Коммуникация

Коммуникация — это тип активного взаимодействия между объектами любой природы, предполагающий информационный обмен. В структуре любой коммуникации различают пять основных функциональных компонентов, расположенных в линейной последовательности:

1. источник информации (адресант), генерирующий сообщение для передачи;
2. передатчик, преобразующий сообщение в сигналы, передаваемые по некоторому каналу связи;
3. канал связи;
4. приёмник информации, декодирующий сигналы и переводящий их в сообщение;
5. получатель информации (адресат), которому предназначено сообщение.

В соответствии с этой моделью источник информации (адресант) кодирует некоторую информацию знаковыми средствами той знаковой системы, которая используется в данной форме коммуникации. Для усвоения информации от адресата требуется обратная процедура представления содержания — декодирования. Помимо основных компонентов, данная модель, как правило, содержит фактор дисфункции, который может искажать смысл передаваемого сообщения, — так называемый шум (например, внешние помехи, наличие нескольких сигналов в коммуникационном канале и так далее), а также фактор предотвращения коммуникационных неудач — избыточность информации (повторение элементов сообщения). Таким образом, данная модель коммуникационного акта подразумевает адекватную передачу информации от адресанта к адресату. Структура целостного процесса коммуникации представлена множеством отдельных последовательных коммуникационных актов.

Указанная общая модель коммуникации впервые предложена К. Э. Шенноном и У. Уивером в 1949 году и охватывает различные информационные устройства, начиная от технических средств и заканчивая животными и людьми. Модель Шеннона — Уивера представляет элементарный тип коммуникации и поэтому имеет и ряд ограничений: она строго механистична и исходит из возможности непосредственного получения информации; абстрагируется от содержания, смысла передаваемой информации, уделяя внимание только её количеству; коммуникационный процесс в данной модели носит линейный, однонаправленный характер, при котором обратная связь отсутствует или не рассматривается. Представленный данной моделью формальный характер коммуникации исследуется в математической теории связи и передачи информации (также называемой теорией коммуникации), в кибернетике и теории систем, а также в лингвистике и аналитической философии (см. Аналитическая философия), где акцентируется синтаксически-семантический и отчасти интенциональный её аспект, расширяя тем самым перспективу теории информации.

Первоначальное значение термина «коммуникация» с течением времени несколько изменилось и в настоящее время трактуется весьма широко. С одной стороны, если исходить из значения латинского глагола «communicare» (связывать, сообщать), понятие коммуникации подразумевает передачу сигналов и сообщений, то есть [в современном понимании] обмен информацией между любыми объектами естественной или искусственной природы. С другой стороны, понятие коммуникации этимологически тесно связано с такими понятиями, как сообщество, объединение. Эта связь приобретает особое значение в системе гуманитарных дискурсов, и, прежде всего, для социально-ориентированных философских теорий (см. Философия), в которых общество (см. Общество) или сообщество рассматривается как условие или цель удавшейся коммуникации. Поэтому термин «коммуникация», наряду с его общенаучным значением (как информационный обмен между любыми объектами), содержит широкий спектр социокультурных смыслов, связанных со спецификой обмена информацией в социуме (как информационный обмен между людьми). При анализе и описании коммуникации в системе гуманитарных дискурсов различают:

1. коммуникацию в широком смысле — как одну из основ человеческой жизнедеятельности и многообразные формы рече-языковой деятельности, причём не обязательно предполагающие наличие содержательно-смыслового плана;
2. коммуникацию как информационный обмен в технологически организованных системах;
3. мыслекоммуникацию как интеллектуальный процесс, имеющий выдержанный идеально-содержательный план и связанный с определёнными ситуациями социального действия;
4. экзистенциальную коммуникацию как акт обнаружения Я в Другом; в таком качестве коммуникация выступает в качестве основы экзистенциального отношения между людьми (как отношения между Я и Ты) и решающего процесса для самоопределения человека в мире/социуме, в котором человек обретает понимание своего бытия, его оснований.

В схемах и моделях, учитывающих особенности социальной коммуникации, то есть коммуникации между людьми, главное внимание обращается на деятельность, связанную с содержательным анализом информации, с интенциями, которые стремится реализовать, с одной стороны, источник, а с другой — получатель информации. Именно содержательность информации, её интенциональность, или направленность, составляют наиболее важные предпосылки взаимного обмена информацией, благодаря которому достигается взаимопонимание и взаимодействие между людьми в процессе коммуникации. С социальной точки зрения коммуникация составляет особую область человеческой деятельности (см. Деятельность), которая возникла и развивается обществом в целях взаимного обмена информацией, взаимопонимания и согласованного действия в различных областях практической жизни и познания. Необходимыми условиями и структурными компонентами социальной коммуникации является наличие механизмов восприятия и понимания информации у субъектов коммуникации, каналов передачи информации, а также правил осуществления коммуникации (семиотических, этических). В этих целях исторически вырабатываются различные в каждой культуре знаковые системы, и прежде всего язык в форме устной, а затем и письменной речи. В широком смысле каждое социальное действие может быть рассмотрено как коммуникационное, как содержащее и выражающее определённую информацию. Однако собственно коммуникационными являются лишь действия, осуществляемые со специальной целью коммуникации, то есть имеющие мотивационное основание, ориентацию на передачу информации и осуществляемые с использованием адекватной этой цели знаковой системы.

Социальная коммуникация выступает одним из базисных механизмов социокультурного процесса, обеспечивая саму возможность формирования социальных связей, управления совместной жизнедеятельностью людей и регулирования её отдельных областей, накопление и трансляцию социального опыта. При этом основная функция коммуникации в социуме — достижение социальной общности и деятельностной согласованности при сохранении индивидуальности каждого её элемента.

Структура простейшей социальной коммуникации включает как минимум:

1. двух или более участников-коммуникантов, наделённых сознанием и владеющих нормами некоторой семиотической системы (языка);
2. ситуацию (или ситуации), которую они стремятся осмыслить и понять;
3. тексты, выражающие смысл ситуации в языке или элементах данной семиотической системы;
4. мотивы и цели, делающие тексты направленными, то есть то, что побуждает субъектов обращаться друг к другу;
5. процесс материальной передачи текстов.

Основной содержательной единицей социальной коммуникации является сообщение (моноаспектная информация о чём-либо) или текст (комплексная информация о многих или нескольких существенных аспектах чего-либо). Таким образом, сообщения, тексты, действия по их построению и, наоборот, действия по реконструкции их содержания и смысла, а также связанные с этим мышление и понимание, составляют содержание социальной коммуникации. При этом такая коммуникация представляет собой явление системного порядка с выраженной иерархичностью структуры средств коммуницирования: семантема, сообщение, текст, специализированная культурно-семантическая подсистема (например, отрасль знаний или деятельности в её информационном аспекте), локальная культурно-семантическая система (например, этническая культура, национальный язык), глобальная семантическая система (например, искусственный язык) и прочие. По типу отношений между участниками-коммуникантами выделяются межличностная, публичная и массовая коммуникации. По типу используемых семиотических средств выделяются речевая, паралингвистическая и вещественно-знаковая коммуникации.

Вопросы, связанные с социальной коммуникацией, традиционно поднимались и развивались преимущественно в рамках философского осмысления проблематики диалога и общения, а также исследований в области происхождения социальных норм, морали, права и государства (теория общественного договора). Философское учение о коммуникации исторически сложилось в противовес доктрине общественного договора, восходящей к просветительству. Сторонники теории социальной коммуникации (К. Ясперс, О. Больнов, Э. Мунье) подчёркивают, что общественный договор в основе своей есть контракт, сделка, участники которой ограничены обоюдными обязательствами: они воспринимают и осознают друг друга лишь в свете этих обязательств, то есть абстрактно, безлично. Понятие договора подразумевает связь, основанную на фактической разобщённости людей. Коммуникация же рассматривается как сознательно устанавливаемая взаимозависимость, противоположная договору, то есть «Контакт вместо контракта» (Ф. Кауфман). Средством установления социальной коммуникации объявляется дискуссия, в ходе которой люди убеждаются, что их разъединяют общепринятые нормы мышления и роднит то, в чём они различны и индивидуально неповторимы. Философски значимым понятие коммуникации становится, прежде всего, в экзистенциальной философии К. Ясперса, который, развивая мотивы С. Кьеркегора, проводит различие между базовой «коммуникацией здесь-бытия» и более высокой «экзистенциальной коммуникацией». Согласно Ясперсу, даже успешная «коммуникация здесь-бытия», простирающаяся от сообщения жизненных интересов вплоть до всеобщих элементов идей, остаётся более низким уровнем коммуникации, чем «экзистенциальная коммуникация» между отдельными людьми. В целом, коммуникация становится у Ясперса целью и задачей философии, а мера коммуникационности — критерием оценки и выбора той или иной философской системы.

Тема социальной коммуникации, интерсубъективности и диалога становится одной из главных в философии XX века. Теоретическим фактором, во многом определившим характер современных исследований коммуникации, стал поворот философской и научной рефлексии к действительности языка. Исследования языковых и знаковых структур, развернувшиеся с начала XX века в работах философов и логиков (Б. Рассел, Л. Витгенштейн, Р. Карнап, А. Чёрч и другие), лингвистов (Ф. Соссюр, Ч. Пирс и другие) и семиотиков (Ч. Моррис и другие) радикально изменили понимание коммуникации и подходы к её изучению и организации. Так, например, Л. Витгенштейн начинает рассматривать коммуникацию как комплекс языковых игр, имеющих свои семантико-прагматические правила и свои принципиальные ограничения. Если раньше язык полагался просто как средство коммуникации, то теперь сама коммуникация погружается в структуры языка, становится пространством, в котором развёртываются те или иные языковые формы. Такой поворот открыл горизонты для искусственно-технического отношения к организации коммуникации. За счёт ставшего массовым конструирования языковых и знаково-семиотических средств, коммуникация стала оискусствляться, приобретая различные технически организованные формы (массовая коммуникация, человеко-машинная коммуникация и другие формы). Другим фактором, определяющим значение темы коммуникации, стали критика и кардинальное переосмысление оснований самой философии, разворачивающиеся на протяжении всего XX века. В поиске новых оснований именно категории «коммуникация» и «язык» начинают рассматриваться философами как одни из базисных и центральных.

Первые определения социальной коммуникации настаивали, в большей или меньшей степени, на механизмах, благоприятствующих развитию социальных отношений, в частности, на механизмах передачи содержания и феноменах символизации. Исторически первая [кибернетическая] модель коммуникации, разработанная основоположником кибернетики Н. Винером, основана на математической теории информации, согласно которой информация, полученная через открытую систему, уменьшает степень неопределённости, энтропии, которая в замкнутой системе необратимо возрастает, что приводит к возрастанию беспорядка и, в конечном счёте, к потере контроля над функционированием системы. Кибернетика, таким образом, заявила свои претензии на новую идеологию — идеологию «открытого общества», стабильность которого поддерживалась бы свободной циркуляцией информации, равно доступной всем его членам. Несмотря на всю утопичность, эта идеология была с энтузиазмом воспринята интеллектуалами 1950-х годов, и впоследствии трансформировалась в феномен «коммуникационного» мышления, наиболее важным требованием которого, наряду с терпимостью и готовностью к компромиссам, является «прозрачность» информационных потоков.

В феноменологии (Э. Гуссерль, М. Мерло-Понти, Б. Вальденаельс, А. Шютц, П. Бергер, Т. Лукман и другие), которая развивает идеи интерсубъективности и жизненного мира, подчёркивается, что традиционная диалогика, восходящая к Платону, распространённая ещё во времена И. Г. Гердера и В. фон Гумбольдта в понятии «сообщение» и пронизывающая рациональную повседневность человека, предполагает как само собой разумеющееся участие в целом. Но всеобщее, выражающееся в сообщении, с необходимостью приводит к существованию кого-то, кто говорил бы от его имени, что влечёт за собой логоцентризм. Тем самым общее в диалоге лишает другого участника диалога всякой возможности возразить и заставляет его в конечном счёте замолчать. По мнению Б. Вальденфельса, Э. Гуссерлю принадлежит первая попытка мыслить интерсубъективность, не полагаясь на предустановленный коммуникационный разум. В своём анализе феноменологического опыта Гуссерль предлагает исходить не из совместного опыта, но из опыта Чужого, хотя при этом всё же пытается доказать, что Чужой конструируется на почве Собственного. Для решения этого вопроса феноменология предлагает два методических подхода: эйдетическую и трансцендентальную редукцию. В эйдетической редукции Чужое включается в архитектонику «сущностных структур», поднимающуюся над Собственным и Чужим. Чужое как Чужое остаётся за скобками, следовательно, коммуникация с ним оказывается невозможной. Трансцендентальная редукция включает редукцию в некоторый «смысловой горизонт», простирающийся от Собственного до Чужого, что заставляет в конечном итоге умолкнуть последнего. Вальденфельс находит возможным объединение позиций феноменологии (М. Мерло-Понти) и этнометодологии (К. Леви-Стросс), и доказывает, что коммуникация между Собственным и Другим осуществима на территории интеркультурного опыта, не опосредованного неким всеохватывающим третьим, где Собственное постоянно поверяется Другим, а Другой — Собственным. Необходимо принять Чужое в качестве того, на что мы отвечаем и неизбежно должны ответить, то есть как требование, вызов, побуждение, оклик, притязание и так далее: «Всякое всматривание и вслушивание было бы отвечающим всматриванием и вслушиванием, всякие речь или действие были бы отвечающим поведением».

Диалогический характер коммуникации и опосредованность её социальностью рассматривалась уже М. Μ. Бахтиным. Согласно последнему, любое высказывание является ответом, реакцией на какое-либо предыдущее и, в свою очередь, предполагает речевую или неречевую реакцию на себя. Бахтин отмечал, что «сознание слагается и осуществляется в знаковом материале, созданном в процессе социального общения организованного коллектива». Сходные соображения развивал Л. С. Выготский: «Первоначальная функция речи — коммуникационная. Речь есть прежде всего средство социального общения, средство высказывания и понимания». Коммуникационную функцию знаковый материал сохраняет даже в тех случаях, когда используется лишь как средство для построения логических конструкций. Знаки сохраняют коммуникационный потенциал даже тогда, когда организуют сознание субъекта, не выходя за его пределы и выполняя экспликативную функцию. Такая внутренняя самоорганизация сознания, по Выготскому, происходит в результате интериоризации внешних знаковых процессов, которые, уходя в глубь субъекта, принимают форму его «внутренней речи», образующей основу вербального мышления. Вместе со знаковой коммуникацией в сознание субъекта проникает диалог других размышляющих субъектов, что способствует рождению у него размышления.

Широкое поле философских теорий коммуникации образует трансцендентальная прагматика К.-О. Апеля, а также теория коммуникационного действия Ю. Хабермаса; они представляют собой две магистральные линии этики дискурса. К.-О. Апель указывает на понятие a priori мыслящего коммуникационного сообщества всех аргументирующих как на условие возможности удачной коммуникации. Ю. Хабермас продолжил линию Дж. Мида и Э. Дюркгейма, подходы которых сменили парадигму целенаправленной деятельности, продиктованную контекстом философии сознания, на парадигму коммуникационного действия.

Хабермас понимает коммуникационное действие как процесс, в котором речь идёт о прояснении нормативных притязаний на истину, подлинность и правдивость, которые могут быть заявлены говорящими посредством их высказываний и проверены только во взаимном обмене аргументами. Понятие «коммуникационного действия» Хабермаса открывает доступ к трём взаимосвязанным тематическим комплексам:

1. понятию коммуникационной рациональности, противостоящей когнитивно-инструментальному сужению разума;
2. двухступенчатой концепции общества, которая связывает парадигму жизненного мира и системы;
3. теории модерна, которая объясняет сегодняшние социальные патологии посредством указания на то, что коммуникационно-структурированные жизненные сферы подчиняются императивам ставших самостоятельными, формально организованных систем действия.

Рациональными, по Хабермасу, можно назвать, прежде всего, людей, которые располагают знанием, и символические выражения, языковые и неязыковые коммуникационные и некоммуникационные действия, которые воплощают в себе какое-то знание. Знание имеет пропозициональную структуру, то есть те или иные мнения могут быть представлены в форме высказываний. Коммуникационная практика на фоне определённого жизненного мира ориентирована на достижение, сохранение и обновление консенсуса, который покоится на интерсубъективном признании притязаний, могущих быть подвергнутыми критике.

Все используемые в социально-научных теориях понятия действия можно свести к четырём основным:

1. понятие «теологического действия», которое подразумевает, что актёр достигает своей цели, выбирая сулящие успех средства и надлежащим образом применяя их;
2. понятие «регулируемого нормами действия»;
3. понятие «драматургического действия», соотносящегося с участниками интеракции, образующих друг для друга публику, перед которой они выступают;
4. понятие «коммуникационного действия», соотносящегося с интеракцией по меньшей мере двух владеющих речью, способных к действию субъектов, которые вступают (с помощью вербальных или экстравербальных средств) в межличностное отношение.

В этих моделях действия особое значение приобретает язык. При этом, полагает Хабермас, целесообразно использовать лишь те аналитические теории значения, которые сосредоточиваются на структуре речевого выражения, а не на интенциях говорящего. Согласно Хабермасу, общество следует постигать одновременно как систему и как жизненный мир. Концепция, опирающаяся на такой подход, должна представлять собой теорию социальной эволюции, которая учитывает различия между рационализацией жизненного мира и процессом возрастания сложности общественных систем. Жизненный мир предстаёт горизонтом, в рамках которого уже всегда находятся коммуникационно действующие. Этот горизонт в целом ограничивается и изменяется структурными изменениями общества.

Хабермас отмечает, что программа капиталистической модернизации, реализуемая средствами теории коммуникационного действия, относится критически как к современным социальным наукам, так и к общественной реальности, которую они призваны постигать. Критическое отношение к реальности развитых обществ обусловлено тем, что они не используют в полной мере тот потенциал научения, которым располагают в культурном отношении, а также тем, что эти общества демонстрируют «неуправляемое возрастание сложности». Возрастающая сложность системы, выступая как некая природная сила, не только крушит традиционные формы жизни, но и вторгается в коммуникационную инфраструктуру жизненных миров, уже подвергшихся значительной рационализации. Теория модерна непременно должна при этом учесть то, что в современных обществах увеличивается «пространство случайности» для интеракций, освобождённых от нормативных контекстов. Своеобразие коммуникационного действия становится практической истиной. В то же время, императивы ставших самостоятельными подсистем проникают в жизненный мир и на путях мониторизации и бюрократизации принуждают коммуникационное действие приспосабливаться к формально-организованным сферам действия даже тогда, когда функционально необходим механизм координации действия через взаимопонимание.

В неклассической философии коммуникация рассматривается в аспекте продвижения к принципиально неизвестному результату. К системному комплексу условий для коммуникации, по Ж. Деррида, примыкает письмо, которое он называет архиписьмом. Архиписьму имманентно непонимание и искажение, оно существует не для манифестации уже имеющихся идей. Поэтому не может быть коммуникации до конца чистой и успешной, не искажающей восприятия истины, как и не может быть истины без лжи и заблуждения. Поиск Деррида устремлён к корневым чувственным основаниям знака, его фактуре, его архиприродному самопроизвольному источнику. Классическое определение знака через оппозицию означаемое/означающее — плод центрированной геометрической модели знака эпохи рационализма, в которой первый член оппозиции всегда рассматривается как более существенный и ценный. Деррида же исходит из принципиального отсутствия означаемого, трансцендентного языку, отрицает тождество между мышлением и бытием. Письмо представляет собой бесконечное взаимодействие цепочек, означающих, следов, замещающих отсутствующее означаемое. Знаки при этом не имеют, безусловно, прямого и фиксируемого соответствия с обозначаемой предметностью, не обладают статусом присутствия и действуют самостоятельно в отсутствии сознания автора. Деррида подчёркивает, что коммуникация не обращена к сознанию автора как источнику значений, скорее она порождает эти значения в его уме и автор сам конструируется в процессе письма. Письмо освобождает речь от узости сигнальной функции посредством письменного запечатления речи в графике и на поверхности, чья сущностная характеристика — быть бесконечно передаточным. Одновременно письмо открывает доступ к коммуницированию с Иным, ибо данный подход к письму позволяет обнаружить в нём маргинальные смыслы, ранее находившиеся в подавленном состоянии. Тем самым открываются дополнительные каналы в коммуникации с прошлым.

Согласно Ж. Делёзу, коммуникация происходит на уровне событий и вне принудительной каузальности. При этом имеет место скорее сцепление непричинных соответствий, образующих систему отголосков, повторений и резонансов, систему знаков. События — это не понятия, и приписываемая им противоречивость (присущая понятиям) есть результат их несовместимости. Первым теоретиком алогичных несовместимостей, полагает Делёз, был Г. В. Лейбниц, ибо то, что он назвал совозможным и несовозможным, нельзя свести лишь к тождественному и противоречивому. Совозможность не предполагает в индивидуальном субъекте или монаде даже наличия предикатов. События первичны по отношению к предикатам. Два события совозможны, если серии, формирующиеся вокруг сингулярностей этих событий, распространяются во всех направлениях от одной к другой; и несовозможны, если серии расходятся в окрестности задающих их сингулярностей. Схождение и расхождение — всецело изначальные отношения, покрывающие изобильную область алогичных совместимостей и несовместимостей. Лейбниц применяет правило несовозможности для исключения одного события от другого. Но это несправедливо, когда мы рассматриваем чистые события и идеальную игру, где расхождения и дизъюнкция как таковые утверждаются. Речь идёт об операции, согласно которой две вещи или два определения утверждаются благодаря их различию. Здесь имеет место некая позитивная дистанция между различными элементами, которая связывает их вместе как раз в силу различия (как различия с врагом не отрицают меня, а утверждают, позволяя быть собранным перед ним). Теперь несовозможность — это средство коммуникации. В этом случае дизъюнкция не превращается в простую конъюнкцию. Делёз называет три различных типа синтеза:

1. коннективный синтез (если…, то…) — сопровождающий построение единичной серии;
2. конъюнктивный синтез [и] — способ построения сходящихся серий;
3. дизъюнктивный синтез (или) — распределяющий расходящиеся серии.

Дизъюнкция действительно бывает синтезом тогда, когда расхождение и децентрирование, задаваемые дизъюнкцией, становятся объектами утверждения как такового. Вместо исключения некоторых предикатов вещи ради тождества её понятия, каждая вещь раскрывается навстречу бесконечным предикатам, через которые она проходит, утрачивая свой центр — то есть свою самотождественность в качестве понятия или Я. На смену исключения предикатов приходит коммуникация событий. Делёз предлагает различать два способа утраты личной самотождественности, два способа развития противоречия. В глубине противоположности коммуницируют именно на основе бесконечного тождества, при этом тождество каждого из них нарушается и распадается. На поверхности, где размещены только бесконечные события, каждое из них коммуницирует с другим благодаря позитивному характеру их дистанции и утвердительному характеру дизъюнкции. Всё происходит посредством резонанса несоизмеримостей — точки зрения с точкой зрения; смещения перспектив; дифференциации различий, — а не через тождество противоположностей.

Такому пониманию «машины» коммуникации, ориентированной на постороннее сотворение нового, противостоит концепция координации практик габитусом П. Бурдьё. Она подразумевает строго ограничивающую порождающую способность, пределы которой заданы историческими и социальными условиями, отсекающими создание непредсказуемого нового. Теория практики выдвигает тезис, во-первых, о том, что объекты знания не пассивно отражаются, а конструируются, и, во-вторых, принципы такого конструирования являются системой структурированных и структурирующих предрасположенностей или габитусом, который строится в практике и всегда ориентирован на практические функции. Среда, ассоциируемая с определённым классом условий существования, производит габитусы, то есть системы прочих прио6pетенных предрасположенностей, выступающих в качестве принципов, которые порождают и организуют практики и представления, объективно приспособленные для достижения определённых результатов, но не предполагающие сознательной нацеленности на эти результаты.

Развивая логику взаимного влияния событий Лейбница, Бурдьё под габитусом понимает такой имманентный закон, который является предпосылкой не только для координации практик, но также для практик координации. Поправки и регулирования, которые сознательно вносят сами агенты, предполагают владение общим кодом. Попытки мобилизации коллектива, согласно теории практики, не могут увенчаться успехом без минимального совпадения между габитусом мобилизующих агентов (пророков, лидеров и так далее) и предрасположенностями тех, кто узнает себя в их практиках или речах, и, помимо всего того, без группообразования, возникающего в результате спонтанного соответствия предрасположенностей. Необходимо принимать во внимание объективное соответствие, устанавливаемое между предрасположенностями, которые координируются объективно, поскольку упорядочиваются более или менее идентичными объективными необходимостями. Для определения отношения между групповым габитусом и индивидуальным габитусом (который неотделим от индивидуального организма и социально определён и признан ими, легальный статус и так далее) Бурдьё предлагает считать групповым габитусом (который есть индивидуальный габитус постольку, поскольку он выражает или отражает класс или группу) субъективную, но не индивидуальную систему интернализированных структур, общих схем восприятия, концепций и действий, которые являются предпосылками всякой объективации и осознания, а объективная координация практик и общее мировоззрение могли бы быть основаны на абсолютной безличности и взаимозаменяемости единичных практик и убеждений. Отличия между индивидуальными габитусами заключаются в своеобразии их социальных траекторий, которым соответствуют серии взаимно несводимых друг к другу хронологически упорядоченных детерминант. Габитус, который в каждый момент времени структурирует новый опыт в соответствии со структурами, созданными прошлым опытом, модифицированным новым опытом в пределах, задаваемых их избирательной способностью, привносит уникальную интеграцию опыта, статистически общего для представителей одного класса (группы), а именно интеграцию, управляемую более ранним опытом. Ранний опыт несёт особое значение, поскольку габитус имеет тенденцию к постоянству и защищён от изменений отбором новой информации, отрицанием информации, способной поставить под сомнение уже накопленную информацию, если таковая представляется случайно или по принуждению, но в особенности уклонением от такой информации.

В области науки выделение знаний о социальной коммуникации в самостоятельное направление научных исследований принято относить к 1950-м годам, хотя первые публикации его основоположников (Г. Лассуэлл, П. Лазарсфельд, Н. Винер и другие) появились ещё в 1930–1940-х годах. Со второй половины XX века исследования в области социальной коммуникации стали предметом интереса со стороны академических профессиональных сообществ и были обогащены многочисленными идеями. В настоящее время различают, как минимум, пять уровней исследований в этой области:

1. исследования в области интраперсональной коммуникации, изучающие процессы обработки информации индивидом;
2. исследования в области интерперсональной коммуникации, изучающие процессы межличностного информационного взаимодействия, включая параязыки;
3. исследования в области групповой коммуникации, изучающие процессы группового информационного взаимодействия, к которым относятся и исследования институциональной (организационной) коммуникации;
4. исследования в области массовой коммуникации, изучающие процессы распространения информации для массовой аудитории и связанные с этим феномены, включая медиа и медиатизацию;
5. исследования в области человеко-машинной коммуникации, изучающие процессы информационного взаимодействия между человеком и техническими системами.

В научно-гуманитарном анализе коммуникации наиболее заметное место занимают межкультурные коммуникации людей в процессе взаимопроникновения и взаимодействия культур, а также языковые коммуникации. Эта проблематика стала активно развиваться в связи с тем, что глобализация как экономический и информационный процесс не дала ожидаемых позитивных результатов в культуре и не привела к [мульти] культурной глобализации, за исключением феномена массовой культуры, и, наряду с этим, существенно обострила проблему межкультурного взаимодействия. В современных глобализированных обществах центральная функция отводится прежде всего публичной и массовой коммуникации, так как она позволяет связать друг с другом действия и последовательности действий, даже если её субъекты не находятся в непосредственном контакте друг с другом. При анализе массовой коммуникации, которую осуществляют с позиций различных социологических парадигм, исследуются её институты, экономические отношения в этой сфере, протекание информационных процессов в конкретных обществах, странах и в мире в целом. Изучаются также коммуникационные единицы, средства, программы, модели, интенции, влияние деятельности средств массовой информации на формирование массовой культуры, взаимоотношений власти и общества.

В целом, современный научный, философский и общественный интерес к коммуникационной проблематике определён глобальным сдвигом, который произведён общим изменением места и роли коммуникации и коммуникационных технологий в различных общественных сферах, интенсивным развитием средств коммуникации. Процессы тотальной технологизации и автоматизации деятельности человека позволили перенести «центр тяжести» в общественных системах с процессов производства на процессы управления, в которых основная нагрузка ложится именно на организацию коммуникации. С другой стороны, указанные процессы всё больше освобождают человека от обязательной деятельности, расширяя область свободного времени, которое человек проводит в «клубах», то есть структурах свободного общения, где основным процессом также является коммуникация, но уже по поводу интересов, ценностей, идеалов и норм. Наряду с развитием уже существующих форм социальной коммуникации (динамика естественных языков и их взаимопроникновение, развитие искусственных языков, введение новых актуальных знаков и значений, техническое развитие средств коммуникации и так далее) человечество постоянно находится в поисках новых, более совершенных форм хранения и передачи социальной информации, наиболее значительным из которых стало развитие Интернета. Информатизация современного общества и «продолжающая» её коммуникация приобретают всё большую стратегическую значимость, особенно в сфере управления, глобальной политической и экономической конкуренции, поэтому биржевая стоимость коммуникационного сектора мировой экономики, равно как и сектора информационных товаров, постоянно возрастает на протяжении последних десятилетий.