эта традиция сомкнулась с традицией понимания мышления как оперирования общими понятиями и всеобщими определениями, в крайних догматических вариантах — как использования готовых мыслительных форм в познании, образовании, построении практических действий. Реакцией на эту традицию явились попытки рассматривать и формулировать мышление на основе идей, что были определены Дильтеем, Риккертом и Виндельбандом, и, соответственно, — потребностями понимания конкретных индивидов, событий, групп, субкультур.

Хотя «понимание» на первых порах трактовалось по преимуществу психологически, как взаимодействие индивидов на уровне «обмена» чувствами, мотивациями, предпочтениями, в дальнейшем его истолкование стало сближаться с философской традицией описания мышления. Поскольку наиболее важным моментом понимания оказывается подстановка субъектом себя на место другого (как средство «вживания» в структуры его психики и мышления), постольку выявляются непсихологические моменты понимания, необходимость мыслительного, рационального, логического определения среды понимания, его конкретного контекста. Мышление в этом плане выступает в роли инструмента, определяющего временные и пространственные формы, задающие систему понимания, его общезначимые параметры, «картину» ситуации, которой пользуются взаимодействующие субъекты. Под знаком этой задачи возникает традиционный вопрос о категориях мышления, но подход к категориям оказывается нетрадиционным, ибо суть вопроса — не всеобщая природа категорий, а их «естественное» функционирование во взаимодействиях субъектов, их роль в упорядочивании или выстраивании контекста межсубъектных связей. В понимании, трактуемом достаточно широко, образ «другого» оказывается нетождественным образу другого индивида: в разных познавательных и практических ситуациях в этом качестве могут выступать группы, субкультуры, художественные или религиозные направления, предельные мыслительные характеристики мироздания, доступные человеку. Возникает естественная потребность преобразования мыслительных форм, их выведения за пределы обычного опыта, а стало быть — использования рационально-логических средств и культуры оперирования этими средствами, созданной философией.

Вплоть до XX века мышление представлялось философам гомогенным и гомоморфным процессом. Поэтому всегда предпринимались попытки либо искусственно выработать единые его правила, либо установить законы процесса мышления и на их основе определить для него соответствующие нормы (классическая логика, математика, грамматика). В XX веке основная проблематика мышления перемещается из плоскости соотнесения мысли индивида с универсальными формами разумности в многомерное пространство взаимодействия человеческой мысли с разными способами практического и духовного освоения мира, с разными, характеризующимися собственной логикой бытия, «классическими» и «неклассическими» объектами и процессом их познания. Культура перестаёт быть внешним ориентиром мышления и становится его внутренней формой. Более того, этот «поворот» обнаруживает, что и прежде культура была «внутренней формой», «настраивающей» и «выстраивающей» мышление, хотя она иногда — как, например, в европейской рациональности, — и выступала в превращённой форме некоей привилегированной или универсальной логики.

Переход от одномерного к многомерному и плюралистическому представлению о мышлении выявил проблему его эволюции, периодизации этого процесса, выделения типов мышления и разных способов их взаимодействия. Вопрос о мышлении включается в исследования, описывающие разные типы социальности и связанные с ними культуры мышления. Однако предметная и дисциплинарная организация науки, философии и европейской рациональности в целом оказалась устаревшей перед лицом задач исследования мышления. Требовались новые формы синтеза и конфигурирования областей знания и методов. Продолжение исследований мышления в рамках одного предмета (например психологии, логики или кибернетики) вели к очевидному редукционизму. В свою очередь, сами объекты и предметы конкретных наук стали трактоваться не как объекты природы, а как организованности мышления, а само мышление выступать как центральный момент познавательной деятельности. Не подвергавшиеся ранее критике представление о спонтанности и естественности мышления, его индивидуальном характере, о локализации его в сознании или в психике перестали быть адекватными поставленным проблемам. Наряду с этим стало понятно, что мышление может быть специально организовано как трансперсональный процесс в деятельности, диалоге (полилоге) или в игре. Предпринимались разные попытки организации мышления без преодоления редукционизма (разнообразные технологии мышления), разрабатывались различные программы для решения прикладных задач, в которых мышление организовывалось (или «улавливалось») теми или иными косвенными способами (Think Thanks, Манхэттенский проект, Римский клуб, Тэвистокские сессии, Кремниевая долина и другие).

Отдельная линия в исследовании процессов мышления проводилась в психологии, которая претендовала на выявление его закономерностей как реально протекающего процесса. До начала XX века в целом считалось, что мышление не может исследоваться методами научной психологии, поскольку рефлексия и интроспекция нивелируют сам процесс мышления, а исследователю доступны только знаки уже осуществлённого мышления, что, таким образом, выходит за пределы предмета психологии. Современные психологические школы имеют несомненные достижения в исследовании феноменальной стороны процесса мышления (О. Кюльпе, М. Вертхеймер, К. Дункер, Л. С. Выготский, Ж. Пиаже, когнитивная психология и гештальтизм).

В течение многих лет мышление было предметом интенсивного изучения в Советском Союзе, особенно в 1960–1980-х годах. Оригинальная программа, синтезирующая знания и подходы разных предметов и дисциплин под задачу исследования мышления была сформулирована в 1950-х годах в Московском методологическом кружке (Г. П. Щедровицкий, Б. А. Грушин, А. А. Зиновьев, М. К. Мамардашвили) в процессе разработки содержательно-генетической логики. С конца 1970-х годов эта программа разрабатывается как системо-мыследеятельностная методология (см. СМД-методология) на основе онтологических и организационных представлений о мыследеятельности. Влиятельные школы сложились также в российской психологии, где проблематика мышления разрабатывалась на основе разных теоретических программ и экспериментальных исследований. Толчок для многих таких разработок дал в начале 1930-х годов в своей книге «Мышление и речь» Л. С. Выготский. Отталкиваясь от ряда идей Л. С. Выготского, А Н. Леонтьев сформулировал программу экспериментального исследования мышления. Эта линия была продолжена в работах П. Я. Гальперина (концепция формирования умственных действий), В. В. Давыдова (исследование формирования разных видов обобщения в обучении), О. К. Тихомирова (проблема целеполагания в процессе мышления) и других. С. Л. Рубинштейн развил теорию мышления как аналитико-синтетической деятельности и как процесса. Эта программа получила дальнейшее развитие в теоретических и экспериментальных исследованиях А. В. Брушлинского, К. А. Славской и других.