Анатолий Альфредович Пископпель:
Научная концепция: структура, генезис

Введение

ХХ век, без сомнения, займёт особое место в истории современной науки. Никогда ещё до сих пор наука не оказывала такого мощного и всестороннего влияния на мировоззрение, культуру и образ жизни человека, никогда до таких пределов не расширяла его власть над природой, никогда не создавала таких условий для жизни и деятельности человека во всех стихиях и на всех широтах. Никогда ещё научной деятельностью не было занято так много людей и совершено такого количества открытий в самых разных областях знания, позволивших заглянуть в микромир и увидеть события, происходившие миллиарды лет тому назад на краю Вселенной.

Но, одновременно же, никогда не высказывалось и столько сомнений в том, что мир, в котором мы живём, созданный в значительной мере наукой в союзе с техникой, это и есть тот мир, о котором мечтало и грезило человечество. Никогда столь явно не звучали голоса с обвинениями науки в том, что именно она поставила мир на край пропасти и подготовила почву для глобальной катастрофы, современного Армагеддона. Никогда столь явно не демонстрировались её ограниченность, проблематичность и односторонность, не подвергалось сомнению её право на духовное лидерство.

Такой драматический контраст надежд и опасений не мог не породить интереса к самой науке, её истории, строению и функциям, её взаимоотношениям с другими сферами человеческой деятельности. Не мог не сделать саму науку предметом самых разных исследований и размышлений, пересматривающих традиционный взгляд на неё, по-своему и по-новому рисующих и её современный образ, и образ её истории. В результате, на наших глазах сложилась целая область метанаучного знания со своей предметной структурой и проблематикой, область так называемых «наук о науке», пристально оценивающих науку с различных точек зрения и на разных уровнях.

В подавляющем большинстве работ, посвящённых структуре и генезису научного знания и науки, как в России, так и за рубежом, в качестве основной логико-эпистемологической абстракции (единицы изучения науки) используется понятие «теории», через призму которого и производится рациональная реконструкция истории науки. Причём, эта абстракция является основной как для логико-научного (К. Поппер, И. Лакатос, Д. Агасси и другие), так и для историко-научного (Т. Кун, С. Тулмин, А. Койре и другие) крыльев зарубежных философии и методологии науки. При всей разнице свойственных им методологических подходов, то видение проблематики рационального анализа науки через призму общей рамки «опыт — теория», которое было выработано ещё Венским кружком, остаётся и их видением, и их общей рамкой.

Однако «теория» является в лучшем случае единицей генезиса научного знания, но не науки в её целостности. И хотя такие исследователи, как, например, Фейерабенд и Агасси признали необходимость использования психологических и социологических мотивов при создании моделей научного развития, ими не было предложено какого-либо продуктивного способа концептуализации этих мотивов, без чего подобные мотивы способны выступать лишь в качестве эмпирических условий развития науки и научного знания. Попытки выделить другие единицы и обосновать необходимость их учёта и рассмотрения — «парадигма» (Кун), «исследовательская программа» (Лакатос), «тематическое пространство» (Холтон), «эволюционирующая популяция понятий и объяснительных процедур» (Тулмин), «исторический системный ансамбль» (Хюбнер) и так далее — являются продуктивными, но, в основе своей, слишком «сциентистски» ориентированными.

И, на наш взгляд, это неизбежно, если при выделение единиц и построении их моделей не пытаться вписать саму науку в более широкую рамку и не рассматривать её как наиболее важный, но всё же один из элементов более широкого целого, как особую сферу социокультурной деятельности.

И, наоборот, если с самого начала поставить перед собой задачу расширения такой рамки, то для неё схема истории науки типа попперовской (проблема 1 — теория — фальсификация — проблема 2) явно узка и надо переходить к другой схеме и другой линии развития науки.

Непременной, хотя иногда и имплицитной предпосылкой существующих попыток выработки общего понятия науки и создания тех или иных теорий её развития является рассмотрение науки в качестве одной из форм познавательной активности человека. При этом научное познание в целом, в отличие от других форм познавательной активности, рекомендуется как относительно обособленная и специализированная её форма. Относительная обособленность здесь — это синоним функциональной независимости ставшего научного познания от генетически исходной чувственно-практической деятельности, внутренняя дифференциация которой и привела к его становлению. Специализированность же означает, что, возникая и развиваясь в качестве идеального плана производственно-практической деятельности общественного человека, познание (научное познание) становится совершенно особенным производством — духовным производством идей (знаний).

Многие характеристики научного познания непосредственно указывают, что продуктивную основу для его понимания создаёт рассмотрение научного познания в качестве универсумальной сферы социально значимой деятельности, опирающееся на последовательное проведение деятельностного подхода при изучении феномена современной науки (Щедровицкий 1975; Юдин 1978; Швырёв 1984). Но, приняв такого рода предпосылки, нельзя ограничить себя рамками только научно-познавательной деятельности; необходимо ответить, по крайней мере, на вопросы о её сходстве и различиях с научно-технической, технико-научной и технической видами деятельности.

Если в отношении науки тезис о её деятельностной «природе» не только провозглашается, но и реализуется, то в отношении техники, свойственных ей форм духовно-практического освоения действительности (управления, планирования, организации, прогнозирования, и так далее) он только ещё ставится во всём своём объёме на повестку дня. Связано это, очевидно, как с тем обстоятельством, что рефлексивность является непременным атрибутов именно научной деятельности, так и с традиционным для классического философского сознания и восходящим к Античности игнорированием этих видов человеческой активности, как «низших» и «недуховных» (в отличие от познания, религии, искусства, социальной практики и так далее).

Изменение же классической установки философского сознания, его поворот к новым горизонтам человеческого существования — событие всемирно-исторического масштаба. Поэтому традиция их общефилософского и специально-методологического анализа только ещё складывается, и притом в значительной степени посредством прямого заимствования результатов и форм рефлексивно-методологического анализа науки. В такой ситуации реальным гарантом сохранения и выявления своеобразия тех или иных форм социально значимой деятельности, установления характера их единства с научной деятельностью может быть рассмотрение научного и технического сознания в рамках единой метасистемы (Дышлевский и другие. 1984).

Уже первые шаги на этом пути вызывают характерные затруднения. Несмотря на весьма ощутимые успехи, достигнутые за последние годы, и прежде всего в русле методологии науки, нельзя сказать, что вырабатываемый образ науки обладает достаточной универсальностью и полнотой. Скорее следует признать, что налицо много разных образов, с той или иной степенью достоверности схватывающих различные моменты, стороны и аспекты того сложного единства, которое представляет собой наука.

Да это и не удивительно, если учесть, что современная наука включает более 2000 различных дисциплин и отраслей знания (Мацявичус 1975). Не говоря уже о том, что сама она — явление историческое, развивающееся: от одной исторической эпохи к другой изменяется не только содержание науки, но и её подход к природе, способ мышления и даже само понятие науки, её восприятие обществом (Микулинский 1977).

Ускорение темпов развития, характерное для современной науки и ведущее к радикальному пересмотру наших взглядов на окружающий мир за одно-два десятилетия (Флеров и другие 1974), заставляет логику и методологию науки, с одной стороны, искать все более «глубинные» слои и структуры, обеспечивающие непрерывность и преемственность научной деятельности, несмотря на глобальные изменения в ней, а с другой — включать сам процесс развития в формируемый образ науки.

Можно с определённой степенью условности выделить два фактически взаимодополнительных подхода к формированию этого образа. Один из них отправляется от актуально освоенного материала истории конкретных наук, пытаясь синтезировать их отдельные черты в «обобщённый» образ науки в целом. В результате возникает феноменологическая (морфологическая) картина современной науки, предлагающая вместо «сложной простоты» (как логико-эпистемологического идеала) «простую сложность» мира науки.

Другой подход отправляется, прежде всего, от определённых общефилософских (мировоззренческих) представлений о месте и функции науки и научно-познавательной деятельности в системе социально-исторической деятельности человека и с самого начала строит определённые модели применительно к выполнению этих объективных функций.

Хотя довольно очевидно, что без объединения обоих подходов или по крайней мере их тесного взаимодействия невозможно построить продуктивную теорию развития науки, генезиса научного знания, именно второй подход, ориентирующийся на представление о науке в целом, в её тождестве и различии с другими формами и видами конкретно-исторической общественной деятельности, является исходным и определяющим, позволяющим не только пассивно регистрировать прогресс в тех или иных областях знания, но и предлагать те или иные методологические ориентиры и средства его артификации.

Круг современных исследований феномена науки чрезвычайно широк и представляет собой сложную композицию из ряда самостоятельных отраслей и направлений: философии науки, истории и социологии науки, логики и методологии науки, психологии науки и научного творчества, и так далее.

Особое место в этом ряду занимает науковедение, которое, идя навстречу внутренним тенденциям развития каждого из подобных направлений, с самого начала поставило перед собой вопрос об объединении всего фронта исследований науки. Поэтому неудивительно, что одной из основных его задач стал поиск таких структурных и в тоже время имеющих историческое оправдание компонентов науки, которые позволили бы соотносить между собой знания, полученные в рамках отдельных направлений, как относящиеся к разным аспектам, уровням, и так далее — одного целого.

В рамках современных метадисциплинарных исследований фигурирует несколько различных образов научной дисциплины. Сложилась основательная традиция и накоплен значительный опыт взаимной рефлексии особенностей каждого из имеющихся подходов к истолкованию природы целостности, полноты и исторической перспективности научных дисциплин.

Этот опыт демонстрирует, с одной стороны, ограниченную сопоставимость существующих образов научной дисциплины, а с другой — наличие в каждом из них рационального зерна, без освоения которого любое изображение науки будет неполным, теоретически неполноценным. В такой ситуации общезначимость представления о дисциплинарности имеет интенциональный характер и выражена преимущественно в направленности на определённое, интуитивно общее, эмпирическое содержание, которое на феноменологическом уровне фиксируется совокупностью признаков (атрибутивных свойств), присущих типичной научной дисциплине.

В настоящей книге преимущественно разрабатывается и используется схема, представляющая историю науки в виде линии «концепция — направление — дисциплина» (включающей, например, попперовскую схему на правах одного из механизмов). Базовой единицей схемы является модель «научной концепции», воспроизводящая структуру и генезис именно науки как целостности в её современном дисциплинарном выражении. Как таковая, она является синтетической, конфигуративной абстракцией, предполагающей явный и регулярный учёт и социологических и психологических мотивов в развитии науки.

Использование намеченных принципов, в предметно-тематической области изучения современных форм научно-технической деятельности, позволяет ввести обобщённое, структурно-функциональное представление (онтологическую модель) состава и строения отдельной научно-технической концепции. Представление, способное служить ориентировочным средством анализа особенностей функционирования и развития как собственно познавательных (фундаментальных и прикладных), так и технических наук и инженерных дисциплин и описывающее их развитие как движение «концепция — направление — дисциплина».

Модель, изначально ориентированная на генезис в рамках такой «линии», позволяет рассматривать отдельную дисциплину в качестве целостного образования (в отличие от её представления в виде набора признаков) относительно механизмов сохранения внутреннего единства, находящегося в тесном взаимодействии с внешним окружением и осваивающего его «ресурсы» как внутренние условия своего существования и развития.

Какова природа такой целостности и соответствующего её духу системообразующего «фактора», благодаря которому научная дисциплина обретает внутреннее единство? Ответ на подобный вопрос зависит от выбранного подхода. С позиций деятельностного подхода, с присущим ему истолкованием содержания категории деятельности, основным процессом, обеспечивающим само существование (бытие) деятельности как действительности особого рода, является процесс её воспроизводства (деятельность выступает здесь как организованность — «предмет» — относительно процесса воспроизводства). Само же выделение линии «концепция — направление — дисциплина» предполагает наличие особой формы организации научной (и шире — научно-технической) деятельности — её дисциплинарной организации и дисциплинарного же способа её воспроизводства.

Через призму представления о такой форме организации научной деятельности как исходном принципе идеализации научно-исторических событий и выполнены те рациональные реконструкции, которые включены в эту книгу. В отличие от историографических реконструкций они носят историологический характер и являются реконструкциями историко-методологическими. Это противопоставление предполагает, что историческая точка зрения (тематика и проблематика) в науковедческих дисциплинах может и должна быть выражена иначе, нежели в самой исторической науке.

Другими словами, существует вполне определённая грань между методологическими реконструкциями и работами по истории той или иной науки. Историческому сознанию как таковому в равной мере свойственна ориентация и на законосообразный характер исторической реальности, и на её фактическую подлинность. Методологический же подход преследует иные цели. По словам Л. С. Выготского, только прослеживая каждый принцип до его крайних выводов, беря каждое понятие в пределе, к которому оно стремится, исследуя каждый ход мыслей до самого конца, иногда продумывая его за автора, можно определить методологическую природу исследуемого явления.

Одни из историко-методологических реконструкций, включённых в книгу, обращены к сравнительно малоизученным эпизодам из жизни современной науки (и технической науки), другие — к хорошо известным и не раз анализировавшимся научным открытиям и теориям. У сделанного выбора были и личностно-биографические, и объективно-научные основания.

Следует отметить, что подавляющее большинство логико-методологических и историко-методологических концепций в поисках своего «внешнего оправдания», эмпирического материала обращались, по многим причинам, к истории физики (в частности потому, что это наиболее аксиоматически систематизированная область теоретического естествознания). Другие области естествознания, не говоря уже о гуманитарных науках, оказались трудно доступными для рациональной реконструкции. Поэтому, мы выбрали для данной книги научные концепции (теории) из таких периферийных, по отношению к физике, областей научного знания как биология и психология.

Мы выбирали так же концепции, руководствуясь идеей их типологического разнообразия. Поэтому, три из них могут быть, с полным на то основанием, отнесены к авторским (Ч. Дарвина, Г. Менделя, Б. Скиннера), а одна к популятивным (надёжности СТС) концепциям. Те же три концепции могут быть примерами внутридисциплинарных концепций, хотя и разной степени общности, а концепция надёжности СТС примером концепции междисциплинарной.

Обращаясь к историко-методологической реконструкции биологических научных теорий, связанных с именами Ч. Дарвина и Г. Менделя, мы, конечно, отдавали себе отчёт в том, что они давно находятся в сфере пристального внимания историков науки. Их историография обширна и разнообразна (особенно это касается списка работ, посвящённых дарвиновскому «открытию»). Какой же смысл обращаться к ним вновь и вновь?

Во-первых, следует иметь в виду, что даже по отношению к этим концепциям справедливо то утверждение, что с течением времени трудами историков науки появляются все новые и новые историко-научные материалы, заставляющие пересматривать общепринятые взгляды. Так, поиск, восстановление и издание записных книжек Дарвина продолжается и по сию пору. Только сравнительно недавно, в середине 1980-х годов был издан ряд недавно обнаруженных таких книжек, отражающих его работу над теорией естественного отбора.

А во-вторых, смысл в том, что если даже считать источнико-эмпирическую сторону обоих открытий более или менее изученной, то в отношении интерпретации механизмов и закономерностей исторического становления связанных с ними краеугольных биологических теорий придётся рисовать совершенно иную картину — здесь мы имеем дело с чрезвычайно широким разнообразием точек зрения на смысл и ход происходивших научно-исторических событий, логические и психологические предпосылки совершенных открытий.

Уже это обстоятельство делает оправданным новые обращения к уже не раз поднимавшимся вопросам — ведь в свете новых логико-методологических идей «старые» реконструкции выглядят и недостаточно обоснованными и неполными. Сама же эмпирическая верификация тех или иных теоретических схем позволяет уточнить априорные представления, развернуть их исходное концептуальное содержание, обозначить граничные условия, при которых использование тех или иных схем в деле объяснения историко-научных процессов является оправданным.

Концептуальный аппарат, использованный в книге в целях реконструкции научных теорий, непосредственно связан с идеями, развитыми в ММК (Московском методологическом кружке) — одном из направлений современного методологического движения. Хотя системо-мыследеятельностная методология (СМД-методология) (так предпочитал её называть Г. П. Щедровицкий, создатель и лидер ММК) включала в себя методологию науки на правах лишь одной из предметных методологий (как методологию лишь одного из видов социокультурной деятельности), в её русле сложились своя традиция концептуализации истории науки и обслуживающая её система теоретико-методологических средств.

Работы, включённые в настоящую книгу, стремятся продолжить и закрепить эту традицию, продемонстрировать продуктивность использования её идей для решения проблем в области рациональной реконструкции научно-исторических процессов.