Априори и Апостериори

Априори (a priori) и Апостериори (a posteriori) — это связанные понятия научно-философского дискурса, обозначающие соответственно знание, предшествующее опыту и независимое от него, то есть присущее сознанию изначально («доопытное» знание), и знание, получаемое из опыта и обусловленное им («опытное» знание). Априорные формы чувственности и мышления организуют, придают связность и упорядоченность хаотическому знанию, полученному из опыта с помощью чувств. В современной методологии науки (см. Методология науки) к априорным формам знания относят исходные постулаты науки (см. Наука), хотя при этом признается в их выборе момент условности и конвенциальности. Апостериорное знание, получаемое при помощи чувственного восприятия, носит [с этой точки зрения] случайный и неистинный характер, оно основано на прошлом опыте и не исключает возможности приобретения в будущем нового опыта, несогласовывающегося со старым. Для того чтобы такое знание приобрело всеобщий и необходимый характер, его следует подвести под априорные формы знания.

Истоки самой идеи различения априорного и апостериорного знания содержатся уже в античной философии. Так, в учении об анамнезисе (воспоминании) Платона утверждается, что некоторые знания (например, математические теоремы, человеческое сознание, «душа») можно при определённом усилии вспомнить, то есть воспроизвести, актуализировать независимо от восприятия каких-либо феноменов реального опыта. В свою очередь, Аристотель различал познание вещей из их причин — из тех, которые составляют их предпосылку (целевая, формальная (причина), — это априорное познание и познание причины из её действия — апостериорное познание. Г. В. Лейбниц изменил смысл термина «априори», предположив, что познание вещей из их причин полно только тогда, когда оно восходит к последним и высшим причинам, которые он называл «вечными истинами», и приравнивал априорное познание к умозрительному, беспредпосылочному, самоочевидному для разума знанию.

Благодаря Хр. фон Вольфу понятия «априори» и «апостериори» вошли в немецкую философию и было принято И. Кантом. Так, уже во введении к «Критике чистого разума», говоря о сущностном происхождении человеческих знаний, Кант писал: «Хотя всё наше познание и начинается с опыта, вместе с опытом, отсюда не следует, что оно целиком происходит из опыта». Таким образом, Кант полагал априорной форму организации знания, которая наполняется апостериорным содержанием, что обеспечивает универсальность и необходимость научного знания. Он считал, что, аффицируя чувственность человека, вещи пробуждают одновременно и некую внутреннюю активность человеческого познания, поэтому даже опытное знание «складывается из того, что мы воспринимаем посредством впечатлений, и из того, что наша познавательная способность (только побуждаемая чувственными впечатлениями) даёт от себя самой». Проявлением этой активности познания и является человеческая способность совершать не только опытное, но и внеопытное познание. В дальнейшем Кант будет считать априорными только те знания, которые безусловно не зависят от всякого опыта, а не от того или иного конкретного опыта. И, наконец, из всех априорных знаний Кант выделит «чистые априорные» — те, к которым совершенно не примешивается ничто эмпирическое; более того — те, которые имеют всеобщий и необходимый характер. Кант относил к ним сравнительно большую совокупность главным образом научных знаний, получение которых стало высшей целью и задачей человеческого познания вообще — законы, принципы и так далее. Чаще всего, по Канту, они начинаются со слов «все», «вся» и так далее, утверждая некоторые положения и принципы относительно определённых целостных классов вещей. Эти априорные, всеобщие и необходимые знания, согласно Канту, нельзя получить эмпирическим путём, они формулируются каким-то иным — доопытным или внеопытным образом. Но априорны эти знания лишь по своей форме, их же содержание проистекает из опыта. Суть кантовского априоризма заключалась, таким образом, в акцентировании того факта, что каждый человек, начиная процесс познания, как бы заранее обладает некими существовавшими уже до него формами, которые и придают его знанию характер искомого идеала — необходимости и всеобщности. Кант различал априорные формы чувственности — пространство и время, и априорные формы мышления — чистые рассудочные понятия или категории, разделённые им на четыре класса: количества, качества, модальности и отношения. Кантовский априоризм сыграл существенную роль в преодолении одностороннего эмпиризма, указав на необходимую предпосылочность знания, на взаимосвязь условий опыта и его результатов.

В философии неокантианства, особенно Баденской школы (В. Виндельбанд, Г. Риккерт), понятие априорного расширяется за рамки чувственного опыта и переносится на область философии культуры. Это прежде всего культурные нормы и ценности как «общезначимые предпосылки разумной деятельности». Ценности выступают как сверхиндивидуальные функции разума. Общее как ценность и общее как понятие начинают противопоставляться в идиографических (описательных) и номотетических (греч. nornos — закон) науках. Представители Марбургской школы исходили из отрицания «вещей самих по себе» («вещь в себе») и априорности созерцаний, переводя время и пространство в разряд категорий.

Э. Кассирер подвергает кантовское понимание априорного дальнейшей трансформации. «Репрезентацией» он называет представление одного элемента сознания в другом и представленность целостности сознания в каждом из его элементов. Существует априорный синтез репрезентаций по «формам отношений», таким как отношения времени, пространства, причинности и так далее. Эти априорные структуры ещё не имеют дифференциации по функциональным и смысловым взаимосвязям. Например, в качестве времени может выступать и процесс физической последовательности звуков, и процесс их синтеза в музыкальном произведении; пространство может быть пространством картины, мифологическим пространством, физическим и так далее. Придание идеальных функций структурам репрезентации происходит благодаря наличию в сознании функции обозначения (сигнификации). Функция обозначения придаёт репрезентации знаковый, символический характер. Знак как символ есть единство чувственного и идеального, субъективного и объективного, содержания и формы, чувственная репрезентация рационального. Функция обозначения ведёт к ряду «символических форм», таких как язык, миф, искусство, религия, наука, история. Человек определяется как «животное, создающее символы», его существование является не субстанциональным (в естественнонаучном смысле), а ценностно-функциональным, символическим. «Символические формы» суть не «отражения реальности», но «светятся собственным светом» и в этом смысле априорны (хотя их априорность уже культурно-историческая; «символические формы» подвержены исторической эволюции). Соотношение «символических форм» с априорными структурами репрезентации («формами отношений») следующее: «Если схематично обозначить различные виды отношений — такие как отношения пространства, времени, причинности и так далее, — как R1, R2, R3…, то тогда каждому из них принадлежит особый «индекс модальности» — M1, M2, МЗ…, который показывает, внутри какой функциональной и смысловой взаимосвязи его следует брать. Ибо каждая из этих смысловых взаимосвязей, таких как язык, научное познание, искусство и миф, обладает своим собственным конститутивным принципом…»

Познание априорных оснований человеческого разума становится, таким образом, равнозначным познанию синтетического единства «символических форм». Решение этой задачи в рамках «критического идеализма» (как называет свою философию Кассирер) возможно лишь на пути создания «универсальной характеристики» (идея Г. В. Лейбница), описывающей данные «символические формы» как различные языки со своей грамматикой и синтаксисом. Всякое же мистическое (интуитивное) постижение исключается.

Э. Гуссерль отрицает кантовские дистинкции рассудка и разума, распространяя область априорного на всё сознание. Он также говорит о наличии особого рода интеллектуальной интуиции, категориального созерцания («идеация»), что не допускалось в кантовской традиции. Третье расхождение с Кантом заключается в сверхантропологическом характере феноменологического a priori. В то же время Э. Гуссерль, М. Шелер и их последователи признают существование синтетического a priori; они считают, что такие высказывания, как «Каждый тон имеет определённую высоту» и «Зелёное пятно не есть красное», являются априорными и фактическими.

Разграничение априорного и апостериорного начинается с epochs, воздержания от экзистенциальных суждений «естественной установки» сознания. Тем самым проводится первоначальное разграничение априорного и апостериорного элементов сознания, сущности и существования. Дальнейший этап — эйдетическая редукция и вариация в фантазии с последующей идеацией — позволяет выделить чистые сущности, эйдосы. Это априорные структуры сознания, область «чистых возможностей», определяющие соответствующую предметную область (модальность эйдосов «как если бы»). Эйдетические науки, по замыслу Гуссерля, должны прояснить фундаментальные категории соответствующих опытных наук, «наивных» в отношении собственного a priori. Так чистые сущности, эйдосы, образуют «региональные онтологии». И, наконец, на последнем этапе трансцендентальной редукции достигается a priori самой субъективности — «Я семь», являющееся сущностной, смысловой первоосновой мира. В качестве коррелята интенциональной субъективности поздний Гуссерль разрабатывает концепцию «жизненного мира». При «естественной установке» сознания последний выступает как совокупность фундаментальных доксических (от слова: doxa — мнение) очевидностей, культурно-исторических a priori, определяющих вторичные эпистемические очевидности наук. При феноменологической же установке — это допредикативные смыслы, конституирующие мир трансцендентальной субъективности, мир как «мой мир».

Последующее развитие философии и науки объективно вело к освобождению от догматической поляризации апостериоризма и априоризма: априорность трактуется не как абсолютная независимость от опыта, а как методологическая и гносеологическая зависимость опытного познания от исходных теоретических принципов, «концептуального каркаса»; в то же время сами эти принципы формируются в широком контексте познавательной и практической деятельности, включающем и опытные элементы. Спор различных направлений в философии науки часто вызывается преувеличением или абсолютизацией роли отдельных элементов этого контекста (конвенций, прагматических факторов, традиций, «парадигм» и другие); позитивные тенденции в подобных дискуссиях связаны с системным анализом динамики научного знания, его социальной, исторической и логико-концептуальной детерминации.

Для неопозитивизма, особенно раннего (Венская школа), характерно стремление к «радикальному эмпиризму», отрицающему всякое синтетическое а priori. Приведённые выше примеры высказываний, рассматриваемых феноменологами как синтетическое a priori, M. Шлик интерпретирует в качестве тавтологий. Неопозитивисты, вслед за Д. Юмом, признают лишь аналитическое а priori. Одна из основных проблем неопозитивистской философии науки — проблема соотношения эмпирического и теоретического в науке (прежде всего в естествознании) — рассматривается через анализ языка науки. Согласно обобщённой модели его анализа в языке науки выделяется два уровня: 1) эмпирический уровень констатации фактов в «протокольных предложениях», чисто синтетическое a posteriori; 2) теоретический уровень, выступающий метаязыком по отношению к языку эмпирических констатации, — чисто аналитическое а priori. Критерием истины для языка первого уровня выступает принцип «верификации» утверждений (их проверки в чувственном опыте), «верифицируемости» (возможности подобной проверки или дедуктивного сведения к подобной возможности), «фальсифицируемости» (возможности опровержения по К. Попперу). Критерием истины для языка второго уровня выступает логическая взаимосогласованность предложений, его основой выступают математика и формальная логика, понимаемые как совокупность тавтологически истинных предложений, как чисто аналитическое a priori. Под влиянием теоремы Г. Гёделя о неполноте всякого достаточно богатого логико-математического исчисления и теоремы А. Чёрча об отсутствии для такового алгоритма сведения произошёл отказ от представлений о чисто аналитическом, тавтологическом характере логики и математики. У. Куайн снимает жёсткое разграничение аналитического и синтетического, утверждая, что теоретический уровень также и синтетичен, поскольку включает процесс выведения проверяемых следствий. Тавтологическое понимание a priori сменяется его конвенциональным пониманием в качестве условных соглашений о значении исходных терминов, аксиомах и правилах образования и преобразования выражений.

В аналитической философии (см. Аналитическая философия) обнаруживается не только позитивистская интерпретация априорного и апостериорного, но и прагматическая. Последняя осуществляется в духе номинализма в прагматическом анализе У. Куайна, а неноминалистический вариант разработан в концептуальном прагматизме К. И. Льюиса. В статье «Прагматическая концепция a priori» он ставит вопрос о характере той необходимости, которая традиционно связывается с понятием априорного. Льюис доказывает, что данная необходимость не есть принудительность ни в отношении разума, ни в отношении опыта. В отношении разума априорное выступает как «несвязанная инициатива ума», состоящая в категоризации и классификации опыта согласно нашим целям и вопросам познания. В отношении же опыта априорное является «истинным несмотря ни на что», поскольку оно ничего не предписывает ни его содержанию, ни его форме. Если понимать истину в духе соответствия знаний опыту, то такие элементы знания, как категории, классификации и определения, не могут быть истинными либо ложными. Их априорная истина заключается лишь в эффективности для решения определённых познавательных целей. Априорными являются такие обязательства нашего разума, которых мы придерживаемся независимо от актуального опыта, а апостериорное — это такие эмпирические обобщения, которые могут оказаться ложными и подвергнуться замене. Однако и сам человеческий разум изменяется, он социален и зависит от языка, исторической смены идей и прочих обстоятельств (здесь Льюис следует Ч. С. Пирсу). Априорными, согласно Льюису, являются различные логики, будучи «парламентарными правилами интеллигентного мышления и речи». Априорна и математика. Например, истины арифметики «истинны в любом возможном мире»; та же часть явления, которая не учитывается арифметикой, — обозначается в категориях физики, химии и так далее. В естественных науках априорны исходные понятия, дефиниция которых уже есть классификация (например, понятие одновременности в физике). Также априорны наиболее фундаментальные законы (типа закона сохранения энергии). Априорны и критерии реального/нереального, которые не может изменить никакой опыт; всякий опыт, им противоречащий, тут же вносится в категорию нереального.