Язык индивидуальный

Индивидуальный язык — это некоторый гипотетический язык, который в силу необходимости может быть понятен только его [конкретному] носителю, поскольку слова этого языка и передаваемое ими содержание отражают личные ощущения и личный опыт конкретного индивидуума, недоступные никому другому. Индивидуальный язык следует отличать от зашифрованного языка, например, языка записи в личном дневнике, который в принципе поддаётся расшифровке или может быть понят кем-нибудь ещё.

Философы, говоря об индивидуальном языке, обычно подразумевают то, что с их точки зрения является необходимо индивидуальным постольку, поскольку он используется каким-то отдельным человеком только для указания на свои собственные индивидуальные переживания; ибо часто считают, что для того, чтобы язык был общим, он должен указывать на то, что наблюдаемо публично. Если индивидуум мог бы ограничиться описанием своих собственных ощущений или чувств, то, строго говоря, только он мог бы понимать то, что он говорит; при этом то, что он произносит, могло бы косвенно сообщать некоторую информацию другим, но для них оно не означало бы в точности то же самое, что означает для него.

Так, Р. Карнап, который даёт название «протокольный язык» любому множеству предложений, используемых для «прямого отчёта» о чьём-то собственном переживании, утверждает в своём сборнике работ «Логические основания единства науки» (1950), что если высказывание типа «Сейчас хочу пить», принадлежащее протокольному языку субъекта S1, истолковывается как выражение того, «что дано лишь непосредственно» субъекту S1, оно не может быть понято никем другим. Другой субъект S2 может утверждать, что способен опознать и указать на жажду S1, но, «строго говоря», он опознает только некоторое физическое состояние тела S1: «Если под жаждой S1 мы понимаем не физическое состояние его тела, но его ощущения жажды, то есть нечто нематериальное, тогда жажда S1 находится вне пределов осознания S2». Поэтому S2, возможно, не может верифицировать никакого утверждения, указывающего на жажду S1, и, следовательно, не может понять его. Далее Карнап продолжает: «В общем, каждое утверждение в протокольном языке какого-то человека имело бы смысл для этого одного человека […] Даже когда в разных протокольных языках встречаются одинаковые слова и предложения их смысл различен, они не могут даже сравниваться. Каждый протокольный язык мог бы поэтому применяться только солипсистски; интерсубъективный протокольный язык существовать не может. Этот вывод получен последовательным проведением обычной точки зрения и терминологии (отвергаемых автором)».

Поскольку Карнап полагает, что люди могут понимать протокольные утверждения друг друга только на основании необходимого для этих утверждений условия, чтобы они были сделаны в том, что он называет физическим языком, верифицируемым интерсубъективно, он приходит к выводу, что «протокольный язык — это часть физического языка». То есть он делает вывод о том, что предложения, которые на первый взгляд указывают на индивидуальное переживание, должны быть логически эквивалентны предложениям, описывающим некоторое физическое состояние субъекта.

Другие философы, вслед за Карнапом, давали физикалистскую интерпретацию утверждениям, которые один индивидуум делает о переживаниях других, но не распространяли её на все утверждения, которые можно сделать о своих собственных переживаниях. Они предпочитают считать, что определённые предложения служат только для описания индивидуальных переживаний говорящего и что, будучи таковыми для него они имеют значение, отличающееся от любого значения, которое они, возможно, могут иметь для любого другого.

Согласно Л. Витгенштейну, который в работе «Философские исследования» (1953) рассматривал проблематику индивидуального языка, подобный язык не может существовать, поскольку он не является семиотическим объектом, то есть по сути не является языком, в силу того что на нём нельзя передавать информацию. По Витгенштейну, носитель такого языка будет не в состоянии провести принципиальное различие между корректным использованием слова и видимостью его корректного использования. В разделе № 243 «Философских исследований» Витгенштейн пишет: «Но мыслим ли такой язык, на котором человек мог бы для собственного употребления записывать или высказывать свои внутренние переживания? […] Слова такого языка должны относиться к тому, о чём может знать только говорящий, — к его непосредственным, индивидуальным впечатлениям. Так что другой человек не мог бы понять этого языка».

Наряду с этим, в 1930-е годы была популярна теория Ж. Пиаже и Л. С. Выготского о внутренней речи (см. также: Автокоммуникация) как одном из этапов «внутреннего программирования в процессе порождения речевого высказывания» (А. Н. Леонтьев). Признаками внутренней речи считались её незаконченность, свёрнутость, эмбриональность. Предполагалось, что на определённом этапе порождения высказывания существует нечто вроде набросков, которые делают писатели в своих записных книжках, используя сокращения или одним им понятные значки. Однако, при изучении внутренней речи исследуется то, что фактически не поддаётся исследованию. Приборы могут регистрировать лишь косвенные показатели, которые даже не являются доказательством того, что внутренняя речь вообще существует как нечто феноменологически данное, как нечто, что можно ощутить при помощи органов чувств. Точно так же при изучении «быстрого сна» исследуют по косвенным данным то, феноменологический статус чего совершенно не выяснен.

Внутренняя речь была введена в научную терминологию очевидно по аналогии с литературой XX века, заинтересовавшейся процессом порождения речи и передачей внутренних переживаний человека. Но если прав Витгенштейн и мы не можем заглянуть в душу другого человека, а можем знать о его переживаниях только исходя из двух критериев — его поведения и его свидетельств о собственных внутренних процессах, то внутренняя речь есть совершенная вещь в себе и советские психологи были идеалистами в традиционном смысле слова. Такая позиция, на первый взгляд, близка бихевиоризму. Однако от формулы «стимул → реакция» позиция Витгенштейна отличается тем, что в поведенческой психологии отказ от заглядывания в чужую душу был жёсткой методологической предпосылкой для дальнейшего изучения психики как чёрного ящика. Витгенштейн же не настаивает на этом, он просто говорит, что не видит пути, каким можно было бы проникнуть в «чужое сознание» Во-вторых, из двух критериев — поведения и свидетельства — Витгенштейн, как и его ученик Н. Малколм при изучении понятия сновидения, часто отдаёт предпочтение второму.

Пользуясь семиотической терминологией (см. Семиотика), можно сказать, что внутренним является лишь смысл, план выражения высказывания, а внешним — его знаковое, материальное воплощение. Доказательство невозможности индивидуального языка — признак ориентации философии XX века на лингвистику и семиотику. О языке можно сказать, что он индивидуален, когда он приспособлен для общения ограниченного числа людей так, чтобы оставаться непонятным тем, кто находится вне этой группы. Согласно этому критерию, например воровской сленг и семейные жаргоны являются индивидуальными языками обособленных [в той или иной степени] групп людей.