Антипсихологизм

Антипсихологизм — это парадигмальная установка, постулируемая модернизмом и в особенности постмодернизмом, которая заключается в программной элиминации субъективного фактора при интерпретации феноменов культуры и отрицании всякой положительной роли психологических феноменов, идей и приёмов.

Традиция антипсихологизма в современной её артикуляции берёт своё начало в визуальном искусстве с программной ориентации и художественной практики позднего экспрессионизма, осуществившего радикальную переориентацию с презумпции выражения субъективного состояния художника на презумпцию выражения сущности объекта «как он есть» (Э. Л. Кирхнер) — вплоть до стратегии «деформации формы» как средства проникновения за феноменологическую видимость к ноуменальной сущности объекта (от Дж. Энсора к Э. Хеккелю, Э. X. Нольде, В. Кандинскому и К. Шмидту-Ротлуффу). Классическими произведениями антипсихологизма этого периода могут рассматриваться: серия «Портреты городов» О. Кокошки, визуальный ряд которой определяется не презумпцией чувственно-эмоционального их восприятия, но, напротив, рациональным знанием о специфике их истории, культуры и традиций, а также офорты М. Бекмана, понятые как «наборы визуальных шифров».

Далее тенденция антипсихологизма находит своё содержательное развитие в контексте кубизма, опирающегося на определённые идеи Платона, И. Канта и Г. В. Ф. Гегеля и программно ставящего своей целью моделирование возможных миров (см. Возможные миры): таким образом искусство (см. Искусство) предстаёт не как изобразительная, но как конструктивная деятельность. В рефлексивной самооценке X. Гриса, «кубизм есть только новый способ представления вещей», и, согласно «Манифесту кубизма» 1912 года, кубистское произведение есть концепция мира, созданная посредством знаковых кодов. В этом отношении эволюция художественной программы кубизма осуществляется аналогично экспрессионистской: от «бунта против вещей» и презумпции «выразить то, что было в нас самих» у раннего П. Пикассо — до его же программного требования «слиться с объектом», то есть «скорее изображать вещи такими, какими их знают, чем такими, какими их видят».

В контексте данной установки интенция кубизма на антипсихологизм объективируется в программе антивизуализма: принципиальное «отрицание наивного реализма» предполагало в кубизме «отказ от зрения» как традиционной основы живописи с её презумпцией перспективы и ракурса видения объекта. Призыв П. Пикассо «Уважайте объект!» предполагает восприятие последнего вне каких бы то ни было сиюминутных ассоциаций, имеющих субъективно-психологическую подоплёку. Согласно кубистской концепции творчества, художник должен быть «чист» и независим от собственного, личного и личностного видения объекта, — в позднем кубизме конституируется так называемая «секта чистых», или «пуризм» (не случайно А. Сальмон сравнивал кубизм с религией гугенотов). В контексте развития антипсихологизма кубистская «война против зрения» (П. Пикассо) может быть рассмотрена как выражение идеи элиминации субъекта — в данном случае субъективной точки зрения — в предельно простом, оптико-топографическом её понимании. По оценке Г. Аполлинера, в кубизме «художники, не будучи более ограниченными чем-то человеческим, представляют нам произведения более умозрительные, нежели чувственные».

Своего апогея в рамках модернизма стратегия антипсихологизма достигает в таком направлении, как футуризм с его сформулированным Ф. Т. Маринетти программным требованием «заменить психологию человека, отныне исчерпанную, лирическим завладением материалом». Традиционный психологизм не просто отрицается в футуризме, но заменяется пафосным механицистским объективизмом — вплоть до сформулированной в «Манифесте футуристической живописи» 1910 года идеи «создания механического человека с заменимыми частями». Однако в полемике кубизма с футуризмом в 1912 году кубизм обвинял последний в сюжетности и литературности, а тем самым — в уступке психологизму, конкретно имея в виду такие направления футуристической живописи, как динамизм и симультанизм, могущие быть отнесёнными к неоимпрессионизму (например, тезис Дж. Баллы о том, что «у бегущих лошадей не по четыре ноги, а по двадцать»). Финальная дискредитация психологизма осуществляется в дадаизме: по признанию М. Дюшана, относящемуся к дадаистскому периоду его творчества, «я стремился изобретать, вместо того чтобы выражать себя».

В неклассической философии антипсихологизм находит своё развитие не только в философии искусства (например, в анализе «дегуманизации искусства» у Х. Ортеги-и-Гассета), но и во многих иных предметных областях. Так, например, в контексте проблемы интерпретации антипсихологизм проявляет себя как ориентация на отказ от традиционного видения интерпретации текста (понимания) как реконструкции исходного авторского замысла (эволюционное движение от «биографического анализа» Г. Миша к структурализму, ориентированному на трактовку интерпретационной процедуры как основанной на выявлении объективных гештально-организационных характеристик текста). В структурном психоанализе субъект характеризуется как «децентрированный», растворённый в формах языкового порядка.

Наиболее явно позиция антипсихологизма проявилась у представителей французского структурализма. Так, М. Фуко указывал, что стремится представить формы мышления без субъекта, поэтому его не интересуют психологические операции, ему не надо раскрывать намерения автора и выяснять формы его духа. Его исследования нацелены на реконструкцию интерсубъективных структур мысли типа эпистемы.

В целом современная философия констатирует парадигмальный поворот в интерпретации самого феномена субъекта: не только психологически артикулированный (так называемый «вожделеющий») субъект фрейдистского типа, но и рациональный субъект типа декартовского уступает место деперсонифицированной презентации культурных смыслов (языка); по оценке Ж. Деррида, неклассическая философия практически осуществила деструкцию таких задающих саму идею субъективности феноменов, как «самодостаточность и самоналичие».

Идущая от философского и художественного модернизма (от структурного анализа и дадаизма прежде всего) линия антипсихологизма как растворения субъективности в семиотическом пространстве языка находит своё развитие в философии постмодернизма. Свою цель в данной сфере постмодернизм формулирует следующим образом: «взломать пока ещё столь герметическую преграду, которой удерживает вопрос о письме. под опекой психоанализа» (Ж. Деррида). Согласно постмодернистскому видению дискурсивных практик письма и чтения, последние задают семиотическое пространство, в рамках которого «производимое действие совпадает с переживаемым воздействием; пишущий пребывает внутри письма, причём не как психологическая личность, а как непосредственный участник действия» (Р. Барт). Утрата субъектом психологической артикуляции приводит к тому, что он не только теряет личностные качества и деперсонифицируется (становится «кодом, не-личностью, анонимом»), но и исчезает в целом как явление: «он — ничто и никто. он становится. зиянием, пробелом» (Ю. Кристева).