Николай Гартман:
К основоположению онтологии.
Часть IV. Проблема и положение идеального бытия. Раздел II. Связь идеального и реального бытия.
Глава 42. Исчезновение идеального предмета в поле познания

а) Предрасположенность понятия

Прежде чем мы приступим ко второй части доказательства, призванной провести границу в отношении реального и одновременно выработать позитивное отношение идеального и реального бытия, необходимо учесть ещё и другую сторону идеального познания. Традиционная двусмысленность понятия идеальности — не единственная причина непонимания бытийственного характера идеальных предметов. Скорее, она уже вызвана своеобразием того способа познания, который имеет с ними дело. Это своеобразие можно обозначить как исчезновение гносеологического характера предмета в поле познания. Но так как с гносеологическим характером предмета связаны сверхпредметность и в-себе-бытие, то такое исчезновение есть одновременно исчезновение идеального бытия, а следовательно, и как такового познавательного характера в идеальном познании.

Здесь надо вспомнить то, что изложено выше (гл. 38, с.). Математическое высказывание, пожалуй, выражает чисто математическое отношение, но оно в то же время и скрывает его, а именно — благодаря своей собственной предрасположенности к мысленной оформленное и своей осознанности, как бы благодаря своей логической первоочерёдности. Оно порождает видимость, будто дело в нём идёт только о нём самом, о его мысленном существовании, можно также сказать: о его понятийном существовании. Ибо оно как раз пребывает в сфере понятия. Понятие, со своей стороны, есть, пожалуй, понятие вещи, но оно не тождественно вещи. Напротив, оно может и допускать промах в её отношении. Но так как здесь всякое схватывание вещи, то есть математического предмета, принимает форму понятия, то появление понятия в сознании порождает видимость, будто оно само уже есть вещь, и благодаря этому та вместе с её бытийственным характером скрывается. Понятие, схватывая («понимая») идеальное бытийственное отношение, одновременно также скрывает его от сознания. Оно не исчезает по сравнению с тяжестью предмета. По своей сущности оно первоочередно. В силу этого оно заставляет исчезнуть то, что оно постигает.

О том, что дело обстоит так, свидетельствуют обсуждавшиеся теории математического мышления. Они, таким образом, теряют из виду способ бытия математических предметов, что последние кажутся им прямо-таки продуктами науки. Но и для непредубеждённой установки отнюдь нелегко однозначно зафиксировать разницу между высказыванием и высказанным отношением величин, между понятием треугольника и самим треугольником.

Ввиду такого положения дел необходимо задать вопрос, в чём, собственно, дело? Ведь высказывания (суждения) и понятия имеют место и в поле реального познания. Почему же там они не выступают вперёд? Почему человек не позволяет себе так легко смешивать понятие некоей реальной вещи или некоего лица с самой реальной вещью или самим лицом?

Или, быть может, надо признать, что таковое смешение существует и в реальном познании? Правда, есть теории, в этой ситуации утверждающие, что у нас вообще есть только наши понятия и представления о реальном мире, не сам этот мир. Так с давних пор учил скепсис, такой вывод делал субъективный идеализм, оспаривая тем самым у естественного осознания мира его познавательный характер. Дальше всего пошли неокантианцы, попытавшись всю природу редуцировать до понятийного содержания науки.

Но это в конце концов только философские теории, пороки одностороннего толкования проблемы на основе неполного анализа феномена познания. Они не снимают естественного сознания реальности. Ибо последнее коренится в данности совершенно иной важности, нежели наука и теория. Это доказало рассмотрение эмоциональных актов и жизненного контекста.

б) Навязчивость и ненавязчивость предмета

Однако именно это заблуждение показывает, где нам следует искать причину исчезновения идеального предмета. Вероятно, в первую очередь её надо искать в способе данности. Как раз он является весьма иным, нежели у реального. Реальность навязчива. Она испытывается не в одном только познании, но и в переживании и претерпевании, в затронутое человека происходящим, да и в предзатронутости и в ответной затронутое. Она застигает человека и, застигая, убеждает его в себе. Она не ждёт суждений или понятий, она присутствует «до» всякой познанности как таковой, охватывает человека непреодолимо, безразлично к тому, последует ли за этим познание; тем более научное познание и формирование понятий следуют лишь со стороны. Идеальный же предмет себя не навязывает. Чистые отношения пространств и величин, даже там, где в жизни с ними действительно считаются, как таковые остаются незамеченными, они предстают погружёнными в реальные отношения, которым они присущи. Но если познание поднимается до того, чтобы схватить их чисто как таковые в их всеобщей закономерности, то оно делает это в форме науки. И тогда способ, которым они поднимаются в сознание и делаются предметами рассмотрения, обретает логическую структуру. Но это значит, что они поднимаются в сознание в форме понятий и суждений.

Так как сознание в иной данности их не знает, то понятно, что в нём на передний план «выбивается» понятийность. Это хотя и не та же навязчивость, которой обладает затронутость, но всё-таки именно некая первоочерёдность; и теперь она принадлежит не самому предмету, но «понятию» предмета. Впрочем, её нельзя понимать таким образом, будто теперь познается вовсе не предмет, но понятие предмета; скорее и здесь и там познается предмет, а понятие есть лишь содержательная форма, в которой он схватывается. Иначе ведь это было бы не познание. Но познающее сознание теперь склоняется к тому, чтобы принять эту содержательную форму схватывания за сам предмет. Оно смешивает её с ним. Оно полагает теперь, что будет иметь дело только со сформированными им самим образованиями — понятиями и их отношениями; и совсем не замечает, что тем самым оно себе самому отказывает в познавательном характере в отличие от того, что своим предметам в бытийственном характере оно не отказывает.

Так в математическом сознании возникает иллюзия науки, занимающейся только имманентной игрой мысли. Ненавязчивость идеального предмета благоприятствует этому заблуждению. За оперированием понятиями нет модуса данности, который решительно прервал бы понятийную игру и принудил бы сознание вспомнить о сверхпонятийном и сверхпредметном бытии математических образований. В рамках чистой математики, таким образом, первоочерёдность понятия остаётся совершенно не тронутой; в своей области она не встречает затруднений и может вырасти в систему понятий и суждений, в которой онтологический смысл высказываний и понятий будет совершенно забыт.

В этом состоит исчезновение идеального бытий-ственного характера в предметном поле чистого идеального познания.

Исчезновение это обнаруживает собственные границы лишь в связи идеального и реального познаний. Оно наталкивается на сопротивление в тот момент, когда познающее сознание вспоминает о том, что существуют реальные отношения, обладающие математической закономерностью и позволяющие себя понять математически. В этих обстоятельствах становится невозможным рассматривать математические отношения как отношения одних только понятий. Тяжесть реального предмета побуждает вспомнить о бытии предмета идеального. Исчезнувший и прикрытый понятийностью бытийственный характер идеального проявляется вновь. А одновременно с этим тогда исчезает первоочерёдность понятия. В самой науке порог этого припоминания лежит на границе чистой и прикладной математики.

в) Положение познавательных образований в идеальном познании

Тем, чем понятие является в науке, в повседневном познании является представление. Оно принимает разнообразные формы, может далеко отходить от логической структуры; кроме того, в нём существует широчайшая градация осознанности. Обычно оно вообще не осознается как образование, нисколько не замечается в познании предметов, хотя познание предметов именно в том и состоит, что сознание получает о них представление. Именно сознание в познавательном отношении (Erkenntnisverhaltnis) было и остаётся вполне обращено к предмету. Образ, который оно создаёт себе в познании предмета — существует ли он в форме понятия о нём, мнения о нём или даже только в восприятии его образа, — не составляет второго предмета наряду с реальным, но исчезает в сознании предмета. Это можно выразить и так: содержательное познавательное образование в познающем сознании есть форма, в которой то схватывает предмет. Поэтому в схватывании предмета оно вместе с ним не схватывается.

Об этом отношении в Новое время велись продолжительные споры. ¹⁴ Цеховая феноменология принципиально оспаривала появление образа в познавательном отношении, причём по той простой причине, что в наивном осознании предмета его обнаружить нельзя. Правда, это не аргумент, ибо в неотрефлек-сированном повседневном познании в столь же малой степени, как и в сознании образа, имеется сознание акта; но всё же было бы странно, если бы из этого захотели сделать вывод, что нет вовсе никакого акта, что такое познание, следовательно, не является также и актом. Скорее обнаруживается, что повсюду, где движется вперёд познание, в особенности там, где оно вскрывает и исправляет ошибки, там появляется сознание образа. А именно, если оказывается, что предмет в определённом отношении иной, нежели он представлялся, то вновь полученное представление расходится с предыдущим, и предыдущее становится в этом очевидным.

Но для нашей проблемы поучительным в этом возражении является правомерно упоминаемый факт, что в естественном познавательном отношении образ предмета как таковой не осознается. Хотя сознание «обладает» представлением предмета, но «схватывает» не его, но как бы в нём и посредством него сам предмет. Представление, таким образом, остаётся незамеченным. Оно исчезает перед тяжестью предмета, или, если воспользоваться другой аллегорией, оно есть только посредник схватывания предмета, оно прозрачно для настроенного на вещь взгляда.

Таково оно в реальном познании, насколько оно пребывает неотрефлексированным в естественной установке. Только в научной рефлексии это изменяется, поскольку здесь образ обладает уже не подвижной формой представления, но принимает более твёрдую и логически совершенную форму понятия. Понятие созидается в осознанно методическом синтезе, в нём обрабатывается и моделируется. Данная работа помещает его в свет сознания. Это причина того, почему научное познание не направлено на предмет неот-рефлексированно, но всегда сопровождается познанием второго порядка, в котором предметом делается его собственное содержательно созидательное действие. На поздней стадии это второе познание переходит в методологию. Ведь к методу относится то же, что и к образу: даже наивное познание «имеет» свою определённую процедуру, но оно не знает о ней, не «схватывает» её. Только научное познание осознает её, делая предметом. Но тогда это будет предмет до той же степени второго порядка, что и относящееся к нему познание.

г) Двоякое исчезновение. Представление и понятие

Если теперь сравнить познание идеальных предметов с неотрефлексированным реальным познанием, то есть например с простым схватыванием вещей или событий в повседневности, то сразу явно бросается в глаза противоположность. В первом, как обнаруживается, предмет имеет тенденцию к исчезновению и на первый план выбивается образ; во втором исчезает образ и сознание имеет дело только с предметом. И то и другое заходит так далеко, что подталкивает теорию к отрицанию исчезающего. Математическая теория может себе вообразить, что сознание в математике имеет дело только с понятиями; а феноменология реального познания впадает в иллюзию, что в таком познании совсем нет образа предмета.

Даже если освободиться от подобных крайностей теории, то всё-таки и в том, и в другом случаях сохраняется факт исчезновения. Надо, стало быть, задать вопрос, в чём это исчезновение состоит. Ответ подсказывается именно перевёртыванием ситуации в отношении идеального и реального познаний. В последнем предмет изначально навязчив, его данность укоренена в эмоциональной затронутости; в идеальном познании этот момент совершенно отсутствует, его предмет только должен быть найден и извлечён из своей сокрытости научным размышлением. Очевидна навязчивость предмета, заставляющего познанательное образование в сознании исчезнуть. И в соответствии с этим необходимо сделать вывод, что именно ненавязчивость позволяет познавательному образованию стать осознанным, бытийственный же характер предмета заставляет исчезнуть. Кажется, что в познающем сознании нет места для двух последовательно соединённых предметно оформленных образований; оно схватывает только либо первое, либо второе. А если данность предмета познания не имеет силы навязаться ему тяжестью своего в-себе-бытия и тем самым вытеснить из сознания образ, то сам предмет вытесняется и как бы заслоняется образом. Но это значит, что в свою очередь навязывается образ. К этому очень точно подходит упомянутое выше различие представления и понятия. Если не учитывать логической стороны понятия, то и то и другое суть лишь различные формы познавательного образования; и в том и в другом сознание постигает не их самих, но предмет; они, таким образом, суть формы образа предмета. Но представление мимолётно, понятие же твёрдо оформлено, завершено. Оно требует осознанно созидающей работы. Если теперь предмет познания таков, что становится постижим лишь на ступени научной работы, то его познание именно этим привязано к понятийной форме образа. Но последняя как раз является поднятым в сознание познавательным образованием. Понятийная форма образа, стало быть, есть то, что скрывает в идеальном познании способ бытия предмета. Или, кратко резюмируя всё это отношение: именно та оформленность образа, в которой становится постижимым идеальное бытие, позволяет в то же время исчезнуть его бытий-ственному характеру.

Реальное познание, хотя и работает с понятием, но только на его более высокой ступени. А здесь всё устроено для поддержания сознания бытия посредством первичного способа данности реального. Этого способа вполне достаточно, чтобы не быть скрытым и в понятийной проработке познавательного образования. Здесь влияние понятийности доходит лишь до того, что благодаря ему существование образа сдвигается в сознание. А это в свою очередь возможно без исчезновения предмета, поскольку на ступени науки сопутствующее познание второго порядка создаёт пространство для схватывания всего познавательного отношения, то есть для двойственности последовательно соединённых образований: образа в сознании и в-себе-сущего предмета.

Правда, в принципе на такой охват способно и идеальное познание. И обычно в нём нет недостатка даже в математическом познании. Этому познанию мешает только отсутствие допонятийного схватывания предмета. Поэтому происходит так, что в своей увлечённости понятием и высказыванием оно теряет бытийственную ориентацию.