Георгий Петрович Щедровицкий:
Философия. Наука. Методология

Аннотация

Книга продолжает серию «Избранных трудов» выдающегося мыслителя Г. П. Щедровицкого. Она составлена из ранее не публиковавшихся архивных материалов, посвящённых обсуждению исторических и логических форм взаимосвязи философии, науки и методологии, их генезиса, структуры и функций. Наряду с объёмной работой — «Аристарх Самосский», — выполненной на материале истории науки, в книгу включён ряд программных докладов с элементами научной полемики (1954–1989). Публикуемые тексты позволяют составить представление и о той социокультурной ситуации, в рамках которой существовал Московский методологический кружок, и о личности его руководителя. Книга адресована всем интересующимся достижениями современной философско-методологической мысли.

Предисловие составителей

В 1995 году вышли в свет «Избранные труды» Георгия Петровича Щедровицкого, замечательного мыслителя, философа и методолога (1929–1994) — однотомник, в котором собрана часть опубликованных им при жизни работ. Он тщательно работал над письменными текстами, дорожа каждой строчкой, буквально «прессуя» содержание — так, чтобы не было ничего лишнего, никакой «воды». Это — «сухой остаток» мыслительной деятельности, настолько концентрированный, что сходу разобраться и понять подлинный смысл содеянного довольно трудно, если вообще возможно. Это — следы, прочесть которые может только опытный «следопыт». С другой стороны, и о масштабах творческой личности Георгия Петровича этот фрагмент его творчества — письменные тексты, специально подготовленные к публикации, — целостного представления дать не может. Он не был кабинетным философом, отрешённым от социальной жизни, не сидел в своей «бочке», а напротив, неутомимо участвовал во всех форумах на «переднем крае» научного и философского фронтов.

Его образ жизни был таков, что все или почти все в ней было отдано организованной им самим семинарской работе и беседам с коллегами и учениками в свободное от семинаров время. Огромное количество дискуссий, докладов, лекций, бесед… И никогда не прекращавшаяся рефлексивная работа над своим и чужим «мЫследействованием», фиксируемая в бесконечных заметках. Весь образ жизни был специально организован для служения Методологии. По возможности тексты записывались на магнитофон и затем, расшифрованные, пополняли библиотеку семинара и личный архив — представьте себе стеллаж с бесконечными папками и бумажками, разложенными строго по своим «топам». Георгий Петрович удивительным образом — доступным ему одному — держал всё это операционально-активированным в своей рефлексивно организованной памяти.

Образцовая бюрократическая организация и живое творческое дело — вещи трудно совместимые, особенно для крупномасштабных и динамичных по своей природе акций. Не всё записанное на магнитофон расшифровывалось, не всё расшифрованное передавалось Георгию Петровичу, не всё выданное из архива для работы возвращалось назад… К тому же жилищные проблемы раздробили его личный архив. И тем не менее даже сейчас архив содержит порядка четырёх тысяч единиц хранения — от нескольких до сотен страниц текста в папке, то есть несколько десятков тысяч страниц! Все вместе они представляют собой огромное творческое наследие идейного лидера и организатора Московского методологического кружка (ММК) и развившегося на его основе широкого методологического движения. Это творческое наследие в настоящее время практически неизвестно и малодоступно широкой читательской аудитории. Даже сами участники ММК разных поколений знакомы с ним достаточно фрагментарно, лишь в меру своей вовлечённости и личного участия в жизни методологического сообщества. Те же полторы сотни работ, которые Георгию Петровичу удалось опубликовать за долгие годы интенсивной творческой жизни, составляют лишь малую толику этого наследия, только видимую часть интеллектуального «айсберга», порождённого его неуёмной энергией и творческой мыслью.

Понятно, что перед составителями с неизбежностью встал вопрос об отборе «ключевых» произведений и установлении приоритетного порядка их издания. Ведь архив содержит тексты, посвящённые не одному десятку хотя и связанных между собой, но всё-таки разных тем.

Выбор, на котором мы остановились, был продиктован убеждением, что «философия-наука-методология» — это, по сути дела, ключевой тематизм всего творческого наследия Георгия Петровича. Философско-методологическое исследование генезиса, строения и функционирования систем научного знания и науки в целом, с одной стороны, и понятийного аппарата и теоретических схем логики и методологии, истории и социологии науки, науковедения, и так далее — с другой, стало одной из основных (если не центральной) линий всей его творческой деятельности.

Не менее важным для сделанного выбора было и то обстоятельство, что именно в процессе работы над логико-методологической и историко-научной проблематикой происходило становление самого Георгия Петровича как самостоятельного и оригинального мыслителя. Именно здесь, поэтому, следует искать истоки многих его последующих идей и программных замыслов.

При формировании содержания книги и отборе работ из архива можно было пойти двумя путями. Самый простой из них — исходить из буквального и формального понимания смысла темы и поместить в книгу тексты аналитического и критического характера, посвящённые ключевым проблемам и концепциям различных направлений философии и методологии науки (а также смежным подходам в истории и социологии науки, науковедении и так далее).

При всей привлекательности такого пути, идя по нему нельзя было бы избежать целого ряда потерь. Во-первых, при формальном подходе вряд ли бы удалось дать читателю представление об особенностях оригинальной трактовки методологии и методологической работы, развитой Георгием Петровичем (и культивируемой в ММК), — трактовки, в которой «методология науки» есть лишь одна из многих социально-предметных форм «общей методологии», или, как он предпочитал её именовать, системо-мыследеятельностной методологии (СМД-методологии). Во-вторых, трудно было бы в этом случае представить взгляды Георгия Петровича в их развитии, без чего невозможно полноценное понимание ни тех ценностей и мотивов, которыми он руководствовался и которые определяли и направляли его творческие искания, ни зарождения его творческих замыслов, ни самих творческих достижений. Наконец, и это, пожалуй, самое важное, такая книга обрела бы слишком академический облик. В то время как не было, быть может, другого современного мыслителя столь далёкого от академизма, как Георгий Петрович Щедровицкий. Его нельзя себе представить в иной стихии, нежели стихия мысли, мышления. Причём, мышления полилогического — и не с самим собой в глубоком кресле, а в процессе живого общения и дискуссии, так сказать, на общественном подиуме.

Второй путь, который и был в итоге нами выбран, заключается в решении представить в книге не столько работы, всецело относящиеся к заданной предметной области, сколько по возможности само порождённое Георгием Петровичем мыслительное пространство, в котором Философия, Методология, Наука играли бы роль тех категориально-тематических векторов, в поле силового взаимодействия которых жила и развивалась его творческая мысль. В книгу включён целый ряд хронологически упорядоченных текстов как бы на одну и ту же триединую тему. Основная разница между ними состоит, по сути дела, в разном видении этого единства, свойственном разным периодам творческой биографии автора. Нам представляется, что собранные и выстроенные в хронологическом порядке работы позволят читателю составить себе представление об особенностях того направления методологии и методологического движения, которое связано с именем Георгия Петровича Щедровицкого.

Что же это за работы, способные представить «мыслительное пространство» и продемонстрировать культуру методологического мышления? Они охватывают более трёх десятилетий (1954–1989) активной творческой деятельности их автора. По содержанию — это программы разработки новых направлений и развития новых форм методологической мыследеятельности. По своему жанру — это, в основном, тексты докладов (сделанных в совершенно разных аудиториях) и сопровождавшей их научной полемики. Нам представляется, что включение в книгу текстов с обсуждением поднятых в докладах вопросов в наибольшей степени способно дать представление о живом методологическом мышлении, практиковавшемся именно в качестве «коллективного мыследействия».

Нами сделано только одно исключение — для объёмного раннего логико-методологического исследования, в котором Георгий Петрович предпринял первую основательную попытку выработать новое представление о мышлении — такое представление, в котором мышление с самого начала выступало бы как системный и исторически развивающийся «предмет». Это была попытка создания «новой» логики, названной позже «содержательно-генетической». В архиве существует несколько текстов с описанием этого исследования — разного объёма и разной степени авторизации, с несколькими же различающимися названиями. Сам их автор в разных ссылках и отсылках все их вместе и каждый в отдельности кратко называл «Аристарх Самосский». Ибо само это исследование представляет собой логико-методологический дискурс, выстроенный «вокруг» реконструкции логики рассуждений и геометрических построений Аристарха Самосского (конец IV века — первая половина III века до новой эры), решавшего знаменитую задачу древнегреческой астрономии — задачи определения соотношения расстояний Земля-Солнце и Земля-Луна.

Мы выбрали этот довольно ранний текст не случайно. Не только потому, что именно он даёт представление о «раннем» Щедровицком и о том периоде, когда методологическая (тогда скорее логическая или логико-методологическая) программа ещё всецело располагалась в пределах «методологии науки». А прежде всего из-за его ключевого для всего последующего творчества характера. Именно этот текст, на наш взгляд, позволяет понять (если набраться терпения), как формировался тот тип мышления, который в ММК получил название методологического — с его культом рефлексии и способами (интеллектуальными «технологиями») идеализации и схематизации теоретической деятельности.

Георгий Петрович в разные годы неоднократно возвращался к «Аристарху». Первый вариант был окончен в 1957–1958-х годах. В 1960 году он интенсивно обсуждается на семинаре ММК, после чего в текст вносится ряд изменений. После второй дискуссии 1962 года, в процессе рефлексивного освоения её результатов, текст ещё раз перерабатывается и расширяется. К 1965 году его объём увеличивается в два раза, а текст 1957–1958 годов становится одной из пяти частей новой редакции. В 1978 году он возвращается к мысли издать его отдельной книгой, пишет набросок предисловия и намечает структуру книги, ещё более расширяя содержание предполагаемого издания за счёт включения в него, наряду с самим «Аристархом», и материалов дискуссий 1960–1962 годов. Но и этот замысел остаётся только на бумаге. Наконец, он возвращается к нему в 1990 году, осуществляя новое рефлексивное освоение с позиций опыта мыследеятельностной практики (оргдеятельностных игр и СМД-методологии).

Стилевое разнообразие текстов, составивших в итоге данную книгу, где, с одной стороны, читатель обнаружит чисто академические доклады, а с другой — совершенно свободное общение с аудиторией, полное личных и нелицеприятных оценок и суждений, является для нас не недостатком этих текстов, а скорее их достоинством. Оно даёт возможность оценить объёмность и многомерность методологического мышления и свойственную ему культуру мысли «здесь и теперь». Оно же позволяет дать читателю определённое представление как о палитре ораторских средств, которыми владел Георгий Петрович, так и о присущем ему искусстве публичного выступления и дискуссии, столь редком в наше время.

Помимо тематического единства, публикуемые доклады отличает очевидная для нас подчинённость единой сверхзадаче: организовать мыслительную коммуникацию с аудиторией, способную породить новое понимание и новое идеальное содержание. Другими словами, все они представляют собой не механическое озвучивание заранее написанного текста, а интеллектуальную импровизацию на заданную тему. Вопросы и дискуссия с оппонентами являются здесь теми катализаторами мысли, которые позволяют развернуть идеальное содержание коммуникации, обеспечивая его рефлексивное и перспективное понимание и усвоение.

Наконец, упомянем ещё об одной особенности отобранных текстов. Мы старались, насколько это возможно, чтобы они, наряду с передачей основного предметного содержания, позволили читателю составить представление и о самой творческой личности их автора как Мыслителя. Быть Мыслителем — это значит непрерывно организовывать и совершенствовать свою собственную мыследеятельность, причём делать это профессионально, без поблажек самому себе. «Мыслитель» и «умный» — это далеко не одно и то же. Мало кто согласится с тезисом, что большинство людей не мыслит и что в этом нет ничего ни удивительного, ни негативного. Мышление — это область, так или иначе затрагивающая психологические амбиции каждого человека. «Все жалуются на свою память, но никто не жалуется на ум» (Ларошфуко). Отсюда дилемма: либо считаться с амбициями людей и не портить с ними отношения, либо раз и навсегда развести коммунальные отношения и Дело. Дело требует искренности и умения не обижаться на критику, не говоря уже о недопустимости фиктивно-демонстрационного продукта (ФДП) во всех его ипостасях. Любое дело! Но особенно важен этот принцип разведения коммунального и содержательного, когда речь идёт о философии. Философия — опасная профессия, опасная для тех, кто носится со своими амбициями — но ведь в неё никто никого силком не тащит, надо только понять это, самоопределяясь в жизни.

У Георгия Петровича было много врагов, много недоброжелателей и тех, кто просто не принимал его этических норм и кого шокировала принятая в ММК форма обсуждения. В содержательном обсуждении он всегда был предельно жёсток по форме, не боялся употреблять «неинтеллигентные» выражения и никогда не позволял под видом и под прикрытием фиктивной корректности «выплёскивать ребёночка из ванны вместе с водой». Если оппонент предпочитал обижаться — это проблемы оппонента. И когда Георгия Петровича упрекали в том, что он «обижает» людей, он искренне удивлялся. Для него обижать и, более того, совершенно не уважать людей, действительно нацеленных на работу, на профессиональный и личностный рост, значило — не объяснить предельно чётко, в чём разница позиций, и почему он считает позицию, занятую оппонентом, бесперспективной. Он был убеждён, что людям нужно говорить правду, какой бы горькой для них она ни была, и тогда они имеют шанс отрефлектировать ситуацию, самоопределиться в ней и наметить для себя новые горизонты. Это и значит — уважать человека. Потакать же разного рода беспочвенным амбициям и принимать без критики широко распространённые в среде научной интеллигенции ФДП — дело пустое, сугубо коммунальное. Кто хочет жить в мире коммунального — пусть живёт. Но это принципиально другой мир, и Мыслителям в нём делать нечего.

Надеемся, что выбранные тексты позволят читателю увидеть и оценить личностный масштаб и потенциал их автора.

Хотелось бы также обратить внимание читателей на одно, на наш взгляд, немаловажное обстоятельство. Мы отбирали для книги тексты, руководствуясь только их содержательностью, а они, напомним, охватывают период с начала 1950-х по конец 1980-х годов. Причём, это не работы, написанные «в стол», а тексты публичных выступлений. Читатели старшего поколения хорошо помнят, что это были за годы для тех, кто работал в сфере общественных наук. Много ли найдётся тех, кто осмелится опубликовать сейчас то, что они тогда писали и говорили, без отбора или купирования? Нам же не было нужды что-либо приглаживать в публикуемых текстах, поскольку и сам Георгий Петрович не стал бы в них менять ни слова в пользу официальной идеологии, ни слова против неё. И не стал бы менять по той простой причине, что он всегда был, как это и подобает настоящему Мыслителю, совершенно свободным человеком, жившим в предложенных ему историей обстоятельствах. Человеком, строящим свою жизнь по законам и на основе свободомыслия как безусловной и непреходящей ценности.

По многим причинам представляется излишним давать здесь оценку тем работам, которые составили настоящее издание. Прежде всего потому, что большинство текстов, включённых в книгу, содержит множество различных рефлексивных суждений и оценок внутри себя и по поводу себя. Ибо развитая и постоянно практикуемая рефлексия составляет основное «ядро» и основной механизм саморазвития методологического мышления как такового. Это рефлексивное оформление авторской мысли позволит читателю самостоятельно понять и оценить как оригинальные идеи автора, так и горизонты, которые открываются в свете этих новых идей. И это понимание, и эта оценка безусловно пойдут на пользу и читателям, и самим идеям.

Ещё раз напомним, что настоящая книга содержит только ранее не публиковавшиеся работы. Их публикация — это только первая ласточка на пути превращения творческого наследия Георгия Петровича Щедровицкого в общекультурное достояние. С надеждой на такое превращение, способное внести свой весомый вклад в повышение философско-методологической культуры разнообразных форм интеллектуального труда, в развитие современной культуры мысли как таковой, мы и взялись за издание книги.

Принципы текстологической и редакторской работы определялись спецификой тех «оригиналов», с которыми нам пришлось иметь дело. Дело в том, что лишь часть публикуемых работ была в авторизованной форме, то есть в виде авторской рукописи или правленой автором машинописи. В основном, в нашем распоряжении были машинописные расшифровки аудиозаписей, тщательность выполнения которых оставляет желать лучшего. В случае авторизованных текстов редакторская работа, естественно, носила рутинный характер — устранение мелких неисправностей текста, выверка цитат и библиографических ссылок, и так далее.

В других случаях мы ставили перед собой и решали три задачи:

1. Реконструировать — на основе не всегда исправного воспроизведения — авторский текст или авторскую мысль.
2. Превратить механически зафиксированную устную речь в читаемый текст, сохраняющий в то же время особенности живого «языкового мышления».
3. Удалить из публикации то, что имело чисто ситуационный характер и понятно лишь непосредственным участникам.

Специально следует подчеркнуть, что мы не «причёсывали» тексты, в чём легко убедится читатель, встречаясь с далеко не дипломатично выраженными суждениями и характеристиками. Наконец, особую группу составляют помещаемые нами в Приложение заметки «для себя». В некоторой их части — это тексты, написанные рукой Георгия Петровича Щедровицкого; здесь нам оставалось лишь безошибочно прочесть и в таком виде опубликовать. Иногда это кем-то сделанные перепечатки, и в них приходилось что-то исправлять «по смыслу».

А. А. Пископпель, В. Р. Рокитянский, Л. П. Щедровицкий.