Аналитическая философия

Понятие аналитической философии

Аналитическая философия — это доминирующее направление философской мысли (см. Философия) в англоязычной интеллектуальной традиции в XX и XXI веке, которое объединяет различные философские направления (логический позитивизм, философию лингвистического анализа, теорию речевых актов и другие), использующие методы логического и лингвистического анализа языка (см. Язык) для решения философских проблем и ориентирующиеся на идеалы логической строгости, ясности и точности (см. Логика).

В настоящее время аналитическая философия считается одним из наиболее влиятельных направлений современной западной философии, охватывая при этом довольно разнородные течения, группы и отдельных философов, которых объединяет не столько тематика философских концепций, сколько общие задачи: исследование языка с целью выявления структуры мысли, ясного соотнесения вербального и реального, чёткого разграничения значимых и пустых, осмысленных и бессмысленных выражений, и так далее. Аналитическая точка зрения исходит из того, что язык обуславливает все сферы многообразной деятельности (см. Деятельность) человека и представляет интерес не только в качестве средства передачи некоторого содержания, но и как самостоятельный объект исследования, необходимый компонент любого рационального дискурса (см. Дискурс).

В широком смысле аналитическую философию можно трактовать как определённый стиль философского мышления для которого характерны такие качества, как акцентированная строгость, точность используемой терминологии, сдержанное отношение к широким философским обобщениям, абстракциям и спекулятивным рассуждениям. Для философов-аналитиков сам процесс аргументации не менее важен, чем достигаемый с его помощью результат.

Язык, на котором формулируются философские идеи, рассматривается в рамках аналитической философии не только как важное средство исследования, но и как самостоятельный объект исследования. Разработка процедур анализа предложений естественного языка была на протяжении более чем столетней истории аналитической философии в центре внимания всех её школ, причём наиболее важным моментом этого анализа оставалось сопоставление логической и грамматической формы предложений. Особое внимание уделялось выявлению логической формы тех языковых средств (например, обозначающих фраз), применение которых приводит к всевозможным заблуждениям и парадоксам, имеющим философское значение. Предполагалось, что подобный анализ должен заменить нечёткие выражения тех или иных проблем в естественном языке такими формулировками, которые демонстрировали бы действительную суть исследуемых проблем. В этом случае соответствующая проблема, выступавшая как философская, может оказаться либо псевдопроблемой, либо носить логико-лингвистический характер, либо предполагать конкретное содержательное исследование. Создавались проекты разработки синтаксически и семантически точного «совершенного», «идеального», языка, лишённого «спекулятивных построений» и «литературной произвольности», который мог бы способствовать прогрессу научного знания. Поле исследований аналитической философии (логика, эпистемология) постепенно расширялось, охватывая всё многообразие форм человеческого опыта (этику, эстетику, право и другие). В определённый период (20–40-е годы XX века) для неё были характерны претензии на роль методологии всего научного знания (включая общественные науки), способствующей его унификации.

Внутри аналитической философии можно выделить два основных направления: 1) философию логического анализа, которая в качестве средства анализа применяла аппарат современной математической логики (см. Логика математическая); 2) философию лингвистического анализа, или лингвистическую философию, отвергавшую логическую формализацию как основной метод анализа и занимавшуюся исследованием типов выражений в естественном языке, в том числе когда он применяется при формулировке философских понятий (см. Логическая семантика). Единые в своих претензиях совершить «революцию в философии», оба эти течения выражают, однако, различные умонастроения: в то время как философия логического анализа считает себя философией науки и представляет линию так называемого сциентизма в современной философии, сторонники философии лингвистического анализа выступают против какого-либо культа научного знания и оказываются адептами «естественного» отношения к миру, выраженного в обыденном языке.

Развитие аналитической философии

Историко-философские корни аналитической философии прослеживаются в логической традиции Аристотеля, в традиции британского эмпиризма и номинализма, отчасти в кантовской философии, а также в австрийской философской мысли второй половины XIX века. Предшественниками аналитической философии считаются Р. Декарт, Т. Гоббс, Дж. Локк, Г. В. Лейбниц, Дж. Беркли, Д. Юм, И. Кант, Дж. Ст. Милль, а также Ф. Брентано и его последователи, которые были основными теоретиками «научной» философии в XIX веке.

Непосредственно возникновение аналитической философии было подготовлено новыми тенденциями в развитии науки на рубеже XIX–XX веков и вызвано стремлением применить к исследованию традиционных философских проблем математическую логику, действенность которой при описании оснований математики была доказана работами Г. Фреге и «Principia Mathematica» Б. Рассела и А. Уайтхеда. Поэтому изначально аналитическая философия была тесно связана с логико-математическим знанием. Первые представители аналитической философии (Г. Фреге, Б. Рассел, Л. Витгенштейн, Ф. Рамсей и другие) были одновременно и крупнейшими специалистами в области математической логики. Они разрабатывали программу глубинного логического анализа языка, который противопоставляли «поверхностному» подходу лингвистической науки.

Исходные проблемы и понятия аналитической философии были сформулированы в статье немецкого логика и философа Г. Фреге «О смысле и значении», опубликованной в 1892 году. Её принято считать началом аналитической философии, поскольку в этой статье формулируются основные её проблемы и вводятся основные её понятия. Фреге исследует вопрос об отличии познавательной ценности синтетических, как их называл И. Кант, суждений (A = Б) от познавательной ценности аналитических суждений (A = A). Приращение знания достигается за счёт первых, однако причины отождествления двух разных выражений A и Б (условие истинности синтетического суждения) далеко не ясны. Фреге предположил, что входящие в синтетическое суждение «собственные имена» (слова, знаки, обозначения, выражения) A и Б отождествляются тогда, когда указывают на один и тот же общий референт (совпадающий внешний объект, на который они направлены). Так, например, причиной отождествления собственных имён «Утренняя звезда» и «Вечерняя звезда» является наличие у них общего референта — планеты Венера. Значение собственного имени сводится к указанию на объект, то есть к референции; это основное положение «референциальной теории значения», общепринятой в аналитической философии в первый период её развития. Помимо значения (см. Значение), существует ещё способ представления объекта, который Фреге называет «смыслом собственных имён»: имена «Утренняя звезда» и «Вечерняя звезда» по-разному представляют планету Венера и потому имеют разный смысл. Собственное имя выражает смысл и обозначает значение. Распространяя представления о смысле и значении на совокупность повествовательных предложений, Фреге замечает, что такое предложение содержит мысль, являющуюся его смыслом, и имеет истинную ценность (оно истинно либо ложно), которая суть его значение. Традиционный способ логического исследования предложения через сведение его к суждению в субъектно-предикатной форме открывает только смысл, но не значение предложения, поэтому Фреге предлагает иной способ анализа, прибегая к логике кванторов, одним из первооткрывателей которой он был. Такого рода анализ позволяет Фреге разрабатывать подходы для конституирования логически безупречного языка с помощью логики кванторов, в котором каждое собственное имя указывает на определённый референт, а введение любого нового имени не меняет истинностную ценность предложения. Таким образом, Фреге положил начало стремлениям использовать подходы математической логики для разрешения уже собственно философских вопросов.

В ряду известных философов и логиков конца XIX — начала XX века Г. Фреге занимает особое место. Его роль в современной логике, которую он в значительной степени создал, сравнима разве что с ролью Аристотеля в логике традиционной. Фреге, в частности, заложил основы той области знания, которая получила название оснований математики, впервые отчётливо связав проблему формального единства содержания математики с принятыми в ней способами рассуждения и заложив тем самым, основы теории формальных систем. Это стало возможным только потому, что им была осуществлена одна из первых аксиоматизаций логики высказываний и логики предикатов, причём последняя фактически впервые появилась в его трудах. Фреге заложил основы логической семантики, отделив в логической теории средства выражения (синтаксис) от того, что они обозначают. Наконец, он выдвинул программу прояснения основных понятий математики, которую и попытался осуществить с помощью процедуры сведения математики к логике, реализуя одну из возможных методик прояснения специфики математического знания. Совокупность результатов, достигнутых им в логике, предполагала совершенно определённый концептуальный сдвиг, который отражает влияние его трудов на развитие современной мысли в целом.

Несмотря на то, что как математические, так и философские труды Г. Фреге оказали значительное воздействие на становление аналитической философии, а его терминология была принята многими представителями данного направления, теория смысла и значения во всей её полноте и следующий из неё способ анализа предложений остались уделом немногих исследователей. Большая же часть представителей аналитической философии принимает в качестве первоисточника работы кембриджских философов Б. Рассела и Дж. Э. Мура, выступивших в 90-х годах XIX века против абсолютного идеализма, противопоставив ему философский «реализм» и «анализ».

Б. Рассел, демонстрируя противоречивость взглядов представителя школы абсолютного идеализма Ф. Г. Брэдли, противопоставляет логике «внутренних отношений» абсолютного идеализма и философскому монизму логику «внешних отношений» и образ плюралистической Вселенной, соответствующий, как ему представлялось, характеру современной науки и «реалистическому» взгляду. Критика Рассела философских систем прошлого сводилась к тому, что традиционная «спекулятивная философия» (или «метафизика» в его терминологии) давала неправильное объяснение мира вследствие применения «плохой грамматики», поэтому для воплощения истины необходим более «аналитичный» язык. Отсюда, по его мнению, следует необходимость перехода к анализу предложений, основывающемуся на логике кванторов, созданной Г. Фреге и Дж. Пеано. Рассел определял такой анализ как переход от чего-то неясного, неопределённого, неточного к ясным, чётким, определённым понятиям, составляющим последний предел анализа и являющимся в этом смысле «атомами» языка (отсюда название его концепции — «логический атомизм»). В его концепции, атомы логически совершенного языка должны взаимно однозначно соответствовать фактам.

Процедуры языкового уточнения и прояснения понятий и суждений Рассел и Мур назвали «логическим анализом». Этот термин, вначале относившийся к методу исследований, позднее определил название всего философского направления, причём понятие «анализ» берётся не в каком-либо специальном, а в достаточно общем значении, практически как синоним понятия «рациональное, дискурсивное рассуждение». Полемика Рассела с теорией внутренних отношений Брэдли и его единомышленников оказалась важным отправным пунктом для всего аналитического движения, а самого Рассела привела к построению плюралистической онтологии, в основе которой была логика внешних отношений.

В 1905 году в статье «О денотации» Рассел впервые изложил «теорию дескрипций», в соответствии с которой всё то, что Г. Фреге называл «собственными именами», подразделялось на два класса: 1) имена, простые символы, прямо обозначающие единичные объекты, которые являются их значениями; 2) дескрипции, состоящие из нескольких слов с уже закреплённым значением, получающие своё значение в результате соединения слов, из которых состоят дескрипции. Дескрипции подразделяются на неопределённые и определённые (с артиклем the, придающим всему выражению смысл «именно этот»). Последние, как полагал Рассел, мы путаем с именами, и даже более того: все употребляемые в обычной речи имена не являются простыми символами, но представляют собой сокращения определённых дескрипций. Поскольку совершенный логический язык должен состоять только из простых символов, а далеко не все слова являются таковыми, необходима логическая редукция предложений философии к предложениям, составными частями (конституентами) которых будут только простые символы. Поскольку, по мнению Рассела, вводимое им различие между именами и дескрипциями отражает различие между знанием, полученным непосредственно, в результате знакомства с объектом, и знанием, полученным опосредованно, в результате заочного представления объекта, логически совершенный язык, состоящий только из простых символов, послужит совершенным воспроизведением реальности.

Наряду с этим, Дж. Э. Мур, которого занимал анализ философских понятий и проблем средствами обыденного языка и здравого смысла, разработал концептуальные подходы для процедур перефразировки неясных высказываний в синонимичные и более ясные. В своих первых работах Мур осуждает тезис «философии для философов», то есть критикует аргументацию традиционной философии, прежде всего, господствовавшего в английских университетах того времени идеализма. Условием сравнения для оценки философских тезисов он считал здравый смысл. При этом, в анализе Мура философия уже не занята логическим структурированием предмета и приведением его к нормам языка (как делает Рассел), но предметы речи «расчленяются» философскими тезисами для того, чтобы уменьшить их до самых простых рабочих тезисов, фронтальных и соразмерных со здравым смыслом, ориентированных на нормы эмпиризма. Кембриджские работы Мура, наиболее важной из которых является статья «Природа суждения» (1899), получили широкую известность с начала XX века и вскоре начали влиять на формирование аналитической рациональности английского типа. Ныне считается, что Мур возродил исконно английскую философскую традицию эмпиризма и рациональности, акцентируя при этом внимание на свойствах языка. С Мура начинается постепенный переход от анализа математических и логических структур к исследованию реального функционирования обыденного языка.

Работы Г. Фреге, Дж. Э. Мура, Б. Рассела определили лицо первого этапа истории аналитической философии, длившегося с 1890-х по 1920-е годы; на протяжении этого этапа задачей анализа считалось усовершенствование философии с целью создания научно обоснованной философской картины мира. Логико-философские идеи Рассела находят дальнейшее развитие у Л. Витгенштейна, которому принадлежит характерное аналитическое толкование философских проблем как особых, имеющих в отличие от проблем конкретных наук не предметно-содержательный, а концептуально-языковый, или «грамматический» характер, как связанных со сложной корреляцией вербального и реального.

Вышедший в свет в 1921 году «Логико-философский трактат» Л. Витгенштейна открывается вариантом «логического атомизма» Б. Рассела. Однако, используя термины Рассела, Мура и Фреге, Витгенштейн создаёт принципиально иной вариант аналитической философии, открывающий новый этап её истории. Витгенштейн описывает картину мира, складывающегося из «фактов», представляющих собой комбинации изменчивых «положений дел» неизменных и лишённых чувственных качеств «объектов». Условием возможности представления мира в предложениях естествознания служит логическая форма, которая показывается в предложениях, но невыразима, что делает предложения о предложениях бессмысленными. По этой причине Витгенштейн полагает, что только предложения естествознания, но отнюдь не философии, могут быть осмысленными (содержащими мысль, представляющими собой логический образ фактов).

В отличие от Фреге, Мура и Рассела, Витгенштейн полагает, что редукция предложений науки к элементарным предложениям означает конец традиционной метафизики, проблемы которой оказываются псевдопроблемами, а предложения — бессмысленными. Философия в понимании Витгенштейна не есть теория, знание-результат. По его мнению, философия — это совокупность различных методов прояснения, незамутнённого видения реальности сквозь речевые средства её выражения. Для решения этой задачи изобретается особая практика речевого прояснения или анализа. Тот факт, что философия существует и как система предложений, он, в соответствии с общепринятыми в аналитической философии взглядами, объясняет некритическим восприятием обыденного языка, в котором присутствуют многозначные знаки или знаки, которым не приписано значение. Рассматривая философию как деятельность, необходимую для «логического прояснения мыслей», Витгенштейн указывает на то, что большинство философских вопросов и трудностей возникает вследствие того, что «мы не понимаем логики нашего языка», а следовательно, эти вопросы представляют собой «псевдопроблемы», для снятия которых и необходима практика анализа, подразумевающая перевод всех предложений, любой степени сложности, в атомарные предложения, репрезентирующие простейшие элементы действительности — атомарные факты. Целью выявления структуры обыденного языка, таким образом, является его перевод на логически совершенный язык.

Последняя идея стала программной для разработки концепций логического позитивизма членами созданного в 1922 году Венского кружка (М. Шлик, О. Нейрат, Р. Карнап, Г. Хан, Ф. Вайсман, К. Гёдель, Г. Фейгль, а также сотрудничавшие с ними Г. Рейхенбах в Берлине, Ф. Франк в Праге, А. Айер в Оксфорде, А. Тарский в Варшаве, Э. Нагель в Нью-Йорке), занимавшемся проблемами логического анализа науки. Анализ подразумевал здесь редукцию предложений теории к некоторым базисным предложениям, в качестве которых первоначально принимались, вслед за Б. Расселом, предложения, выражающие чувственный опыт (феноменализм), а впоследствии — предложения, описывающие наблюдения физических объектов (физикализм). Обе эти разновидности логического позитивизма в качестве нормы всякого знания принимают научное знание, единственными осмысленными выражениями считают эмпирические высказывания и тавтологии и обращаются к искусственным языкам для исправления неточностей и двусмысленностей обыденного языка. Философские предложения, не будучи вовсе бессмысленными, лишены фактуального содержания; они представляют собой правила логического синтаксиса языка науки. Что же касается синтетических суждений естествознания, прямо или косвенно описывающих факты, то для проверки их осмысленности М. Шлик ввёл принцип верификационизма (см. Верификационизм, Верифицируемость), согласно которому критерием значения предложения является возможность его проверки. В своей наиболее радикальной форме он выглядит так: предложение Σ имеет значение тогда и только тогда, когда оно не является аналитическим предложением или противоречием, и если логически следует из непротиворечивого конечного класса предложений Ф, причём элементами этого класса предложений являются предложения наблюдения. Этот принцип был значительно расширен и ослаблен в ходе обширных дискуссий, продемонстрировавших его методологические дефекты. Следствием этого стало, в частности, включение в анализ языка науки не только логического синтаксиса (см. Синтактика), но и семантики (см. Семантика), а впоследствии и прагматики (см. Прагматика).

Проблематике верификационизма и разработке процедур верификации была посвящена значительная часть творческой активности членов Венского кружка. Прежде всего было показано, что подразумеваемая принципом верификации редукция должна привести не к фактам, но к предложениям, описывающим факты, которые и будут базисом научного знания. Эти предложения предполагалось искать в протоколах научных экспериментов, от чего они получили название протокольных; в споре между О. Нейратом и Р. Карнапом о протокольных предложениях первый отстаивал позицию, согласно которой протокольные предложения являются фактически первичными, а второй — позицию, согласно которой они считаются логически первичными. Переход к теории протокольных предложений был вызван осознанием невозможности существования неинтерпретированного факта, однако по этой же причине должна быть отвергнута и эта теория. Различение непосредственной и скрытой верификации способно было лишь отсрочить переход к новым теориям языка науки. В противовес разработке процедур верификации, К. Р. Поппер подчёркивал необходимость постановки проблемы демаркации научного знания. В качестве основания метода демаркации Поппер ввёл принцип фальсификации, суть которого сводится к проверке принципиальной опровержимости любого предложения Поппер полагал, что только научные предложения в принципе опровержимы. Развитие этого положения привело к формированию современной философии науки, во многом выходящей за рамки аналитической философии.

В 20–30-е годы XX века Венский кружок был центром развития аналитической философии, ведущим явлением второго этапа её истории. Основное его наследие состоит в разработке логических и аналитических методов исследования языка науки и структуры научного знания, создание исторически первой формы современной философии науки, которая и ныне сохраняет своё значение в этом качестве. Работы членов Венского кружка внесли крупнейший вклад в развитие научно ориентированной философии XX века. В них была прояснена природа логики и математики, выявлены отношения между логикой и языком, с невиданной до этого в философии строгостью и тщательностью исследованы структура знания, основные методы науки, отношение эмпирии и теории.

Параллельно в ряде стран Восточной Европы возникла аналитическая традиция философской логики, до сих пор не утратившая своего влияния (например, Львовско-Варшавская логическая школа и примыкающие к ней работы Я. Лукасевича и его последователей). Представители Львовско-Варшавской школы вводят в употребление термин «метаязык» (см. Метаязык), подразумевающий некоторый язык (язык «второго уровня»), на котором описывается другой язык (язык «первого уровня»). То есть, в самом общем смысле, метаязык представляет собой некоторый язык описания какого-либо языка. Описываемый язык называют при этом «языком-объектом». Понятие метаязыка используется у Ст. Лесневского, а в дальнейшем у А. Тарского. В Венском кружке проблемами метаязыка наиболее активно занимался Р. Карнап. Согласно Карнапу, метаязык включает выражения, соотнесённые со всеми элементами объектного языка: его знаками, качеством и связью выражений, а также правилами их образования и преобразования. Метаязык строится как часть обычного языка, расширяющая язык-объект рядом семантических понятий (истинности, ложности, эквивалентности и других). С середины 1930-х годов различение понятий «язык-объект» и «метаязык» стало активно использоваться в исследованиях проблем математической логики и оснований математики. Несколько позже его стали применять в лингвистике, семиотике, в философии науки и методологии науки (см. Методология науки).

В период национал-социалистической диктатуры в Германии и Второй мировой войны почти все философы-аналитики были вынуждены эмигрировать из континентальной Европы в Великобританию и Соединённые Штаты Америки, в результате чего аналитическая философия на некоторое время стала исключительно англо-саксонской. Вызванная Второй мировой войной эмиграция членов Венского кружка и философов, связанных с ним, способствовала широкому распространению теорий, характерных для второго этапа истории аналитической философии, в англоговорящих странах и перенесению туда центра исследований проблем аналитической философии. Однако уже вскоре после окончания Второй мировой войны аналитическая философия снова прочно обосновалась в континентальной Европе. Поэтому деление философии на англо-саксонскую аналитическую философию, с одной стороны, и континентальную европейскую философию — с другой, было правильным лишь применительно к относительно короткому периоду, но на сегодняшний день некорректно.

Между тем, к концу 40-х годов XX века сложились новые теории и, соответственно, были предложены новые подходы к анализу языка, что и предопределило наступление нового, современного, этапа истории аналитической философии. В 1940-е годы Л. Витгенштейн представил новую теорию языка и его функционирования в контексте всей человеческой деятельности. Оставив задачу выявления априорной структуры языка и его логической формы, общей языку и миру, он обратился к коммуникационной стороне языка. Витгенштейн показал, что слова обладают значением лишь в той степени, в какой оказываются составной частью деятельности человека. В этом смысле анализ в поздних текстах Витгенштейна выступает как описание функциональной роли слов и выражений, порождающей их значение. По-иному, чем Фреге и Рассел, он видит различие философского и собственно лингвистического подхода к языку, выделяя «поверхностную» и «глубинную» грамматику. В первом случае подразумевался обычный грамматический синтаксис, во втором, уровень так называемых «языковых игр». Языковые игры представляют собой взаимопереплетение различных форм человеческой активности, выступающих для человека как его «формы жизни», в которые он погружён и правилам которых он следует. Однако, существенно изменив теорию языка, Витгенштейн по-прежнему считал философию деятельностью по прояснению языковых выражений, иначе объясняя разве что необходимость такой деятельности: обманутые аналогиями между формами выражений, принятыми в разных областях языка, люди впадают в заблуждения, устранением которых должна заниматься философия. Язык «околдовывает» разум, и метафизика с её псевдопроблемами является на свет как «плод этого колдовства». Устраняя заблуждения, аналитическая философия устраняет и метафизические псевдопроблемы. Деятельность Витгенштейна в 1940-е годы стала одним из источников особого направления в аналитической философии — лингвистической философии, в рамках которой производится не логическая редукция, но прояснение естественного (повседневного) словоупотребления.

Одновременно с Л. Витгенштейном и более или менее независимо от него варианты лингвистической философии разрабатывались в США (Н. Малколм и другие), а также в Англии — в Кембридже (Дж. Уиздом и другие), где лингвистической философии был придан «терапевтический» смысл, сближающий её с «общей семантикой» и некоторыми школами психоанализа, и в Оксфорде, где работы в области лингвистической философии проводились Дж. Л. Остином и П. Ф. Стросоном. Согласно общей установке аналитиков лингвистической ориентации, философ не столько даёт знание, сколько занимается «терапевтической» деятельностью, удаляя мнимое знание. В этом плане особое значение для аналитиков представляют не только формально-методологические особенности тех или иных концепций, но и их метафизические основания. При этом метафизика признаётся одной из главных аналитических дисциплин, наряду с эпистемологией и философией языка. Широкое распространение в этот период получил взгляд на философию как на анализ, заключающийся в изучении значений слов, форм нашего мышления о мире и отношений между понятиями. Философия в таком понимании ничего не может прибавить к нашим знаниям о мире, в лучшем случае она может дать «аналитические» истины, которые фактуально бессодержательны и истинны благодаря значениям своих терминов. В центре внимания аналитиков, разрабатывающих философию языка, начиная с 1960-х годов оказываются теории значения и референции. Их результаты используются затем для анализа онтологических, научных, этических утверждений. В целом, философия языка была доминирующим направлением исследований в аналитической философии в период с 1950-х по 1970-е годы.

Дж. Л. Остин, отделив перформативные высказывания, представляющие собой лингвистическое действие, от констативных высказываний, которые описывают положение дел и могут быть истинными либо ложными, создал основания теории речевых актов. Остин выделял три разновидности речевых актов: а) локутивный акт — речевое действие как таковое, характеризующееся значением; б) иллокутивный акт — действие по осуществлению одной из языковых функций (описание, вопрос, предупреждение, приговор, приказ, клятва и так далее), характеризующееся силой; в) перлокутивный акт — действие убеждения, вызванное речью, характеризующееся достижением результатов. С другой стороны, всякий речевой акт может быть разложен на фонетический (произнесение звуков), фатический (связывание звуков в звукосочетания, «фемы»), ретический (наделение «фем» значением) акты. Референциальная теория значения применяется только при исследовании фатического акта в составе локутивного, следовательно, сфера её применения очень ограничена, причём если в случае логической редукции эта ограниченность вполне оправдана, то в случае лингвистического прояснения образцов повседневного словоупотребления подобное ограничение сферы действия недопустимо. Таким образом, Остин показал ограниченность референциальной теории значения.

П. Ф. Стросон вообще отказывается от этой теории в пользу предложенной Л. Витгенштейном теории значения как употребления. В начале 1950-х годов Стросон подверг критике теоретические основания учения Б. Рассела о дескрипциях с позиций витгенштейновской теории значения. Стросон предлагал исследовать не столько предложения как таковые, сколько их употребление и произнесение, исходя из того, что выражение имеет значение, зависящее не от указания на объект, но от конвенций и контекста употребления выражения. Определить значение выражения — значит сообщить общие правила употребления выражения; следовательно, понятие истины не фиксирует никаких семантических характеристик. Конвенции и контекст словоупотребления обобщаются в понятии концептуальной схемы; последнее помогает Стросону «реабилитировать» метафизику. Разрабатывая «дескриптивную метафизику», Стросон исходит из представления о невозможности простого отказа от концептуальной схемы, включающей такие понятия, как «материальный объект» и «личность», характерной для нашего познания. Отказ от одной концептуальной схемы подразумевает принятие другой.

Теория концептуальных схем, критикуемая философами-аналитиками (в частности Д. Дэвидсоном), была принята не только лингвистическими философами: один из создателей «прагматической аналитики» У. ван О. Куайн широко использовал это понятие в своей философии. В начале 1950-х годов Куайн выступил с опровержением таких «догм» традиционной аналитической философии, как деление предложений на аналитические и синтетические и как редукция предложения к его конституентам. Источник этих «догм» Куайн усматривает в обыкновении исследовать предложения, отвлекаясь от их роли в контексте, из которого они извлечены. Сам Куайн, напротив, считает необходимым проверять не отдельные предложения, а теории в целом. Куайн стремился обосновать языковые конструкции эмпирическим научным способом. Исследования теории пропозициональных установок (выражений типа «думает, что p», «верит, что p», «знает, что p»), инициированные работами Рассела 1940-х годов, привели Куайна к заключению о том, что пропозициональные установки, интенсионалы (пропозиции и атрибуты) и «значение» в научном смысле нереспектабельны, поскольку не могут быть квантифицированы без изменения смысла предложения. Упоминаемые в пропозициональных установках сущности не могут стать значениями связанных переменных, следовательно, они просто не существуют. Знаменитая максима Куайна гласит: «Быть — значит быть значением связанной переменной». Таким образом, Куайн приходит к тезису о неопределённости значения.

Хотя для описания мира Куайн избирает язык физической теории и логику экстенсионалов (истинностная ценность, классы, отношения), он, в отличие от философов-аналитиков 20–30-х годах XX века не противопоставляет философии науку, полагая, что в поисках простейшей и наиболее общей теории философии следует использовать экстенсиональную логику, позволяющую выявить термины, не отвечающие критерию, предложенному максимой Куайна. В остальных же случаях критерием выбора концептуальной схемы выступают прагматические соображения. «Онтология» Куайна тесно связана с проблемами перевода: для описания реальности необходима теория, исследовать которую можно только в терминах другой теории для исследования которой нужна третья теория и так далее. Между тем, по мнению Куайна, «радикальный перевод» невозможен, поскольку способ референции предложений любого языка остаётся «непрозрачным».

Концепции Куайна оказали значительное воздействие на современную аналитическую философию, в том числе и на одного из самых влиятельных философов-аналитиков нынешнего времени С. А. Крипке, который использовал теорию «возможных миров», интерпретируя их как возможные состояния реального мира. Такая интерпретация позволяет Крипке разработать учение о десигнаторах, призванное заменить учение об именах и дескрипциях традиционной аналитической философии. Крипке выделяет два типа десигнаторов: жёсткие, выполняющие свою референтную функцию в любом из возможных миров (собственные имена, математические выражения без переменных и тому подобных), и нежёсткие, которые в контрфактических ситуациях не обозначают тот же объект (дескрипции и так далее). Истинные утверждения тождества между жёсткими десигнаторами (за некоторыми исключениями) должны, по мнению Крипке, иметь необходимый характер.

Г. П. Грайс, напротив, сводил существенную часть значения к субъективному мнению говорящего и таким образом сущностно увязывал языковое значение в его радикальном применении (начиная с работ позднего Л. Витгенштейна) с ментальным (психологическим) состоянием субъекта. Чем более серьёзно учитывалась роль ментальных состояний в теоретическом образовании, тем настоятельнее возникал вопрос: чем являются эти состояния и как они относятся к состояниям физическим. На первый план выдвинулась классическая проблема тела и души, что привело к возникновению аналитической философии сознания. Параллельно в аналитической этике происходил переход от основанной на чисто теоретических значениях метаэтики к практической этике, образовавшей, в свою очередь, новые ответвления в направлении биоэтики и нейроэтики.

Изыскания философов-аналитиков способствовали интенсивным поискам дополнительных условий для определения того, что такое знание. В 1970-х годах в рамках дискуссии о знании эта чисто понятийно-аналитическая работа всё больше стала превращаться в междисциплинарное исследование знания и восприятия. Так, в процессе исследований восприятия и знания Ф. Дрецке высказывал аргументы в пользу того, что мы должны ясно отличать наш собственный взгляд от суждений восприятия: в то время как содержание восприятия (то, что мы видим) определено непонятийным способом, суждение восприятия определено понятийно. Если принять такую точку зрения, тогда лингвистическому анализу можно подвергнуть только суждение восприятия. И, напротив, восприятие само по себе оказывается доязыковым, то есть непонятийным. Таким образом, необходим новый подход для такой узкой области, как теория познания, а именно — когнитивное исследование восприятия, основанное, в своих новейших проявлениях, на междисциплинарном подходе.

В целом, работы позднего Л. Витгенштейна, П. Ф. Стросона, У. ван О. Куайна, Дж. Л. Остина, Д. Дэвидсона, Г. П. Грайса, Ф. Дрецке, С. А. Крипке и других исследователей подчёркивают неустранимую двусмысленность и историчность языка, который теперь рассматривается как совокупность «языковых игр», «схем», «парадигм», задающих множественные стандарты интерпретации в зависимости от конкретных ситуаций или «языковых игр». Поэтому современная аналитическая философия достаточно сильно отличается от своих ранних форм. Не осталось практически ни одной концепции традиционной аналитической философии, которая не была бы подвергнута критическому пересмотру современными философами-аналитиками. Но несмотря на значительные изменения, которые аналитическая философия претерпела в процессе своего развития, и многообразие ныне существующих в её рамках школ, в целом она представляет собой единое философское пространство, в центре которого находится осмысление тесной связи человеческого опыта с речевой коммуникацией, схемами языка, смыслом, значением и пониманием, которые рассматриваются с различных точек зрения.

Язык является предметом пристального изучения в аналитической философии по той же причине, по которой идеи были предметом изучения для философов, начиная с XVI–XVII веков, когда сформировалось классическая концепция философского анализа: идеи в то время и предложения сейчас служат границей между познающим субъектом и знанием. Таким образом, переход от философской классики к периоду анализа связан с изменением объекта исследования: на место «идей» приходят лингвистические сущности — предложения (а впоследствии и термины). В некоторых школах аналитической философии это приводит к тому, что познающий субъект сдвигается на периферию когнитивного процесса или вообще элиминируется, и дискурс начинает рассматриваться как автономный. В то же время аналитическая философия наследует традициям изучения оснований знания как в его эмпирической, так и в рациональной — логической и/или концептуальной форме.

Современная аналитическая философия представляет собой крайне неоднородное явление, которое объединяет совершенно разные концепции, зачастую представляющие взаимопротиворечащие подходы. При этом, несмотря на сравнительно небольшое количество общих базовых предпосылок, разделяемых современными представителями аналитической философии, в последние десятилетия она всё больше претендует на роль универсальной философской доктрины, способной ассимилировать идеи других философских направлений, включая разработки так называемой континентальной [европейской] философии. Концептуальное ядро современной аналитической философии, как правило, составляют научные программы, вырабатываемые в рамках «философии языка», а «периферию» — другие аналитические дисциплины: «философия сознания», «философия действия», «философия образования», «философия морали», «философия логики» и прочие. Наряду с этим, аналитическая философия распространяет свои методы на новые предметные области (например, на проблематику искусственного интеллекта), осваивает социокультурную проблематику, по-прежнему делая основной акцент на логико-лингвистической стороне рассматриваемых вопросов. При этом философы-аналитики стремятся преодолеть стереотипный образ философии как консервативной и чисто академической дисциплины, изолированной от процессов социально-культурной жизни. Наряду с этим, понятие «аналитическая философия» перестаёт быть общим обозначением некоторой группы философских направлений и школ, всё более трансформируясь в определённый стиль философского мышления.

Аналитическая философия сегодня является международным движением, в первую очередь занимая ведущие позиции в англоязычном мире (Соединённые Штаты Америки, Великобритания, Канада, Австралия, Новая Зеландия), а также в Скандинавии и Нидерландах. При этом, в разных странах она сохраняет свои национальные особенности. Например, в США аналитическая философии свойственна, главным образом, прагматистская ориентация, в Австралии и Новой Зеландии она принимает форму «научного реализма» (материализма), британская аналитическая философия больше ориентирована на логико-семантические проблемы. Аналитический подход постепенно распространяется и в странах с иной философской традицией (Германии, Франции, Италии, Испании, Португалии, Польше и других).