Анатолий Альфредович Пископпель:
Научная концепция: структура, генезис.
Часть III. На пути к междисциплинарности: концепция надёжности социотехнических систем.
Глава 9. Теория комплексных систем «человек—техника» как область-медиатор

Понятие и проблема надёжности, как мы уже отмечали выше, оформляются в рамках одного из разделов современной техники. Первоначально содержание понятия надёжность покрывало лишь один класс технических объектов — радиоаппаратуру различного назначения. Поэтому первые работы по надёжности сосредотачивали своё внимание на надёжности компонентов, узлов, блоков и так далее этой аппаратуры.

Расширение эмпирического объёма понятия надёжности, связанное с раздвижением границ того объекта, надёжность которого создавалась и изучалась, привело к осознанию зависимости функционирования любой аппаратуры от характера её обслуживания персоналом тех или иных систем. Уже «во время Второй мировой войны было установлено, что эффективность любого вооружения полностью определяется возможностями и способностями обслуживающего персонала» (Надёжность наземного …, 1957). А это означает и то, что деятельность членов персонала влияет и на собственно надёжность тех или иных технических объектов ¹⁹⁴.

В то же время основное представление технической системы (онтологическая схема как компонент технической «картины мира»), интегрирующее частные представления различных технических наук, складывалось в системотехнике — своего рода синтезе общей теории систем, технической науки, инженерной и проектной деятельности.

В системотехнике техническая система рассматривалась как «поточная система» и не включала в свой состав человека и его деятельность. В соответствии с системотехнической идеологией человек (персонал), не будучи собственно частью технической системы, мог по отношению к ней рассматриваться (и рассматривался) двояко: как элемент объемлющей поточной системы, имеющий с изучаемой или проектируемой системой общие «входы-выходы» (элементы индикации и элементы управления), и как фактор среды поточной системы, влияющий на её функционирование и подверженный влиянию с её стороны (Дубровский, Щедровицкий 1971).

Основной идеологией на этом этапе оформления проблематики надёжности становится «учет человеческих факторов», так или иначе влияющих на надёжность технической системы.

Так, в одну из первых монографий, посвящённых вопросам надёжности, была включена глава («Техническая психофизиология») с изложением кратких сведений по человеческим факторам и инженерно-психологических рекомендаций разработчикам радиоэлектронной аппаратуры. Использование знаний о человеческих факторах при проектировании оборудования рассматривалось авторами работы как один из каналов воздействия на общую эффективность системы (а значит, и на её надёжность) ¹⁹⁵.

Тем самым общий учёт человеческих факторов стал, по сути дела, первой, неспецифической формой борьбы за надёжность технических систем, первым контактом профессионально-практической психологической проблематики с проблематикой надёжности.

Зарождение и оформление теории надёжности совпадает с зарождением в США таких дисциплин и направлений, как Human Factors, Human Engineering, Engineering Psychology.

Исходная идея, с которой зарождающиеся дисциплины вступили в область техники разработки современных автоматизированных систем, состояла в рассмотрении «оборудования» и обслуживающего его человека-оператора как единой системы (в дальнейшем эта идея оформилась в понятие «система человек — машина» — СЧМ), а его самого — как звена этой системы. Подобное представление начинает проникать и в среду проектировщиков радиоэлектронной аппаратуры, и в появляющуюся в начале 1950-х годов среду специалистов в области надёжности.

Как звено сложной автоматизированной системы человек-оператор становился элементом (компонентом) технической системы, и на него, следовательно, как на такой компонент можно было перенести уже существовавшие представления о надёжности элемента. Лишь два обстоятельства, связанные с существовавшим уровнем развития теории надёжности СЧМ, не позволяли это сделать «автоматически». Во-первых, не различение «свойств» надёжности и безотказности технического объекта и, во-вторых, устойчивая тенденция рассматривать надёжность как качество, «внутренне присущее» аппаратуре (работа человека относилась к другому её качеству — обслуживаемости) ¹⁹⁶.

Тем не менее к концу 1950-х годов неизбежный шаг — распространение понятия надёжности на человека-оператора — был сделан в рамках самой технической сферы в связи с введением в рамках системотехники принципа оптимальности. Рассмотрение человека как элемента объемлющей поточной системы и как фактора среды технической системы вошло в противоречие с этим принципом, ибо если целостность системы определяется её целью (или назначением), то человек оказывается составной и необходимой частью системы и носителем этой цели.

Осознавая необходимость такого подхода, уже А. И. Берг, характеризуя актуальные проблемы в области надёжности, утверждал: «Нас интересует прежде всего надёжность работы человека в различных условиях. При машинном производстве возникает вопрос о надёжности работы человека, управляющего машиной или системой машин» (Берг 1964, с. 14).

9.2. Теория комплексных систем «человек—техника»

С конца 1950-х годов в нашей стране начинается становление новой профессионально-практической психологической дисциплины — инженерной психологии. Первоначально она осознается и целенаправленно формируется как комплексная, синтетическая дисциплина, объединяющая в своих рядах представителей целого ряда различных естественных, технических и общественных наук и направлений ¹⁹⁷. Практическая направленность новой дисциплины, связанная с непосредственным участием её специалистов в разработке современных (сложных) автоматизированных систем, заранее предполагала существенное влияние на формирование её облика инженерного мышления и деятельности и, соответственно, «инженерного крыла» дисциплинарного сообщества.

Каким же образом и на какой основе предполагалось тогда достичь реального синтеза, объединения столь разношерстного сообщества? На роль объединяющего идейного начала претендовала тогда кибернетика со свойственной ей парадигматикой и имиджем общей науки об управлении в живой и неживой «природе». Именно кибернетические идеи овладевали тогда массами научной, в том числе психологической, общественности. С благословения кибернетики и начинается перенесение в инженерную психологию и укоренение в ней основных теоретических схем и математических формализмов, сложившихся уже к тому времени в системотехнике, интенсивно разрабатывающей проблематику создания «сложных» (фактически социотехнических) систем.

Неудивительно, что и появление «теории надёжности комплексных систем «человек — техника» тесно связано как с особенностями развития общетехнической концепции надёжности, так и с попытками непосредственного перенесения её средств и методов в профессионально-практическую психологию. Специалисты по технической теории надёжности, пришедшие в инженерную психологию, осознавали себя носителями и представителями «точного» (прежде всего математического) знания, призванными выразить на языке этого точного знания накопленный науками о человеке (прежде всего психологией) «экспериментальный материал» (то есть эмпирический материал). Соответственно и к представителям гуманитарного цеха в инженерной психологии они относились, как к поставщикам добротного материла для своих (уже существующих или разрабатывающихся) расчётных схем.

Но уже с самого начала эта экспансия инженерного мышления и деятельности в смежные области знания столкнулась с необходимостью пересмотра своего концептуального багажа, ибо те ограничения и идеализации, которые обусловливали применимость абстрактных теоретических схем теории надёжности в процессе разработки конкретных технических систем, применительно к человеку и его деятельности теряли какой-либо определённый смысл и значение. Тем самым перспектива переработки «экспериментального материала» человековедческих дисциплин отодвигалась в неопределённое будущее. В то же время инженерная практика создания человеко-технических систем существовала и развивалась и как таковая требовала и методического, и методологического обслуживания в приемлемой для уже существующего инженерного мышления и деятельности форме.

Именно эти обстоятельства, наряду с их осознанием, потребовали определённого компромисса, образования некой промежуточной (и в предметно-теоретическом и в организационном отношении) области, дистанцированной и от технической науки, и от профессионально-практической психологии. Такое обособление от технической науки позволяло развивать новые «неклассические» представления, модели и расчётные схемы человеко-технических систем, а от профессионально-практической психологии — более свободно и независимо заимствовать у психологов и порождать самим «экспериментальный материал» для подобных схем.

Организационное оформление нового направления произошло в 1967 году на I Всесоюзном симпозиуме «Надёжность комплексных систем «человек — техника», созванном по инициативе секции «Кибернетика и психология» Совета по кибернетике АН СССР и секции надёжности ЛОП НТО Приборпрома.

Среди наиболее важных научных задач, стоящих в области надёжности комплексов «человек — техника», особо выделялись тогда следующие:

• «разработать методы определения и описания типовых функций человека и составляющих их операций, установить необходимую степень детализации при анализе комплексных систем, что позволит создать условия для разработки единых аналитических методов оценки надёжности;
• определить понятие отказа комплексной системы, причины отказов человека, их классификацию и формулировку самого понятия «отказ»; разработать методы оценки надёжности человека в состоянии готовности и ожидания; совершенствовать медико-биологические, физиологические, психологические и технические способы повышения помехоустойчивости человека и его надёжности; разработать критерии надёжности человека; создать методы оценки надёжности в процессе профотбора; разработать диагностику состояний человека; создать классификацию комплексных систем; исследовать процессы, определяющие характер и уровень шумов анализаторов человека; разработать методы учёта влияния времени реакции на надёжность действий человека и всей системы;
• создать методы физического и математического моделирования функций человека и процессов, связанных с техническими устройствами;
• разработать методы оценки ремонтопригодности и учёта роли человека в процессах поиска неисправностей, наладки и настройки;
• разработать единые методы исследования, обработки и представления экспериментального материала по оценке надёжности характеристик человека и комплексных систем, в максимальной степени учитывающих особенности используемых в теории надёжности технических средств;
• обобщить и систематизировать на базе единой методики экспериментальный материал, накопленный в различных областях психологии и физиологии человека» (Материалы ко Второму…, 1969).

Таковы были намерения. Каковы же оказались результаты и реальный вектор развития нового направления?

В Таблице № 9.1. представлены основные проблемно-тематические области «теории надёжности комплексных систем «человек — техника», выделенные и упорядоченные в соответствии с рубрикацией собираемых этим научно-техническим направлением Всесоюзных симпозиумов (кроме I и VIII, не имевших какого-либо секционного и соответственно рубрикационного строения).

Отметим прежде всего общую тенденцию к расширению самой предметно-тематической области. От «теории надёжности комплексных систем «человек — техника» к «теории эффективности, качества и надёжности эргатических систем». Если мы при этом сравним проблемно-тематическое строение II (1969) и VII (1984) Всесоюзных симпозиумов, то обнаружим почти полное непосредственное несовпадение их проблемно-тематических областей (можно лишь, да и то с некоторой натяжкой, отождествить лишь одну из них).

Но, может быть, это изменение проблемно-тематического строения направления в результате развития самого его предметно-теоретического содержания?

Но даже беглый и достаточно формальный анализ заставляет в этом усомниться. Почти все рубрики выделяются на основании критериев типа: «с помощью ЭВМ», «пути их автоматизации», «формализации», «автоматизации хранения и обработки» и так далее — то есть за счёт увеличения технической и информационной оснащённости тех или иных видов и форм деятельного соучастия в оценке и разработке современных человеко-машинных систем, а не за счёт содержания.

Особенно интересна для нас судьба такой показательной проб лемно-тематической рубрики, как «психофизиологические вопросы (механизмы) надёжности работы человека», — по сути дела, здесь центральной, осевой проблематики, связывающей общетехническую концепцию надёжности и профессионально-практическую психологию. После IV симпозиума (1975) она исчезает как отдельная и обособленная проблемно-тематическая область ¹⁹⁸.

Тем самым есть определённые основания, если не утверждать вполне определённо, то по крайней мере поставить вопрос о том, не означает ли это, что с середины 1970-х годов внутренняя логика развития данного научно-технического направления и профессионально-практической психологии начинают всё больше расходиться между собой?

В предисловии к материалам VII Всесоюзного симпозиума «Эффективность, качество и надёжность систем «человек — машина» основное ядро рассматриваемого научно-технического направления именуется уже функционально-структурной теорией (ФСТ) ¹⁹⁹. Каковы же её основные разделы и задачи. Это:

1. «Методологический раздел — в виде методов системно-эргономического анализа человеко-машинных комплексов.
2. Раздел квалиметрии — в виде методов описания и оценки человеко-машинных комплексов, центральным из которых является обобщённый структурный метод (ОСМ)… Новым математическим объектом в ОСМ являются функциональные сети (ФС), представляющие собой «формально-языково-алгебраическую систему для описания поведения логико-динамических объектов дискретноготипа любой природы»… а также группа методов получения математических моделей для вероятностных и ресурсных (в том числе временных) характеристик процессов, заданных в виде функциональных сетей: топологический метод, логико-топологический, теоретико-множествен­ный, графо-операционный, автоматный, матричный, метод И-функций и другие.
3. Раздел моделирования — в виде языков описания, алгоритмов и пакетов прикладных программ для представления функциональных сетей в машинно-ориентированном виде, алгебры преобразования ФС и учёта в модели ФС многофакторных аргументов.
4. Раздел оптимизации — в виде набора типовых формализованных постановок задач оптимизации на ФС.
5. Раздел эргономического проектирования — в виде формализованного описания процессов проектирования.
6. Раздел автоматизации научных исследований и испытаний на основе математической теории планирования эксперимента, а позже с применением ФС» (Предисловие, 1984, с. 4–5).

Если сравнить эти разделы и решаемые в них задачи с разделами и задачами, «стоящими в области надёжности комплексов «человек — техника», которые были выдвинуты на I симпозиуме (1967), то нетрудно заметить, что от последних не осталось и следа. Что это означает?

Решены ли поставленные задачи «теории надёжности комплексных систем» или просто оставлены за ненадобностью как потерявшие свой смысл и значение, то есть как морально устаревшие?

Нам представляется, что последнее более соответствует действительности. Если отвлечься от частностей и многочисленных «заявлений о намерениях», то станет очевидным, что новое научное направление сделало основной упор на развитие соответствующих формализмов (матмоделей) и его развитие направлялось логикой расширения арсенала соответствующих средств. Что, впрочем, достаточно отчётливо осознавалось его представителями, утверждавшими, что стремление к разработке объективных методов заставляло развивать «преимущественно математические основы квалиметрии человеко-машинных систем» (Губинский 1982, с. 3).

В своей обобщающей книге идейный лидер этого направления (Губинский) откровенно заявил, что она посвящена «методом формализованного описания и количественной оценки эффективности, качества и надёжности функционирования эргатических систем на основе функционально-поведенческих моделей, составляющих суть и содержание разработанной функционально-структурной теории» (Губинский 1982, с. 3–4).

Это означает, что основное идейное содержание непосредственно воплощено в функционально-поведенческих моделях. Что же это за модели и какое отношение они имеют к моделируемой с их помощью реальности деятельности человека в современных СЧМ?

Чтобы ответить на этот вопрос, надо более детально рассмотреть концептуальные основы так называемого «структурного метода».

9.3. Эффективность, качество и надёжность эргатических систем

Первые попытки обобщения и расширения понятийного багажа технической теории надёжности с целью эффективного применения его не только к собственно «техническим» компонентам современных сложных систем, но и к персоналу относятся к концу 1960-х годов.

Именно к этому времени складываются первые контуры так называемого «структурного метода» и того подхода, который первоначально называл себя «теорией надёжности комплексных систем «человек — техника».

Согласно этому подходу, человек в СЧМ представляет собой «многофункциональную социально-биологическую систему», для оценки надёжности которой недостаточно одной характеристики. Предложено различать три вида надёжности человека в системе в зависимости от характера привлекаемых для оценки «свойств» человека:

Эти виды надёжности рассматривались как отдельные составляющие надёжности человека в СЧМ. Их выделение связано с возможностью учёта (в зависимости от целей «анализа») только одной из них, или же той или иной их совокупности.

«Структурный» метод расчёта (оценки) надёжности СЧМ основывался на четырёх основных принципах:

1. «Единства цели», согласно которому техника рассматривается как орудие труда для решения задач, стоящих перед человеком. Поэтому в основе расчёта надёжности СЧМ должны быть «структуры деятельности человека в соответствии с поставленной перед ним целью».
2. «Иерархического структурирования деятельности человека», который предполагает представление (изображение) деятельности человека в виде следующих подуровневых структур ²⁰¹:
   • 2.1. оперативный уровень — в виде взаимосвязи задач;
   • 2.2. уровень решения отдельной задачи — в виде структуры предписанных (алгоритмы) или принимаемых (планы) путей решения задачи;
   • 2.3. уровень принятого алгоритма — в виде структуры блоков операций;
   • 2.4. уровень отдельных операций — в виде структуры «психофизиологических актов».
3. «Единства критериев», согласно которому для отдельной операции, для блока операций, для отдельного алгоритма, для отдельной задачи и для деятельности в целом применимы одни и те же критерии оценки: надёжность выполнения структуры; временные затраты на выполнение структуры. При этом предполагается, что если критерии заданы для какого-либо уровня, то через них могут быть определены соответствующие характеристики и высших уровней.
4. «Свёртывания структур», согласно которому любую структуру можно свести (свернуть) к более простой, с эквивалентными надёжностными и временными характеристиками.

Экспликация принципов приводит авторов к следующей схеме расчёта «психологической надёжности». Сначала по нисходящей линии составляется «структура деятельности человека»: выявление режимов работы СЧМ; определение для каждого режима задач; составление для каждой задачи описательного алгоритма деятельности человека-оператора (до отдельных оперативных единиц) ²⁰²; привязка алгоритма работы к условиям деятельности оператора за пультом; формализация записи алгоритма на уровне так называемых «функциональных единиц» ²⁰³; составление структуры на уровне «оперативных единиц», для которых могут быть заданы количественные характеристики; назначение соответствующих количественных показателей на каждую оперативную единицу и подсчёт их для функциональных единиц; выявление типичных комплексов (блоков) и их «сворачивание»; расчёт количественного значения вероятности выполнения задачи ²⁰⁴.

Очевидно, что основное достоинство «структурного» метода — его операциональность, то есть ориентация на практическое использование на разных стадиях создания и эксплуатации СЧМ.

В какой мере оправдались возлагаемые на него надежды?

Авторам «структурного» метода известно, что «временные и надёжностные характеристики отдельных операций, выполняемых человеком, существенно зависят от конструкции оборудования, используемого для их выполнения… от структуры и типов предшествующих операций» (Губинский и другие. 1969, ч. 2, с. 9), а также, добавим мы, от характера и структуры той единицы внешнего порядка (скажем «действия») в которую она входит.

Всё это требует таких экспериментальных условий «испытаний на надёжность» для получения исходных данных, «при которых воссоздаётся реальная (или близкая к ней) структура деятельности человека» (Губинский и другие. 1969, ч. 2, с. 9).

Последовательное воплощение заявленных принципов неизбежно приводит к тому, что экспериментальное определение характеристик надёжности должно проводиться для каждой операции, блока операций, алгоритма. Но такое требование сводит на нет большую часть достоинств «структурного» метода.

Добавим сюда же трудность опытного определения характеристик надёжности применительно к человеку, скажем, для отдельной операции, связанной с повторением (случай так называемого «возвращённого шара») или прогоном группы испытуемых (случай «невозвращённого шара»). Рекомендуемое (для расчётных оценок на ранних стадиях проектирования СЧМ) обращение к литературным данным за получением исходных расчётных показателей в силу перечисленных особенностей в основном ими же и ограничено.

Существенные трудности возникают и при попытках учёта влияния на надёжность человека многочисленных факторов, например, его состояний и так далее. Практикуемый в технической теории надёжности способ введения конкретных «весовых» коэффициентов здесь мало применим, и авторы это понимают. Тем самым «структурный метод» выступает, в общем случае, как ориентировочный (прикидочный) метод расчёта надёжности СЧМ и деятельности человека-оператора.

Всё сказанное относится к операциональной стороне этого метода. Специально остановимся на другой, концептуальной его стороне, зафиксированной в методологических принципах.

Принцип «единства цели», в соответствии с которым надёжность СЧМ (комплексов «человек — техника») должна рассчитываться «на основе структуры деятельности человека», предполагает рассмотрение надёжности техники в рамках надёжности деятельности соответствующего человека-оператора («обслуживающего» ее).

Реализация этого принципа в «структурном методе» непосредственно не просматривается. Вряд ли решение этого вопроса, представляющего собой, по сути дела, совершенно новый подход к рассмотрению и оценке надёжности, может быть сведено только к сочетанию методов технической теории надёжности и собственно «структурного метода».

Что же касается принципа «иерархического структурирования деятельности человека», то к уже отмеченным выше его недостаткам следует прибавить следующее. Выделение иерархических уровней, а следовательно, и обоснование именно такого строения деятельности человека-оператора фактически неотрефлектировано. Отсутствует специфика каждого из таких уровней, которая в принципе должна логически обусловливать его отдельное, вполне самостоятельное существование.

По сути дела, уровни существуют только операционально, а не онтологически.

Ничего не измениться в «структурном методе», если добавить или исключить пару уровней. В этом расчленении не хватает самого главного — иерархичности, то есть такого качества, которым обладают вышележащие уровни и не обладают нижележащие ²⁰⁵.

Наиболее уязвимым нам представляется «принцип единства критериев», согласно которому для оценки надёжности единицы любого уровня деятельности человека-оператора применимы одни и те же критерии. Более или менее ясны основания этого принципа. Они связаны с эффективной операционализацией (в виде формализации) оценки надёжности, поскольку единообразие критериев обеспечивает и единообразие используемых формальных средств и методов. Однако сама по себе она не является самоцелью. Этот принцип является, как мы уже отмечали выше, принципом технической теории надёжности, использующей свои надёжностные понятия как по отношению техническому объекту в целом, так и по отношению к его элементам (компонентам).

В общем случае этот принцип противоречит принципу иерархического строения деятельности, хотя в собственно «структурном методе» это противоречие отсутствует в силу отсутствия самой иерархичности.

Таким образом, методологические принципы «структурного метода», предназначенные для обоснования его операционального плана, и сами по себе нуждаются в соответствующих основаниях. Однако дальнейшее развитие «структурного метода» было связано в основном с проработкой самого операционального плана и уточнением отдельных его теоретических понятий (Губинский и Кобзев 1975). Остановимся сначала на расширении понятийного арсенала этого метода.

Прежде всего вводилось относительно новое понятие — полной надёжности (П-надёжности) деятельности человека как свойства в принципе (независимо от качества) достигать поставленную цель, то есть выполнять предписанную задачу, алгоритм или программу в определённых условиях в течение заданного времени ²⁰⁶.

В свою очередь это свойство человека-оператора «состоит» из двух основных свойств: структурной надёжности (S-надёжности) — свойства «человека сохранять работоспособность, то есть способность функционировать в течение заданного времени в определённых условиях», и функциональной надёжности (F-надёжности) — свойства «человека выполнять предписанные функции в соответствии в заданными требованиями в течение заданного времени и в определённых условиях».

Функциональная надёжность в этом случае представляется включающей три составляющие: функционально-программную надёжность — «свойство человека выполнять предписанные функции в соответствии с заданной или требуемой программой», функционально-временную надёжность — «свойство человека выполнять предписанные функции в заданные или требуемые промежутки времени», функционально-параметрическую надёжность — «свойство человека выполнять предписанные функции с заданной или требуемой точностью» (Губинский и Кобзев 1975).

Согласно точке зрения авторов три составляющие функциональной надёжности соответствуют трём измерениям качества деятельности — безошибочности, временности, точности ²⁰⁷. В дальнейшем основная расчётная схема «структурного метода» имеет в виду «функционально-программную» и «функционально-временную» составляющие надёжности.

Наиболее интересным для нас являются модификации «построения структуры деятельности человека». Прежде всего редуцированы уровни этой структуры, их осталось уже только три — программный, функциональный, операционный. При этом уровень «типовых блоков функциональных единиц» вводится, по сути дела, из-за удобства расчётной схемы, то есть исключительно операционально. Это означает, что онтологические основания есть, по сути дела, только у двух уровней из трех.

Авторы идут по линии отказа от принципа иерархичности строения деятельности, признавая, что её единицы выделены фактически по «величине» ²⁰⁸.

Проводится и дальнейшая редукция условий проведения «испытаний на надёжность» в силу существующих трудностей и ограничений. Вместо них предлагается использовать справочные данные, полученные в лабораторных условиях и характеризующие надёжность выполнения отдельных «операций» ²⁰⁹. Между тем, в общем случае этот способ недостоверен ²¹⁰.

Таким образом, «развитие» структурного метода идёт по линии его дальнейшей операционализации за счёт редуцирования исходного концептуального содержания.

Следует отметить, что тенденция строить расчётную схему надёжности деятельности человека-оператора на базе данных о надёжности отдельных элементарных операций аналогична сложившемуся в технической теории надёжности способу испытаний на отказ отдельных компонентов системы. И там, и здесь приходится вводить операциональное содержание этого понятия параметрически, а тем самым в значительной степени произвольно ²¹¹.

Характерный пример. «Ошибка» в элементарной операции «считывания показания стрелочного прибора» в лабораторной «типичной» ситуации может быть задана только в делениях шкалы. Ну, скажем например, больше двух делений — ошибка, меньше — нет. Однако без задания плана содержания считываемой информации такое формальное определение ошибки мало осмысленно. Эти два деления могут быть метрами, километрами, килограммами и так далее и соответственно иметь совершенно разное значение для осуществляемой деятельности. Скажем, ошибка в 2 метра (два деления — с ценой деления 1 метр) при стыковке космических кораблей может закончиться катастрофой, а в 20 метров (10 делений — с ценой деления 1 метр) на первом этапе их сближения — не иметь никакого значения. Однако с точки зрения формальной процедуры перед нами в первом случае безошибочное выполнение «операции» считывания, а во втором — отказ (пример, конечно, условный).

Наконец, остановимся на самом методологически уязвимом месте структурного (позже — обобщённо-структурного, ещё позже — функционально-структурного) метода. Вся процедура расчёта надёжности деятельности человека-оператора и всей комплексной системы в целом в конечном счёте покоится та том, что у каждой из так называемых «операций», выполняемых человеком, есть определённая надёжность. Или, другими словами, человек выполняет эти операции с определённой присущей ему надёжностью.

Мы уже отмечали выше, что понятие операции в рамках структурного метода вводится чисто операционально (через процедуру декомпозиции «деятельности»), хотя есть всегда определённые эмпирически-предметные основания, связанные с «простотой», «элементарностью» таких операций по сравнению с деятельностью в целом. Тем не менее это всегда такие фрагменты предписанной структуры деятельности человека-оператора, которые далее не расчленяются. В рамках структурного метода неявно предполагается, что две тождественных по предписанию операции (скажем переключение тумблера) тождественны между собой в смысле надёжности.

Это в свою очередь означает, что каждой такой «операции» соответствует одно и то же «элементарное» надёжностное свойство, — элемент общего свойства — надёжности человека-оператора. Однако в силу произвольности самой процедуры декомпозиции деятельности стоящее за ней строение надёжности как свойства (способности) человека-оператора оказывается не менее произвольным. Это следует из того, что две тождественные по предписанию операции не есть самостоятельные целостности. Более того, предписание фиксирует только отдельные составляющие, тождественные для актов совершенно разной природы и степени сложности, если принимать во внимание их внутренние структуры ²¹²

Это хорошо известно как в рамках общей психологии (в частности это одно из основных положений «психологической теории деятельности»), так и собственно инженерной психологии. Так, тот же акт переключения тумблера, говоря языком психологической теории деятельности, может быть в одном случае операцией, входящей в другое действие (типа проверки исправности прибора) и выполняемой на базе сформированного навыка, в другом — действием, включающем ряд элементарных навыков (типа зрительного контроля и так далее), в третьем — совокупностью ряда действий (скажем, «достижения — взятия — задействования — квитирования»), осуществляемых по определённой программе, обеспеченных уже рядом других навыков, скоординированных определённым умением. Причём все эти формы внешне тождественного переключения тумблера составляют арсенал деятельности любого человека-оператора и «включаются» им по мере необходимости (в зависимости от ряда внешних и внутренних условий), обеспечивая то, что обычно называют саморегуляцией деятельности.

Наш анализ методологических предпосылок структурного метода вовсе не преследует цели усомнения его ценности, а только предполагает выявление тех принципов идеализации, которые определили и тем самым ограничили его концептуальное содержание ²¹³.

Таким центральным принципом для него является машинизация деятельности человека-оператора, который рассматривается в качестве «машины», обладающей широким репертуаром поведенческих актов (операций), из которого может быть организовано его профессиональное поведение. Все элементарно-надёжностные свойства независимы друг от друга, и у отдельных поведенческих «блоков» «составно-надёжностное» свойство есть их аддитивная сумма.

Таким образом, эффективность использования структурного метода определяется, с одной стороны, тем, насколько описываемая им деятельность человека-оператора соответствует её идеализированной схеме или организуется в качестве таковой, а с другой — тем, в какой мере её несоответствие позволяет, тем не менее, принимать адекватные решения. Сами инициаторы разработки подобных формализмов отмечали, что «аналитические методы оценки СЧТ позволяют исследовать поведение системы только на ограниченном интервале эксплуатации» (Пантелей и другие. 1975).

Все отмеченные особенности «структурного метода» («обобщённого структурного метода») отчётливо проявились в ходе его дальнейшего совершенствования. Окончательно определилась и его направленность, когда на основе разрабатываемого математического формализма оказалось возможным «создать единый функционально-структурный подход для описания процесса функционирования эргатических систем и оценки на его основе показателей эффективности, качества и надёжности функционирования» (Губинский и другие. 1982, с. 47).

Весьма показательно, что из всего корпуса «основных принципов обобщённого структурного метода» (а их тринадцать), только один-два могут быть отнесены к принципам идеализации деятельности человека в СЧМ. Все остальные носят сугубо формально-операциональный характер и служат для синтеза модельных представлений и оценки эффективности, качества и надёжности функционирования эргатических систем. Вопросы же о специфике человеческой деятельности и о способах её модельного выражения давно не ставятся в его рамках.

Все это свидетельствует, на наш взгляд, о том, что со второй половины 1970-х годов рассматриваемое нами научно-техническое направление перестаёт играть взаимоопосредующую роль в процессах взаимодействия технической науки и профессионально-практической психологии и у него появляется собственный вектор развития. В предметно-теоретическом плане оно явно возвращается в лоно общетехнической концепции надёжности и эффективности.