I. Сознание и мозгВ этой книге много говорится о разрыве и его применении в изучении рациональности. Разрыв — особенность человеческого сознания, Так как мы намерены вступить в дискуссию по поводу традиционной философской проблемы, резонно сделать шаг назад и спросить, почему она всё ещё стоит перед нами. В В последние приблизительно десять лет формировалась и становилась всё более популярной в философии и нейрофизиологии определённая концепция сознания и его соотнесённости с мозгом. Она принципиально противоположна и дуализму, и материализму в их традиционном понимании. В частности, она противостоит тем концепциям сознания, которые пытаются отрицать непреодолимую субъективность состояний сознания или сводят сознание к поведению, компьютерным программам или функциональным состояниям некой системы. Эта концепция сознания всё более распространяется, но всё ещё вызывает возражения. Вот эта концепция: сознание — реальный биологический феномен. Оно состоит из внутренних, качественных, субъективных состояний: ощущать, знать, мыслить и чувствовать. Эти состояния приходят, когда мы просыпаемся утром после ночи без сновидений, и продолжаются до тех пор, пока наше сознание снова не отключится. Сновидения в рассматриваемом случае являются формой сознания, хотя они во многом отличаются от обычного сознания во время бодрствования. Главные черты сознания в рамках данной концепции заключаются в том, что оно качественно, субъективно и едино. Как это проявляется, я сейчас покажу. Каждое состояние сознания обладает определённым качеством. Есть Какая же связь между сознанием, таким образом определённым, и процессами в мозге? Вы отнесёте этот вопрос к традиционной проблеме соотношения телесного и духовного. Я считаю, что в её философской форме (хотя, увы, не в нейробиологической) проблема соотношения телесного и духовного имеет, скорее, простое решение. Вот оно: все наши состояния сознания вызываются нервными процессами низшего уровня в мозге и сами являются свойствами мозга. Это можно отчётливо проследить на примере боли. Моя боль в настоящем мотивирована серией возбуждений нейронов, которые берут начало в периферийных нервных окончаниях и передаются по позвоночнику в таламус 75 и другие основные области мозга. Некоторые из них распространяются по коре головного мозга, обеспечивающей чувствительность, особенно по Зоне 1, В чём именно проявляются нервные процессы, которые вызывают этот сознательный опыт? Пока что мы не можем ответить на данный вопрос. Налицо некоторый прогресс, но продвигаемся мы медленно. Ныне, насколько я знаю, есть по крайней мере два основных подхода к проблеме сознания, и, чтобы начать обсуждение нашей главной темы, я должен немного рассказать о каждом из них. Первый подход я называю «конструктивным подходом». Суть его в том, что наше поле сознания состоит из серии раздельных компонентов, которые составляют индивидуальный сознательный опыт. Эти элементы образуют единое поле подобно тому, как строительные блоки образуют дом. Предположение, на которое опирается конструктивный подход, заключается в том, что, если бы мы могли выяснить, как работает хотя бы один такой блок, как, например, мы визуально воспринимаем красный цвет, мы могли бы получить доступ к тайне всей проблемы сознания. Дело в том, что механизмы, с помощью которых рождается сознательное восприятие красного цвета, будут, предположительно, напоминать те механизмы, с помощью которых рождается восприятие звука или вкуса. Идея состоит в том, чтобы найти нервный коррелят сознания (NCC) для каждого чувственного восприятия, а затем обобщить его, чтобы понять сознание в целом. В силу оснований, которым я дал объяснение в другой работе 76, я считаю, что конструктивный подход неправилен. Каждый конструктивный блок появляется только в уже сознательном субъекте. Я не верю, что мы сможем обнаружить механизмы, вызывающие сознание, путём попытки найти механизмы, дающие возможность воспринимать красный цвет, потому что только изначально сознательный субъект способен воспринять красный цвет. Конструктивный подход предсказал бы, что любой в иных отношениях бессознательный субъект, если бы вы смогли создать NCC для единичного конструктивного блока, скажем, восприятия красного цвета, внезапно увидит вспышку красного цвета и не испытает никакого другого сознательного состояния. Это возможная эмпирическая гипотеза, но в свете нашего знания об устройстве мозга мне кажется крайне маловероятным, что она оправдается. Думается, гораздо выше вероятность того, что мы придём к пониманию, как мозг генерирует сознание, если поймём разницу между нейрофизиологическим поведением бессознательного мозга и сознательного мозга. Нам особенно важно было бы узнать, как субъект становится сознательным. А если субъект сознателен, то можно вывести специфический опыт, который видоизменит существующее единое поле сознания. Вторую линию исследований я называю «подходом единого поля». Вместо того чтобы думать о сознании как о серии маленьких кирпичиков, как о серии конструктивных блоков, стоит всерьёз обратить внимание на единство, о котором я говорил ранее, и подумать обо всём поле сознания как о некоем единстве. Нужно расценивать индивидуальные познавательные данные не как создающие сознание, а как видоизменяющие уже существующее сознание. И тогда, вместо того чтобы искать NCC красного цвета, например, нам надо попытаться обнаружить различия между сознающим мозгом и бессознательным мозгом. В соответствии с мнением, которого я придерживаюсь, три упомянутые особенности — качественность, субъективность и единство — являются не тремя отдельными особенностями, а разными аспектами одного и того же свойства. Если это свойство качественно — в принятом мной смысле, — оно должно стать также и субъективным, потому что понятие качественности, о которой мы говорили, сопряжено с воспринимающим её субъектом. А если есть опыт, который является и субъективным, и качественным, его качества неизбежно объединяются. Вы можете убедиться в этом и на мысленном эксперименте. Если вы представите себе, что состояние вашего сознания в настоящее время разбито на 17 кусочков, вы не увидите единого поля сознания, состоящего из 17 кусочков, вы увидите 17 разных полей сознания. Качественность, субъективность и единство — не отдельные черты; скорее, они являются аспектами одного свойства, и это свойство — глубинная сущность сознания. II. Сознание и свободное действиеИсследуя характер сознательного поля, мы сталкиваемся со знаменательным фактом. Существует разительная и впечатляющая разница между качественным характером опыта восприятия и качественным характером свободного действия. В опыте восприятия я — пассивный адресат впечатлений, и они возникают благодаря внешней обстановке. Так, например, если я подниму руку на уровень лица, мне не предоставляется выбор в вопросе, видна она мне или нет. Познавательный аппарат и внешние стимулы сами по себе достаточны для того, чтобы вызвать у меня визуальное восприятие руки на уровне лица. Здесь у меня нет альтернативы; причины являются достаточными, чтобы мотивировать восприятие. Если, с другой стороны, я захочу поднять правую руку над головой, это решение полностью находится в моей власти. Моё дело, подниму я правую или левую руку, насколько высоко подниму и так далее. Со свободным действием связано одно поле сознания, с восприятием — другое. Я, конечно, не утверждаю, что в восприятии вовсе нет волевого элемента. Мне кажется, что он есть. Например, в меняющихся примерах гештальта человек может по собственной воле переместить внимание с утки на кролика и обратно. Сейчас я просто хочу привлечь внимание к некоторым отличительным особенностям свободного действия, которые резко контрастируют с опытом восприятия. Разрыв, который мы обсуждали, появляется лишь в свободном действии. Как мы видели в III. Свободная воляТеперь я хочу применить выводы предшествующего обсуждения к рассмотрению традиционной проблемы свободы воли. Без сомнения, есть много разных значений «свободной воли» и «детерминизма», но для данного разговора проблема свободы воли встаёт в отношении тех частей поля сознания, в которых мы испытываем разрыв. Эти случаи обычно определяются как «волевой акт». Мы, без сомнений, обладаем опытом, который я называю опытом разрыва, то есть мы ощущаем наши собственные нормальные добровольные поступки в том ключе, что чувствуем, что нам открыты альтернативные возможности, а психологических предпосылок действия недостаточно, чтобы совершить поступок. Следует отметить, что в этом плане проблема свободной воли появляется только в сознании, более того, только в волевом или активном сознании; её нет в воспринимающем сознании. В чём же тогда, собственно, состоит проблема свободы воли? Свободную волю обычно противопоставляют детерминизму. Тезис детерминизма в отношении действий таков: всякий поступок обусловлен предшествующими достаточными причинными условиями. Для каждого поступка его причинные условия в данном контексте достаточны, чтобы вызвать его. Таким образом, там, где речь идёт о поступках, ничто не может совершиться иначе, чем совершается на самом деле. Доктрина свободной воли, иногда называемая «либертарианизмом», провозглашает, что по крайней мере некоторые действия таковы, что предшествующие им причинные условия недостаточны, чтобы вызвать их. Да, действие произошло, и оно произошло в силу Самый популярный сегодня взгляд на тему свободной воли носит название «компатибилизм» (От «compatibility» — совместимость. — Мне кажется, что теория компатибилизма просто упускает из виду сущность проблемы свободной воли. Либертарианизм в моём определении, без сомнения, несовместим с детерминизмом. Повторим позицию детерминиста: «Каждому поступку предшествуют причинно достаточные условия, которые обусловливают его». А либертарианист возражает: «В случае некоторых действий предшествующих причинных условий недостаточно, чтобы предопределить их». Я уверен, что есть значения слов «свободный» и «обусловленный», к которым компатибилизм применим. Когда, например, люди маршируют по улицам и несут транспаранты с надписью «свобода», они обычно мало интересуются законами физики. Они, скорее всего, требуют сокращения правительственных ограничений или Мы достигаем убеждённости по поводу свободы воли, на мой взгляд, благодаря опыту разрыва. Поэтому вопрос свободы воли может быть сформулирован следующим образом: какая реальность соотносится с этим опытом? Предполагая, что опыт наших действий не имеет предшествующих достаточных, психологических, причинных условий, почему должны мы серьёзно относиться к этому психологическому факту? Разве невозможно для нейробиологических обоснований в психологии быть причинно достаточными, чтобы обусловливать действие, пусть даже психологический уровень сам по себе причинно недостаточен? И разве не может быть психологических причин, определяющих действие? Даже принимая психологическую реальность разрыва, мы не избавляемся от проблемы свободной воли. В чём именно она состоит и как именно нам разрешить её? Чтобы прояснить этот вопрос, рассмотрим следующий пример. Допустим, в момент времени t1 мне предоставили выбирать между двумя бокалами красного вина, бургундским и бордо, которые стоят на столе передо мной. Также допустим, что мне нравится и то, и другое вино и что через десять секунд, в момент t2, я решу вопрос в пользу бургундского, возьму бокал и сделаю глоток из него. Назовём это действие действием А и предположим, что оно начинается в момент t2 и продолжается в течение нескольких секунд до момента t3. Ради простоты представим, что нет психологического временного разрыва между решением и его исполнением. Именно в тот момент, когда я сделал выбор в пользу бургундского вина в момент f2, началось намерение в действии, Ранее я говорил, что все эти психологические процессы сами возникают и реализуются в мозге. Поэтому в момент t1 моё сознательное восприятие двух бокалов красного вина и мои сознательные размышления по поводу их относительных достоинств были вызваны нейробиологическими мозговыми процессами низшего уровня и реализовались в структуре мозга. Проблема вот в чём: при допущении, что больше ничто не влияло на мозг, как, например, новые воспринимаемые образы, были ли нейробиологические процессы, происходившие во мне в момент tp причинно достаточны для того, чтобы обусловить общее состояние моего мозга в момент t2? И было ли общее состояние моего мозга достаточным для того, чтобы обеспечить продолжение в мозге процессов, происходивших между моментами t2 и t3? Если да, то существует описание действия А, в соответствии с которым у действия есть предшествующие достаточные причинные условия, потому что состояние моего мозга в момент t2 было таково, что медиаторы 77 вызывали сокращение мышц, ответственных за телодвижения в действии А. Продолжение процессов в моменты t2 и t3 было достаточным для того, чтобы служить причиной для продолжения сокращения мышц и, следовательно, завершения действия в момент t3. Проблема свободы воли сводится к следующему: если мы предполагаем, что больше никакие относящиеся к делу внешние стимулы не влияют на мозг, было ли состояние мозга, с позиций нейробиологии, в момент t1 причинно достаточным, чтобы обусловить состояние мозга в момент t2, и было ли его состояние в момент t2 достаточным, чтобы сохраниться до момента t3? Если ответ на эти вопросы утвердительный, то в этом случае и ряде других, в сущности похожих, мы не обладаем свободной волей. Психологически реальный разрыв не согласуется ни с какой нейробиологической действительностью, а свобода воли — колоссальная иллюзия. Если ответ на этот вопрос отрицательный, то, при определённых допущениях по поводу роли сознания, свобода воли у нас есть. А почему же всё сводится к этому? Потому что состояние мозга в момент t2 было достаточным, чтобы вызвать движение мышц для начала действия, а состояния мозга от t2 до t3 были достаточными, чтобы продолжать движения мышц до завершения действия. Как только ацетилхолин 78 достигает нейронов, то при допущении, что весь остальной физиологический аппарат функционирует нормально, мышцы начнут двигаться при прямой причинной необходимости. Первые два разрыва случаются до движения мышц, а третий разрыв — между началом действия и его продолжением вплоть до завершения. Разрыв является психологическим феноменом, но, если он небезразличен для мира, у него должен быть нейробиологический коррелят. В виде нейробиологического вопроса реальность разрыва заключается в следующем: являются ли состояния мозга от времени t2 до времени t 3 достаточными, чтобы каждая стадия могла детерминировать следующую причинно достаточными условиями? Проблема свободы воли лежит в области нейробиологии и касается отношений некоторых видов сознания к нейробиологическим процессам. Если этот вопрос в принципе интересен, то его можно охарактеризовать как научный вопрос о происхождении определённых видов сознательных действий. И сейчас я вплотную займусь этой темой и попытаюсь дойти до конца. IV. Гипотеза первая: психологический либертарианизм и нейробиологический детерминизмДля начала нам нужно припомнить то, что мы уже знаем. Все состояния нашего сознания вызываются восходящими нейробиологическими процессами в мозге. Сами по себе они могут быть причиной последовательных сознательных состояний или телодвижений, потому что они основываются на нейробиологии. Таким образом, в случаях, где нет разрыва, причинная связь во времени на высшем уровне точно отражается в причинной связи во времени на низшем уровне. Например, моё намерение в действии проистекает из процессов в мозге на низшем уровне. В свою очередь, оно побуждает мою руку подняться. Нейробиологические процессы вызывают намерение в действии, оно порождает серию физиологических изменений, которые обусловливают и реализуют движение руки. Такие отношения типичны для любой системы, имеющей причинно реальные уровни описания. Двигатель автомобиля имеет тот же набор формальных отношений. Ничего эпифеноменального 79 из них не вытекает. Намерение в действии столь же причинно бесспорно, как и прочность поршня. Кроме того, не существует каузальной сверхдетерминации. Мы имеем в виду не независимые причинные последовательности, а скорее одну и ту же причинную последовательность, описанную на разных уровнях. Опять-таки аналогия с двигателем автомобиля срабатывает великолепно. Мы можем описать причинность на уровне молекул или описать её на уровне поршней и цилиндров. Все они являются не независимыми причинными последовательностями, а одной и той же причинной последовательностью, описанной на разных уровнях. В предыдущих работах 80 я представил эти отношения, которые составляют волевое действие, в виде параллелограмма, который выглядит так: Причины:Намерение в действии — ∧ Телодвижение i О& Р Возбуждения нейронов —∧ Физиологические изменения. На высшем уровне намерение в действии является причиной телодвижения, на низшем — возбуждения нейронов вызывают физиологические изменения, А что происходит, когда есть разрыв, когда я, к примеру, размышляю и после этого формирую решение? Мне кажется, что есть по крайней мере две возможности. Первая возможность (гипотеза первая): неопределённость на психологическом уровне полностью идентична детерминистской системе на нейробиологическом уровне. Поэтому, хотя и прослеживается психологический разрыв между основаниями для действия и решением, на нейробиологическом уровне нет никакого разрыва между нейробиологическим осуществлением оснований для действия в форме убеждений и желаний и последующим нейрофизиологическим осуществлением решения. Вот как это выглядело бы. Причины с разрывами:Размышление по по —∧ Решение по поводу оснований i Возбуждения — ∧ Возбуждения нейронов нейронов. В этом случае разрыв вызывает асимметрию между параллелограммом волевого действия и параллелограммом познания. Вы заметите это, если сравните решение и действие с памятью. Положим, я наблюдаю драматичную сцену, скажем автокатастрофу, Если так устроена природа, то перед нами некий компатибилизм. Психологический либертарианизм был бы совместим с нейробиологическим детерминизмом. Психологические процессы, хотя они сами и возникают в результате нейронных процессов низшего уровня, тем не менее не могли бы служить достаточными причинными условиями для последующего психологического интенционального действия. В момент t1 психологические процессы, посредством которых я решаю, какой бокал вина взять, полностью причинно определены нейронными процессами низшего уровня с восходящей причинностью. В момент t2 я останавливаю свой выбор на бургундском. Это решение опять-таки полностью обусловлено восходящей причинностью, хотя на психологическом уровне есть разрыв между моим видением оснований и моим решением. От момента t2 до момента t3 двигательные составляющие действия А — я беру бокал с вином и пью из него — вызываются нейробиологическими процессами с восходящей причинностью, хотя, повторимся, есть разрыв на психологическом уровне между инициацией действия и его продолжением вплоть до завершения. Итак, на психологическом уровне существуют разрывы, но нет разрыва в форме восходящей причинности между нейробиологическим и психологическим уровнями, как нет их Данный результат тем не менее в интеллектуальном отношении очень неудовлетворителен, потому что, в сущности, он является изменённой формой эпифеноменализма. Он говорит о том, что психологические процессы рационального принятия решения не имеют большого значения. Вся система на нижнем уровне является детерминистской, а идея о том, что на высшем уровне есть элемент свободы, — это просто систематическая иллюзия. В момент 11 мне кажется, что у меня есть выбор между бургундским и бордо и что влияющих на меня причин недостаточно для того, чтобы я определился с выбором. Но я ошибаюсь. Общее состояние моего мозга в момент t1 справляется с задачей по контролю любого телодвижения, так же, как Может, и так, но эта гипотеза кажется мне противоречащей всему, что мы знаем об эволюции. Она приводит нас к тому, что невероятно изощрённая, сложная, чувствительная и — важнее всего — биологически ценная система рационального принятия решений людей и животных не будет никак воздействовать на жизнь и выживание организмов. Можно назвать это эпифеноменальностью, но этот вывод абсолютно невероятен, и, если бы мы серьёзно отнеслись к нему, он произвёл бы изменения в нашем мировоззрении, то есть в концепции наших взаимоотношений с миром. Эта перемена была бы более радикальной, чем любая предшествующая перемена, включая революцию Коперника, теорию относительности Эйнштейна и квантовую механику. Почему первая гипотеза представляет сознание более эпифеноменальным по сравнению с любой другой чертой высшего уровня физической системы? V. Гипотеза вторая: системная причинность, сознание и неопределённостьС альтернативной позиции (вторая гипотеза) отсутствие причинно достаточных условий на психологическом уровне сопровождается параллельным отсутствием причинно достаточных условий на нейробиологическом уровне. Но что за этим кроется? Как должна выглядеть диаграмма, отображающая такую гипотезу? Мне кажется, что мы должны тщательно изучить предположения, встроенные в наше диаграммное отображение с его метафорами «восходящий», «нисходящий», «уровни описания» и так далее. Я считаю, что они неадекватны на этом этапе. Проблема заключается в следующем: мысль о том, что сознание — высшая или внешняя особенность мозга, даёт нам картинку сознания, похожего на пятно краски на поверхности стола. Тогда вопрос о нисходящей и восходящей причинности следует понимать как вопрос о том, протягивать руку вверх или вниз. Всё это неправильно. Сознание находится на поверхности мозга не более, чем текучесть находится на поверхности воды. Нет, мы пытаемся выразить идей о том, что сознание — системная черта. Это черта всей системы, и она присутствует — в буквальном смысле этого слова — во всех значимых местах системы, как и вся без исключения вода в стакане является текучей. Сознание существует в отдельном синапсе 82 не более, чем текучесть в отдельно взятой молекуле. Но тогда описание разных уровней, движущихся параллельно, как это показано в нашей диаграмме, ошибочно. Вся система двигается целиком. Нам приходится предположить, что если сознательный опыт свободы не совершенная иллюзия, то вся система движется к принятию решения Чтобы спросить, как может действовать разрыв в нейробиологии, нам нужна ясность по поводу того, как он действует в психологии сознания. В случае сознательной рациональности ничто не заполняет разрыв. Человек просто принимает решение и осуществляет его. Эти факты станут нам понятны, только если мы безоговорочно допустим существование сознательного рационального субъекта, способного осмыслять свои основания и действовать в соответствии с ними. Я не склонен использовать традиционный жаргон, но ранее я приводил доводы в пользу того, что это постулирование равно постулированию личности. Мы сможем понять смысл рационального, свободного и сознательного действия, лишь принимая существование сознательной личности. Но это принятие имеет смысл только в отношении к единому сознательному полю субъективности. Вы не объясните понятия рационального человека лишь с помощью юмовского «пучка» не связанных между собой ощущений. Так что вторая гипотеза состоит не в том, что имеется трещина между неопределённостью на уровне психологии и определённостью на уровне нейробиологии, но, скорее, в том, что вся система движется целиком, будучи сознательной и рациональной. Эта система с точки зрения онтологии третьего лица всецело состоит из нейробиологических элементов; и недостаток причинно достаточных условий на психологическом уровне ощущается на всех этажах, наверху и внизу. Это покажется нам менее запутанным, если мы поймём, что наше желание остановиться на уровне нейронов есть просто предрассудок. Если мы продолжим спускаться к квантово-механическому уровню, нам покажется не столь удивительным отсутствие причинно достаточных условий. Сперри пользуется примером причинности «сверху вниз», который я Поэтому, если вторая гипотеза верна, мы должны предположить, что сознание системы влияет на её элементы, хотя система состоит из элементов, как и твёрдость колеса влияет на молекулы, хотя колесо состоит из молекул. Пока всё гладко, но аналогия между системной причинностью колеса и системной причинностью сознательного мозга завершается на следующем пункте: поведение колёса полностью контролируется, а поведение сознательного мозга, по второй гипотезе, нет. Как это может быть? Какую роль играет нейробиология — в соответствии с такой гипотезой? Я не знаю ответа, но меня поражает то, что многие из объяснений, данные нейробиологией, не постулируют причинно достаточных предварительных условий. Рассмотрим известный случай, который обсуждался Дееке, Шайдом, Корнхубером и Либетом 84. Потенциал готовности не является причинно достаточным, чтобы обусловить последующее действие, что подчёркивается в рассуждении Либета о том, как сознание может вмешаться в действие потенциала готовности. Парадоксально, но эти эксперименты иногда расцениваются как выступление против свободы воли в рассматриваемых случаях. Это заключение не кажется мне вытекающем из имеющейся информации, Вот что происходит. Субъект довольно часто формирует сознательное предварительное намерение сделать движение пальцем (рукой) или Мозг бессознательно готовится к каждому движению до сознательного его начала. Никто, насколько я знаю, не спорит с тем, что начинание не относится к предварительному сознательному решению; также никто не спорит с тем, что начинание — достаточная причина, чтобы обусловить последующее добровольное движение пальцем. Описание Либета приводит к выводу о том, что потенциал готовности отмечает начало действия. Но это неверно. Обычно проходит примерно 350 миллисекунд после ощущения готовности и до возникновения намерения в действии и ещё 200 миллисекунд до начала телодвижения. В любом случае, насколько мы знаем из доступных нам данных, появления потенциала готовности причинно недостаточно для выполнения действия. Насколько мне известно, мы не обладаем достаточными знаниями о нейробиологии интенционального действия, чтобы иметь исчерпывающую теорию о роли потенциала готовности в причинности действия. Но в любом случае представляется явно преждевременным утверждать, что существование потенциала готовности демонстрирует отсутствие у нас свободной воли. Более интересны случаи, когда телодвижение начинается до того, как человек сознательно сформировал соответствующее намерение в действии. Характерные примеры: бегун, начинающий бежать до того, как слышит выстрел стартера, или теннисист, начинающий двигаться к летящему мячу до того, как он сознательно зарегистрировал его полёт в своей зрительной системе. В обоих случаях тело действительно начинает двигаться до того, как субъект получает сознательное представление о стимуле для своего движения. Ни один из этих случаев тем не менее не ставит под сомнение мысль о том, что мы имеем дело со свободными и добровольными действиями. В обоих случаях субъект в результате долгой тренировки и практики имеет установившиеся нейронные пути, которые активизируются с помощью познавательных стимулов, предшествующих включению сознания. Выражаясь кратко, человек играет в теннис или участвует в забеге по собственному усмотрению, и/если он хочет Продолжим исследование и перейдём к следующему пункту. Что должны мы думать об отношениях между микроэлементами и системной особенностью сознания? Для пассивных форм сознания, например восприятия, совокупности свойств микроэлементов в любой момент времени должно быть достаточно, чтобы определить состояние сознания в этот момент. А волевое сознание, то есть то, где существует разрыв? Мне кажется, этот принцип здесь тоже работает. Совокупность признаков на значимых микроэлементах — нейронах, синапсах, на Но когда мы настаиваем на том, что каждая системная характеристика как таковая должна складываться из элементов системы, мы тем самым не отказываемся от свободной воли, потому что разрыв существует во времени. Это разрыв не между нынешним состоянием моих нейронов и моим нынешним сознательным состоянием; это разрыв между тем, что происходит сейчас в сознательном волевом компоненте всей мозговой системы, и тем, что должно случиться позднее. Кроме того, следует отметить, что при построении гипотезы причинной последовательности, не выраженной на каждой стадии при помощи причинно достаточных условий, мы не постулируем случайность. А почему? Вспомните то, что я говорил о сознании как о едином поле сознания, а опыт сознательной силы воли является ключевым аспектом в этом поле сознания. Гипотеза, которую я хочу выдвинуть сейчас, состоит в том, что нам следует рассматривать рациональную деятельность как одно из свойств этого поля сознания. Мы имели возможность убедиться, что на психологическом уровне рациональная деятельность может дать причинное объяснение явлениям, не являющимся детерминистскими по своей форме. Если рациональная деятельность реализуется в нейробиологических структурах, обладающих данными свойствами, то в нейробиологических процессах будет недостаток причинно достаточных условий, но они не станут Таким образом, нейробиологическая гипотеза разрыва сводится к следующему: единое поле сознания есть такое же биологическое явление, как и любое другое явление. Исчерпывающие объяснения лежат в области нейробиологических процессов. Среди них есть такие, которые обусловливают и реализуют волевое сознание, сознание в размышлении, выбор, решение и действие. Чтобы они существовали, при определённых предпосылках об их природе, нужна личность. Личность — не объект в поле действия; она определяет набор формальных ограничителей в его деятельности (как мы видели в
Оценить разницу между этими двумя гипотезами можно, скажем, путём приложения их к нашей фантастической гипотезе о выдуманном роботе, Звере, которого мы придумали в Если исходить из второй гипотезы, мы должны выполнить техническое задание другого рода. Вся организация единого поля сознания функционирует исключительно в действии системы. Структура и поведение микроэлементов в любой данный момент достаточны для того, чтобы определить характер сознания в этот момент, но их недостаточно для того, чтобы определить следующее состояние системы. Следующее состояние системы определяется только сознательным принятием решений, что является особенностью всей системы. Что до технической стороны, я не могу сказать, как мы справимся с конструированием этого робота, но, с другой стороны, мы пока не представляем себе, как может быть построен сознательный робот. При допущении психологической реальности разрыва мне кажется, что эти две формы могут наиболее точно объяснить человеческое поведение. Честно говоря, я не считаю какую-либо из этих двух гипотез интеллектуально привлекательной. Первая гипотеза удобна тем, что даёт нам возможность относиться к мозгу как к любому другому органу, как к полностью детерминированной системе, как к печени или сердцу. Но эта гипотеза не согласуется с нашим понятием об эволюции. В соответствии с ней, есть невероятно работоспособная и ценная сознательная система, система рационального принятия решений, которая не играет какой бы то ни было причинной роли в поведении организма, потому что это поведение полностью контролируется на низшей ступени. С этой точки зрения не будет никакого преимущества в обладании сознательной, рациональной системой принятия решений. Она как результат долгого периода эволюции имеет чрезвычайную ценность в биологическом смысле и занимает огромное пространство в нашем сознательном опыте. Более того, иллюзия рационального принятия решений, согласно первой гипотезе, не похожа на другие иллюзии, которые создают возможность выбора. Поэтому, например, даже если мы предположим, что цвет есть систематическая иллюзия, у организма, обладающего способностью различать объекты на основе их цвета, есть тем не менее обширные возможности выбора. Но, по первой гипотезе, никакое преимущество выбора не сопровождается сознательным и рациональным принятием решений. Но вторая гипотеза также не подходит под принятую у нас биологическую концепцию. Проблема не в том, что в соответствии с этой гипотезой сознание играет «нисходящую» причинную роль в поведении микроэлементов, потому что оно функционирует так же, как и любая другая системная особенность. В конце концов, говоря о сознании, которое влияет на другие элементы, на самом деле мы имеем в виду то, как элементы влияют друг на друга, поскольку сознание полностью является функцией поведения элементов. Так, когда мы говорим о поведении колеса, влияющего на молекулы, мы подразумеваем влияние молекул друг на друга. Поэтому проблема второй гипотезы не в том, что она предлагает наделить сознание нисходящей причинностью. Эту проблему легко решить. Трудность в том, чтобы увидеть, как сознание системы может наделить её причинной эффективностью, которая не будет детерминистской. И в словах о том, что мы можем принять произвольность недетерминистских положений квантовой механики, нет большой пользы. Сознательная рациональность не должна унаследовать произвольность квантовой механики. Пожалуй, сознательная рациональность должна служить причинным механизмом, который работает причинно, хотя и не на основе предварительных достаточных причинных условий. Безусловно, в некоторых случаях одной из функций клетки будет преодоление нестабильности квантовой неопределённости на субклеточных уровнях. Я не пытался поставить точку на проблеме свободы воли, но констатировал, в чём именно она состоит и какими могут быть наиболее вероятные пути её решения. | |
Примечания | |
---|---|
Список примечаний представлен на отдельной странице, в конце издания. | |
Оглавление | |
| |