Николай Гартман:
К основоположению онтологии.
Часть III. Данность реального бытия. Раздел II. Эмоционально-трансцендентные акты.
Глава 29. Эмоционально-проспективные акты

а) жизнь в состоянии опережения и предзатронутость

Поток событий, в котором мы находимся, затрагивает нас не одним лишь тем, что имеет место в данный текущий момент. Мы живём навстречу грядущему, в известных границах способны предвидеть его наступление. Человек в жизни не может существовать без «предусматривай». И как бы ограничено оно ни было, тем не менее оно даёт ему с его осознанием мира некий расширенный базис.

Ибо как раз тот факт, что он предвидит грядущее, даёт ему и возможность к нему подготовиться, опережающее положение приёма, активно приспосабливающуюся готовность. Предвидение является чисто познающим в столь же малой мере, что и сознание настоящего. Как раз познание грядущего более ограничено в сравнении с эмоциональной антиципацией. Независимо от процесса собственно познания мы постоянно живём, осознавая, что поток событий неудержимо «наступает» на нас, что это «будущее» неудержимо вступает в настоящее и что таким образом по мере своего вступления оно должно затронуть и нас. Грядущее определено для нас и как непознанное. Поэтому мы считаемся с ним как с непредсказуемым, неожиданным, удивительным. И этот расчёт всегда верен. Ибо он всегда движется к новому развитию событий.

Так, эмоционально-антиципирующие (проспективные) акты занимают сторону актов эмоционально-реципирующих. Они не менее трансцендентны, чем те. Ожидание грядущего как неотвратимого с самого начала имеет в себе весьма определённый характер уверенности, очень отличный от такового при осознании настоящего, и тем не менее подлинной уверенности в реальности. Только эта уверенность предшествует данности определённого реального. Акты этого рода — к их базовым типам относятся ожидание, предчувствие, готовность, приготовление — предвосхищают переживание и опыт. Или, быть может, правильнее сказать, они сами существуют в опережении переживания и опыта, равно как претерпевания и даже терпения. Но за счёт этого они в то же время оказываются предвосхищением затронутое. Сама затронутость в них является ощущаемой заранее. Она превращается в «предзатронутость».

Основной всеобщей онтологической ситуацией человека при этом является его пребывание-во-времени. Таковое не есть неподвижное стояние, оно есть движение вместе с временным потоком, в котором точка настоящего постоянно сдвигается, то есть странствует вместе с потоком. Сознание с его соответствующей реальностью привязано к этому странствующему настоящему, оно не может выйти из него, его вот-бытие, как и всё реальное, есть вот-бытие в соответствующем настоящем. Оптически оно идёт в ногу со временем. Но с его содержанием оно не привязано к настоящему, схватывание и схваченность существуют и относительно прошлого и будущего, хотя ни то ни другое не является неограниченным. Своеобразие трансцендентных актов именно в том, что они трансцендируют и привязанность сознания к настоящему — сознания, чьими актами они являются в настоящий момент.

В них происходит опережение будущего. Оно заключается не в том, что человек в действительности может жить заранее, в ещё не наступившем настоящем, например быть впереди самого себя, — этого он никоим образом не может. Скорее, оно заключается исключительно в том, что он при помощи сознания предвосхищает настоящее, к которому он в соответствии с реальным вот-бытием остаётся привязан. Он не может испытать или пережить то, что ещё не произошло, но он может это ждать, предчувствовать, предвидеть, быть к этому готовым. Этого не мало. И весьма характерно, что он не только способен к опережению в этом смысле, но и в отношении того, что его соответствующим образом занимает и в настоящий момент касается, он тоже по существу живёт в состоянии опережения. В силу этого он живёт в предзатронутости.

К нам непрестанно приближаются новые события, которые мы будем испытывать и которые нас затронут. Это приближающееся есть будущее, причём постольку, поскольку оно ещё и наступает. Но как раз в этом отношении оно также является и нас затрагивающим. Проспективно-трансцендентные акты суть не что иное, как особые формы всеобщей, привычной настроенности на наступающее как таковое. Невозможность уйти, уклониться, ускользнуть от потока событий, соединённая с крайней ограниченностью каких бы то ни было защиты или влияния, каких бы то ни было содержательных маневров, придаёт реальности наступающего как такового колоссальный вес ещё прежде, чем оно действительно наступит. И в то же время антиципирующим актам оно придаёт вес свидетельства о реальности.

С этим, в свою очередь, связано то, что и антиципированный род данности реальности оказывается столь своеобразно неснимаемым, тогда как знание об особенных качествах наступающего реального является в высшей степени неполным. Если бы дело шло о познании, то это было бы почти противоречием, ибо всякое вот-бытие есть также так-бытие чего-то, но ожидание, предчувствие, готовность — это не познание.

б) Реальная антиципация. Ожидание и готовность

Проще всего это можно увидеть в акте ожидания. Также и готовность с приготовлением относятся к нему самым непосредственным образом. Наступающее в соответствующий момент настоящего (Gegen-wart) имеет уже значительный перевес над настоящим как таковым (Gegenwartige); ведь последнее всегда уже наполовину завершено. Тёмные недра будущего завораживают взгляд. Именно они кажутся неисчерпаемым источником судьбы и рока. И всегда то, что вырывается из него, с нами случается, нас застигает, овладевает нами.

Этому соответствует жизнь в постоянном ожидании грядущего. В этом всеобщем смысле ожидание отнюдь не иллюзорно, как бы ни ошибалось оно в содержательном отношении. В потоке событий оно законно всегда, ибо события всегда приближаются.

Предзатронутость есть столь же действительная за-тронутость наступающим, как и переживание и претерпевание — настоящим.

Ожидание принимает в расчёт наступление чего-то определённого. Но в определённости оно обманчиво. Эта обманчивость, со своей стороны, не снимает в нём полного смысла предзатронутости. Ибо оно не только «может» знать о своей обманчивости, но оно действительно знает о ней, и это знание в нём существенно. Оно также принимает в расчёт определённое отнюдь не как нечто для него непреложное; даже в приготовленное к определённому грядущему ещё есть чёткое осознание того, что «при иных условиях» оно может оказаться и иным. Это означает, что в действительности оно вообще принимает в расчёт лишь условность, то есть всегда также и возможность иного исхода.

Но именно благодаря этому оно настроено совершенно реально. Оно может быть даже при минимальной предполагаемости, например, на основе внешней аналогии, которая, со своей стороны, может быть даже неосознанной. Ибо дело ведь идёт не о познании грядущего. Ожиданием бываешь определён в поведении, не в знании. Не только результат составляет разницу между ожидаемым и действительно наступающим событием, можно сказать между интенциональным и реальным предметами ожидания, и даже, пожалуй, не попутное познание делает это, но уже ожидание само и как таковое. Оно имеет сознание неопределённости в себе, и оно принимает в расчёт эту свою собственную неопределённость. Это может иметь очень существенное значение даже в готовности и в приготовленное; можно быть очень даже приготовленным и к чему-то, что не считается весьма вероятным. Таким образом, именно в неопределённости ожидания чётко проявляется осознание реальности. Ибо эта неопределённость есть неуверенность лишь в содержании. И она во всякое время сопровождается тем более прочной уверенностью, что ход событий принесёт с собой полную, категорическую определённость.

С другой стороны, тесная связь ожидания и готовности обнаруживает и другую сторону в отношении к грядущему. Готовность, и уж тем более приготов-ленность к тому, что грядёт, суть уже сами некий внутренний, реальный настрой, то есть не только принятие грядущего в расчёт, но и действенное приятие его наступления — как бы поиск защиты от его мощи или даже начинающееся и самое себя опережающее сопротивление. Здесь реальность предзатронутости становится вполне осязаемой. Человеческое существо имеет в ней род защитной инстанции; его подверженность потоку событий находит здесь свою границу. Предзатронутость и сила готовности приспосабливают его к натиску грядущего гораздо лучше, чем упрямое противостояние. Оно способно к гибкому приспособлению во все новых реальных отношениях. Но лишь за счёт того, что в предзатронутости процесс действительного затрагивания может предвосхищаться и благодаря готовности терять свою остроту.

В проспективном акте ожидания — что на первый взгляд на него незаметно — заключается, таким образом, свидетельство о реальности совершенно особой важности. Этот акт оказывается даже в высшей степени реальным модусом актуального успеха (Zurechtkommen) в жизни, одоления (Fertigwerden) как раз тех отношений грядущего реального, о которых ожидание сообщает сознанию. Но в необходимости одоления заключена вся жёсткость реального.

в) Вторичные формы предварительного соприкосновения

В этом контексте нельзя совершенно исключать и таких форм, как предчувствие и подозрение. От ожидания и готовности они отличаются своей неопределённостью, расплывчатостью, своей зыбкой призрачностью, своей исключительной обманчивостью, налётом фантазии и субъективности, короче — своей нереальностью. Содержательный контакт с реальным здесь легко исчезает, уступая место иллюзии.

Но онтологически с этими актами подобным образом не справиться. Они являются и остаются реальными в одном пункте: в том, что они вообще представляют собой соприкосновение с неотвратимым грядущим. В этом пункте они не обманывают, основываясь, скорее, на уверенности. Действительно, они суть чувственное свидетельство этой уверенности, на ощупь идущее дальше всего, свидетельство о реальности грядущего ещё до определённого ожидания. В них присутствует смутная весть о событиях до того, как они станут ощутимыми, как бы отбрасываемая ими вперёд тень в сознании, хотя грядущее остаётся неузнаваемым по своей тени, но что оно грядёт, всё-таки известно.

В предчувствии свидетельство о реальности отличается тем, что оно определённо относится лишь к «вот-бытию» грядущего, к так-бытию же — расплывчато и неопределённо. Причём раскрытая выше относительность вот-бытия и так-бытия выражается как раз также и в расплывчатости. Ибо сознание разделяет то, что онтически неразделимо.

По той же причине нельзя отказать во внимании и любопытству в той мере, в какой оно относится к будущему. Ибо и оно есть форма жизни по направлению к грядущему, хотя несерьёзность его установки разительно отличает его от тех актов, что в своём провидении имеют дело с событиями судьбоносного характера. Основой любопытства является та же самая антиципирующая направленность — пусть из незаполненности настоящего и из пустоты скуки, та же направленная вперёд принимающая позиция сознания, что и в ожидании с подозрением, только именно с оттенком легкомысленного чувства падкости на сенсацию, как бы филистерское вынюхивание чего-то в будущем.

Оно присутствует в нём, как бы парадоксально это ни звучало, более реальным образом, чем другие проспективные акты, неопределённость содержания стала в нём не только абсолютной, но прямо-таки существенной. Оно не только не ждёт ничего определённого, даже не предчувствует его, но и не хочет предчувствовать. Содержательно оно вообще ничего не нащупывает впереди себя. То, что обычно происходит, пожалуй, непроизвольно и ведёт к разочарованиям — именно к неожиданности оно имеет склонность: оно хочет сюрпризов. Оно хочет, чтобы его затронули внезапно, среди ясного неба; и оно может этого хотеть, так как серьёзного характера затронутое оно в расчёт не принимает. И характерно, что оно при этом совершенно уверено в успехе своего дела. Оно играет в надёжную игру. Ибо как раз новые события надвигаются всегда. Всякая неуверенность в предвидении касается так-бытия грядущего; но здесь предвосхищается не так-бытие, но лишь само наступление. В ожидании неожиданного как такового предзатронутость достигает как раз наиболее адекватной для человеческого предусмотрена формы.