Карл Митчем:
Что такое философия техники? Часть III. Проблема ответственности и техника.
Глава 14. Теологический призыв к ответственности

«Нашей историей мы объективно поставлены в определённую связь между собой опытных знаний, ответственности и решений, — связь, от которой мы не можем освободиться».

Дитрих Бонхефер, 1935 год. ²⁹.

Термин ответственность — перевод с латинского respondere, означающего обещать взамен, отвечать. В этом смысле его обычно применяют к первоначальному (религиозному) опыту иудейско-христианско-исламской традиции, подразумевая под этим словом призыв Божий, которому люди могут внимать или отклонять. В этом естественном своём виде, к тому же систематически упоминаемом в литургической практике, термин ответственность явно не играл никакой заметной роли в религиозно-этических традициях Запада.

Религиозное употребление английского слова rеsропsibilitу ответственность) впервые отмечено в середине XIX века в различных религиозно-практических или пасторских дискуссиях. Не трудно обнаружить книги этого времени, в которых говорится об ответственности пасторов или, в других случаях, о христианской ответственности бизнесменов и предпринимателей. В таких случаях, особенно когда речь идёт о предпринимателях или бизнесменах, уже есть явный намёк на промышленную, то есть техническую деятельность. Однако применение термина ответственность в теологии, хотя и несколько запоздало, связано с появлением и нарастающим осложнением проблемы природной среды, сферы и способов применения техники, а в связи с этим брошенным техникой вызовом религиозным философам, теологическим моралистам и церковным учреждениям.

Основная идея еврейского философа Мартина Бубера (1878–1965) заключается в проведении различия между двумя видами реальности: оно-реальностью и ты-реальностью с оно-реальностью (то есть природной, предметной реальностью) (У Бубера этот тип реальности — отражение отношения субъекта к объекту. — Прим. ред.) можно устанавливать отношения только с помощью строго технических средств; к ты-реальности (к реальности человеческой) (Эта реальность отражает субъект-субъектные, то есть интерсубъектные отношения. — Прим. ред.) человек должен не как-то относиться, а должен отвечать ей, вступать с ней в диалог. Неоднократные попытки Мартина Бубера защищать и утверждать верховенство нетехнического я-ты отношения над отношением я-оно (человека — к мёртвой природе, предметному окружению), его призывы к освобождению идеи ответственности от сферы специализированной этики, включая её в живую жизнь ³⁰, были явно продиктованы уже утвердившимся преобладанием отношений я-оно в современном техническом мире.

Между взглядами Бубера и выдающегося современного протестантского теолога Карла Барта (1886–1968) нет, пожалуй, принципиальной разницы. Барт проводит главное различие не между разными видами отношений в мире, а между мирскими, посюсторонними — с одной стороны, и трансцендентальными отношениями — с другой. Бог — сущность совершенно иного рода, он не постижим для человеческого разума. Следовательно, имеется коренное различие между человеческими попытками постичь Бога, совокупность которых мы называем религией, и ответом человека на Божественное откровение, которое мы называем верой. Центральным пунктом диалектики отношений между ними и является понятие ответственности.

Человек поступает хорошо постольку, поскольку он призван Богом быть ответственным Наше действие свободно лишь в той мере, в какой оно является нашим ответом на слово, сообщенное нам Богом Следовательно, благо человека в его ответственности. В своём наиболее простом и высшем выражении ответственность сущность и в то же время субстанция теологической этики ³¹.

Эта эмфаза в определении понятия единства отношения Бог-человек и призыв не ввязываться в утилитаристские расчёты, якобы являющиеся чуть ли не главным в христианской этике, отчасти есть реакция на удушающее присутствие в нашем мире технического окружения и особенно реакция против претензии современной техники на то, будто у неё Божественные корни Теологи не замедлили апеллировать к идее ответственности и в этой связи начали заново формулировать и разъяснять принципы католической морали. Бернард Харинг (1912), например, писал: «Понятие спасения души, заповеди, закона нисколько не утратили своего значения. Однако, несмотря на это, ни одно из этих понятий не является средоточием католического учения и образования. Для нашего (католического) духа понятие ответственности самое подходящее. Даже чисто этимологически ответственность обозначает внутреннюю, сущностную характеристику религии» ³².

Согласно Бернарду Лоренгану (1904–1984), быть ответственным есть такое же трансцендентальное предписание, как, например, быть внимательным, благоразумным ³³ и тому подобное.

Употребление термина ответственность было самым популярным на II Ватиканском соборе. В провозглашённой по случаю этого события «Gаudium еt Sреs» (радость и надежда — лат.) кроме того, что говорится о достижениях науки и техники, говорится также следующее: одновременно с ростом могущества человека наступает пора усиления ответственности индивидов и человеческих сообществ. Далее утверждается, что мы являемся свидетелями рождения нового гуманизма, в рамках которого человек определяется прежде всего согласно мере своей ответственности по отношению к своим собратьям и к истории ³⁴.

В этом аспекте моральной и персональной теологии (в чем согласны все теологи) сексуальная мораль наших дней вообще и применение искусственных противозачаточных средств в особенности придают понятию ответственности особое значение как основы новой формулировки католической морали в условиях очевидных осложнений и противоречий, порождённых современной техникой.

Отвергая распространённое в последнее время планирование рождаемости, папа Павел VI предложил, со своей стороны, идею ответственной шкалы рождаемости. Речь здесь идёт об ответственности, при которой, признавая необходимость лимитирования рождаемости, предлагаются справедливые с точки зрения папы ограничения и в сфере современной техник ³⁵. Термин ответственность постоянно встречается и в современной католической биомедицинской этике.

Однако католическая церковь не ограничилась пастырским посланием в истолковании понятия ответственности. Первое же собрание Всемирного Совета церквей провозгласило: Человек сотворён и предназначен быть существом свободным и ответственным перед Богом и перед ближними своими. Любая тенденция, возможность действовать и поступать ответственно противоречит замыслу Божьему по отношению к человеку, а также усилиям человека к спасению. Ответственное общество — это общество, в котором свобода есть свобода индивидов, которые ответственны перед правосудием и общественным порядком. Оно должно быть таким обществом, в котором те, кто облечён политической властью и экономическим могуществом, ответственны за выполнение людьми своих обязанностей перед Богом, а также за их благосостояние ³⁶.

Заметьте, как в этой выдержке из документа традиционный наказ о любви к Богу и к ближнему заменён призывом быть ответственным перед Богом и своими ближними. И это делается с вполне сознательной ссылкой на требования технического общества Это раскрывается в предпосланной Декларации вступительной статье, в которой разъясняется, что в документе предпочтение отдано термину свободное общество, означающее общество не только свободное от тоталитаризма, но и совершенно свободное для человека в эру высокоразвитой техники, стремящейся к деперсонализации и подавлению личности ³⁷. Сам же термин ответственность понимается как поиск идеологически наиболее нейтрального мира. И всё же, как нам кажется, наиболее основательно христианская этика ответственности разработана X. Ричардом Нибуром в книге «Тhе Rеsроnsiblе Sе1f» (Ответственная личность, 1963).

В этой изданной после смерти автора работе чётко противопоставляется антропология человека-как-существа-ответственного антропологии человека-творца и человека-как-горожанина, тем самым, казалось бы, брошен вызов тезису о возможности становления симбиоти-ческого отношения между ответственностью и техникой в рамках христианской доктрины. Под углом зрения образа человека-творца моральный поступок понимается по модели техники, то есть как сознательный поиск и достижение той или иной цели. Так, этика художника — телеологична и даже, можно сказать, по своей сути утилитарна. С точки зрения человека-как-горожанина моральный поступок, напротив, понимается как реализация по всем существующим правилам связи с окружающим миром. По своей структуре этика горожанина в целом деонтологична. При образе человека-как-ответственного-лица, однако, напряжение между телеологией и деонтологией снимается путём обращения к: чувственно воспринимаемой конкретной реальности, путём анализа природы этой реальности с намерением научиться действовать в гармонии с тем, что уже стало реальностью и существует перед нами То, что имплицировано в идее ответственности, — это образ человека как естественного существа, вступившего в диалог и действующего (лишь) в ответ на действие по отношению к нему ³⁸. Этику ответственности поэтому можно было бы в известном смысле назвать экологической этикой.

В то же время концепция ответственности Нибура (как до него концепция Макса Вебера) легко могла стать добычей технически высокоразвитых культур с ясно выраженным утилитаристским оттенком. Макс Вебер противопоставлял то, что он называл этикой конечных целей — этике ответственности ³⁹. Было бы, пожалуй, правильнее назвать веберовскую этику конечных целей этикой интенций, намерений, а концепцию этической ответственности (ориентированную на последствия технической деятельности общества и человека) комплексностью уже другого типа. И когда эта комплексность принимает технически определённый характер (хотя ни Вебер, ни Нибур этот аспект этики ответственности не рассматривали), необходимо учитывать и возникшую комплексность технической ситуации и объективно, не предвзято, согласовывать технические действия с разумными основаниями. Нельзя не замечать того, что стало реальностью. К тому же хорошо известно, что в социальной политике довольно легко отстаивать принцип ответственности, ссылаясь на сохранение status quо как гарантии стабильности. Например, этим приёмом воспользовались Нелсон Рокфеллер против Барри Голдуотера в США (во время президентских выборов) и Войцех Ярузельский против Леха Валенсы в Польше. Такой подход возможен даже в тех случаях, когда те или иные деятели исходят из вполне добрых намерений. Так, произошло, например, с авторами сборника «Responsible Technology: A Christian Perspective» (Ответственная техника: христианская перспектива, 1986), изданного Кальвинистским Центром христианских учёных. Любая радикальная акция может оказаться не ответственной из-за её привязки к одному лишь аспекту исследуемого вопроса. Ответственность легко может обрести черты консерватизма из-за своей одноплановости, причём консерватизма не в смысле образа жизни, отвергающего лишь технику и технологию, а в смысле отстаивания любого существующего status quо.