|
Континентальная европейская философия избирает иной путь, нежели английская. Прежде всего она испытывает решающее воздействие со стороны декартовского учения. Ренэ Декарт (1596–1650) также ставил вопрос о том, как мы познаём.
Мы обладаем только четырьмя способностями, которые можем при этом использовать, а именно разумом, воображением, чувствами и памятью. Правда один только разум способен постичь истину… (Правила для руководства ума, 1629, правило 12)
Здесь должны быть рассмотрены все действия нашего интеллекта, которые позволяют без боязни заблуждений достичь познания вещей, а именно: интуиция и дедукция. Под интуицией я понимаю… такое простое и инстинктивное понятие ясного и внимательного ума, какое не допускает никаких сомнений в познанном… Так, например, всякий может постичь умом, что он существует, что он мыслит, что треугольник ограничивается только тремя линиями, что шар имеет только одну поверхность и подобное… Под дедукцией мы понимаем всё то, что необходимо выводится из чего-либо достоверно известного… (Правила для руководства ума, 1629, правило 3)
Среди идей, которые мы находим в своём сознании, одни являются врождёнными, другие получены извне, третьи произведены нами самими. Так, для Декарта идея Бога является врождённой.
Ибо я почерпнул её не из чувств, она не пришла ко мне помимо моих ожиданий… Но также неверно, будто я её выдумал… Остаётся только одно, что она мне врождена, так же как мне врождена идея меня самого. (Meditationes de prima philosophia, 1641, 3, Meditation 41)
Врождёнными являются, далее, высшие логические и математические идеи. Сторонники и последователи Декарта (Гейлинкс, Мальбранш, философы Порт-Рояля) также и другие идеи причисляли к врождённым, например, понятие долга и принцип причинности. Именно против картезианского учения выступал Локк.
Локковские исследования в свою очередь побудили Готфрида Вильгельма Лейбница (1646–1716) написать «Новые опыты о человеческом разумении» (1704). В заглавии, структуре и введении он опирается поэтому на «знаменитого англичанина».
Правда, я часто придерживаюсь совершенно иных взглядов, нежели он… Его система ближе к Аристотелю, а моя — к Платону… Речь идёт о том, действительно ли душа сама по себе совершенно чиста, подобно доске, на которой ещё ничего не написали (tabula rasa), как это думали Аристотель и (Локк) и действительно ли всё то, что начертано на ней, происходит исключительно из чувств и опыта или же душа содержит изначально принципы различных понятий и теорий, для побуждения которых внешние предметы являются только поводом, как это думаю я вместе с Платоном, а также со схоластами… (IХ)
Это приводит к другому вопросу, а именно к вопросу о том, все ли истины зависят от опыта, то есть от индукции и от примеров, или же имеются истины, покоящиеся на другой основе… (ХI).
Необходимые истины — вроде тех, которые встречаются в чистой математике, и в особенности в арифметике и геометрии, — должны покоиться на принципах, доказательство которых не зависит от примеров, а следовательно, и от свидетельства чувств, хотя, не будь чувств, на никогда не пришло бы в голову задумываться над ними. Эти вещи нужно тщательно отличать друг от друга. (ХIII)
Можно ли отрицать, что в нашем духе имеется много врождённого, мы, так сказать, врождены самим себе, и что в нас имеются бытие, единство, субстанция, длительность, изменение, деятельность, восприятие, удовольствие и тысячи других предметов наших интеллектуальных идей? Так как эти предметы непосредственно и всегда имеются в нашем разуме…, то нечего удивляться, если мы говорим, что все эти идеи вместе со всем тем, что зависит от них, врождены нам.
Имеются также практические врождённые принципы, например, «необходимо искать радости и избегать печали». Эта максима, однако, добыта не разумом, а, так сказать, посредством инстинкта. Это врождённый принцип, но он не представляет собой естественного света разума, так как не может быть постигнут вполне отчётливо. (S. 51)
Итак, также и для Лейбница врождённые принципы образуют важную составную часть нашего познания. То, что они хорошо соответствуют действительности объясняется Лейбницем предустановленной гармонией, которую он разъясняет на знаменитом примере с часами. (Пример идёт, собственно, от Декарта и использовался Гейлинксом). Нет ли для этого примечательного согласования рационального объяснения?
Для Иммануила Канта (1724–1804) метод познания должен быть научным в противоположность «естественному» методу, которым здоровый человеческий рассудок владеет сам по себе. Научный метод не преследует ни догматических (Вольф), ни скептических целей. «Один критический путь остаётся открытым». (1781, А 855 f) Этот путь есть максима, согласно которой ничего не следует принимать за истину, кроме как только после полной проверки принципов. (Reflexionen zur Metaphysik, XVIII, 293). Кант также исходит из вопроса: как получилось, что категории познания и реальности соответствуют друг другу?
Это согласование принципов возможного опыта с законами возможности природы может иметь место только по двум причинам: либо эти законы получены от самой природы посредством опыта, либо наоборот, природа подчиняется законам возможного опыта. (Каnt, 1783, § 36)
Доныне полагали, что всё наше познание должно соответствовать предметам… Быть может стоит поэтому попытаться, не выполним ли мы задачу метафизики лучше, если предположим, что предметы должны соответствовать нашему познанию (Kant, 1787, B XVI)
Из этого нового способа рассмотрения следует, что мы в вещах познаём априори лишь только то, что сами в них вложили (1787, В XVIII). Эти структуры, с помощью которых мы упорядочиваем хаос ощущений, «чтобы быть в состоянии читать их как опыт» (Kant, 1783, 30) являются не только априорными, то есть данными до и независимо от любого опыта, но лишь и делают возможным сам опыт, являются конститутивными для опыта. В качестве таких априорных структур Кант рассматривает формы созерцания пространство и время и двенадцать категорий.
Эти структуры значимы для всех видов опыта, для всех людей и во все времена; они делают возможным сам опыт, но опытом не корректируются. Они являются предпосылками для синтетических суждений априори, наличие которых Кант обнаруживает в чистой математике и чистом естествознании.
Каково происхождение априорных форм созерцания и категорий?
Иногда утверждают, что кантовская система не допускает этого вопроса, так как уже предполагает категории. Можно было бы понять его в этом смысле, когда он говорит:
Но как эти особые свойства оказались присущими самой наше чувственности или нашему рассудку и особенно необходимо лежащей в основе всего мышления апперцепции, — это не следует далее исследовать и отвечать на этот вопрос, так как они необходимы для любых ответов и для любого мышления. (Kant, 1783, § 36)
Однако Кант этот вопрос сам поставил и внимательно исследовал, чтобы дать на него ответ. Он, таким образом, не считал (или не всегда считал) это недопустимым или бессмысленным. В своей диссертации он писал:
Наконец, поднимается словно сам собой вопрос: являются ли оба понятия (пространство и время) врождёнными или приобретёнными… Между тем оба понятия несомненно приобретены, правда абстрагированы не из восприятия предметов, а из самой деятельности души, которая упорядочивает свои восприятия в соответствии с вечными законами, как неизменная форма, познаваемая поэтому на пути созерцания. Ибо восприятие пробуждает эту деятельность духа, но не оказывает влияния на созерцание и врождённым здесь является только закон души, в соответствии с которым строится восприятие. (Каnt, Uber die Formen und Prinzipien der sinnlichen und intelligiblen Welt, 1770, § 15)
Аналогичным образом выражается Кант в посткритический период:
Но имеются также изначальные завоевания… Равным образом, как утверждает критика, во-первых, формы вещей в пространстве и во времени, во-вторых, синтетическое единство многообразия в понятии… Однако необходима ведь основа в субъекте, которая делает возможным, что мыслимые представления возникают так, а не иначе, а также представляются объекты которые ещё не даны, и эта основа является по меньшей мере врождённой. (Kant, 1790, Uber die Entdeckung, nach der alle neue Kritik der reinen Vernunft durch eine altere entberlich gemacht werden soll; 1. Abs. C)
Кантовские произведения отличаются отказом от обсуждения вопроса о сущности познания и попыткой решить вопрос о том, как возможно познание. Его идеи и после 200-летнего периода соответствуют теоретико-познавательному дискурсу… Вместе с результатами эмпиризма они образуют фундамент современной теории познания и теории науки.
|