Исследования технологической политики, то есть исследования, осуществляемые с целью определить возможные политические курсы, способствующие развитию современной технологии и/или контролю над ней, выходят за узкие рамки собственно технологических или экономических проблем и требуют рассмотрения характера политической жизни в целом. Поскольку под целью политической жизни традиционно понимается достижение справедливости, центральная задача политической философии всегда состояла в раскрытии и выяснении сущности понятия справедливости Справедливость предполагает некоторый способ распределения благ (в том числе культурных благ, таких, как добродетель), а. также наказание за преступления и пороки. Развитие современней технологии может быть соотнесено с определёнными изменениями в понимании справедливости, добродетели и преступления таким образом, что исследование этих изменений легко может стать делом политической философиитехники. Одна из проблем, например, состоит в справедливом или честном распределении тех выгод, которые даёт современная технология. Эта проблема сродни известному социальному вопросу, который выступил на передний план в Британии с началом промышленной революции. Сегодня, однако, гораздо большее значение имеют вопросы степени безопасности, к которой следует стремиться, и справедливого распределения технических издержек, или степени риска. Этот переход от заботы о справедливом распределении прибыли к заботе о справедливом распределении издержек, или степеней риска, вновь поднимает проблему технического прогресса, которая в начале нашей эпохи была предметом рассуждений, способствовавших первоначальным изменениям в трактовке справедливости. Сегодня кажется всё менее и менее очевидным, что мы развиваем технологию ради блага будущих поколений (decendents), скорее мы делаем это ради выгод, которые она приносит нам в настоящем, и тем самым делаем своих потомков заложниками риска, таящегося в нынешних технологических свершениях. Другой фундаментальный вопрос политической философии техники — это вопрос об автономности или нейтральности технологических действий и институтов. Традиционный подход состоит в том, что социальные институты (семья, религия, экономика, государство и так далее) рассматриваются как стремящиеся к определённой независимости для чего требуются специальные усилия с целью их объединения и приведения в соответствие с некоторым специфическим пониманием справедливости или блага. Именно такие усилия нашли выражение в классических работах по политической теории — таких, как Законы Платона и Политика Аристотеля. Однако в этих работах tесhпе остаётся в тени, оно выглядит довольно податливым, охотно подчиняющимся целям, заключённым в других социальных институтах. Опыт XIX и XX столетий, однако, показывает, что эта гибкость или нейтральность не может более рассматриваться как нечто само собой разумеющееся. Технология, как это обстоятельно аргументировал Эллюль, во многих случаях оказывается социальным феноменом, приобретающим собственный институциональный характер. Лэнгдон Виннер (1986) поставил провоцирующий на полемику вопрос: Ведут ли артефакты политику? Нам предстоит ещё решить, можно ли ответить положительно на этот вопрос и если да — то в какой модальности. Альберт Боргман (1984), анализируя то, что он называет проектной парадигмой (device paradigm) современной жизни, предлагает заслуживающий внимания вариант ответа. Интересны соображения канадского философа Джорджа Гранта относительно путей воздействия технологии на наше понимание справедливости и изменения этого понимания в результате такого воздействия. Следует отметить также, что многочисленные дискуссии об экономических и психологических воздействиях технологии имеют непосредственное отношение к этому вопросу, а утопическая и антиутопическая фантастика может даже быть вкладом в его исследование. |
|
Примечания: |
|
---|---|
Список примечаний представлен на отдельной странице, в конце раздела. |
|
Оглавление |
|
|
|