Карл Митчем:
Что такое философия техники? Часть I. Две традиции в философии техники.
Глава 1. Инженерная философия техники

То, что можно было бы назвать инженерной философией техники, имеет одну характерную черту: она первый по рождению вид философии техники. Это «первородство» имеет явный исторический приоритет в практическом применении понятия «философия техники», которая до недавнего времени была единственной традиционной сферой знания, где это выражение употреблялось. Две первые формы выражения в этой традиции — «механическая философия» и «философия фабрикантов» (то есть «производственников») — также указывают на временный приоритет инженерной философии техники.

Механическая философия и философия производства

Первое выражение восходит к Исааку Ньютону и указывает на то, что натуральная философия использует принципы механики для объяснения мира, являющегося, по словам Джорджа Беркли, «мощной машиной» ¹. Наиболее строгим представителем этого направления был английский химик Роберт Бойль, известный современникам как «человек, возродивший механическую философию», то есть механический атомизм Демокрита. В своём сочинении «Mechanical Qualities» (Механические качества, 1675) Бойль попытался, исходя из принципов механики, объяснить холод, тепло, магнетизм, изменчивость и постоянство, окисление и окисляемость и тому подобное. Исаак Ньютон в «Рrаеfatio» (Введение) к первому изданию своего труда «Philosophiae naturalis principia mathematica» (Математические начала натуральной философии) замечает, что понятие «механика» лишь ошибочно замыкали на изделия человеческих рук, а он, Ньютон, использует её для исследования «сил природы» и «дедуцирования движения планет, комет, луны и моря». Он ведь действительно был уверен в том, что «сможет выводить все явления природы логически из принципов механики».

В XVIII и XIX веках отмечается, однако, борьба между различными смысловыми ассоциациями этой базовой метафоры. «Механисты», одобряя и принимая этот метод, распространяют его с природы на общество. «Романтики» отвергают справедливость такого расширительного толкования механицистского принципа, ссылаясь на различие контекстов. Например, в 1832 году американский преподаватель математики Тимоти Уокер (1802–1856) берётся ответить на критику механицизма Томасом Карлейлем, данную последним в его «Signs of Times» (Знамение времени, 1829). Надо сказать, что Уокер не совсем понял проводимый Карлейлем контраст между механикой и динамикой как полюсами человеческой деятельности и чувствования, как не понял и не оценил призыв Карлейла к реинтеграции динамики с механикой, той самой интеграции, к проведению которой он позднее призывал «капитанов индустрии» (в «Past and Present», 1843). И тем не менее «Defense of Mechanical Philosophy» (Защита механической философии) Уокера является наиболее характерным аргументом в доказательство того, что механическая философия есть верное средство эмансипации человеческого духа как в сфере мысли, так и на практике и что с помощью её практического коррелята — техники — оказывается возможным, на демократических началах, тот тип свободы, которым пользовались лишь немногие в обществе, основанном на рабстве.

Через два года, в 1835 году, шотландский инженер-химик Эндрю Юр (1778–1857) выдвинул другой термин-словосочетание «философия производства», в рамках которой он изложил свои «общие принципы, которыми, как он полагал, производственная индустрия должна руководствоваться, используя самодействующие машины», и эту свою философию он противопоставлял «философии изящных искусств» ². Рассуждения Э. Юра содержат некоторые концептуальные положения, имеющие отношение к философии техники, такие, как различие между ремесленным и фабричным производством, между механическими и химическими процессами, данная им классификация машин, его мысль о существовании возможности определённых правил в изобретениях, социально-экономических импликациях «автоматической машинерии». Однако, поскольку Э. Юр ведёт свою полемику с позиции фанатичной апологии фабричной системы производства, из-за чего Карл Маркс называет его «Пиндаром автоматической фабрики» ³, на аналитическую же сторону его суждений обычно не обращают внимания. Вместе с тем, расширительно применяя анализ, осуществлённый Адамом Смитом и Чарлзом Бэббиджем, Юр формулирует подходы, которые можно было бы рассматривать в качестве предшественников современных операциональных исследований, теории систем и кибернетики, как она описана и объяснена в «Кибернетике» Винера и в других его работах, связаных с «Кибернетикой» ¹.

Эрнст Капп и концепция техники как проекции органов человека

Через сорок лет после выхода в свет книги Э. Юра выражение «Философия техники» использовал немецкий философ Эрнст Капп (1808–1896). Капп — мыслитель, несколько необычный для немецкого философа, к тому же он мало известен как создатель термина «философия техники», поэтому о нём стоит написать несколько подробнее для лучшего ознакомления с его жизнью и становлением его мысли.

Начнём с того, что детство Э. Каппа не было безоблачным, во всяком случае не таким гладким, как детство его младшего современника Карла Маркса (1818–1883). Эрнст был последним из двенадцати детей придворного служащего в Людвигсштадте (Бавария). Родители и двое из его братьев умерли, когда ему было шесть лет, и он жил у своего старшего брата Фридриха, преподавателя гимназии. Брат посоветовал Эрнсту заняться наукой. Эрнст окончил факультет классической филологии Боннского университета, вернулся в Минден (Вестфалия) и стал преподавать в гимназии, где работал и старший брат. Его интересы не ограничивались античной классикой (в университете он защитил диссертацию на тему «Афинское государство»), в частности, он находился под сильным влиянием идей Георга Фридриха Гегеля (1770–1831) и Карла Риттера (1779–1859).

Как и К. Маркс, Э. Капп был левым гегельянцем. Его основное научное исследование, двухтомное «Vergleichende allgemeine Erdkunde» (Общая и сравнительная география, 1845) представляло собой, как и «Философско-экономические» рукописи Маркса (1844), попытку перевести динамичный идеализм Гегеля на прочный материалистический язык. Однако, в то время как целью материалистических построений Маркса было синтезирование философии истории Гегеля с новой экономической наукой, Капп стремился построить свою материалистическую систему с помощью соотношения гегелевской философии с новой географической концепцией Риттера. «Общая и сравнительная география» Каппа предвосхитила то, что мы сегодня могли бы назвать «экологической философией». С одной стороны, в этом труде обнаруживается цель автора проследить (как это было и в трудах Риттера) формирующее влияние географической среды (в частности рек и морей) на социальные и культурные структуры. Реки, внутренние моря и океаны влияют не только на экономику и культуру в целом, но также и на политические и военные формы организации общества. С другой стороны, это капповское применение гегелевской диалектики призывает к «колонизации» географической среды и её преобразованию, как внутреннему, так и внешнему.

История в интерпретации Каппа не является ареной необходимого и неизбежного развёртывания Абсолютной идеи, но скорее специфической в каждом случае фиксацией человеческих попыток встречать вызовы окружающей среды, попыток преодолеть зависимость от дикой природы. Это порождает потребность культивирования пространства (с помощью земледелия, горного дела, архитектуры, строительной техники и так далее) и времени (первоначально посредством систем коммуникации начиная от языка и до телеграфа). Относительно телеграфа Капп писал, что в его наиболее совершенных формах он приведёт к созданию «универсальной телеграфии», связывающей языки различных народов мира, знаковые системы, изобретения, что, в свою очередь, приведёт к глобальному преобразованию Земли и к превращению её в достойную человека среду обитания. Это, однако, возможно лишь в том случае, если внешняя «колонизация» природной среды будет сопровождаться и дополняться внутренней «колонизацией» человеческой среды. Как показал Ханс-Мартин Засс, капповская концепция «внутренней колонизации» (innere Kolonisation), развития им в его самом раннем произведении по философии техники ⁵, — наиболее оригинальна.

Поскольку мир, в котором жил сам Капп, был уже «колонизован» внешне, естественно, что он сосредоточивает свои усилия на доказательстве необходимости «внутренней колонизации» в виде осуществления определённой политики. Однако в конце 1840-х годов он, как, впрочем, и Маркс, столкнулся с властями тогдашней Германии, когда он выпустил небольшую книгу под названием «Derkonstituierte Despotismus und die konstitut io ne lle Freiheit» (Узаконенный деспотизм и конституционные свободы, 1849). Начались судебные преследования по обвинению Эрнста Каппа в подстрекательстве к бунту, и он был вынужден покинуть Германию. Однако, в отличие от Маркса, он избрал не Лондон (и не Британский музей), а Америку. Капп эмигрирует в Америку, в поселения первых немецких колонистов в центральном Техасе, где его интерес коренным образом смещается с «внутренней колонизании» к «колонизации внешней». Из его писем к другу мы узнаем, что он «заменил комфорт тяжким трудом и привычное для него перо непривычной лопатой» и попытался, будучи фермером и изобретателем, стать «свободным человеком на свободной Земле» ⁶, как говорил Гёте. Оставаясь фермером, он последующие два десятилетия ведёт замкнутую жизнь, связанную лишь с сельскохозяйственными орудиями и машинами.

После гражданской войны Капп (выступивший против рабовладения несмотря на то, что его сын сражался на стороне Конфедерации), решает посетить Германию. В пути он тяжело заболел, и врач посоветовал ему не рисковать и ехать обратно в Америку. Капп принимает решение остаться на родине и вернуться к научной деятельности. Возобновив её, он пересматривает свою философию географии и, используя опыт, накопленный в Америке, формулирует свою философию техники, в которой орудия и оружие рассматриваются им как различные виды продолжения («проекции») человеческих органов. Хотя саму эту идею нельзя считать принадлежащей лишь Каппу (нечто подобное говорили многие — от Аристотеля до Ралфа Уолдо Эмерсона ⁷), но именно Капп дал её систематическую и детальную разработку в своей работе «Grundlinien einer Philosophie der Technik» (Основы философии техники, 1877). По мнению Каппа, «возникающее между орудиями и органами человека внутреннее отношение — и мы должны это выявить и подчеркнуть, — хотя и является скорее бессознательным открытием, чем сознательным изобретением, — заключается в том, что в орудии человек систематически воспроизводит себя самого. И, раз контролирующим фактором является человеческий орган, полезность и силу которого необходимо увеличить, то собственная форма орудия должна исходить из формы этого органа. Из сказанного следует, что множество духовных творений тесно связано с функционированием руки, кисти, зубов человека. Изогнутый палец становится прообразом крючка, горсть руки — чашей; в мече, копье, весле, совке, граблях, плуге и лопате нетрудно разглядеть различные позиции и положения руки, кисти, пальцев, приспособление которых к рыбной ловле и охоте, садоводству и использованию полевых орудий достаточно очевидно» ⁸.

Мы должны при этом заметить, что Капп, в отличие от Эмерсона, не рассматривает всё это как осознаваемый процесс. Во многих случаях только после появления самого факта становятся очевидными морфологические параллели. (И действительно, глава IX его «Grundlinien» посвящена проблеме бессознательного). Именно на основе такого взгляда Капп рассматривает железные дороги как «экстернализацию» («воплощение») кровообращения, его наглядной формой (глава VII этого же труда), телеграф — как внешнюю форму и продолжение нервной системы (глава VIII). Необходимо также сказать, что аргументация Каппа вовсе не ограничивается аналогиями с орудиями и системами машин. Его труд (глава X) содержит также первую философскую рефлексию о новой науке — технической инженерии в виде анализа, данного Францем Рело в его классическом труде «Theoretische Kinematik: Grundzuge einer Theorie des Maschinenwesens» (Теоретическая кинематика: основы теории машиноведения, 1875), причём Капп обнаруживает сходные черты между сделанным Рело описанием машины, накладывающим ограничения на методологию, и характером этики, накладывающей ограничения на человеческие действия и поступки. В заключение Капп даже и государство рассматривает как внешнее расширение духовной жизни, как res publica или externa человеческой природы (главы XII и XIII). (Здесь Митчем имеет в виду первоначальное значение этих латинских терминов. «Республика» — дословно «публичное», «видное всем» дело, уже известное и осознаваемое людьми. Второй термин «экстерна» — означает дело, уже ставшее «внешним», видимым, в отличие от скрытого от нас «внутреннего». — Прим. ред.) Именно Капп первым проанализировал эти идеи и притом значительно раньше Арнольда Гелена (1904–1976) и Маршалла Маклугана (1911–1980).

Философия техники Каппа, как часть детально разработанной экологической философии, несколько выходит за рамки строго философии техники. Все же надо отметить, что «Grundlinien» не содержит диалектического анализа, и если этот труд рассматривать по существу, сам по себе, в известной мере в его связи с «Erdkunde», то Капп строго распространяет, как бы проецирует, технический взгляд рассмотрения мира на множество других областей знания, традиционно считавшихся не связанными с техникой. Впрочем, можно было бы привести аргументы в доказательстве того, что неясности, свойственные мышлению Каппа, нетрудно обнаружить и в марксизме, по крайнем мере в его официальной или доктринальной форме.

Пётр Климентьевич Энгельмейер и технократия, а также и другие примыкающие к ней фигуры

В том же десятилетии, когда умер Эрнст Капп, русский инженер Пётр Энгельмейер начал публиковать в немецких периодических изданиях статьи, в которых он также использовал термин «философии техники» и призывал к философской разработке и общественному применению установок по отношению к окружающему миру. (Впервые программу философии техники Энгельмейер формулирует в своей работе «Технический итог XIX века» (СПб, 1898). Эти идеи он развивает в целом ряде статей и книг, из которых укажем лишь «Философию техники», вып. 1–4 (М., 1912). — Прим. ред.). Его пространная, состоящая из многих частей статья «Allgemeine Fragen der Technik» (Общие вопросы техники), вышедшая в издаваемом Динглером журнале «Politechnisches Journal» (Политехнический журнал. 1899), начинается словами: «Техники вообще-то считают свою задачу уже выполненной, если они поставляют обществу материальные блага, дешёвые продукты и товары. Однако это лишь часть их профессиональных задач. Сегодня хорошо образованных техников следует искать не только на заводах. Ведь сухопутный и водный транспорт, а также все городское хозяйство под руководством инженеров. Наши коллеги по профессии — инженеры — поднимаются все выше по общественной лестнице. Инженера в наши дни часто можно увидеть и среди государственных деятелей. Но в то же время инженер и техник должны всегда остаться инженером и техником. Такие расширение сферы применения технических профессий не только всячески приветствуется. Оно является неизбежным следствием высокого уровня экономического роста современного общества и предвещает хорошее будущее и в его дальнейшем развитии. Вместе с тем возникает вопрос: готовы ли современные техники в достаточной мере удовлетворить новые потребности. На этот вопрос вряд ли можно дать удовлетворительный ответ, так как он затрагивает не только проблему технического управления, то есть техническую практику. Необходимо вместе с тем пытаться видеть в перспективе, каковы должны быть формы взаимодействия между техником и обществом» ⁹.

Определив таким образом предмет исследования, Энгельмейер идёт дальше и обрисовывает круг конкретных вопросов в рамках общего исследования техники: «Мы должны изучать вопрос о том, — пишет он, — что представляет собой техника, какие цели она преследует прежде всего, какие она применяет методы, где следует искать границы её компетентности, какие другие сферы человеческой деятельности соотнесены с ней наиболее тесно и близко, её отношение к науке, этике, искусству и так далее… Мы должны выработать определённую общую картину техники, в рамках которой мы анализируем возможно большее количество форм проявления технической деятельности, ибо техника прослеживается уже на самой заре возникновения человеческого общества и его развития» ¹⁰.

В 1911 году, на IV Всемирном философском конгрессе, состоявшемся в Болонье (Италия), Энгельмейер выступает с докладом на тему «Философия техники», где он резюмирует и развивает положения упомянутой статьи. Начав с описания «империи техники», он концентрирует своё внимание на обсуждении проблемы отношения техники к науке и философском анализе тех границ, до которых распространяется её влияние. По его мнению, сфера техники в конечном счёте восходит к человеческой воле и внутреннему стремлению человека к техническому творчеству.

Со времени основания «Всероссийской ассоциации инженеров» (ВАИ) в 1917 году, Энгельмейер пытается создать движение, напоминающее то, которое в Америке называлось технократическим, то есть движение, опиравшееся на идею о том, что предпринимательская деятельность и общество должны быть преобразованы и регулируемы на основе принципов техники. Однако в то время, как в Соединённых Штатах Америки противоречия возникали между бизнесом и техниками (инженерами), в Советском Союзе это противоречие (правда, в скрытой форме) проявлялось между коммунистической бюрократией и инженерами. Одним из средств реализации идеи технической рациональности Энгельмейера был «Кружок по общим вопросам техники», организованный по его инициативе в 1927 году.

Программы этого кружка Энгельмейер сформулировал два года спустя в статье «Нужна ли нам философия техники?», опубликованной в журнале ВАИ «Вестник инженеров»: «Кружок по общим вопросам техники воздерживается от всякого вида пропаганды. На ближайшее будущее он ставит перед собой следующие задачи: создать программу философии техники, содержащей попытки определения понятия техники, выявления и описания принципов современной техники, техники как биологического феномена, техники как антропологического феномена, роли техники и экономики, техники и искусства, техники и этики и других социальных факторов» ¹¹.

Энгельмейер не явно отвергал ведущую роль Коммунистической партии, поэтому вполне можно предположить, что он именно по этой причине впал в немилость исповедующих марксизм властей в Советском Союзе и, вероятно, вполне мог быть осуждён за «контрреволюционную деятельность» в связи с делом Промпартии в начале 1930-х годов. Однако есть некоторые свидетельства о том, что он умер в годы Великой Отечественной войны, будучи на службе в военной промышленности. (Точных свидетельств о времени смерти Энгельмейера нет. Предположительно он умер в 1940 году, будучи уже на пенсии. По делу Промпартии он не проходил. См. В. Г. Горохов. Русский инженер-механик и философ техники Пётр Климентьевич Энгельмейер. // Вопросы истории естествознания и техники. — 1990. — № 4. — С. 51-60. — Прим. ред.)

Несколько иные узловые вопросы в сфере философии техники затронуты у двух других специалистов. Два инженера — Макс (1836–1906) и Алар Дюбуа-Реймон (1860–1922) независимо друг от друга предприняли анализ технического изобретения. Эйт делает различие между творческим зарождением идеи, её развитием и завершающим применением. В таком же смысле Дюбуа-Реймон прослеживает различие между изобретением как психическим событием и материальным артефактом. Оба автора стремятся идентифицировать первоначальное творческое вдохновение в сознании инженера, с тем что происходит в сознании художника, представителя изящных искусств, пытаясь таким образом найти точки соприкосновения и элементы соотносимости инженерного гуманитарного типов деятельности. Весьма характерно, что, после того как были высказаны эти соображения, в научной литературе появились почти аналогичные утверждения о схожести воображения, творческого начала, в технике и в сфере искусства. Характерным примером такого рода работ является «The Existential Pleasure of Engineering» (Экзистенциальное наслаждение, доставляемое технической деятельностью, 1974) и другие работы Сэмюэля Флормэна.

В 1913 году немецкий инженер-химик Эберхард Чиммер (1873–1940) стал третьим исследователем, использовавшим термин «философия техники». (После Каппа ещё один немецкий философ использовал этот термин — Фред Бон, см. Fred Bon. Das Sollen und das Gute. — Leipzig, 1898; II Kapitel: Philosophie der Technik. — Прим. ред.) Он издал под таким же названием небольшую книгу, где защищает технику против её культурной критики и предлагает неогегельянскую интерпретацию техники как «материальной свободы». Эта работа Чиммера выдержала несколько изданий, а в 1930-х годах он несколько переделал книгу, с тем чтобы связать её содержание с идеями национал-социализма. Отчасти из-за этого идеи и мысли Чиммера заклеймили позором и стали игнорировать; между тем в его идеях присутствует убедительное техническое истолкование смысла свободы. Можно в этой связи указать на аналогичные идеи Уокера и на то, что характеристики техники, данные Чиммером, повторяются — имплицитно или эксплицитно — у многих защитников технической деятельности, связанных с промышленностью. В наши дни общепринятым является суждение, что целью техники является свобода человека, достигаемая путём материального преодоления природы и снятия ограничений налагаемых ей. Именно такое восприятие техники и пронизывало восторженные отзывы на запуск Спутника № 1 и ликования в связи с высадкой на Луну в 1969 году, а также на современные космические операции, осуществляемые с помощью шаттлов в США ¹².

После второй мировой воины философия техники, связанная с инженерно-технической деятельностью, вступила в период длительного и систематического развития. (К. Митчем, к сожалению, опускает важный период развития философии техники до второй мировой войны. Примерно до 1935 года в Германии было много дискуссий и публикаций на эту тему — особенно в среде немецких инженеров. — Прим. ред.) В Германии первые шаги организованного развития этой сферы знания связаны с деятельностью Союза немецких инженеров (Verein Deutscher Ingenieure), руководители которого уже в начале 1950-х годов провели несколько конференции, посвящённых проблемам философии техники ¹³. В 1956 году Союз немецких инженеров, отмечавший в тот же год столетие своего существования, создал специальную исследовательскую группу «Mensch und Technik» (Человек и техника), в которую входили рабочие подгруппы по вопросам воспитания, религии, языка, социологии и философии ¹⁴. Первые члены и участники этих исследовательских групп, такие, как Симон Мозер, Ханс Ленк, Гюнтер Рополь, Ханс Закссе и Фридрих Рапп, в большинстве своём преподавали в технических ВУЗах или имели учёные степени инженеров и философов и впоследствии стали наиболее известными философами техники в Германии.

На протяжении 1970-х годов эти авторы опубликовали книги различного содержания, выходившие далеко за рамки тем, намеченных группой «Человек и техника»; последние же определялись лишь задачами, поставленными Союзом немецких инженеров и организованными им конференциями. Это были, скорее, систематические монографии на специальные темы, и всё же такие работы, как «Инженерное творчество» Хунинга (1975), и «Антропология техники» Закссе (1978) в широком плане обращены к инженерам и техникам. Только «Аналитическая философия техники» Фридриха Раппа (1978) в значительной мере преодолела эти ограничения. И хотя он и оговаривает, что его задача отлична от задач, стоящих перед инженером, философией культуры, социальной критикой или теорией систем, всё же его собственные попытки набросать общую перспективу или выработать альтернативную точку зрения остаются в целом описательными и объяснительными. Так, он пишет: «Цель моей книги — предпринять философский анализ техники, в котором учитывались бы исторический и системный аспекты технического прогресса и осуществлялся бы упорядоченный тематический обзор относящихся к этой теме проблем и основопологающих решений, а также давались бы некоторые собственные решения рассматриваемых вопросов» ¹⁵. Как он стремится показать в Предисловии к английскому изданию книги, ситуация современной техники столь сложна, что требует солидного эмпирического анализа, прежде чем станет возможной та или иная метафизическая интерпретация техники. Следовательно, первоначальная задача философии техники — просто обратить внимание на эту сложность, точно охарактеризовать сущность мира, каков он есть, выводы, которые из этой ситуации следует сделать» ¹⁶.

Термин «философия техники» не имел особого распространения за пределами Германии, хотя те первоначальные аспекты, которые обсуждались в философии техники в её первоначальном виде, кое-кем рассматривались и в других странах. Один из ранних приимеров такого рода — книга французского социолога Альфреда Эспинаса «Les origines de la technologie» (Возникновение техники, 1897). В своей книги Эспинас через два десятилетия после Эрнста Каппа, вновь обосновывает идею о том, что техника есть продолжение человеческих органов. Другим важным моментом в суждениях Эспинаса является то, что он проводит различие между терминами «техника» (technigues) как совокупность умений для осуществления частных, конкретных действий и «технология», рассматриваемая им как систематическая организация технических средств, а также «Технология» с большой буквы (обобщённые принципы действий, применяемые в определённого рода случаях). Далее, Эспинас формулирует положение, что Технология (опять-таки с большой буквы) для человеческих действий-деланий то же, что и Праксеология — для человеческой (материальной) деятельности в целом. Тем самым Эспинас вводит специальный термин, который намного позже был использован известным польским философом Тадеушом Котарбиньским ¹⁷ и в настоящее время употребляется как понятие, включающее в себя исследования, обозначаемые терминами: теория систем, кибернетика, теория игр, исследования операций, и различные теории менеджмента.

Ещё один вклад в инженерную традицию в философии техники внёс другой французский гражданский инженер Жак Лафит (1884–1966), который в своей книге «Reflexions sur la des machines» (Размышления о теории машин, 1932) предпринимает попытку обрисовать в общих чертах науку, которую он называет «механологией», или дать всесторонний анализ эволюции техники, от пассивных машин (посуда, одежда, дома) до «активных», или «рефлексивных» машин (таких, например, как преобразователи энергии, самоуправляемые устройства). Такого рода анализ был углублён Джилбертом Симондоном — психологом и инженером по человеческим факторам, в его книге «Du mode d’existence des objets techniques» (Мир существования технических объектов, 1958). Основной целью этих двух работ является тщательное аналитическое описание технических феноменов. С появлением трудов Симондона техника как наука становится подлинной феноменологией машин, проводящей различие между элементами (частями), индивидами (устройствами) и ансаблями (системами) как типами технического «бытия». Симондон предлагает теорию эволюции техники на основе детального анализа таких достижений техники, как двигатель внутреннего сгорания, телефон, электронная лампа ¹⁸.

В Нидерландах Хендрик ван Риссен предпринял научный анализ техники в книге под названием «Filosofie en Techniek» (философия техники, 1949), здесь даётся наиболее всесторонний историко-философский обзор этой сферы знания из всех, существовавших в литературе ко времени выхода его книги. Ученик ван Риссена инженер и философ (в настоящее время член Сената Голландии) Эгберт Шурман внёс такой же существенный вклад в философский анализ структуры современной техники; он дал также оценку различным этапам развития философии техники.

Выражение «философия техники» в английском языке («philosophy of technology») в своём собственном значении родилось летом 1966 года на одном сипозиуме под таким названием, в рамках темы «Техника и культура», систематически освещаемой в журнале Общества по истории техники. Это общество — ассоциация, которая, со времени своего возникновения, установила прочные связи с сообществом инженеров. Название темы «Изучать философию техники» было предложено Марио Бунге, аргентинским философом, хорошо знакомые с философскими концепциями техники в Западной Европе. Он строго придерживался распространённого среди позитивистов убеждения, что следует создать, как он говорил, «научную философию». По выражению Бунге, «технофилософия» является ничем иным, как одним из аспектов более общей задачи, — попытки познать действительность с помощью научно-технических терминов и понятий и переосмыслить гуманитарные области знания (например, философию и этику) в русле естественных и технических наук. Бунге даже противопоставляет свою позицию, по его словам, «романтическим причитаниям о предполагаемых вредных последствиях техники» у таких современных философов, как Хайдеггер и Эллюль ¹⁹. Его интерпретация техники в наиболее широком смысле — с её различными ветвями, такими, как материальная (инженерное дело, агрикультура, медицина и тому подобное), социальная (воспитание, индустриальная психология, прикладная социология, юриспруденция, административное дело), концептуальная (теория информации) и общая (теория систем) сферы, — всё это и неоднократное подчёркивание им необходимости взаимосвязанного изучения эпистемологических и онтологических сюжетов, а также техноаксиологии (системы технических ценностей) и технопраксиологии составляют, пожалуй, наиболее широкое философское видение философии техники с точки зрения современной инженерии.

Концепция социальной технологии и технопрамсиологии Бунге довольно близка к идее, которую Карл Поппер называл «поэтапной социальной инженерией» ²⁰; последняя, в свою очередь, имеет сходство с прагматизмом Джона Дьюи и с технократическим движением. Д. Дьюи, например, постоянно призывал применять достижения науки не внешне, непосредственно к человеку, к его занятиям, но и как бы привносить эти достижения в человека с тем, чтобы сделать, его разумнее и тем самым создавать возможности экспериментировать в реализации новых возможностей и отношений ²¹. Решение проблем техники само всё более и более становится многосторонней техникой. В своих книгах «The Engineers and the Prise System» (Инженеры и система цен, 1921) и ещё раньше — в «The Instinct of Workmanship» (Инстинкт мастерства, 1914) Торстейн Веблен утверждает, что экономическую (и политическую) жизнь общества следует реорганизовать таким образом, чтобы избавить принципы инженерии от коммерческой (и политической) коррупции. Эта идея до сих пор сохраняет свою притягательную силу, хотя термин «технократия» часто употребляется с некоторым негативным оттенком. В одной из недавних общих теорий инженерной этики предпринята попытка сблизить эти две позиции с помощью идеи о том, что инженерия — это экспериментирование не только на уровне технического проектирования, но и на уровне социального применения, то есть социальное экспериментирование ²².

Фридрих Дессауэр и концепция техники как сопричастности божеству творению

Наиболее выдающейся фигурой в дискуссиях по проблемам философии техники как до Второй мировой войны, так и непосредственно после неё был, несомненно, Фридрих Дессауэр (1881–1963), деятельность которого охватывает всю первую половину XX века. За этот период он выступал последовательно с работами: «Technische Kultur?» (Техническая культура? 1908), «Philosophie der Technik» (Философия техники, 1927), «Seele um Bannkreis der Technik» (Души в сфере техники, 1945) и «Streit um die Technik» (Споры вокруг техники, 1956). Тем самым Фридрих Дессауэр стал четвёртым философом, сделавшим выражение «философия техники» заголовком своих работ.

Дессауэр в ещё большей мере, чем Эрнст Капп, был довольно необычным для Германии философом. Начнём хотя бы с того, что его деловые успехи предшествовали его университетскому образованию; до конца своей жизни он оставался благочестивым католиком и, будучи при этом человеком светским, написал много работ по вопросам теологии. Однако в юношеские годы он был буквально загипнотизирован работами Рентгена, открывшего X -лучи, в девятнадцать лет бросил школу и основал заводы, на которых производились машины для получения X-лучей. В качестве изобретателя и предпринимателя он разработал и развил технику терапии глубокого проникновения X-лучей. Как предприниматель он был связан с университетскими исследованиями по проблеме создания трансформаторов высоких энергий, которые намеревался сочетать с мощными машинами, производящими X-лучи. На основании этих работ ему была присвоена докторская степень в области прикладной физики в 1917 году в университете Франкфурта-на-Майне. Позднее, получив должность в университете, оставив свою деятельность в этой области. В 1922 году, как популярный лектор университета и писатель, Дессауэр сумел убедить целую группу промышленников финансировать создание исследовательского Института биофизики, директором которого он и стал. Начиная с 1924 года началась его деятельность в Рейхстаге в качестве члена Христианско-демократической партии. Он был депутатом Рейхстага до 1933 года, до тех пор, пока по причине открытой оппозиции Гитлеру, был сначала арестован, а затем выслан из страны. В годы Второй мировой войны Дессауэр сначала появился в Стамбульском университете (Турция), а затем — во Фрайбургском (Швейцария). В 1953 году он вернулся в Германию и стал вновь директором Института биофизики имени Макса Планка. Умер Дессауэр в 1963 году от рака, получив болезнь во время проводимых опытов с X-лучами.

В своей философии техники Дессауэр был столь же экуменичен (всесторонен и открыт другим сферам знания), как и в жизни. Он хотя и был сторонником защиты техники с помощью строгих понятий, всё же пытался вступать в диалог с экзистенциалистами, с социологами и теологами. Благодаря последовательности и строгости в анализе проблем философии техники Дессауэр стал именно тем исследователем, которого чаще всего упоминают и цитируют представители философии науки, когда касаются вопросов философии техники ²³.

Действительно, чтобы суммировать дессауеровскую философию техники, целесообразнее всего противопоставить её расхожим концепциям философии науки. Последние, например, или анализируют структуру и пригодность научного знания, или обсуждают вопрос об импликациях специальных научных теорий для космологии и антропологии. По Десауеру, оба этих подхода совершают ошибку, не учитывая силу и возможности научно-технического знания, которое, благодаря развитию современной промышленности и техники, стало новым способом бытия человека в этом мире. В работе «Философия техники» и, три десятилетия спустя, в книге «Споры вокруг техники», в которой Дессауэр, подтверждая свои идеи, отвечает на их критику и рассматривает различные аргументы, выдвинутые другими исследователями, он пытается, для выявления силы и значения техники, заново обосновать кантовскую концепцию трансцендентальных условий технической деятельности, а также показать этические импликации при её (технически) применении.

К трём кантовым критикам: научного знания, морального поступка и эстетического восприятия Дессауэр добавляет четвёртую — критику технической деятельности. В своей «Критике чистого разума» Иммануил Кант (1724–1804), как известно, доказывает, что научное знание с необходимостью ограничено миром явлений (феноменами). Оно никогда не может вступить в непосредственную связь с «вещами самими по себе» (ноуменами). Однако критическая метафизика (философия) способна предложить некие априорные формы явлений (феноменов) и тем самым постулировать за явлениями существование некой ноуменальной реальности, то есть существование «вещей самих по себе». В своей книге «Критика практического разума» (посвящённой моральным поступкам) и в «Критике способности суждения» (где рассматривается эстетическое чувств) Кант идёт ещё дальше, он обосновывает тезис о необходимом существовании некой «трансцендентальной» реальности за явлениями как условии осуществления моральной добродетели и реализации смысла красоты. И всё же практический (в данном случае нравственный) и эстетический опыт не способен установить позитивный контакт с трансцендентальной реальностью. Анализ этих сфер человеческого опыта не в состоянии также артикулировать ноуменалльные структуры.

В противоположность Канту, Дессауэр утверждает, что делание, особенно в виде технических изобретений, может как раз установить позитивный контакт с «вещами самими по себе». Сущность техники не проявляется ни в промышленном производстве (которое лишь в массовом порядке производит результаты тех или иных открытий), ни в самих продуктах техники (которые только лишь используются потребителями), но в самом акте технического творчества. Анализ акта технического творчества показывает, что оно реализуется в полной гармонии с естественными законами и как бы по «подстрекательству» человеческих целей, однако эти природные законы и цели, будучи необходимыми, не являются одновременно достаточными условиями изобретения. Помимо их существует и нечто другое, что Дессауэр называет «внутренней обработкой» (innere Bearbeitung), которая и приводит сознание изобретателя к контакту с «четвёртым царством» — сферой, в которой пребывает «пред-данные решения технических проблем».

Именно эта внутренняя обработка и есть то, что делает возможным технические изобретения. То обстоятельство, что эта внутренняя обработка и реализует контакт с трансцендентными «вещами самими по себе» технических объектов, подтверждается следующими двумя фактами: 1) изобретение в качестве артефакта не есть нечто такое, что можно обнаружить в мире явлений; 2) лишь когда оно появляется в качестве феноменальной реальности как данное изобретение посредством творчества изобретателя и через него, только тогда оно вступает в действие, «работает». Изобретение не есть нечто выдуманное, продукт человеческого воображения без реальной силы; оно появляется лишь после и в результате встречи в сознании со сферой пред-данных решений технических проблем. Техническое изобретение олицетворяет «реальное бытие идей», то есть порождает и формирует условия для «существования сущности», для материального воплощения трансцендентальной реальности. ²⁴

Хотя философы находят много наивного и недостаточно продуманного и разработанного в ссылках Дессауэра на Канта, нельзя не увидеть достаточно оригинальное продолжение им кантовой концепции трансцендентального и его распространение на другие явления действительности ²⁵. Для Канта всякое рассуждение ориентировано на практическое, и чем более практически направлено это рассуждение, тем ближе наш опыт подходит к трансцендированию, перешагиванию через свои феноменальные ограничения. В концепции Канта подобного рода трансценденция, переход через границы опытного знания, если она возможна, существует только в сфере морального и эстетического опыта. Дессауэр, в отличие от Канта, видит переход через границы опыта именно в той практической сфере, которую Кант полностью игнорировал, во всяком случае никогда не рассматривал всерьёз, а именно современную технику. И в этом Дессауэр достаточно последователен и решителен.

В соответствии с таким метафизическим анализом, Дессауэр формулирует определённую теорию моральной (если не сказать мистической) значимости техники. Большинство концепций техники ограничиваются рассмотрением практических выгод и пользы. Для Дессауэра же создание техники носит характер кантовского категорического императива или божественной заповеди. По Дессауэру, свойственные только технике её автономные преобразующие мир последствия — свидетелем того, что техника является трансцендентной моральной ценностью. Люди создают технику, однако её могущество, «сравнимое с мощью горных хребтов, рек, ледникового периода или даже планеты», переходит грань всякого ожидания. Техника приводит и действие нечто большее, чем эти могущественные силы. Современная техника не должна восприниматься как «средство облегчения условий человечкского бытия» (как утверждал Фрэнсис Бэкон); в действительности техника есть «участие в творении, величайшее земное переживание смерти» ²⁶. Согласно концепции Дессауэра, техника становится религиозным переживанием и опытом, и само религиозное переживание приобретает техническую значимость.