Николай Гартман:
К основоположению онтологии.
Часть II. Отношение вот-бытия и так-бытия. Раздел III. Внутреннее отношение бытийственных моментов.
Глава 18. Вот-бытие в так-бытии и так-бытие в вот-бытии

а) Связь и реальность в отношении бытийственных моментов

Прояснение ситуации с отношением двух противоположностей — бытийственных моментов и способов бытия — ещё отнюдь не является окончательным прояснением отношения так-бытия и вот-бытия. Такой вывод может быть сделан уже из логической переводимости так-бытийственных и вот-бытий-ных суждений друг в друга. Понятие «нейтрального так-бытия», правомочность которого ведь только относительна, здесь очень даже легко может стать дезориентирующим, поскольку оно создаёт видимость, будто наряду со сферами бытия существует ещё нейтральная сфера, в которой чистое так-бытие существует без вот-бытия. Онтически действительное здесь является исключительно содержательной конвергенцией сфер, конвергенцией, отнюдь не снимающей их дизъюнктивность. Но для каждой из сфер остаются в силе положения: нет так-бытия без вот-бытия и нет вот-бытия без так-бытия.

Эти два положения выражают конъюнктивность бытийственных моментов. А так как различие сфер бытия коренится в различии способов вот-бытия, то первое из двух положений одновременно выражает онтическое расщепление в сущности так-бытия. Ибо нейтрального вот-бытия не существует. На конъюнктивном характере противоположности бытийственных моментов держится, таким образом, дизъюнктивный характер противоположности способов бытия.

Но какие свойства теперь имеет само конъюнктивное соотношение так-бытия и вот-бытия? Можно подыскать некое сравнение, для этого напрашиваются различные соотношения противоположностей. Но ни одно не подходит к искомому. В противоположности «гора и долина», к примеру, тоже есть связь моментов. Но она вырождается в совершенную относительность. У волнистой линии достаточно лишь изменить направление рассматривания, и волна-гора уже кажется волной-долиной. В противоположности формы и материи заключена иная связь, но и ей свойственен определённый род относительности. Каждый носитель формы может сам уже содержать формирование низшего рода, а всякое оформленное может вновь стать носителем более высокого формирования. В строении реального мира это отношение хорошо известно. Следствием этого является то, что все, когда-либо объявленное абсолютной материей, если оно не оставалось абстрактным понятием, вновь растворялось в формировании, а всё, что считалось чистой формой, оказывалось материей другого формирования.

Теперь вопрос заключался бы в том, имеется ли вообще в отношении так-бытия и вот-бытия сущего подобная относительность. Нельзя ожидать, что вопрос этот совсем такого же рода. Но логический анализ, надо думать, показал, что данное отношение вообще способно к релятивированию, не противоречащему его антитетическому характеру.

Если уж два вышеизложенных положения больше не относятся к нейтральному так-бытию, то последняя формулировка вопроса и подавно указывает на отношение, в котором изолирование одного бытий-ственного момента от другого становится нелепым. Быть может, более поздним делом будет выяснить, какова правомочность подобного изолирования при рассмотрении. В данный момент дело идёт не о точках зрения определённого рассмотрения, но в гораздо большей степени об отказе от них. Ибо есть подозрение, что на само оптическое различие вот-бытия и так-бытия ярлык противоположности был наклеен лишь определённым способом рассмотрения.

б) Первичное сознание мира. Язык и логическая форма

Не одни только теории проецируют свой способ рассмотрения в сущее, ими рассматриваемое; это делает и наивное сознание мира. Имея дело с сущим, оно в первую очередь думает о вещах; уже отношения, движения, процессы считаются им менее сущими.

При этом оно хотя может и не останавливаться, но в своём движении вперёд удерживает также нечто от исходной позиции. Оно субстанциализирует вещи и признает за ними вот-бытие как за субстанциями. За их качествами, изменениями, отношениями оно обычно вот-бытия не признает. Их оно понимает как нечто оптически вторичное, высказывает их «исходя из» субстанций, резюмирует их в качестве «что» или «как» вещей. Вещность как таковую оно не высказывает, сами вещи для него суть субъекты — «субстантивно» сущее, для которого характерно все вышеуказанное, но которое само не характерно ни для чего другого.

Несомненно, что это есть некий способ рассмотрения. Несомненно и то, что из него происходит привычность противоположности вот-бытия и так-бытия. Разумеется, твёрдо придерживаться его нельзя уже в жизни. Является ли вещью ручей, облако, лес? Является ли субстанцией только вода или же и волна, пузырящаяся пена? Является ли вещью группа деревьев, или же это только элемент леса? Древесная кора — это так-бытие дерева, или она обладает вот-бытием? Язык без разбора субстанциализирует все, о чём только можно что-либо высказать. А о чём нельзя? Но и обо всём высказываемом и обо всём присущем он точно так же без разбора высказывает сам «факт», что они есть. При этом он не делает различия между субстанциальным и несубстанциальным. Высказывание же «факта» есть вот-бытийное высказывание.

Язык идёт вперёд с развитием сознания мира. Но в своих формах он держится собственных корней. Человек с давних пор знает, что присущее (прилагательное) бытие (adjektive) есть также вот-бытие, отличает его от вещеобразного (существительного) бытия (substantive) уже не так давно; конечно, он знает, что последнее всегда есть также так-бытие чего-либо: дерево на своём месте есть так-бытие леса, лист на своём — так-бытие дерева, но он придерживается однажды образованной формы языка и мысли, он грамматически канонизирует противоположность существительного и прилагательного и в качестве разделения бытийственных моментов вносит его в развитое сознание мира, которому она уже не адекватна. Наконец, наступает черёд логики как теории. Она завладевает образованными в языке формами, констатирует, что они вполне являются и формами мысли, и уже окончательно канонизирует их в типах понятий и суждений. Мир её не интересует. Её ориентация на сущее ограничивается извне бытийственным содержанием высказывания, предикативным бытием. Она обнаруживает своеобразие высказывания факта («da6»-Aussage) сравнительно с высказыванием сущности («Was»-Aussage), находя языковую форму того и другого строго различающейся. На предмет бытий-ственного содержания, имеющегося помимо этого, она высказывание не анализирует. Так неожиданно вот-бытийные и так-бытийственные суждения остаются друг возле друга.

в) Содержательная относительность «факта» («DaB») и «сущности» («Was»)

Одни только эти соображения уже показывают, что противоположность бытийственных моментов не может быть удерживаема онтологически. Хотя вот-бытие и не является субстанцией так-бытия, но субстанциализирование «присутствующего», пожалуй, было виновником его сущностного отделения от так-бытия как присущего. И точно так же адъективация так-бытия содействовала сущностному отделению его от вот-бытия. Но как, если теперь оказывается, что способ бытия — и вместе с ним вот-бытие вообще — безразличен к различию существительного и прилагательного бытия?

Следствием должна стать релятивизация «факта» и «сущности» друг относительно друга.

В понятии «качества» («Beschaffenheit»), которое всегда настойчиво напрашивается в случае так-бытия, этого увидеть нельзя. Слишком односторонне в нём акцентируется прилагательный характер. Но, пожалуй, это можно увидеть в «что» или «как». Ведь, в конце концов, способ бытия есть и некая определённость в сущем. Но способ бытия есть вопрос вот-бытия. Разумеется, даже в случае голой противоположности бытия и небытия данная позиция не теряет правомерности. Ведь называет же традиционная таблица суждений эту противоположность противоположностью «качества» («Qualitat»). А в противном случае даже вот-бытие нельзя было бы высказать, и экзистенциальное суждение было бы онтологически бессмысленным.

И точно так же дело обстоит с «фактом» («DaB»). Ведь определённость какого-либо дела есть, в конце концов, и некий «факт» и формулируется в языке в виде предложений «факта». Тот же самый «факт» будет, скажу ли я теперь, «что» («daB») дело таково и таково, или, «что» («daB») оно есть. Таким образом, и в так-бытии имеется способ бытия, равно как и в вот-бытии — определённость. Ибо во всякой определённости речь идёт о бытии определённости, а во всяком бытии — об определённости способа бытия.

Правда, корреляция вот-бытия и так-бытия остаётся существовать, а вместе с ней — известная противоположность. Но она не допускает никакого установления границ. Остаётся лишь некая противоположность направлений. Вероятно, можно искусственно провести некую границу — как это происходит в наивном сознании вещи и не в меньшей степени в логическом разведении типов суждений, — но такая граница не удерживается. Она смещается при вводе в действие онтологических соображений и в конце концов расплывается.

На этом основывается переводимость вот-бытий-ных и так-бытийственных суждений друг в друга, показанная выше (гл. 14, б — г). «S есть» не только позволяет себя растворить в «S есть сущее» или, в частном случае, в «S есть реальное», но оно совершенно идентично с ним. Во всяком случае так будет, если при взгляде на бытийственное содержание не поддаваться влиянию логической формы. A «S есть Р» не только позволяет себя истолковать как «Р присутствует в S» или как «Р наличествует (есть сущее, есть реальное) в S», но совершенно идентично с ним.

Последнюю идентичность можно хорошо подтвердить примером из аристотелевской Аналитики. Устойчивое выражение, использующееся Аристотелем для предикативного бытия — это ύπάρχειν (το В υπάρχει τω А), что лишь неточно передаётся словом «характерно» («Zukommen»). В нём заключено пребывание в распоряжении, наличие, определённое «иметь место» (В имеет место в А). Но то же самое ύπάρχειν выступает в той же «Аналитике» в чистом значении «присутствовать», в значении данности, эк-зистирования.

г) Особые преобразования суждений и их онтологический смысл

Бытийственное содержание суждений гораздо постояннее их логической формы. Экзистенциальный смысл «S есть Р» можно схватить ещё и иным образом, нежели в вот-бытии Ρ в S. Категорическая форма суждения свидетельствует также о том, что всё отношение «S есть Р» присутствует, составляет сущее. Именно эта форма суждения выражает связь (синтез), высказываемую в ней, как некое сущее. Яснее всего это видно, если её сравнить с условной формой суждения, в которой предикативное бытие аподозиса высказано лишь как обусловленное. В modus ponens (Утверждающий модус условно-категорического умозаключения. — Прим. ред.) условного умозаключения меньшая посылка снимает обусловленность, категорически выражая посылку как выполненную (сущую). Вывод точно так же категорически утверждает бытие аподозиса.

В этом случае со всей отчётливостью обнаруживается «фактичный» смысл («da6»-Sinn) в так-бытии чего-либо (в Р-ичности S). То, что траектория Земли в действительности является эллиптической, означает в соответствии с бытийственным содержанием как раз то, что эллиптическая форма траектории в движении Земли является реальной. Правда, подобным образом не выражаются, ибо форма суждения переносит всю тяжесть на сторону так-бытия. Она умалчивает о бытии так-бытия, но не умалчивает о бытии всего отношения. Второе содержится также в категорическом (безусловном) характере связки «есть».

Указанный «фактичный» смысл в так-бытии некоего нечто можно найти в любом произвольно взятом суждении. Так-бытие некоего присутствующего означает, вообще говоря, не что иное, как «факт» того, что нечто определённое «присутствует» «в» чем-то определённом. «Дерево живое» не означает ничего, кроме «факта», что жизнь в дереве «есть». «Живое существо смертно» означает тот «факт», что смерть у него — это нечто действительно случающееся.

Ещё более текучими в языковом отношении кажутся следующие примеры. «Некоторые растения не зелёные» — «Существуют некоторые растения, которые не зелены». Или: «Ни один человек не делает зла ради зла» — «Не существует людей, которые…». Здесь налицо второй тип преобразования; всего отношения «S есть Р» нет, нет ни у одного случая S. В этих примерах языковая текучесть основывается на отрицательном характере суждений (частноотрица-тельное и общеотрицательное суждения). Логически же это не играет роли. У гибкого в языковом отношении содержания преобразование становится текучим и в общеутвердительных суждениях. «Каждый седьмой день недели — воскресенье» — «Каждые семь дней бывает воскресенье».

Онтологический смысл этих преобразований очень прост. Не перевод суждений образует существенное, но неограниченная обмениваемость вот-бытий-ных высказываний, и наоборот, притом что предикативное бытийственное содержание остаётся нетронутым.

Для этой ситуации и «относительность» бытий-ственных моментов — явно не совсем подходящее выражение. Точно так же недостаточен образ расплывающейся границы и сохраняющейся разницы. Суть дела заключается, скорее, в том, что в самом и как таковом так-бытии имеется вот-бытийный характер, а в самом вот-бытии — характер так-бытия. Но теперь это должно быть-обнаруживаемо и в отвлечении от суждений, непосредственно в «сущем как сущем».