Джон Сёрл:
Рациональность в действии.
Глава 4. Логическая структура разумных оснований

Что есть разумное основание для действия? Предполагается, что этот вопрос настолько сложен, что Филипа Фут однажды написала: «Я уверена, что не понимаю сути оснований для действия, и хотела бы знать, есть ли кто-нибудь, кто понимает» ³⁴. Но почему это должно быть так трудно? Разве мы не имеем дела с основаниями для действия каждый день? Какая здесь может быть загадка? В стиле Витгенштейна можно сказать: нет ничего скрытого.

Хорошо, ничто не скрыто и нет сомнений, что ответ лежит на поверхности. Всё равно нам нужно осмотреться, чтобы найти его, и выйдет так, что ответ окажется гораздо более сложным, чем мы могли ожидать. Мы можем заключить из предыдущих глав, какими определёнными формальными чертами должна обладать любая сущность, чтобы быть разумным основанием для действия. Например, её существование и действие должны согласовываться с разрывом. Здесь должно быть что-то, что могло бы служить рациональной мотивацией для действия таким образом, чтобы субъект мог действовать в соответствии с этим, хотя это что-то не имеет достаточно условий для того, чтобы стать основанием для действия. Более того, кажется, что оно должно обладать содержанием, логически связанным особыми путями с содержанием предварительного намерения и намерения в действии (оба обладают восходящим направлением соответствия), для которых оно является основанием. Но как в точности это происходит? Все это очень неясно, и я думаю, что мы не можем сказать по данному поводу чего-либо значительного, пока не рассмотрим нашу проблему более тщательно. Так что давайте начнём с вопроса, как одно явление может служить основанием для другого и что это, в конце концов, за основание.

Первый полезный шаг, который стоит предпринять, состоит в том, чтобы взглянуть на обычное использование тех предложений, которые содержат в себе слово «основание» и такие связанные с этим термины, как «объяснение», «почему» и «потому что». Изначально стоит цель спросить: при каких условиях предложение S выражает основание R для явления Р? Получив ответ на этот вопрос, мы можем перейти к следующему шагу и спросить, в соответствии с какими условиями S устанавливает Я для человека, чтобы у него было интенциональное состояние, такое, как убеждение или желание? И поскольку первичные намерения и намерения в действии относятся к интенциональным состояниям, то если мы сможем ответить на общий вопрос об интенциональных состояниях, этот ответ должен привести нас к ответу, касающемуся особых случаев намерения сделать что-либо. И этот ответ, если мы, конечно, сможем получить его, есть уже ответ на вопрос: «При каких условиях S устанавливает основание Я для выполнения действия А субъектом X?»; поскольку основание для попытки или намерения сделать что-либо, при прочих равных условиях, есть основание сделать это.

Разумное основание всегда является основанием для субъекта, поэтому мы должны попытаться дополнить следующую эквивалентность:

Утверждение S устанавливает основание Я для деятеля X, чтобы он выполнил действие Д, если и только если…

Но даже в этой формулировке есть слабые места. Во-первых, в ней не различаются хорошие и плохие основания, рационально приемлемые и неприемлемые. Во-вторых, здесь нет различения между основаниями, доступными человеку и недоступными ему. У кого-то может быть хорошее основание сделать что-то, хотя он может о нём и не знать. Например, уже длительное время у людей есть разумное основание не курить — курение вызывает рак, хотя они и не знали об этом основании. В-третьих, использование по видимости референциального выражения, «действие А» в лучшем случае поведёт нас по неправильному пути, поскольку во время планирования действия этого действия ещё нет и оно может никогда не произойти. Так что основание для будущего действия есть основание для выполнения действия определённого вида А. Попробуем использовать другую формулировку эквивалентности.

Рационально действующий человек X правильным образом принимает утверждение S в качестве веского основания Я для выполнения X действия типа Д, если и только если…

Далее в этой главе мы увидим, что этот способ формулировки вопроса неадекватен. Как это обычно бывает в философии, основная проблема заключается в том, чтобы найти правильную формулировку. И здесь мы мечемся из стороны в сторону.

Заметьте, что такие утверждения об основаниях релятивны в трёх аспектах. Во-первых, основание, о котором идёт речь, является основанием для чего-то. Ничто не может быть основанием само по себе. Во-вторых, основания для действия релятивны вдвойне, поскольку они являются основаниями для выполнения действия субъектом-личностью. И в-третьих, если основания должны функционировать в размышлении, субъект-личность должен о них знать. Подытожим: чтобы функционировать в процессе размышления, основание должно быть основанием для действия некоторого типа для человека и должно быть этому человеку известно. Такие утверждения обычно являются интенсиональными (через «с»), поскольку они не позволяют заключать, что некоторое основание является основанием чего-то реально существующего. Так, у человека может быть основание для действия, которое он так и не совершает. (Ниже мы ещё поговорим об интенсиональности.)

I. Что есть основание?

Понятие основания является составной частью, по меньшей мере, трёх других понятий, и эти четыре понятия можно понять только вместе, как единое семейство. Вот эти три понятия: «почему», «потому что» и «объяснение». Констатировать основание — это, как правило, значит дать объяснение или его часть. Объяснения отвечают на вопрос «почему», и для ответа хорошо применить форму «потому что». На вопрос: «Почему произошло p?» — ответом будет: «Потому что имеет место с/», и этот ответ даёт основание того, почему p, если q действительно или частично объясняет p. Вот где основание того, что все основания отвечают на вопрос «почему?» И «основание», и «объяснение» являются понятиями успеха в том смысле, что могут существовать хорошие и плохие основания и объяснения, но если мнимое основание (объяснение) действительно плохое, оно вообще не сможет быть основанием (объяснением).

«Потому что» есть истинностно-функциональная связка между предложениями. Она связывает полные предложения. «Почему» также имеет дело с целыми предложениями. Требование того, чтобы предложения были полными, скрыто от нас тем фактом, что иногда, на поверхности грамматики предложения, вопрос «почему» содержит простое выражение или фразу, а ответ «потому что» содержит предложную фразу. Вопрос: «Почему сейчас?» или «А почему борода?» Ответ: «Из-за Салли» или «Из-за лени». Но во всех подобных случаях мы должны слышать в коротком объяснении целое предложение. Пример: «Почему вы уходите сейчас?» Ответ: «Потому что сейчас я нужен Салли». «Почему вы отращиваете бороду?», ответ: «Потому что я слишком ленив, чтобы бриться».

Синтаксис и в вопросах «почему», и в ответах «потому что» при полном высказывании всегда требует полного предложения, а не просто именной конструкции. Синтаксическое наблюдение предполагает два семантических вывода. Во-первых, подробное изложение как объясняемого, так и объясняющего должно обладать полным пропозициональным содержанием, а во-вторых, должно существовать что-то за пределами соответствующего данному содержанию утверждения. Суждения об основаниях являются суждениями и тем самым лингвистическими реалиями, речевыми актами с определёнными видами пропозиционального содержания; но сами основания и то, для чего они таковыми являются, обычно не суть лингвистические единицы. За некоторыми важными исключениями, о которых я скоро упомяну, утверждение основания может дать хорошее или адекватное объяснение, только если и оно само, и предложение, выражающее объясняемое, истинны. Но тогда то, что делает данные утверждение и предложение истинными, окажется независимым от языка.

Предположим, у меня спрашивают: «Почему в Калифорнии происходит больше землетрясений, чем в других штатах?» Мой ответ: «В Калифорнии — самые неустойчивые сейсмические условия» будет объяснением только в том случае, если в Калифорнии действительно происходит землетрясений больше, чем в других штатах, и если там действительно неустойчивые сейсмические условия, которые причинно связаны с землетрясениями. Существует общий термин для описания тех черт мира, которые делают утверждения или предложения истинными или благодаря чему они истинны, и этот термин — «факт». Объяснение — это одно или несколько утверждений. Но основание — это не предложение и не серия предложений, и то, в силу чего основание является основанием, также не является предложением или серией предложений; скорее, в случаях, которые мы рассмотрели, и объясняющее, и объясняемое являются фактами. Факт — это основание относительно лишь того факта, для которого оно таковым является, и оно есть основание только для данного факта, если оно состоит в объяснительных отношениях с ним ³⁵.

Раз так, то хочется думать, что все основания являются фактами. Но как быть в тех случаях, когда я ошибаюсь в фактах, но всё равно могу предложить своё объяснение? Вопрос: «Почему у вас зонт?» Ответ: «Потому что идёт дождь». И вопрос, и ответ отвечают требованиям пропозиционального содержания, но предположим, я ошибаюсь, и дождя сейчас нет.

Всё равно здесь есть истинное объяснение, подразумеваемое в моём ответе. Делая своё заявление, я выразил убеждение в том, что сейчас идёт дождь, и это убеждение может быть основанием для моего действия, даже если это убеждение ложно. В подобных случаях мы можем сказать либо, что факт, в который я верил, является основанием, либо, что моё убеждение есть основание для моего действия. Более того, у меня может быть основание совершить такой поступок, который я не совершаю, но если я предлагаю основание в качестве объяснения, это может быть объяснение моего намерения выполнить действие, даже если само намерение никогда не осуществится. В подобных примерах предполагается, что и сами основания, и то, для чего они таковыми являются, могут быть как фактами внешнего мира, так и интенциональными состояниями, то есть убеждениями, желаниями и намерениями. Так, например, объяснение того, почему я сказал, что в Калифорнии наихудшие сейсмические условия, может быть в том, что я в это верил. И моё убеждение может быть основанием для моего действия, независимо от того, истинно убеждение или нет. Формальным препятствием к тому, чтобы быть основанием, является то, что ответ должен обладать пропозициональной структурой и соответствовать утверждению об основании ³⁶.

Гипотеза, подсказываемая данными примерами, такова: все основания являются пропозиционально структурированными единицами. Они могут быть фактами реального мира, например, «идет дождь», или же пропозициональными интенциональными состояниями, такими, как моё желание остаться сухим. Они также могут быть пропозиционально структурированными единицами, не являющимися ни фактами, ни интенциональными состояниями, а такими единицами, как обязательства, поручения, требования и потребности. Эта черта онтологии оснований объясняет тот синтаксический факт, что предложение, заключающее в себе основание, требует придаточного предложения с «что» или какой-либо другой эквивалентной формы, которая выразит все предложение.

В нашем языке нет простого слова, чтобы определить им сущности такого рода. Слова «факт» и «фактическое» слишком тесно привязаны к истине, чтобы охватить и убеждения, являющиеся для кого-то основаниями, даже если они неверны, и факты реальной жизни. «Предложения» и «пропозиционально структурированные единицы» слишком близко соотносятся с лингвистическими и интенциональными сущностями. Я буду применять некогда использовавшийся в лингвистике термин «фактитивный», то есть «каузальный», чтобы охватить единицы, обладающие пропозициональной структурой, независимо оттого, являются они интенциональными состояниями, фактами реального мира, или ни теми, ни другими единицами, такими, как обязательства. Я обусловливаю это применение тем, что под «фактитивной (каузальной) сущностью» я подразумеваю любую сущность, обладающую пропозициональной структурой, то есть структурой, выраженной придаточным предложением с «что». Все основания являются фактитивными единицами или, скажем для краткости, фактитивами. Так, основанием может быть и то, что идёт дождь, и моё убеждение, что идёт дождь, и желание, и потребность в том, чтобы он шёл, — всё это может быть основанием. Но дождь сам по себе не может быть основанием. То, о чём я здесь говорю, не является тривиальной точкой зрения о том, что все утверждения должны выражать предложения; скорее, подробное изложение основания, по существу, является пропозициональным. Само основание, единица как таковая, имеет фактитивную или пропозициональную структуру. К таким фактитивным единицам относятся не только события реального мира, например, дождь, но также и убеждения, желания, потребности, обязательства, обязанности и масса других фактитивных единиц.

Например, предположим, что меня спросили: «Почему у вас зонт?» Я могу дать на это следующие ответы:

1. Сейчас идёт дождь.
2. Я уверен, что идёт дождь.
3. Я не хочу промокнуть.
4. Я дал такое обязательство.
5. Мне нужно остаться сухим.

Все эти заявления точно определяют фактитивные единицы в том смысле, о котором я говорил. Первое из них, если оно истинно, утверждает факт, что идёт дождь. Но убеждение, желание, обязательство и потребность также фактитивны. Некоторые основания представляют другие фактитивные единицы. Так, убеждение представляет факт реального мира, но оно может являться основанием для чего-то, даже если оно ложно, то есть даже если соответствующего ему факта в реальном мире не существует.

Почему основания должны обладать фактитивной структурой? Я не знаю. Я предполагаю, что у нас должна быть способность обосновывать при их помощи, а сделать это можно при помощи утверждения, имеющего пропозициональную структуру.

Наш следующий вопрос: что делает фактитивную единицу основанием для чего-либо? Учитывая только что сказанное, уточним: при каких условиях подобная единица имеет свойство объяснять что-то? С одной стороны, существует класс фактитивных единиц — оснований, с другой стороны — есть класс фактитивных единиц, нуждающихся в объяснении, и к этому классу относятся факты — от войн до землетрясений, и такие фактитивные единицы, как желания, убеждения и так далее. Мы можем объяснить единицы второго класса посредством некоторых членов первого класса. Какие же черты, присущие первому классу, позволяют объяснять единицы второго класса? Многообразие объяснительных отношений соответствует бесконечному многообразию объяснений, которые можно дать явлениям: каузальные, логические, подтверждающие, эстетические, правовые, моральные, экономические и так далее. Что у них есть, если, конечно, есть, общего, кроме той тривиальной черты, что все они дают объяснения? Я не знаю; возможно, ничего общего у них и нет. Может показаться, что объяснения образуют какое-то семейное сходство по терминологии Витгенштейна. Есть огромное число видов объяснительных отношений, но также существует и общий формальный элемент, который проходит через многие из них — элемент модальности.

Модальное семейство включает в себя информацию о том, почему что-либо объективно случилось, могло случиться или должно было случиться и так далее. Объясняющие отношения включают в себя осуществление чего-либо, создание причин для чего-то, потребностей, вероятностей, обоснований, условий, действий, приводящих к цели или осуществлённых во имя… Я думаю, что самое элементарное понятие здесь относится к осуществлению какого-либо действия, и наши парадигмальные формы объяснения — причинные объяснения. Самый распространённый способ заставить что-нибудь произойти — это вызвать причину для этого. А самый обычный способ объяснить что-то — это точно установить причины.

Поскольку объяснительная сила оснований зависит от того, как описываются объясняемые явления, они являются неэкстенсиональными. Дело не только в том, что связка «потому что» неэкстенсиональна, но в том, что взаимозаменяемость не действует в утверждениях об основаниях. Основания, если говорить коротко, обладают интенсиональностью (через «с») не только в отношении к экзистенциальному обобщению, но также и к подстановочной эквивалентности.

Рассмотрим:

В Калифорнии происходит больше землетрясений, чем в любом другом штате, потому что там наиболее тяжёлые сейсмические условия.

Отсюда вместе с утверждением тождества:

Штат с наихудшими сейсмическими условиями — это тот же штат, в котором живёт больше всего звёзд кино. Нельзя сделать вывод о том, что:

В Калифорнии происходит больше землетрясений, чем в любом другом штате, поскольку там живёт больше всего звёзд кино.

Невозможность взаимозаменяемости в таких утверждениях об основаниях — следствие того, что объяснительная сила утверждения зависит от того, как описываются данные явления. Она зависит от аспекта или способа представления. Если выражение объяснительного аспекта, в данном случае причинно действующего аспекта, не сохраняется при замене референциальных выражений, то истинность не сохраняется.

Несколько лет назад проходила дискуссия о том, являются ли основания причинами. Мне сразу показалось, что участники дискуссии заблуждались, потому что не принимали во внимание очевидные грамматические различия между утверждениями о причинах и основаниях. Причины обычно являются событиями, а основания — никогда. Вы можете дать основание, указав на причину, но из этого не следует, что причина и основание — одно и то же. Чтобы прояснить это, обратимся к примеру.

(1) Почему разрушилось Оклендское подвесное шоссе?

Этот вопрос требует объяснения и, следовательно, основания. На него обычно отвечают, указывая на причину, например:

(2) Землетрясение в Лома-Приета повредило его фундамент.

Здесь даётся адекватное основание и, следовательно, объяснение, поскольку обозначена причина того, что шоссе пострадало. Землетрясение, разрушение фундамента и падение опор шоссе — это три причинно связанных события. Землетрясение привело к разрушению фундамента шоссе, из-за чего рухнули опоры. Утверждение (2) выражает эту последовательность и, таким образом, является объяснением третьего события. Констатация фактов при основании даёт объяснение. Причиной разрушения является событие — землетрясение. Основанием для разрушения служит факт землетрясения, повредившего фундамент. Данный факт обусловил причину, но причина не есть то же, что и основание.

Итак, мы несколько продвинулись вперёд, но не так далеко: основания являются единицами с фактитивной структурой. Объяснение — это речевой акт, заключающийся в изложении оснований. Само изложение основания сможет что-либо объяснить, только если само основание находится в одной или нескольких объяснительных связях с тем, для чего оно является основанием. Но даже этот небольшой шаг приводит к интересному результату. Хотя зачастую основание точно обозначает причину, в таких случаях из этого не следует, что причина идентична основанию, поскольку основания всегда являются фактитивными единицами, а причины обычно представляют собой события, а не факты.

II. Некоторые особенности объяснений интенциональных явлений

Когда мы приводим объяснения интенциональных явлений, таких, как действия, убеждения, желания и надежды, так же как и войны, экономическая политика, любовные связи и литературные произведения, то вводим новый компонент — рациональность. И вместе с требованиями рациональных объяснений обычно связано требование обоснования. Интенциональные явления подводятся под рациональность, и требование объяснить интенциональное явление — убеждение, желание, действие и так далее — обычно является требованием показать, что оно рационально и чем оправдано.

Когда мы просим объяснить что-либо, задавая вопросы о том, почему человек то-то сделал, почему убеждён в том-то, почему он надеется на то-то, почему он этого хочет, равно как и — почему он любит такую-то, почему он пошел на войну, почему понизил процентные ставки, почему написал такой-то роман, — мы вводим вопросы, которые относятся не только к семейству «Что заставило данное событие произойти?», но также и к семействам «Чем оправдано происходящее?» и «В силу каких оснований вы так действовали?» Рациональность в интенциональных явлениях не равна обоснованию, поскольку интенциональное состояние может быть неудовлетворённым, при этом не будучи иррациональным. Я могу купить акции на фондовом рынке «по наитию», тогда как моя интуиция никоим образом не обосновывает мой выбор, но моё действие из-за этого не становится иррациональным. И рациональность, и оправдание являются нормативными понятиями, но рациональность — понятие намного более широкое, чем оправдание. В общем, оправданные интенциональные состояния рациональны, но не все рациональные интенциональные состояния оправданны.

Почему введение объяснительных оснований для интенциональных явлений автоматически вводит нормативные категории рациональности и оправдания? Потому что зависимость интенциональных состояний от названных норм является неотъемлемой. Внутренней и неотъемлемой чертой интенциональных состояний является их зависимость от рациональных критериев оценки, как победы и поражения являются неотъемлемой частью игры в футбол. Чтобы сформировать рациональные оценки, вам необязательно прежде приобрести убеждения, надежды, желания и намерения; скорее, иметь убеждения и так далее значит уже видеть перед собой явления, соответствующие данным нормам. Более того, различные формы институтенциональности обладают своими собственными формами нормативности. Так, например, предполагается, что убеждения истинны и потому подчиняются ограничениям рациональности и оправдания, включающим, в частности, свидетельства и прочие основания, подтверждающие истинность. Рациональность требует, чтобы никто сознательно не придерживался противоречивых убеждений. К желаниям рациональность не предъявляет таких требований: можно рационально желать, чтобы произошло и p, и не-p.

Как и всякий реальный эмпирический феномен реального мира, интенциональные явления могут получить прямые причинные объяснения, не имеющие ничего общего с рациональностью или оправданием. Например: «Джонс верит, что он Наполеон, поскольку у него контузия». Подобное объяснение является причинным объяснением, но не даёт каких-либо оснований, которые могли бы оправдать убеждение Джонса или показать, что оно рационально. Оно даёт каузальную причину, но не говорит нам, отчего Джонс придерживается такого убеждения. Особенность интенциональных явлений в том, что они, в силу своей природы, также подчиняются ограничениям рациональности, и им требуется обоснование в силу этих ограничений.

Все хорошие основания что-то объясняют, и все объяснения суть приведение оснований. Но это утверждение нужно понимать во всей точности. Можно иметь оправдывающие основания для убеждения или совершенного поступка, даже когда объяснение не даёт оснований, почему кто-то поверил в то-то или сделал то-то. Основания, оправдывающие моё действие и, таким образом, объясняющие, почему его следовало совершить, могут быть отличными от оснований, объясняющих, почему я его совершил в реальности. Скажем, меня попросили дать обоснование моему голосованию за Смита; я мог бы ответить, что моё голосование оправдано, поскольку он — наиболее смышленый кандидат. Но этим я ещё не ответил на вопрос, почему проголосовал за него. Я мог бы оправдать свой выбор, сказав, что Смит самый смышленый кандидат, хотя основание, в соответствии с которым я действовал, состоит в том, что он мой давний собутыльник, что не имеет никакого отношения к его интеллекту. В таком случае оправдание, которое я могу дать своему действию, не является ответом на вопрос: «Почему вы поступили так?» Или — более серьёзный пример.

Большинство публичных обсуждений вопроса о том, оправданно ли Трумэн сбросил атомную бомбу, концентрировались не на основаниях, в соответствии с которыми он действовал, а на том, был ли оправдан сам этот поступок, был ли он хорошим поступком, в конце концов. Все изложения оснований являются объяснениями, но сейчас я хочу сказать, что объяснение того, почему что-то должно было быть сделано или же почему оно хорошо и его стоило бы сделать, не всегда то же самое, что и объяснение, почему это действительно было сделано. В этой книге нас главным образом интересуют объяснения, раскрывающие то, почему что-либо случилось, объяснения, констатирующие основания, в соответствии с которыми человек действовал или будет действовать. Оправдания нам интересны постольку, поскольку они также объясняют, почему человек поступил или поступит так-то. Следовательно, я буду проводить различие между оправданиями и тем, что назову «оправдательными объяснениями». Оправдание не всегда объясняет, почему что-то случилось в реальности, но объяснение, оправдательное или нет, должно разъяснять, почему событие произошло. Подкласс оправдательных объяснений, следовательно, входит в класс подлинных объяснений.

До настоящего времени мы обнаружили четыре вида объяснений интенциональных состояний.

1. Прямые каузальные объяснения. Пример: Джонс верит, что он Наполеон, из-за контузии.
2. Разумные объяснения того, почему произошло событие. Пример: Джонс проголосовал за Смита, потому что Смит — его давний собутыльник.
3. Оправдательные объяснения. Пример: голосование Джонса за Смита оправдано тем, что Смит — наиболее смышленый кандидат, что и послужило основанием голосовать за него.
4. Оправдания, которые не являются объяснениями того, почему произошло действие. Пример: голосование Джонса за Смита обосновано тем, что Смит наиболее смышленый кандидат, хотя это обстоятельство и не было основанием, из-за которого он за него проголосовал.

Принимая все это во внимание, я хочу отметить исключительно важный момент: введение нормативных ограничений на объяснения оснований того, почему некоторое интенциональное явление имеет место, не отменяет каузальных ограничений. Из-за разрыва причины действий и многих других интенциональных явлений, как правило, не дают достаточных условий, так что, формулируя точнее, скажем следующее. Там, где речь идёт об интенциональных явлениях, нормативные ограничения объяснений того, почему произошло то или иное действие, почему субъект принял то или иное убеждение, почему пожелал что-либо, почему влюбился и так далее, не отменяют каузального ограничения: объяснение сделанного должно формулировать основания, повлиявшие на субъекта в его поступке. У вас могут быть каузальные объяснения интенциональных явлений, которые нерациональны, но вы не можете иметь рациональных объяснений того, почему некоторые произошедшие интенциональные явления не содержат понятия каузальной эффективности. Если речь идёт о действии, человек активизирует основание, поступая в соответствии с ним, и принимает убеждения в силу основания, которое он также принимает. Что касается мотивированных желаний, субъект формирует и ∧ на базе основания.

Так, например, на вопрос «Почему вы проголосовали за кандидата Демократической партии?» — кто-то мог бы ответить: «Из-за иррациональной одержимости. Я ничего не могу с собой поделать, моя семья приучила меня голосовать за демократов». Подобное объяснение даёт причинное, но не рациональное и тем более не оправдательное объяснение. Но если кто-нибудь ответит: «Я проголосовал за кандидата демократов, потому что демократы будут больше поддерживать профсоюзы, а сам я активно поддерживаю профсоюзы», — то, чтобы быть рациональным, объяснение действия должно быть также и причинным. Человек действует в соответствии со своим мнением и приверженностью. Можно сформулировать оправдание для интенциональных явлений, которые не являются каузальными; но, учитывая, что обоснование не приводит каузально действующую причину, оно не даёт объяснения того, почему происходят интенциональные явления. Это верно как в отношении убеждений, желаний и эмоций, так и в отношении действий.

Подведём итоги: к настоящему времени я высказал три существенных утверждения. Во-первых: все основания являются фактитивными единицами, которые находятся в одном или более объяснительных отношениях с тем, для чего они являются основаниями. Во-вторых: интенциональные явления, помимо прочего, подчиняются определённым нормативным ограничениям. В-третьих, если мы объясняем, почему кто-то сделал что-либо или почему он имеет какие-то интенциональные состояния, эти нормативные ограничения не отменяют каузальных ограничений. Основания и рациональность, объясняя, должны функционировать каузально (с учётом разрыва, конечно). Своеобразие интенциональных состояний в том, что они допускают и ненормативные каузальные объяснения, и нормативные. Но чтобы объяснить появление интенционального феномена, нормативные объяснения должны также быть каузальными. Неинтенциональные явления, такие, как землетрясения, допускают только ненормативные объяснения. Потому-то обоснования интенционального явления не всегда объясняют его происхождение. Так что, повторимся, у нас есть как минимум четыре вида случаев. Первый — не-интенциональные причинные объяснения: например, человек верит, что он Наполеон, по причине контузии. Второй — рациональные объяснения происшедшего, не предназначенные служить оправданиями. Третий — оправдания происшедшего, которые также объясняют, почему то-то произошло. И четвёртый — простые оправдания, которые не объясняют, почему что-либо произошло.

III. Основания для действий и полные основания

До настоящего момента в этой главе мы предварительно прощупывали почву. Теперь нужно обратиться к конструктивной части. Ядро содержания этой главы представлено в данном разделе, и в целях полной ясности я собираюсь его изложить как серию пронумерованных шагов. Я начинаю с некоторых замечаний, приведённых в двух предыдущих разделах.

1. Основания являются и пропозициональными, и относительными. Чтобы быть разумным основанием, объект должен иметь пропозициональную структуру и должен быть связан с чем-то ещё, обладающим такой же структурой и для чего он является основанием. Таким образом, все основания являются таковыми только в отношении к тому, для чего они представляют собой основания. Из этого банального утверждения следует, что там, где речь идёт об интенциональности, основание всегда есть основание для интенционального состояния: для веры в суждение, для возникновения желания, для формирования предварительного намерения или для намерения в действии, то есть для фактического осуществления действия. В особом случае с основаниями для действия основание также является и основанием для конкретного человека выполнить действие, и, если данное основание функционирует в размышлении, сам человек должен о нём знать.
2. Основания являются фактитивными единицами. Основаниями для моего действия могут быть факты реального мира, к примеру, дождь; или интенциональные состояния с фактитивной структурой, например убеждения и желания; или такие фактитивные единицы, как обязанность, обязательство, поручение, причём все они имеют восходящее направление соответствия.
3. Необходимо различать внешние и внутренние основания. Внешнее основание, в том смысле, в котором я его рассматриваю, — это фактитивная единица реального мира, которая может служить основанием для субъекта, даже если он о ней и не знает, или знает, но отказывается признавать её основанием. Например, тот факт, что идёт дождь, или факт, что у кого-то есть обязательство, является внешним основанием. Чтобы подобное внешнее основание вносило свою лепту в подлинное размышление, оно должно быть представлено некоторым внутренним интенциональным состоянием человека. Этот человек считает, что идёт дождь, или он признает своё обязательство. Так что при идеально рациональной ситуации имеется соответствие между внутренними и внешними основаниями: поскольку внешние основания, играющие роль в размышлении, есть, они будут представлены как внутренние основания в разуме субъекта. Мыслительный процесс в его голове может влиять только на внутренние основания, но часто эти внутренние основания имеют силу только потому, что представляют внешние основания. Таким образом, например, если я решаю взять зонт из-за уверенности в том, что идёт дождь, моё убеждение является внутренним основанием, но оно имеет силу, только если соответствует внешнему основанию, только если действительно идёт дождь.
4. Основание для действия является основанием, только если является полным основанием для совершения действия или его частью. Я уже сказал, что основания для действий релятивны, по меньшей мере, в трёх отношениях, но есть и четвёртое, также заслуживающее быть отмеченным: утверждение является утверждением основания для действия постольку, поскольку оно систематически связано с некоторыми другими утверждениями. Это видно из примеров. Моё основание взять зонт состоит в моей уверенности в том, что будет дождь. Но оно является основанием только потому, что оно — часть полного основания, включающего в себя, в частности, желание оставаться сухим, и убеждение, что при наличии зонта я смогу остаться сухим. Полное основание — это набор фактитивных единиц. Они могут быть мнениями, желаниями или фактами реального мира — идёт дождь, или у меня есть обязательство ехать в Канзас-Сити. Так что в ответ на вопрос: «Почему у вас с собой зонт?» — я могу ответить что-то вроде: «Потому что пойдёт дождь», «Я уверен, что пойдёт дождь» или «Я не хочу промокнуть».
5. Полное основание, в принципе, может быть целиком внешним. Например, некто может иметь основание съесть цитрусовый фрукт, при этом не имея соответствующих интенциональных состояний. Так, предположим, в цитрусе есть витамин С — это факт; витамин С предотвращает цингу; цинга — ужасная болезнь. Всё это может служить элементами полного основания съесть цитрус даже для того, кто не знает ничего о названных обстоятельствах или кого не волнует мысль о болезни. В каком же смысле может целиком внешнее полное основание рассматриваться как основание для субъекта, если оно никак не могло быть мотивацией для него? Ответ в том, что мотивационная сила внешнего основания определяется контрфактическим образом: если бы у человека были соответствующие знания, то есть если бы он знал, что нужно для его здоровья, как его поддерживать, он бы, при условии, что он рационален, признал все вышеназванное основанием для действия. Так что, хотя в идеале и есть соответствие между внешними и внутренними основаниями, всё равно нужно проводить различие между теми и другими. Совершенно рациональный человек может поступать разумно на основе рационально оправданного убеждения, которое может оказаться ложным, и факт реального мира может быть вынуждающим основанием для человека, чтобы действовать, даже в тех случаях, когда у него нет знаний о данном факте или эти знания были, но он отказался принимать их в качестве основания.
6. Чтобы функционировать в рациональном размышлении и в рациональных процессах, ведущих к действию, каждый элемент внешнего полного основания должен иметь соответствующий ему внутренний элемент. Это означает, что действующий субъект должен верить в составляющие внешнее основание факты, знать, принимать или как-либо ещё признавать их. Так, забота о здоровье, или обязательство, или факт, что идёт дождь, могут сыграть роль в размышлении, мотивирующем действие, только если субъект верит в этот факт или как-то признает его. То, что пойдёт дождь, может быть основанием для меня взять зонт, вне зависимости от того, знаю я об этом факте или нет. Но то, что пойдёт дождь, может играть роль в моём размышлении только при условии, что я осведомлён о данном факте. Более того, убеждение в том, что пойдёт дождь, будет иметь одинаковое значение в моём размышлении, вне зависимости от того, истинно оно или нет. Отсюда впечатление, что важен не факт, а убеждение. Неправда. Убеждение отвечает за факты. Конечно, в некоторых случаях рациональность может потребовать одного убеждения, а не другого. Скажем, если я смотрю в окно и вижу, что идёт дождь, при всех прочих равных обстоятельствах было бы иррационально с моей стороны отказываться верить в то, что дождь на самом деле идёт. Здесь можно усмотреть угрозу регресса в бесконечность: рациональность требует убеждения, но само его обретение требует рациональности. Почему же это не ведёт к регрессу в бесконечность?
7. Чтобы показать, почему подобные случаи не ведут к регрессу в бесконечность, мне нужно ввести понятие «рациональности признания». Рациональность может потребовать от субъекта действия, чтобы он при определённых эпистемических условиях просто признал некоторый факт в мире. Например, то, что он взял на себя обязательство, ощущает некую необходимость или какую-либо опасность, и так далее, даже при том, что нет рационального процесса, нет размышления, ведущего к рациональному результату. Обретение рационального интенционального состояния не всегда требует рационального процесса размышления или вообще какого бы то ни было процесса. Мы можем видеть, что эти обретения являются рациональными и им противопоставлены их иррациональные отрицания. Действительно, распространённая форма иррациональности, где субъект упорно отрицает что-либо перед лицом веских доказательств, называется «отрицанием «Например, один мой друг стал алкоголиком. Длительное время он отказывался признавать свой алкоголизм. Он просто думал, что ему нравится пить немного больше, чем прочим. Другими примерами могут служить случаи, когда люди просто отказываются признавать обязательства, которые они на себя взяли, отказываются верить, что их предали, что они в опасности. Суть таких случаев в том, что иррациональные настроения отражают уход от простого рационального признания фактов. Но рациональное признание фактов не обязательно требует размышления. Я могу просто наблюдать, как на меня несётся грузовик, или смотреть в окно и видеть, что идёт дождь. Я признаю, что в обоих случаях эти факты снабжают меня основаниями для действия. Так что требования рациональности состоят в том, чтобы я верил, что идёт дождь или что на меня несётся грузовик, но, чтобы прийти к этим рациональным заключениям, рациональное размышление мне не требуется. Многие внутренние основания строятся на рациональном осознании внешнего основания. Рациональное осознание внешнего основания во многих случаях не требует какого-либо дополнительного размышления. Рациональность признания не обязательно подразумевает какие-то шаги.
8. Набор фактитивных элементов, составляющих полное основание, должен содержать хотя бы один элемент с направлением соответствия от мира к разуму. Назовём эти элементы, имеющие направление соответствия от мира к разуму и способные, по меньшей мере потенциально, входить в полные основания, факторами мотивации. Каждое полное основание должно содержать как минимум один фактор мотивации. Почему? Потому что рациональность в размышлении о действиях является вопросом того, как найти пути удовлетворения факторов мотивации. Простейший аргумент в пользу утверждения, что полное основание должно содержать в себе, по крайней мере, один фактор мотивации, состоит в том, что последнее должно обладать способностью рационально мотивировать деятельного субъекта. Полное основание должно обеспечивать рациональную почву первичной интенции совершить действие или для интенционального свершения действия. Для того чтобы это сделать, в полном основании должен быть некоторый объект, имеющий направление соответствия от мира к разуму и обеспечивающий такое же направление первичного намерения и намерения в действии.

   Когда фактор мотивации является эпистемически объективным фактом реального мира, например, когда у человека есть определённые потребности или обязательства, внешний фактор мотивации может функционировать в размышлении, только если он осознается человеком в качестве такового. Рациональность признания (повторю сказанное в предыдущем разделе) может требовать, чтобы человек осознавал фактор мотивации в качестве такового. Человек, который отказывается признавать, что на него несётся грузовик, представляющий для него огромную физическую опасность, просто иррационален в этом, хотя он и не осуществил процесс размышления. Но суть моего рассуждения в том, что внешние факторы мотивации должны быть осознаны субъектом именно в этом качестве, чтобы они могли функционировать в процессе размышления.

   Факторы мотивации могут быть как внешними, так и внутренними. Желания, например, являются внутренними факторами, а потребности и обязательства — внешними. Но, повторимся, внешние факторы мотивации могут функционировать в размышлении только потому, что они представляют внутренние. Полное внутреннее основание для действия должно содержать как минимум один признанный фактор мотивации.

9. Требование того, чтобы обоснование имело фактор мотивации, справедливо как для теоретического, так и для практического обоснования. К примеру, предположим, я верю в суждения о том, что есть p, и если есть p, то есть q. Какое отношение Всё это имеет к моему принятию, признанию и убеждению в g? Если убеждения — нейтральные объекты, наборы каузальных связей, согласно одной модной (но ошибочной) теории, почему я, личность, должен заботиться о Q? Ответ в том, что убеждение — это приверженность истине. И когда у меня есть убеждение, я привержен всем логическим выводам из него. И обязательство является независимым от желания внешним фактором мотивации, с направлением соответствия от мира к разуму. Это действительное основание для отсутствия принципиального различия в этом плане между практическим и теоретическим основанием. Теоретическое основание — это та ветвь практического знания, которая связана с доводами в пользу принятия, признания, освоения и утверждения суждений.
10. Перечень факторов мотивации кажется на первый взгляд обескураживающе разнородным. В него включены такие внутренние факторы мотивации, как желание, надежда, страх, позор, гордость, отвращение, почёт, честолюбие, любовь, ненависть, не говоря уже о голоде, жажде и похоти. Здесь и такие внешние факторы мотивации, как потребности, обязательства, долг, ответственность, требования. Следует отметить, что оба набора факторов мотивации фактитивны в смысле, разъяснённом ранее.
11. Внешние факторы мотивации являются фактитивными единицами реального мира. В описаниях, определяющих их как внешние факторы мотивации и оперирующих такими терминами, как «потребность», «обязательство», «обязанность», «требование», «долг» и так далее, они всегда соотнесены с наблюдателем. Лишь в соотнесённости с человеческой интенциональностью некоторые положения вещей в мире могут быть идентифицированы, например, как потребности здоровья. Соотнесённость с наблюдателем заключает в себе онтологическую субъективность, но она не обязательно включает в себя эпистемическую субъективность. Это означает, что онтология соотнесённых с наблюдателем явлений всегда содержит некоторую ссылку на интенциональность наблюдателя. Таким образом, онтология является субъективной. Но вполне возможно, что утверждения об онтологически субъективных единицах обладают эпистемической объективностью. Заявление о том, что у меня есть определённые потребности, связанные со здоровьем, может быть объективным, хотя их идентификация как «потребностей» соотнесена с наблюдателем.

    Это важный момент, поэтому рассмотрим его на примере. Предположим, что в моём организме присутствует определённое количество витамина С. Это просто биологический, независимый от наблюдателя факт, касающийся меня. Но представим, что этого количества витамина недостаточно, чтобы предотвратить болезнь, таким образом: (а) Мне нужно больше витамина С.

    Но какой факт соответствует утверждению, что мне нужно больше витамина С? Какие факты являются составляющими этого факта? Те чисто биологические факты, как, например, то, что в моём организме есть некоторое количество витамина С, что в моём организме происходят определённые каузальные процессы и данного уровня витамина С недостаточно для поддержания этих процессов. В совокупности эти факты составляют потребность, но как «потребность» они обладают восходящим направлением соответствия. Это отражено в том обстоятельстве, что потребность может быть удовлетворена, но не являться истинной или ложной. Потребность удовлетворяется, только если реальный мир приходит в соответствие с её пропозициональным содержанием. Тот биологический факт, что у меня есть определённое количество витамина С, не имеет направления соответствия. Но его достаточно, чтобы образовать соотнесённый с наблюдателем фактор мотивации: мне нужно больше витамина C∨ И в соответствии с описанием «потребности» этот факт является фактором мотивации, способным служить основанием для действия, ∨ В высказывании (а) утверждается факт, являющийся основанием для действия. Это основание — внешний фактор мотивации, моя потребность. Потребности связаны с наблюдателем. То, что у меня есть такая потребность, связано только с моим здоровьём и выживанием. Даже при том, что эта потребность связана с наблюдателем и поэтому онтологически субъективна, она представляет собой эпистемически объективный факт, касающийся меня, что у меня есть такая потребность: эта потребность — не вопрос мнения, а объективный медицинский факт.

12. Независимые от желаний факторы мотивации, по их описанию как факторов мотивации, всегда обладают восходящим от мира к фактору мотивации направлением соответствия. В силу данного основания их признание по этим описаниям, то есть их признание как факторов мотивации, уже является их осмыслением в качестве оснований для действия. Действующий субъект не обязан вначале осознавать обязательство, а затем понимать, что у него есть основание для действия, потому что осознать что-либо как обязательство всегда означает признать это как фактор мотивации в том смысле, который я уже разъяснил.
13. В рациональность при принятии решения вовлечены, по меньшей мере, три элемента. Первый — признание различных факторов мотивации, как внешних, так и внутренних, и оценка их относительной значимости. Предположим, я пообещал прийти к вам на вечеринку в следующую среду вечером. Ясно, что у меня есть обязательство прийти на вашу вечеринку, и это обязательство есть независимое от желания основание, не имеющее ничего общего с моим желанием прийти к вам. Но предположим также, что перспектива прийти на вечеринку сильно противоречит моим интересам, и, если я сделаю это, я упущу некую сделку, что будет стоить мне всего состояния. Эта заинтересованность является противоположным внешним фактором мотивации, с силой которого также нужно считаться. Часто философы, занимавшиеся вопросами морали, в частности, Кант, говорили, что в случаях, когда речь идёт о противопоставлении личных интересов долгу, долг всегда должен восторжествовать. Но это кажется мне просто нелепым. Есть много случаев, когда у меня есть второстепенные, малосущественные обязательства, как, например, обязательство пойти на вечеринку, и есть глубинные интересы, входящие в конфликт с ним. Нет основания, согласно которому независимый от желания фактор мотивации должен в любом случае восторжествовать. Во-вторых, необходимы правильное осознание и оценка не мотивирующих фактов, имеющих влияние в данном случае. Так, например, я должен знать, каким образом я смогу выполнить все мои различные обязательства. Возможно ли для меня даже физически выполнить все обязательства, которые я на себя взял? Грубо говоря, мы можем разбить эти не мотивирующие факты на два типа: те, которые имеют дело с «при помощи чего-либо», и те, которые относятся к «путем чего-либо» так, как об этом говорилось во второй главе. В обыденном языке эти факты соотносятся с тем, как удовлетворить фактор мотивации и в чём это удовлетворение состоит. Будем называть их, соответственно, движущими мотивами и составляющими. Опять-таки мы должны различать внешние и внутренние движущие мотивы и составляющие. Понять это различие нам поможет простой пример. Предположим, я должен вам некоторую сумму денег (внешний фактор мотивации). Предположим, я знаю об этом (внутренний фактор мотивации). Предположим, я могу погасить этот долг, приехав к вам домой и отдав вам деньги (внешний движущий мотив и составляющая). Предположим, я знаю все это (внутренний движущий мотив и составляющая). Зная всё это, я могу решить приехать к вам и заплатить вам деньги (практическое основание).

Внутренние движущие мотивы и составляющие — всегда убеждения. Эти убеждения касаются того, как производить действия причинно (движущие мотивы) или как одно действие является образующим для других действий (составляющие). Как убеждения, внутренние движущие мотивы и составляющие отвечают за то, как обстоят дела в реальном мире. У них нисходящее направление соответствия. Таким образом, они являются эффективными основаниями для действия только в той степени, в которой они соответствуют реальным фактам в мире. Тот факт, что я могу выстрелить из ружья, спустив курок, является внешним движущим мотивом. Следовательно, если у меня есть основание выстрелить из ружья, у меня есть и основание спустить курок. Внешний движущий мотив будет действующим в моём обосновании, только если существует соответствующий ему внутренний движущий мотив — моё убеждение, что я смогу выстрелить из ружья, спустив курок.

Эта комбинация черт, существование факторов мотивации и признание фактов, имеющих отношение к ситуации, приводит к иллюзии, что все обоснование является обоснованием средств и целей или убеждений и желаний. Факторы мотивации обеспечивают (желаемые) выводы, и немотивирующие факты обеспечивают средства (в которых мы уверены). Но при таком угле зрения граница между внутренними и внешними факторами мотивации смазывается и, соответственно, размывается граница между зависимыми и независимыми от желания основаниями для действия. Огромная пропасть между людьми и шимпанзе в смысле практического разума состоит в том, что мы обладаем способностью создавать независимые от желания основания для действий, признавать их и действовать в соответствии с ними.

В западной философии центральным вопросом рациональности всегда был следующий: как субъект может быть рационально мотивирован независимым от желания основанием? Если каждое действие в некотором смысле является выражением желания выполнить его, то откуда желание берёт своё начало, если основание, в соответствии с которым действует человек, ни само не является желанием, ни основывается на других желаниях? Как могут независимые от желания основания рационально быть почвой для желания? Стандартный ответ на эти вопросы, даваемый «классической моделью», состоит в том, что человек должен иметь какое-либо доминирующее желание, или желание более высокого порядка, действовать в соответствии с независимыми от желания основаниями. Так, человек должен иметь некоторое общее желание говорить правду, держать слово или выполнять обязательства. Но это неправильный взгляд на данные вопросы, потому что из него следует, что, когда у человека нет желаний более высокого порядка, у него нет и оснований говорить правду, выполнять обязанности и держать слово. Нам нужно показать, что простой факт осознания действующим субъектом своего заявления, обещания или другой формы обязательства уже является основой для мотивации. Как это возможно? Краткий ответ заключается в том, что у всех них — восходящее направление соответствия, и осознать, что определённые виды фактитивных единиц имеют восходящее направление соответствия, и человек есть субъект пропозиционального содержания, — уже означает признать основания для действия согласно этому пропозициональному содержанию. К этому вопросу я вернусь в главе 6.

Третий элемент в рациональном принятии решений, включённый в полное основание, — это оценка набора факторов мотивации и не мотивирующих фактов таким образом, чтобы прийти к решению. Теория решений, как мне кажется, оценивает все это в высшей степени поверхностно, потому что в ней предполагается, что у меня есть заранее хорошо организованный перечень предпочтений, и вопрос только в расчёте вероятности в отношении того, как добраться до верхней ступеньки моей лестницы предпочтений. Главная трудность состоит в установке этого перечня предпочтений. Самое сложное в рациональном размышлении заключается в том, чтобы решить, чего вы действительно хотите и что вы действительно хотите делать. Вы не можете предположить, что набор желаний непременно предшествует размышлению. Более того, это не тот случай, когда все факторы мотивации располагаются на одном уровне ³⁷.

В «классической модели» мы предполагаем, что набор целей первичен по отношению к размышлению. Все эти цели, в широком смысле, являются желаниями человека. Следовательно, размышление служит выбору средств достижения этих целей, способов удовлетворения желаний. В большинстве случаев предполагается, что набор желаний непротиворечив. Но с противоположной точки зрения, которой я придерживаюсь, все это безнадёжно ошибочно. Действительно, трудной частью практического разума является понимание того, что представляют собой цели. Некоторые из них являются желаниями, но другие — неустранимыми, независимыми от желания основаниями для действия. Такие основания есть почва для желания; но само желание не есть почва для основания. Если вы видите, что у вас есть основание сделать что-то, чего вы не желаете, вы увидите, что вы должны это сделать и, a fortiori, ³⁸ должны хотеть сделать это. И иногда, но ни в коем случае не всегда, признание этого приведёт вас к желанию совершить то самое действие.

Кроме того, даже после определения факторов мотивации и оснований для действия, как зависимых, так и независимых от желаний, весь набор редко становится непротиворечивым. Вы не можете делать всё, что хотите, или всё, что должны сделать. Так что вам нужно иметь некоторый способ оценки относительной силы факторов мотивации. Но даже если вы можете решить эту проблему вполне рационально, вы всё равно не сумеете провести чёткое различие между целями и средствами, поскольку некоторые средства сами по себе уже включают в себя цели, а некоторые пересекаются с другими целями. Возьмём простейший пример: если одной из ваших целей является сбережение денег, то вы обнаружите, что для достижения других целей вам придётся потратить деньги.

Я хочу прояснить все это на последующих страницах, а сейчас обращусь к ряду примеров.

IV. Принятие решений в реальном мире

В типичном случае, как, например, с моими попытками распределить время при написании этой книги, у меня есть ряд конфликтующих факторов мотивации, имеющих отношение к данному делу. У меня есть обязательство закончить книгу. Но у меня есть и другие авторские обязательства, которые должны быть исполнены перед этим. Я считаю данную работу более важной, и я уже пообещал подготовить рукопись за абсурдно короткий срок. Моё обязательство написать эту книгу вступает в конфликт с моим обязательством подготовить два других материала, которые нужно сдать в этом месяце. С другой стороны, у меня есть лишь очень неясная идея того, как работать с этой рукописью, и выполнить некоторые из моих других авторских обязательств, как мне кажется, будет легче. Я ожидаю, что за книгу мне заплатят больше, чем за статьи. У меня также есть обязательства, связанные с преподаванием и с семьёй, которые должны быть выполнены в любом случае. Например, я должен читать лекции в университете, а к обеду приходить домой. Занятия философией меня радуют, но радует и многое другое, и я не могу делать все.

Это и есть практический разум в реальной жизни. Заметьте, я не могу чётко провести различие между обязанностью и желанием, как и между целями и средствами. По большей части я не брал бы на себя эти обязательства, если бы не хотел иметь их и если бы я не хотел делать то, к чему они обязывают меня. Эти обязанности создали для меня мои желания. Чем является написание этой книги — целью или средством? Ответ — и тем, и другим, причём в разных отношениях. Но в чём принцип моего действия, и не cjo-ит ли мне проверить, не обусловлено ли моё действие неким всеобщим законом? Да, я могу сформировать множество разных принципов, применимых или неприменимых универсально, и это не имеет большого значения. Может быть, чтобы быть рационально действующим человеком в подобных случаях, для начала я должен иметь хорошо организованный перечень предпочтений, а затем сделать расчёты вероятности в отношении того, какие действия увеличат до максимума мою выгоду? Эта идея представляется до абсурда невероятной.

Но во всём этом видимом интенциональном хаосе на самом деле есть порядок, и цель практического разума состоит в том, чтобы уточнить и распространить этот порядок.

Вот первая серьёзная трудность: как могут факты реального мира, такие, как наличие в моём организме определённого количества витаминов или что я произношу какие-то слова, составлять рационально непреодолимый фактор мотивации? Некоторые из этих фактов при некоторых описаниях уже являются факторами мотивации. Таким образом, то высказывание было обещанием и тем самым принятием на себя обязательства. Уровень витаминов низок, следовательно, есть потребность в них. Рациональность признания может требовать, чтобы я признал, чего мне не хватает в соответствии с данными описаниями, и, таким образом, понял, что мои потребности представляют собой факторы мотивации. Но как? Разве мне не нужно иметь другое предшествующее желание, чтобы соблюдать мои обязательства или удовлетворять потребности моего организма? Я говорил ранее, что принципы рациональности признания могут требовать, чтобы определённые внешние факты осознавались как внешние факторы мотивации и, таким образом, были представлены как внутренние факторы мотивации. Но кроме того, следует поговорить о принципах рациональности признания. Я говорил, что здесь нет регресса в бесконечность, но почему его не может быть? Не понадобится ли мне фактор мотивации ради фактора мотивации? И не приведёт ли это к регрессу в бесконечность другого порядка?

Банальное утверждение, что я могу вовлекать в обоснование только то, что является внутренней чертой моего разума, не противоречит утверждению, что осознание объективных фактов реального мира может быть и тем, чего требует рациональность, и тем, что обеспечивает внешние рациональные основы для внутренних факторов мотивации.

V. Конструирование полного основания: проверка «классической модели»

Предполагая, что полное основание должно содержать в себе всё три вида описанных элементов, как тогда в точности мы конструируем, оцениваем и действуем в соответствии с полным основанием? Я хочу рассмотреть случай из реальной жизни, потому что он иллюстрирует разницу между точкой зрения, которую я выдвигаю, и точкой зрения «классической модели». Я уверен, что пример, который я хочу предложить, является примером иррациональности, но «классическая модель» не может описать его иррациональность.

Когда я читал лекции в Дании, у меня была студентка, которая много курила. Я сказал ей, что курение очень вредит её здоровью. Она согласилась. Тогда я спросил: «Почему тогда вы продолжаете курить?» Она ответила, что не заботится о своём здоровье, что она будет совершенно счастлива умереть намного раньше, чем могла бы, если бы не курила, а сейчас она хочет курить. Она прямо сейчас желает делать то, что, как ей известно, приведёт к её смерти в возрасте около шестидесяти лет. Я заметил ей, что в шестьдесят лет она не захочет умирать и будет сожалеть о том, что курила теперь. Она опять согласилась, но сказала, что сейчас, когда ей всего двадцать и ей надо принимать решение, её совершенно устроит, если она умрёт в шестьдесят лет, а сейчас — это как раз тот момент, когда ей нужно решить — курить или нет.

Этот случай интересен тем, что она согласилась со всем, что я ей сказал. Она согласилась, что курение, скорее всего, убьёт её к шестидесяти годам, и по мере приближения к этому возрасту она будет всё больше жалеть о том, что не бросила курить, что она не захочет тогда умирать вследствие курения. Но тем не менее здесь и сейчас, когда нужно принять решение — курить или нет, рациональным решением для неё будет курить, потому что она хочет курить здесь и сейчас. Она не признавала здесь какой-либо иррациональности. Напротив, она настаивала на том, что её поведение вполне рационально, что сейчас для неё рационально курить.

По «классической модели», её поступок действительно был абсолютно рациональным. Её убеждения и желания были таковы, что она, при её убеждениях, достигала максимального удовлетворения своих желаний в курении. Верно, что у неё могли бы появиться некоторые последующие желания, которые могли бы и не быть удовлетворены, но они не могли играть какой-либо роли в рациональном принятии решений сейчас, потому что эти последующие желания даже не существовали на текущий момент. Более того, у неё не было желаний второго порядка в то время, не было желаний на будущее; она была безразлична к нему. Она не думала так: «Я буду желать того-то и того-то в будущем, так что я хочу желать этого сейчас». Ожидаемые желания будущего не играли для неё никакой роли.

Согласно «классической модели» в трактовке Уильямса, нам следовало бы сказать, что эта студентка является примером совершенной рациональности, поскольку она действовала в соответствии со своими внутренними основаниями, и эти внутренние основания не включали в себя какой-либо озабоченности её собственным будущим через сорок лет. Чтобы побудить её бросить курить, я мог лишь апеллировать к внешнему основанию, к чему-то, что стоит вне её набора мотиваций в настоящий момент, и согласно этому основанию, по модели Уильямса, это не могло бы иметь никакого влияния на её рациональность. Здесь был, по терминологии Уильямса, «правильный курс размышления» от существовавшего набора мотиваций до продолжения курения, и не было такого правильного курса размышления от существовавшего набора мотиваций к отказу от курения. По «классической модели», случай студентки был случаем совершенной рациональности.

Я думаю, что данный рассказ вполне очевидно рассказывает ограничения «классической модели», потому что здесь как раз та ситуация, когда кто-то должен принять решение в настоящем, и рациональное решение требует действий в соответствии с независимым от желания основанием. Почему же на деле поведение девушки было иррациональным? Я не думаю, что это сложный случай. Иррациональность состоит в том факте, что личность, принимающая решение сейчас, умрёт а шестьдесят лет. Недостаточно сказать, что сейчас у неё нет желаний относительно будущих желаний и вообще в отношении её будущего. Проблема в том, говоря рациональным языком, что ей стоило бы иметь желания, касающиеся её будущего, поскольку её настоящее поведение таково, что она и удовлетворяет, и разрушает саму себя. Заметьте, что я не утверждаю, что «отсроченное удовлетворение» всегда является рациональным выбором. Мне кажется ясным, что есть некоторые виды удовлетворений, существующих здесь и сейчас, и ради их получения стоит рисковать жизнью. В подобном случае человек может создать полное основание, где он должен найти баланс между удовлетворением в настоящем и риском отказа от надежд на будущее. Но приведённый выше случай не похож на это. В нём человек не взвешивает на чашах весов желание курить сейчас и нежелание умирать позже. Суть в том, что в «классической модели» нежелание умирать позже не учитывается вообще, поскольку оно не представляется как часть набора мотиваций.

VI. Что есть полное основание для действия?

Наш изначальный вопрос о том, что является основанием для действия, к настоящему моменту уже подвергся трансформации. Как мы уже видели, основание для действия — это любая фактитивная единица, являющаяся элементом набора, который составляет полное основание. Так что целью нашего анализа является выработка концепции полного основания. Что же тогда есть полное основание?

Полное основание для действия должно обладать следующими компонентами. Во-первых, у него должен быть один или несколько рациональных факторов мотивации. Что делает фактор мотивации рациональным? Выражаясь формально, можно сказать, что рациональным фактором мотивации может выступать либо рациональное желание, либо какой-то рациональный внешний фактор мотивации, такой, как обязательство, обязанность, долг, требование или потребность. Например, моё желание съесть обед и моя потребность в витаминах являются рациональными факторами мотивации. Но моё внезапное побуждение откусить какой-нибудь кусок от стола не есть рациональный фактор мотивации. Чтобы функционировать в рациональном принятии решений, факторы мотивации должны быть осознаны как таковые самим человеком.

Во-вторых, за исключением очень простых ситуаций, когда я могу удовлетворить фактор мотивации, выполнив обычное действие (поднятие руки), полное основание должно содержать в себе набор движущих мотивов и составляющих. Эти фактитивные единицы должны состоять в связи с факторами мотивации таким образом, чтобы они могли либо эффективно удовлетворять фактор мотивации (действующие), либо являться составными частями удовлетворения фактора мотивации (составляющие). Тогда рациональное размышление заключается в оценке действенности факторов мотивации и конфликтов между ними, а также в оценке движущих мотивов и составляющих в плане получения максимального удовлетворения факторов мотивации с минимальными затратами других факторов мотивации на удовлетворение движущих мотивов и составляющих. Говоря обычным языком: чтобы рационально думать о том, что надо сделать, вы должны понять, что вы действительно должны сделать, а затем найти способ сделать это наилучшим образом без ущерба для других вещей, которые вы хотите или должны сделать.

Теперь мы можем, в свете этого рассуждения, вернуться к нашему изначальному вопросу из первого раздела главы и переформулировать его так:

Рационально действующий человек X правильно принимает набор утверждений S, состоящих из отдельных утверждений si, s 2, s 3 … в качестве действенного полного основания для себя, чтобы совершить действие Л, если:

1. Каждый из элементов S — si, s 2 и так далее — является истинным и считается таковым субъектом X.
2. S содержит утверждение хотя бы одного рационального фактора мотивации, и этот рациональный фактор мотивации осознается субъектом X в качестве такового. Рациональные факторы мотивации, как мы уже убедились, могут быть как внешними, так и внутренними; они могут, например, быть желаниями или обязательствами, но если обязательство действует внутренне, оно должно осознаваться как таковое действующим субъектом.
3. X принимает S как не устанавливающее причинно достаточные условия для выполнения действия А. Вот где возникает разрыв. Чтобы X включился в процесс рационального принятия решения, он должен предполагать, что у него есть реальный выбор.
4. X принимает некоторые из утверждений, входящих в S, как движущие мотивы или составляющие (или как то и другое) для факторов мотивации.
5. Рациональная оценка связей между конкурирующими факторами мотивации и разные требования движущих мотивов и составляющих достаточны, чтобы оправдать выбор А в качестве рационального решения, при учёте S.

До настоящего момента эта характеристика была чисто формальной. Мы ещё не сказали о том, что делает фактор мотивации рациональным, или как может быть, что рациональность признания требует, чтобы человек признавал внешний факт в качестве фактора мотивации, или при помощи каких процедур мы должны оценивать разные факторы мотивации, движущие мотивы и составляющие, чтобы прийти к рациональному решению. Я вернусь к некоторым из этих вопросов в последующих главах. Однако сейчас я позволю себе одно предостережение: теория рациональности сама по себе не предоставит вам алгоритма рационального принятия решений. Теория рациональности не даёт в этом отношении больше, чем теория истины, которая не предлагает алгоритма для того, чтобы выяснить, какие предположения являются истинными. Теория истины говорит о том, что означает истинность предположения, а теория рациональности показывает, что подразумевается под словами, что действие рационально.