Возможные миры

Возможные миры — это понятие философского дискурса, фиксирующее мыслимые состояния бытия (см. Бытие), альтернативные наличному. Философия (см. Философия) как феномен, реализующий себя на метауровне культуры (см. Культура) в процессе формирования прогностических моделей мира, в сущности может быть рассмотрена как духовная деятельность по концептуальному моделированию возможных миров.

Трактовки бытия, предлагаемые в философии Античности, варьируют в своём многообразии все мыслимые для античной культуры версии мироустройства («всё течёт» Гераклита и неподвижное Бытие элеатов; предельная гомогенность элеатского Бытия, бесконечная делимость подобочастных Анаксагора; атом как предел делимости у Демокрита, и тому подобные). В концептуальном пространстве античных философских моделей имманентно присутствует презумпция возможных миров, эксплицирующая себя в таких структурах их содержания, как соотношение между Космосом и архэ. Интерпретируемое в семантическом поле понятий возможности и действительности субстанциальное первоначало мира мыслится как «то, что вечно» в отличие от преходящих «миров-эонов» (век в значении временного отрезка и судьбы как его событийной наполненности). Согласно принципу исономии («не более так, чем иначе»), архэ последовательно воплощается в различных мирах, представляющих собой возникающие и деструктурирующиеся айоны — реализованные судьбы архэ, Космос за Космосом. В этом контексте первоначало может быть интерпретировано как квазивозможность, потенциальные зоны — как возможные миры, a наличный мир в качестве действительности предстаёт как актуальная на данный момент воплощённая возможность, одна из многих. Таким образом, экстраполяция на наличное бытие принципа исономии означает, что мир устроен «не более так, чем иначе», что действительность — лишь одна из возможных версий бытия. Это конституирует в античной философии проблему возможных миров как имманентную, а в ряде случаев и артикулированную эксплицитно: «существует в бесконечной пустоте бесконечное множество миров», «существуют иные небеса и иные миры в них» (Демокрит).

В рамках схоластики Средних веков проблема возможных миров наиболее остро проявляется в философской концепции Иоанна Дунса Скота, обозначаясь в контексте известной схоластической дискуссии: творит ли Бог мир по разуму или по воле своей? Однозначно отдавая предпочтение второму сценарию космотворения, Иоанн Дунс Скот строит принципиально волюнтаристическую модель креации как абсолютно интерминированного акта: Бог в акте свободы воли, не руководствуясь никакими внешними факторами, творит мир, исходя из собственного нерефлексируемого импульса. В этой связи модальная логика Аристотеля переосмысливается Дунсом Скотом — в духе средневекового реализма — как модальная теория бытия: наш мир как действительность, сущее, наличное бытие — лишь один из бесконечного множества потенциально возможных — в сослагательном перфекте — миров, и причина реализации Богом этого, а не иного проекта принципиально непостижима даже для Божественного разумения. Это очерчивает радикально новый горизонт трактовки свободы в европейской культуре. Трактуемая доселе как свобода воли — в силу её артикуляции в социально-политическом приложении — свобода осмысливалась как отсутствие внешнего целеполагания, деятельность по собственному внутреннему побуждению (что конституирует свободу лишь на уровне субъектной составляющей деятельности, в принципе не снимая несвободы, задаваемой объективными параметрами внешней среды как условия протекания деятельности и позднее имплицитно зафиксированной в марксистском определении свободы как «познанной необходимости»). В отличие от этого, у Дунса Скота сфокусированная на Бога свобода, сопрягаясь с абсолютностью любых возможностей, фактически оказывается тотальной.

В философии Нового времени идея возможных миров актуализируется Г. В. Лейбницем в контексте проблемы необходимости и случайности: «необходимо истинное» трактовалось им как универсально характерное для всех без исключения возможных миров, a «случайно истинное» — как встречающееся лишь в некоторых из них. Обрисованные философские идеи задают в европейской культуре вектор, инспирирующий фундаментальную разработку проблемы возможных миров в рамках логической семантики и вероятностной логики (вплоть до рассмотрения интерпретации как процедуры конституирования возможных миров как предметных).

«Принцип терпимости» Р. Карнапа, позволяющий произвольно задавать параметры как игровой речевой коммуникации, так и концептуального конституирования онтологии, задаёт вероятностную глубину артикуляции идеальных объектов, выступающих сферой верификации любого формализма («описания состояния») как возможных миров вне прямой онтологизации. В аналитической философии С. А. Крипке фиксируется примат объективной модальности (модальность de re) над языковой модальностью (de dicto). В этом контексте в работах Крипке оформляется концепция «имён собственных» как очерчивающих свои десигнативные значения, не апплицируясь однозначно на предметный денотат. В отличие от имен-десигнаторов, изоморфно сопряжённых с предельно определённым денотатом и выполняющих свою референтную функцию в любом из возможных миров, «имена собственные» в иных возможных мирах, сохраняя своё десигнативное содержание, могут иметь в качестве денотата иную предметную область. Семантика возможных миров, как модальная концепция в контексте неклассической логики, была разработана Я. Хинтиккой с учётом игровой интерпретации логических процедур (см. Языковые игры). Серьёзное содержательное продвижение проблематики возможных миров было осуществлено в работах С. Кангера, Р. Монтегю, А. Прайора, А. Мередита, И. Томаса и других.