Наименование: | Субстанция (образовано от латинского слова: substantia — под-лежащее, лежащее в основе — латинский перевод греческого слова: ὑπόστασις — то, что существует самостоятельно, само по себе). |
Определение: | Субстанция — это понятие традиционной философской мысли для обозначения объективной реальности в аспекте внутреннего единства всех форм её саморазвития. Субстанция неизменна и устойчива, в отличие от перманентно меняющихся свойств и неустойчивых состояний, — она есть то, что существует в себе самом и благодаря самому себе, а не в другом и не благодаря другому. |
Раздел: | Концепты философского дискурса |
Дискурс: | Философия |
Субдискурс: | Онтология |
Связанные концепты: | Бытие Мир Сущее Сущность |
Текст статьи: © П. П. Гайденко. Подготовка электронной публикации и общая редакция: © Центр гуманитарных технологий. Ответственный редактор: А. В. Агеев. Информация на этой странице периодически обновляется. Последняя редакция: 29.07.2025. | |
Субстанция — это понятие традиционной философской мысли для обозначения объективной реальности в аспекте внутреннего единства всех форм её саморазвития. Субстанция неизменна и устойчива, в отличие от перманентно меняющихся свойств и неустойчивых состояний, — она есть то, что существует в себе самом и благодаря самому себе, а не в другом и не благодаря другому; сущность (греч. οὐσία), лежащая в основе явления; неделимое, единое, постигаемое умом, в отличие от множественности чувственно воспринимаемого. В понятии субстанции находит выражение наиболее важный аспект бытия. В европейской мысли понятие субстанции получало разные интерпретации: оно рассматривалось как конкретный индивидуум и как единая основа всего сущего; как онтологическая реальность (см. Онтология) и как логический субъект (см. Логика); как духовное начало и как материальный субстрат; как неизменная, самотождественная сущность явления и как закон изменения, принцип построения ряда событий, отношение сопринадлежности множества единичных случаев. В развитии философской мысли (см. Философия) прослеживаются два основных подхода к трактовке понятия субстанции — монистический и плюралистический. Философы, тяготеющие к пантеизму, допускают единую и единственную субстанцию, которая мыслится как то, что для своего существования не нуждается ни в чём другом, так как есть причина самой себя; самостоятельность субстанции понимается здесь как абсолютная. Всё существующее рассматривается как состояние, явление или атрибут этой единой субстанции. Такое воззрение представлено в Античности у элеатов и стоиков, в Средние века к нему тяготеют некоторые представители крайнего реализма, в эпоху Возрождения — Дж. Бруно, в Новое время — Р. Декарт (не вполне, впрочем, последовательно) и наиболее радикально — Б. Спиноза; к этому пониманию субстанции близки Другое понимание субстанции складывается у философов плюралистической ориентации, к которым принадлежат, в частности, и те, кто исходит из принципа креационизма и учения о трансцендентности Бога. Считая субстанции самостоятельными началами, в отличие от их акциденций, философы этой ориентации признают относительный характер их самостоятельности, который определяется местом, занимаемым субстанцией в иерархии бытия. Абсолютной самостоятельностью обладает лишь высшая — божественная — субстанция, которая поэтому иногда именуется не субстанцией, а сверхсубстанциальным началом. Однако оттого, что тварные субстанции не обладают полной независимостью, поскольку зависят от высшей Хотя вопрос о первоначале всего сущего ставился в античной философии с первых её шагов, однако понятие субстанции в собственном смысле сформировалось лишь у Аристотеля. Предпосылки для этого были созданы в школе элеатов Аристотель вслед за Платоном полагает, что именно субстанции, обладающие устойчивостью и самотождественностью, составляют предмет знания. Вместе с тем субстанция как отдельный индивидуум в своей единичности не может быть познана; Аристотель вынужден признать, что предметом знания является «неделимый вид», то есть наименее общий, ближайший к индивидуумам Другой влиятельной философской школой, предложившей отличную от аристотелевской интерпретацию понятия субстанции, были стоики. Они трактуют субстанцию как субстрат (το ὑποκείμενον, также οὐσία) и считают первой из четырёх признаваемых ими категорий. Реально существующей стоики считают единую субстанцию: это «огненный В Средние века трактовка субстанции опирается прежде всего на аристотелевскую и отчасти неоплатоническую традицию. Двойственность Аристотелева учения о субстанции породила два направления: понимание её как единичного индивидуума легло в основу номинализма, к пониманию её как эйдоса тяготел крайний реализм, представители которого исходили из реального существования общего. У истоков средневековой схоластики стоит Боэций, выступивший как «посредник» между античной философией и христианским богословием, а также между греческой и латинской образованностью. Боэций пытается внести терминологическую ясность в учение Аристотеля о субстанции как индивидууме и как виде. «Словами subsistentia и subsistere мы называем то, что греки зовут οὐσίῶσις и ουσιῶσθαι; а их ὑπόστασις и ὑφίστασται мы переводим как substantia и substare. Субсистенция — это то, что само не нуждается в акциденциях, чтобы существовать. А субстанция — это то, что служит подлежащим для других акциденций, без чего они не могут существовать… Таким образом, роды и виды — только субсистенции, так как роды и виды не имеют акциденций. А индивидуумы — не только субсистенции, но и субстанции, ведь они для своего бытия не нуждаются в акциденциях, но служат подлежащими для акциденций» (Против Евтихия и Нестория. — Боэций. «Утешение философией» и другие трактаты. — М., 1990, Гилберт Порретанский (XII век), вслед за Боэцием, отличая субстанции как актуально существующие индивидуумы от субсистенций как родов и видов, исследует онтологический статус субсистенций, из которых, как он полагает, возникают субстанции. Источником чувственно познаваемых субстанций, по Гилберту, является то, что греки называли идеями, а латиняне формами. Идеи суть чистые субстанции (substantiae sincerae), поскольку свободны от материи. Существуют четыре основные чистые субстанции: огонь, воздух, вода и земля, которые не надо смешивать с соответствующими чувственно данными стихиями, так как речь идёт об их идеальных прообразах. Вообще все формы составных субстанций суть лишь образы чистых и вечных субстанций — идей. Таким образом, формы, как их мыслил Аристотель, у крайнего реалиста Гилберта превращаются в универсалии, существующие до вещей. Бог, по Гилберту, есть сущностное бытие (essentia), от которого все вещи получают свою сущность и бытие. Бытийность Бога есть бытие всех тварей. В отличие от Бога, в котором бытие и сущность совпадают, в тварных вещах различны их бытие (esse) и сущность (то, что есть — id quod est). Источник бытия вещи — её идея, или чистая форма; так, телесность есть бытие тела, само же тело, существующее благодаря телесности, есть то, что есть. Гилберт Порретанский даёт толкование субстанции в духе платонизма, к которому в разной степени близки другие представители реализма — Бернар Шартрский, Гильом из Шампо, Гильом из Конша и другие. Более близкое к Аристотелю понимание субстанции защищает Фома Аквинский. Отождествляя субстанции с индивидуумами, он различает субстанциальные и акцидентальные формы: последние являются источниками качеств, тогда как первые сообщают субстанциям бытие (Summa theologiae, I, q. 764 с.). «Само бытие есть акт субстанции» (Summa contra gent., II 54). В зависимости от характера присущей ей формы субстанция занимает определённое место в иерархии тварных существ. У низших субстанций — неорганических стихий и минералов — форма есть causa formalis и составляет внешнюю определённость вещи. На следующей ступени — у растений — форма выступает как causa finalis, конечная причина субстанции, или душа, изнутри её формирующая. У животных форма есть causa efficiens — действующая причина, и такие субстанции не только одушевлены, но и деятельны. Наконец, на четвёртой ступени форма предстаёт не как начало, организующее материю, но сама по себе (forma per se, forma separata). Это дух, или разумная душа. Будучи нематериальной, она не погибает со смертью тела, её может уничтожить лишь Творец. Фома Аквинский называет эту субстанцию «самосущим». Если чувственная душа животных осуществляет свои действия через тело, то разумная имеет действия, отделённые от тела, — мышление и воление. Все субстанции, кроме духовных, состоят из материи и формы, духовные же существа — из субстанции и бытия: субстанция в них есть потенциальное начало. «Не одно и то же состоять из материи и формы и из субстанции и бытия, хотя то и другое соотносится (в обоих случаях) как потенция и акт» (Summa contra gent., II 54). Совсем иначе проблему субстанции рассматривают номиналисты XIV века. — Уильям Оккам, Николай из Отрекура, Пётр Ломбардский и другие. Они исходят из учения Аристотеля о субстанциях как единичных индивидуумах, но помещают его в новый контекст, видя верховную причину всего сущего во всемогущей божественной воле, не имеющей над собой никакой детерминации, в том числе и той, которую представляют идеи самого же божественного ума. Опираясь на Дунса Скота, утверждавшего, что «ничто, кроме воли, не является причиной всего того, чего хочет воля» (Oxon. II, d. 25 qu unic. n. 22), У. Оккам считает, что сначала Бог своей волей творит единичные вещи, а затем уже в качестве их репрезентаций возникают идеи — знаки единичных вещей в уме. Тем самым субстанция теряет своё значение самостоятельно сущего, носителя акциденций, не имеющих бытия без субстанций. Согласно Петру Ломбардскому, Бог «может создать любую акциденцию без посредствующей субстанции только своим действием, следовательно, может создать любую акциденцию без другой и субстанцию без акциденции — своим действием» (Questiones et decisiones in quattuor libres sententiarum Petri Lombardi. Lion, 1495, I d. 30 qu 1). Такой аргумент устраняет трудности «пресуществления субстанций» в таинстве причастия, но вместе с тем влечёт за собой радикальную перестройку прежней онтологии и теории познания. Если в схоластике от Бонавентуры до Фомы Аквинского предметом познания являются субстанции как умопостигаемые реальности, то, согласно У. Оккаму, познание должно быть направлено на эмпирическую реальность единичных вещей, потому что познаются не субстанции, а лишь акциденции; таково интуитивное познание — cognitio intuitiva. Таким образом, намечается тенденция трактовать знание как установление связи между акциденциями, то есть ограничить его миром эмпирических явлений, и пересматривается аристотелевский принцип онтологии и логики, гласящий, что субстанции первее отношений. Эта тенденция восторжествовала в Новое время в естествознании и философии — в английском эмпиризме, трансцендентальном идеализме Канта, в неокантианстве и позитивизме. Устранение номиналистами умопостигаемых субстанций и сведение эмпирического сущего до уровня явлений неожиданно оказалось созвучным принципам стоической онтологии, рассматривавшей все вещи как фактические данности, проявления единой мировой субстанции. Номинализм тем самым подготовил почву для рецепции стоицизма, получившего новую жизнь в натурфилософии XVI века — у Б. Телезио, Дж. Бруно, Т. Кампанеллы и других. Природа выступает у них как единая самодостаточная и самодовлеющая, пантеистически толкуемая динамическая система, в которой всё подчинено законам необходимости. Учение Дж. Бруно о бесконечной субстанции как безличном абсолюте, являющем себя во всех вещах, предвосхищает пантеистическую трактовку субстанции у Б. Спинозы. В XVII-XVIII веках полемика вокруг понятия субстанции ведётся между двумя направлениями, каждое из которых, хотя Вслед за Р. Декартом Б. Спиноза определяет субстанцию как то, что существует в самом себе и представляется само через себя; самостоятельность субстанции мыслится Б. Спинозой как абсолютная. Субстанция имеет атрибуты, составляющие её сущность, и модусы — состояния субстанции (substantiae aflectio), то есть то, что существует в другом и через другое (см. Избранные произведенияв 2 томах. Аристотелевско-томистскую традицию в понимании субстанции в XVII веке продолжил Хотя следы номиналистического влияния можно обнаружить Р. Декарт признавал реальность и познаваемость бесконечной субстанции и субстанций конечных — телесных и духовных. Б. Спиноза утверждал реальное существование единственной субстанции — пантеистически понятого Бога, или природы, познание которой есть тем самым познание всех вещей, заключённых в Боге и вытекающих из его бесконечной сущности. Дж. Локк объявил субстанции непознаваемыми, тем самым лишив метафизику её традиционного предмета и заменив её гносеологией и психологией. Дж. Беркли углубил агностицизм Дж. Локка по отношению к материальным субстанциям, объявив их не только непознаваемыми, но и вообще несуществующими. В отличие от Дж. Локка он доказывал реальность духовных субстанций, восприятием которых конституируется материальный мир («быть — значит быть воспринимаемым»). Пользуясь термином «идеи» в том же смысле, что и Дж. Локк, то есть подразумевая под ними чувственные качества (цвет, запах, звук и так далее), Дж. Беркли показывает, что они существуют только для воспринимающего субъекта — духа, души, нашего Я. Только он и есть реальная субстанция. «Нет субстанции, кроме духа или того, что воспринимает… Не может быть немыслящей субстанции или немыслящего субстрата этих идей» (Сочинения. — М., 1978, Д. Юм обратил скептические аргументы против всяких субстанций, в том числе и духовных. Понятие субстанции, согласно Д. Юму, возникает в уме человека в силу субъективных, психологических причин и не имеет объективной значимости. Д. Юм отвергает главный аргумент в пользу существования духовных субстанций, а именно убеждение в метафизическом тождестве Я. «Я никак не могу уловить своё Я как нечто существующее помимо восприятий и никак не могу подметить ничего, кроме какого-либо восприятия» (Сочинения в 2 томах. Начиная с И. Канта, предметом философии становится не субстанция, а субъект. Переход от субстанции к субъекту совершили уже Дж. Локк и Д. Юм, имевшие в виду психологического, то есть эмпирического, субъекта в его индивидуальности. И. Кант вводит понятие трансцендентального субъекта, тем самым освобождаясь от психологизма в теории познания, но в значительной мере разделяя юмовскую критику понятия субстанции. Эмпирический мир, мир опыта, как внешнего (природа как предмет естествознания), так и внутреннего (душа как предмет эмпирической психологии), существует лишь в отношении к трансцендентальному субъекту, конструирующему этот мир с помощью априорных форм чувственности (пространства и времени) и априорных форм рассудка (категорий). Определения, приписывавшиеся материальной субстанции, — протяжённость, фигура, движение — суть продукты деятельности трансцендентального субъекта. В мире природы нет места самосущему, здесь всё определяется связью механических причин, то есть другим и через другое, поскольку сам этот мир существует через отношение к Однако реликты субстанций как самостоятельных сущих, безотносительных к трансцендентальному субъекту, сохраняются у И. Канта в виде непознаваемых вещей в себе, аффицирующих чувственность. Недоступные теоретическому познанию, вещи в себе принадлежат к миру свободы — миру разума практического: человек как существо нравственное несёт в себе те черты, которыми традиционно наделялись духовные субстанции. И. Кант дал логико-онтологический анализ категории субстанции, который оказал существенное влияние на трактовку этого понятия в трансцендентализме — у Такая трактовка познания ещё более последовательно проводится в послекантовском немецком идеализме. Элиминировав вещь в себе и превратив трансцендентального субъекта в абсолютного творца всего сущего, В материализме Л. Бюхнера, К. Фохта, Я. Молешотта, так же как Представители реализма в трактовке субстанции одинаково не приемлют как идеалистическое, так и материалистическое её понимание. В XX веке понятие субстанции сохраняет своё значение в неотомизме (Э. Жильсон, Ж. Маритен, А. Сертийанж, А. Демпф, И. Лотц и другие), персонализме (Р. Т. Флюэллинг, Э. Брайтмен, М. Недонсель, Э. Мунье и другие), русском неолейбницианстве (А. А. Козлов, | |
Библиография | |
---|---|
| |