Анатолий Альфредович Пископпель:
Научная концепция: структура, генезис.
Часть I. Проблемы методологии науки и научного творчества.
Глава 3. Научно-техническая концепция как системная единица изучения научно-технической деятельности

3.1. Научная, техническая и научно-техническая деятельности как формы социально значимой деятельности

Наиболее общеупотребительной структурной характеристикой деятельности, составляющей основу многих типологий, является противопоставление активного (субъект) и пассивного (объект) её моментов (полюсов), определённых друг относительно друга ²⁷.

Здесь активное начало (субъект) есть носитель исходного противоречия (потребности), в силу которого деятельность как субъект-объектное опосредование обладает продуктивно-преобразова-тельным характером и обеспечивает удовлетворение экзистенциальных потребностей субъекта через созидание особого (социального) предметного мира.

В социально-философской литературе существует широкое разнообразие абстрактно-теоретических типологий, в основание которых положены конституциональные вариации субъекта деятельности (индивид, группа и так далее), субъект-объектного опосредования (практическое, познавательное, эстетическое, и так далее) и объекта деятельности. Мы будем здесь ориентироваться на типологию, исходящую из оппозиции духовное — практическое, определяющей качественное своеобразие объекта и продукта активно-деятельного преобразования (духовных значений и вещных функций). Следующее измерение абстрактной типологии социальной деятельности составит дихотомия основных способов субъект-объектного опосредования, один из которых состоит в произведении тех или иных социальных предметов, то есть в создании «объектов-оригиналов», а другой — в их воспроизведении путём создания «объектов-копий», конституирующих социальную реальность.

Использование этих противопоставлений позволяет различить четыре абстрактных типа социальной деятельности: «духовно-произво­дящий», «практически-производящий», «духовно-воспроизводящий» и «практически-воспроизводящий».

Духовно-воспроизводящая деятельность абстрактно-типологически конституируется отражением как деятельной способностью субъекта создавать «духовные образы» (идеальные копии) материальных и идеальных объектов (прообразов), а духовно-производящая деятельность — способностью воображения, создающей «духовные образцы» (идеальные оригиналы) социальной предметности. Соответственно практически-воспроизводящая деятельность связана с деятельной способностью воплощения, создающей «практические образы» (материальные копии) идеальных или материальных объектов (прообразов), а практически-производящая — с деятельной способностью выражения, создающей «практические образцы» (материальные оригиналы) социальной предметности.

Предложенная типология может быть использована для выделения логически возможных, взаимодополнительных видов социально значимой деятельности, образующих необходимое условие существования отдельных сфер деятельности как её относительно обособившихся, самодостаточных, предметно-реализованных форм (связанных с производством и воспроизводством специфических социальных предметов).

Можно выделить, по крайней мере, три сферы социально значимой деятельности: утилитарно-рациональную (предметы «полезные»), художественно-эстетическую (предметы «прекрасные») и мировоззренчески-идеологическую (предметы «ценностные»).

С этой точки зрения научно-техническая деятельность характеризует сферу с утилитарно-рациональной направленностью. Применительно к ней родовая типология социально значимой деятельности может быть конструктивно оформлена как система различений научно-познавательной (духовно-воспроизводящей) деятельности, проективно-технической (духовно-производящей), конструктивно-технической (практически-производящей), производственно-изготовительной (практически-воспроизводящей) деятельности.

Наряду с этими «чистыми» типами могут быть сформированы производные таксоны (типы), образованные композиционным взаимопересечением исходных типов. Такое взаимопересечение представляет собой основной способ таксономической конкретизации. Введённую типологию мы положим в основу содержательного анализа научно-технической деятельности, и прежде всего таких её основных видов и форм, как научная (наука) и техническая (техника) деятельность.

Современная философско-методологическая мысль уделяет особое внимание вопросу о соотношении науки и техники, так как от его решения во многом зависят и понимание самой сути научно-технической революции, и возможность сознательного управления её развитием. Степень проблематичности этого вопроса отчётливо видна в зарубежных работах по философии техники; в них представлены (и отстаиваются) фактически все логически возможные варианты взаимоотношения между ними.

1. Наука и техника суть единое, а их самостоятельность — исторически преходящее состояние, поскольку «научному и техническому творчеству предстоит раствориться друг в друге» (Дышлевский и др. 1984, с. 169).
2. Наука есть главный источник новых видов техники и технологии, а техника является её «инобытием» — прикладной наукой (сциентизация техники).
3. Техника — ведущая форма освоения мира, а естествознание — «замаскированная техника» (технизация науки).
4. Наконец, наука и техника представляют собой автономные, независимые друг от друга, но скоординированные в своём развитии образования.

Последняя точка зрения наиболее близка позиции подавляющего большинства отечественных специалистов, склонных рассматривать современную науку и технику как взаимосвязанные, но всё-таки относительно самостоятельные формы творчества (духовно-практического производства), преследующие разные цели и удовлетворяющие различные общественные потребности (Горохов 1985; Дышлевский и другие. 1984; Курбанов и Мамедов 1984). Степень и форма самостоятельности науки и техники, характер и способ их взаимодействия — все это является предметом современных метадисциплинарных дискуссий и обсуждений.

В данной работе мы будем исходить из вполне определённого «видения» перспективы решения этих вопросов. Ориентируясь на него, обсуждение проблем сопоставления статусов науки и техники целесообразно начать обобщённо-схематизированным противопоставлением, призванным выразить и концептуально (а не только типологически) оформить характер и степень их самостоятельности.

С точки зрения субъект-объектных отношений научная деятельность может быть рассмотрена как конкретно-исторический способ реализации гносеологического (познавательного) отношения субъекта к объекту, где субъект и объект оказываются взаимоопределёнными полюсами («своим другим» в смысле Гегеля) деятельности, а сама она — онтологическим основанием их единства. Гносеологическое отношение выступает здесь в качестве интегративного системообразующего отношения, через призму которого проявляются и средством утверждения которого выступают другие субъект-объектные отношения, опосредующие научную деятельность.

Характерной особенностью этого отношения и обеспечивающей его познавательной установки научного сознания является реконструктивность, понимаемая как идеально-образное (субъективное) «воспроизведение» и тем самым присвоение объекта в форме знания субъектом деятельности.

Науке как форме познавательной активности можно со- и противо-поставить технику как форму преобразовательной активности человека. Точно также как наука, техника мыслится в качестве специализированной и относительно обособленной от области практического действия формы такой активности, то есть в качестве другой, в определённом смысле дополняющей науку универсумальной сферы социально значимой деятельности.

Техническая деятельность может рассматриваться как конкретно-исторический способ реализации праксеологического, преобразовательного отношения субъекта к объекту. Такого, где оно есть системо-образующее отношение, средством утверждения которого являются другие формы субъект-объектных отношений (прежде всего познавательное), опосредующие техническую деятельность. Соответственно, сущностью этого отношения (и установки технического сознания) является его конструктивность, понимаемая как «произведение» субъектом объекта в идеально-образцовой (замысел) или материально-образцовой (артефакт) форме.

Идеальное воспроизведение (отражение) объекта становится специфическим продуктом научно-познавательной деятельности, создающей особые духовные значения (когнитивные) — научные знания, понятийные образы изучаемой реальности, являющиеся её идейно-смысловым и ценностным центром.

В рамках гносеологического отношения действует презумпция пред-положения объекта знания (содержания) самому знанию о нём, то есть производности (вторичности) знания.

Согласно этой презумпции (теория корреспонденции), знание должно соответствовать объекту, и мера такого соответствия выражается истинностью — ложностью знания. С учётом этого обстоятельства научную деятельность (науку) принято характеризовать как культурно-значимый и социально закреплённый способ установления (и удостоверения) истины, а установку (интенцию) на поиск объективной истины — как основную ценность научного сознания.

Если категория знания традиционно характеризует идейно-смысловое ядро познавательной и научной деятельности (знание естественнонаучное, гуманитарное, социальное, и так далее), то для преобразовательной и технической деятельности в настоящее время нет общезначимой категориальной формы, способной выразить её специфическое начало и ценность. Вернее, существует целый ряд понятий для выражения отдельных измерений технического мира, «второй природы», порождаемой технической деятельностью (искусственный объект, технический объект, организация, изделие, и так далее).

Соответственно и для основного предметно-идеализирован-ного значения, конституирующего проективно-техническую деятельность (созначного «знанию» деятельности познавательной), в рамках техноведения также не существует общезначимого термина, а существует целый ряд терминов (понятий) для выражения смыслового строя особенных (частных) форм технической деятельности (для проектирования — проект, для планирования — план, для управления — решение, и так далее).

В этой ситуации некоторые из таких терминов начинают употребляться и для характеристики всеобщего содержания технической деятельности как таковой в отличие от других форм социально значимой деятельности — обстоятельство, наглядно демонстрирующее объективную потребность в рефлексивном выявлении такого содержания и понятийном его оформлении.

Учитывая эту потребность и актуальное отсутствие общезначимого термина, в данном контексте основную логико-эпистемологическую единицу проективно-технической деятельности (предметно-идеализированное значение) мы будем именовать замыслом.

Для характеристики же предметного содержания конструктивно-технической деятельности (её специфического продукта) будет употребляться термин артефакт (оестествлённый объект). В рамках праксеологического отношения действует презумпция, обратная той, которая действует в познавательном отношении: если объект знания пред-положен знанию, то замысел пред-положен объекту (оестествлённому). Следовательно, в рамках преобразовательного (технического) отношения идеальная форма (замысел) первична, а её объектное содержание (воплощение) вторично, производно. Здесь объект (артефакт) должен соответствовать техническому замыслу, и мера такого соответствия выражается его реализуемостью — нереализуемостью.

Отличительной особенностью социальной деятельности следует считать то, что её бытие в отличие от бытия «натурального» объекта не непосредственно, а обеспечивается специальным механизмом воспроизводства на основе культурных эталонов — норм (Лефевр и другие. 1967). Совокупность таких норм (культурно-нормативная система) образует скелет любой социальной деятельности, на основе которого она не только тиражируется, но и развивается. Применительно к научной деятельности совокупность её нормативных предпосылок иногда именуется этосом науки (Merton 1973). Соответственно совокупность нормативных предпосылок технической деятельности может быть названа этосом техники.

Научную и техническую деятельность друг от друга и от иных видов и сфер общественно значимой деятельности отличают, прежде всего, их этосы. При этом следует иметь в виду два обстоятельства.

Во-первых, этос как науки, так и техники следует понимать «как исторически конкретную, сложно дифференцированную систему взаимосвязанных нормативных установлений различной степени общности и различного уровня» (Мотрошилова 1981, с. 107). Историческая конкретность научных норм, их преходящий характер выступают в качестве условия развития этоса и самих науки и техники. Во-вторых, следует отличать «культурную норму» (в её противопоставленности «реализации») как понятие и идеальный объект от форм её проявления в той или иной (например, научной) деятельности, то есть от характера её фиксации (кодификации) и выражения, степени осознания членами того или иного сообщества, и так далее.

Традиционно принято выделять две основные стороны науки как сложного единства, где одну из них образуют отношения познающего субъекта, научного сообщества, и объективной реальности, а другую — отношения между членами научного сообщества. С точки зрения деятельностного подхода, в этом со- и противо-поставлении выделяются две основные организованности научной деятельности, ориентации её этоса. Одна из них — предметно-теоретическая — центрирована на знании и регулирует процессы его получения, организации тому подобного, а другая — социально-организационная — центрирована на научном сообществе и регулирует процессы научной кооперации между его членами.

Это противопоставление не абсолютно и, будучи ещё вполне абстрактным, «снимается» опосредованностью когнитивной организованности социально-кооперативным отношением в научной деятельности (а кооперативной — гносеологическим). Тем не менее, в ряде случаев каждая такая сторона научной деятельности может быть рассмотрена и как самостоятельное образование, существующее относительно независимо от других её сторон. В таком случае в этосе науки можно выделить основное ядро, содержащее социокогнитив ные нормы и периферическую оболочку, включающую и кооперативные нормы.

Аналогичное расчленение технической деятельности на предметно-теоретическую и социально-организационную стороны (организованности) даёт возможность выделить и противопоставить в техническом этосе социотехнические нормы, принадлежащие его ядру, и конструктивные нормы, наряду с кооперативными, принадлежащие его периферии.

В логике и методологии науки выработан целый ряд понятий и представлений для репрезентации содержания ядра научного этоса («парадигма», «тематическое пространство», «научно-исследова-тельская программа», «идеалы научности», и так далее). Все они могут быть рассмотрены в качестве вполне определённой интерпретации и экземплификации логико-эпистемологического основания научной деятельности — научной рациональности, понимаемой здесь, прежде всего, тематически как интенционально общее для них всех содержание этоса науки, подлежащее концептуальному освоению.

Понятие научной рациональности может быть использовано для различения истинности и научности знания (Ильин, 1983). В этом случае истинность, как непосредственное соответствие образа (знания) прообразу (объекту), предполагает завершённость познавательной деятельности и рассматривается как абсолютная (объективная) и в этом смысле внедеятельностная характеристика. Как таковая, она является предельной абстракцией (абсолютное знание). Научность же (научная истинность) знания подразумевает не непосредственное соответствие объекту, а соответствие эталонам научной рациональности (обоснование) и через них уже объекту знания (относительное знание). Другими словами, истинность выражает содержательную сторону различных (не только научных) форм знания относительно их объективности и безотносительно к субъективной оценке и признанию, в то время как научность есть «свойство, характеризующее способ удостоверения истины для субъекта» (Ильин 1983, с. 47).

Сама процедура «удостоверения» (то есть указания или демонстрации) нормативной рациональности полученного знания — обоснованность — составляет атрибутивное свойство научности как таковой. Именно здесь проводят обычно границу между знанием (научным) и мнением (житейским знанием). В техниковедении фактически не существует специальных концептуальных средств для репрезентации сущности основного содержания технического этоса — технической рациональности. В отличие от научной рациональности, ориентированной на «единственность истины», техническая рациональность предполагает «множественность единовременно формируемых решений одного и того же задания» (Глазычев 1984, с. 103).

Научно-техническая революция, превращение науки в непосредственную производительную силу, есть отличительная особенность нашего столетия. Взаимодействие и взаимопроникновение науки и техники как исторически конкретная форма их взаимоотношений приняли такие размеры, что на уровне отдельных проявлений зачастую затруднительно установить, где кончается «наука» и начинается «техника».

Основы современного сближения были заложены уже в новое время, когда начинал складываться специфический облик современных форм науки и техники. Главной предпосылкой, самим фундаментом для их становления стало взаимоотображение присущих научной и технической деятельности способов освоения реальности друг в друге в качестве средств достижения научно-познавательной и технико-преобразовательной целей, удовлетворения соответствующих потребностей, утверждения их специфических ценностей. Диалектическая взаимоопосредованность противоположных сторон мыслящего сознания обретает здесь вполне определённую предметную форму. Сама теоретизация естествознания — линия в нём Галилея — связана с проникновением в научное познание инженерно-конструкторского стиля мышления и его освоением, построением на его основе и с его помощью «теоретического мира» современной науки (Щедровицкий 1964; Швырёв 1984).

Новый тип научно-исследовательского мышления предполагает «перенесение в рамки самого теоретического исследования деятельности с идеальными объектами приёмов и навыков технологических операций, то есть работу с идеальными объектами науки как с технологическими конструкциями» (Швырёв 1984, с. 156).

«Если раньше шли от эмпирически выявленных зависимостей сторон объектов к определяющим их структурным связям и таким образом анализировали, расчленяли в абстракциях заданный объект, то теперь уже в исходной точке начали строить, конструировать другой объект — структурный, который рассматривается как заместитель или модель исследуемого объекта и именно для этого создаётся. Поскольку структура модели строится самим исследователем, она известна, а поскольку она рассматривается как модель исследуемого объекта, то считается познанной и структура последнего» (Щедровицкий 1964, с. 29).

Формирование нового, конструктивно-познавательного стиля научного мышления потребовало перестройки структуры самого научного исследования и привело к появлению экспериментальной деятельности (эксперимента), опосредующей и связывающей теоретическое конструирование с фактическим основанием науки.

Следует ещё раз подчеркнуть, что конструктивность научной мыследеятельности не выводит её за границы самого познания, поскольку она, как активно-преобразовательное начало (с которым традиционно ассоциирован сам смысл термина «деятельность»), подчинена здесь познавательному отношению, является его компонентой и проявляет себя в «чистом» виде только в его особенном (теоретическом) горизонте. Требование адекватности (истинности) познавательных конструкций и присущие научной рациональности способы установления такой адекватности (эмпирического оправдания) позволяют их объективировать в качестве ре-конструкций объекта.

В свою очередь, освоение технической деятельностью научно-познавательного отношения как средства и способа создания техно-сферы формировало новый вид технической мыследеятельности — познавательно-конструктивный.

Научная картина мира и выражающая её система понятий, возникающие в результате совокупных усилий членов научного сообщества, неоднородны и отражают неоднородность самого объективного мира, разные уровни его реальности. Наиболее традиционным является выделение теоретического и эмпирического уровней научного познания и мышления, выражающих и воспроизводящих (в себе) соотношение сущности и явления — всеобщих и необходимых сторон самой объективной действительности.

В соответствии с оппозицией теоретического и эмпирического различают и две основные функции, две ступени научного познания, обеспечивающие достижение его специфических целей, утверждение основных ценностей — описание (явлений) и объяснение (их сущности). Они выступают в качестве двух основных форм (способов) упорядочивания научного знания, построения научной картины мира.

Имея в виду эту оппозицию, но используя её применительно к технической деятельности, можно, в свою очередь, различить две основные формы (ступени) практического «создания предметного мира» — конструирование и проектирование технических объектов (артефактов). Здесь конструирование связывается с непосредственно-практическим (эмпирическим) способом создания технических артефактов, а проектирование с опосредованным (теоретическим) способом создания технических артефактов — проектом (семиотической моделью).

Представление науки и техники в образе предметно-определённых сфер деятельности предполагало их явное противо-поставление друг другу как «внешне» различных целостностей (сопоставление же здесь неявно выражено через категорию деятельности). Относительность обособления требует их явного со-поставления, указывающего на степень и характер «внутреннее» присущего им единства (неявно сохраняющего смысл исходного противопоставления).

Техническая деятельность (духовно-практическое созидание предметного мира) не творит «вторую» природу наново, наряду с «первой», а является общественно-выработанным способом её преобразования (пересоздания) в целях удовлетворения материальных и духовных потребностей людей. Иными словами, пересоздание действительности на основе творческого замысла предполагает его воплощение в теле самой «первой» природы, законосообразность которой не отменяется, а снимается технической деятельностью, разрешающей противоречие между свободным целеполаганием и «царством необходимости» (идеальным замыслом и материальными условиями его осуществления).

Для конструктивного мышления (непосредственно практической формы технического мышления) преодоление подобного противоречия само является делом практическим. Природа «материала», в котором воплощается технический замысел, становится здесь вполне внешней ему; она выступает как ограничивающее начало, требующее преодоления и подчинения (путь проб и ошибок). Включение же научно-познавательного отношения в ткань технической деятельности позволяет разрешать свойственное ей противоречие уже не непосредственно практически (где силе природного начала противостоит деятельное начало как другая «природная» сила), а в горизонте самого технического замысла в качестве внутреннего условия его воплощения.

Соответственно, чем шире и глубже раскрывается «скрытый схематизм» (Ф. Бэкон) природы познавательной установке сознания, тем больше возможностей открывается для преобразования наличной действительности, целевого овладения ей. Техническая деятельность здесь, «позволив объектам действовать друг на друга соответственно их природе и истощать себя в этом взаимодействии, не вмешиваясь вместе с тем непосредственно в этот процесс, всё же осуществляет свою собственную цель» (Гегель 1974, с. 397).

Взаимоотображение (взаимопредставленность) научной и технической деятельности означало, прежде всего, формирование общего этоса — ставшего в результате основой для механизма нового эволюционного сближения науки и техники. Благодаря этому оказался возможным постоянный взаимный обмен их результатами-продуктами, формами социальной организации и коммуникации, воспроизводства кадров, и так далее — непременное условие современного развития каждой из них. Обратной (дополнительной) стороной интегративного процесса образования этоса науки и техники с характерной для него рациональностью (основу которой составили общие логико-эпистемологические и социокультурные нормы и принципы) была дифференциация традиционных и появление новых видов научной и технической деятельности.

Эти новые виды деятельности, с одной стороны, опосредуют взаимоотношения между «классическими» наукой и техникой, а с другой — представляют собой их новые, современные формы. Можно указать на две такие основные, типологически определённые (методологически идеализованные) формы деятельности: (технико) -научную и (научно) -техническую.

Первая появляется и проявляется как особенная форма научного познания — техническое познание — с техническим знанием в качестве идейно-смыслового и ценностного его центра. Её появление может быть рассмотрено как процесс и результат прямого распространения познавательной установки сознания (отношения) на «искусственные» (технические) объекты, являющиеся продуктом технической деятельности, и, следовательно, косвенно — на саму же эту деятельность.

Специфические черты (технико) -научной деятельности как научной деятельности связаны в первую очередь с особенностями объекта технического знания — оестествлённого (технического) объекта с его генезисом и способом существования.

(Научно) -техническая деятельность появляется и проявляется как особая форма технического преобразования действительности — научное пересоздание с научно обоснованным замыслом в качестве идейно-смыслового и ценностного центра. Её появление может быть рассмотрено как процесс и результат распространения преобразовательной установки технического сознания (отношения): первичного — на области реальности, впервые открытые научной деятельностью и данные только через призму её продуктов — научных знаний; вторичного — на традиционные для технической практики области, в которых научная деятельность открывает иные «измерения», предоставляющие новые возможности для воплощения технических замыслов.

Типологически противопоставление двух основных форм социально значимой деятельности, опосредующих отношение «наука — техника», может быть сопоставлено с различением технической науки (технико) -научной деятельности) и инженерии (научной техники или (научно) -технической деятельности).

Основу взаимоотношений инженерии и технической науки образует взаимообмен их результатами-продуктами. Продукты инженерии (технические объекты) становятся объектами изучения технических наук, технического знания. Продукты технических наук (технические знания) в свою очередь становятся средствами решения технических задач, воплощения технических замыслов.

Технический объект это всегда результат опредмечивания технической деятельности: по генезису — объект «оестествлённый»; по своему назначению и функционированию — компонент (условие или средство) той или иной деятельности (программа, орудие, механизм, сооружение, организация, и так далее); по способу существования — «естественный» объект, явление «природы» (преобразованная природа). Как таковой, он оказывается носителем двух различных начал, принадлежит двум действительностям, и его бытие определяется сразу двумя рядами закономерностей — законами природы и нормами социальной деятельности.

Это обстоятельство существенно определяет и задаёт статус «технического знания», которое оказывается в равной мере и знанием о техническом объекте как таковом и знанием о самой технической (инженерной) деятельности. Другими словами, технический объект является принципиально нецелостным относительно природы самой по себе и относительно деятельности самой по себе. Отсюда — характеристика технической науки (знания) как своего рода синтеза естественных и общественных наук. Поэтому методология технических наук должна обеспечить реализацию целого ряда показателей, которые, как правило, не представлены или почти не фигурируют в естественных и других науках, но должны быть осуществлены в технических решениях.

Речь идёт об экономических, социальных, политических, эстетических, хозяйственно-политических и других требованиях. «Технические науки имеют в данном смысле интегрирующий характер» (Мелещенко 1970, с. 97). Комплексный, синтетический характер технического знания и технического объекта определяет особое место и специфическую функцию чисто познавательной науки и собственно научного знания в структуре технической науки и технического знания. Если в структуре познавательной науки научная теория и научно-теоретическое знание суть вершина и цель познавательной деятельности, то в рамках технической науки они выступают в качестве эмпирической базы для получения собственно технических знаний и создания технических теорий.

Если такова роль собственно научных знаний в «теле» технической науки — (технико) -научной деятельности, центрированной, как и всякая наука, на знании, то для инженерии — (научно) -технической деятельности — эта роль оказывается заведомо более скромной. Здесь уже собственно технические знания, наряду с научными, попадают в разряд эмпирического материала и средств решения инженерных задач. Соответственно, синтетический, комплексный характер технического (инженерного) объекта — это предметная форма комплексного характера самой инженерной деятельности.

Основной принцип научной рациональности — истинность, технической — реализуемость. За актуальной манифестацией (научно) -технической и (технико) -научной деятельностей стоят регулирующие их специфические формы синтеза научной и технической рациональности. В (технико) -научной деятельности объектом технического знания становятся реализованные технические решения, истинное отражение которых в знании (технической теории) позволяет осуществить тиражирование «типовых структурных схем для всевозможных инженерных требований и условий» (Горохов 1984, с. 37).

Соответствие технического знания своему объекту (или мера соответствия) выражается здесь не просто его истинностью, а реализуемой конструктивной истинностью. В (научно) -технической деятельности действует специфический принцип рациональности, обеспечивающий соответствие (меру соответствия) инженерного объекта его замыслу, — принцип истинной реализуемости.

3.2. Оргдеятельностная модель научно-технической концепции и дисциплины

Мы уже отмечали, что в подавляющем большинстве работ, посвящённых структуре и генезису научного знания и науки, как у нас в стране так и за рубежом, в качестве основной логико-эпистемологической абстракции (единицы изучения науки) используется понятие «теория», в рамках исходной оппозиции «опыт — теория», через призму которой и производится рациональная реконструкция истории науки, хотя «теория» является в лучшем случае «единицей» генезиса научного знания, но не науки в её целостности. Если же с самого начала поставить перед собой задачу поиска «системной» единицы, то для неё схема истории науки типа попперовской с её единицами «проблема1 — теория — фальсификация — проблема2» или куновской «нормальная наука — смена парадигмы — нормальная наука» явно узка и надо переходить к другой схеме и другой линии развития науки.

Если пойти по такому пути и выделить и разработать модель иной, системной единицы, воспроизводящей в себе структуру и генезис именно науки как целостности в её современном дисциплинарном выражении, то выбор такой абстракции предопределит её синтетический, конфигуративный характер, а значит позволит явным и регулярным путём учесть и социологические, и психологические мотивы в развитии науки.

Такой единицей для нас здесь будет научная концепция, выступающая в качестве начальной фазы такой линии генезиса науки, как «концепция — направление — дисциплина». Выделение единиц такой линии предполагает наличие особой формы организации научной (и шире — научно-технической) деятельности — её дисциплинарной организации и дисциплинарного же способа её воспроизводства, выступающего в качестве основной (базовой) формы существования современной науки как социокультурного феномена. Очевидно также, что относительная целостность научной дисциплины подразумевает и существование, наряду со множеством научных дисциплин, особых форм их соорганизации (междисциплинарных, наддисциплинарных) в единую сферу научной деятельности ²⁸.

Причем, с формально-конструктивной точки зрения, сама эта линия является особой единицей генезиса, представленной на одном полюсе «концепцией», а на другом «дисциплиной». то есть концепция должна быть представлена как зародыш дисциплины, а соответственно дисциплина как развёрнутая (развитая) концепция. Поэтому, именно единица-дисциплина в полной мере демонстрирует специфику единиц линии «концепция — направление — дисциплина», являясь развёрнутой формой единицы-концепции.

Вот почему разработка модели научной дисциплины есть, одновременно, разработка и модели научной концепции, её представление в полнообъёмном и развёрнутом виде.

Список единиц анализа науки, обращающихся в науковедческом круге дисциплин, внушителен (наука, движение, дисциплина, специальность, направление, школа, невидимый колледж, и так далее), но их концептуальный статус в значительной степени является неопределённым, поскольку первоначально выделение и оформление отдельных единиц следовало за тем или иным эмпирическим методом анализа научной деятельности (Основы науковедения, 1985).

Среди всех единиц особое место занимает та, которая претендует на роль основной структурно генетической единицы науки и может фигурировать не только в качестве методической единицы науковедческого анализа, но и науки «самой по себе». Существование такой единицы и потребность в её понятийном оформлении — необходимые предпосылки большей части науковедческих исследований. В специальной литературе фигурирует ряд терминов, используемых для фиксации такой единицы. Среди них наиболее распространёнными являются «научная дисциплина», «исследовательская область», «научная специальность».

Сравнивая между собой содержание обозначаемых ими понятий, следует иметь в виду, что с помощью таких единиц воспроизводятся, и притом по-разному воспроизводятся, два уровня реальности науки, которые вслед за М. Омельяновским можно обозначить как уровни «абстрактно-реального» и «эмпирически-реального» (Омельяновский 1971). Это различение подразумевает, что абстрактно-реальное ориентировано на научно-теоретическое представление (модель) тех или иных явлений, а эмпирически-реальное — на их классификационное определение.

В свете такого различения весьма показательно, что, не совпадая, как правило, в очерчивании границ репрезентируемой ими эмпирической реальности, эти единицы оказываются эквивалентными там, где они выступают в качестве абстрактно-реального образа сферы науки. Последнее становится достаточно очевидным при сравнении требований, которые предъявляются к ним как к основным единицам науки.

Так, характеризуя особенность «исследовательской области» в качестве такой единицы, отмечают, что она потенциально воспроизводит в себе основные черты науки в целом, «обязательно многоаспектна, будучи оформленной не только предметно, но и организационно, психологически, коммуникационно и так далее». (Основы науковедения, 1985, с. 112).

У других же авторов уже «научная дисциплина» рассматривается как многоаспектная единица, обладающая основными свойствами науки в целом, где она есть «форма совместной деятельности научных работников, как форма проведения исследований, так и форма упорядочивания, организации уже полученных знаний, и форма сотрудничества и коммуникации учёных, и форма подготовки научных кадров» (Юдин 1986, с. 213).

Большая часть признаков, которым должна удовлетворять по общему признанию такая единица, впервые стала неотъемлемой принадлежностью тех отраслей научного знания, которые обособились в процессе дифференциации фундаментальных наук в течение XVIII–XIX веков. Именно они, в отличие от породивших их фундаментальных наук, чаще всего именуются научными дисциплинами. Поэтому представляется достаточно корректным считать, что совокупность таких признаков характеризует, прежде всего, типичную структуру обособившихся научных дисциплин.

Однако сами отдельные такие признаки, образующие в рамках научных дисциплин некоторое единство, появляются у науки задолго до оформления последних, а в процессе внутри- и меж-дисциплинарного взаимодействия они транслируются и более мелким обособляющимся её подразделениям (научным областям и специальностям). Имея в виду это обстоятельство, Б. М. Кедров предложил составляющую науки, обладающую функциональной структурой, изоморфной структуре научной дисциплины, называть «научной ячейкой». С его точки зрения, одна из основных особенностей развития современного научного знания состоит в том, что «функция его ячейки последовательно переходила от более широких по объёму его элементов ко всё более и более узким» (Кедров 1983, с. 20).

Совокупность признаков такой «ячейки» характеризует, по Кедрову, то, что обычно понимается под дисциплинарностью науки (научного знания). В реальной практике науковедческих исследований общезначимость представления о дисциплинарности имеет интенциональный характер и выражена преимущественно в направленности на определённое, интуитивно общее, эмпирическое содержание, которое на феноменологическом уровне фиксируется совокупностью признаков (атрибутивных свойств), присущих типичной научной дисциплине.

Подобный список эмпирических проявлений научной дисциплины и дисциплинарности может служить эвристическим средством изучения становления и развития конкретных научных дисциплин. Однако за пределами сравнительного историко-научного исследования ценность его невелика, да и в этих рамках он соответствует целям скорее описания и классификации, нежели объяснения конкретно исторического материала. Здесь «научность» (как содержание) трудно отделить от «дисциплинарности» (как определённой формы), а значит, и невозможно в полной мере уяснить сущность дисциплинарности самой по себе.

Все это настоятельно указывает на необходимость концептуальной конструктивизации интуитивного представления о научной дисциплине, требует поиска её приемлемой модели. Такая модель в отличие от набора признаков позволяет рассматривать отдельную дисциплину в качестве целостного образования относительно механизмов сохранения внутреннего единства, находящегося в тесном взаимодействии с внешним окружением и осваивающего его «ресурсы» как внутренние условия своего существования и развития. Какова природа такой целостности и соответствующего её духу системообразующего «фактора», благодаря которому научная дисциплина обретает внутреннее единство?

Намеченное выше со- и противо-поставление науки и техники методологически ориентировано на особенности деятельностного подхода с присущим ему истолкованием содержания категории деятельности. С позиций такого подхода основным процессом, обеспечивающим само существование (бытие) деятельности как действительности особого рода, является процесс её воспроизводства (деятельность выступает здесь как организованность — «предмет» — относительно процесса её воспроизводства).

Обучение же здесь выступает в качестве одного из каналов организации деятельности как практического способа её нормализации и воспроизводства.

В свете этого обстоятельства обозначение основной структурной единицы термином «дисциплина» и включение в содержание соответствующего понятия его исходного смысла представляется вполне оправданным.

Выделение подобной единицы означает наличие особой формы организации научной деятельности — её дисциплинарной организации.

Современное науковедение располагает данными, позволяющими утверждать, что дисциплинарная организация современной (классической) науки носит тотальный (на определённом уровне) характер как во времени (с конца XVII века и до наших дней), так и в пространстве (при освоении европейской наукой инокультурных регионов). Именно она выступает в качестве основной (базовой) формы существования современной науки как социокультурного феномена. Относительная целостность научной дисциплины подразумевает и существование, наряду с множеством научных дисциплин, особых форм их соорганизации (междисциплинарных, наддисциплинарных) в единую сферу научной деятельности.

Одним из результатов (и предпосылок) тесного взаимодействия науки и техники стало распространение дисциплинарной организации научной деятельности на деятельность техническую, что, заметим, одновременно привело к деформации идеала дисциплинарной организации и появлению современных, «неклассических» научно-технических дисциплин. Наиболее очевидны результаты оргдисциплинарного устроения сфер (технико) -научной и (научно) -технической деятельности. С этим обстоятельством, в частности, связаны многочисленные квалификации инженерных дисциплин в качестве наук (инженерных наук) ²⁹.

Таким образом, дисциплинарная организация может рассматриваться в качестве современной (эффективной) формы организации социально-значимой деятельности как таковой, в общем случае продуктивной и за непосредственными пределами науки и техники. Нас же она интересует применительно к научным, (технико) -научным, (научно) -техническим и техническим дисциплинам.

И с методологической, и с науковедческой точек зрения дисциплинарная организация науки есть прежде всего системная организация, то есть её организация как системы. Это означает, что отдельная дисциплина представляет собой (может рассматриваться как) целостное образование относительно механизмов сохранения внутреннего единства, находящееся в очень тесном взаимодействии с внешним окружением и осваивающим его «ресурсы» как внутренние условия своего собственного существования и развития.

Принято различать два типа (категории) процессов, присущих объектам как системам — процессы их функционирования и развития. Соответственно различается и определённость целостности объекта, устанавливаемой по отношению к каждому из них. Хотя интуитивно ясно, что целостность сложного объекта определяется характером единства процессов функционирования и развития, непосредственно её реконструировать не всегда удаётся.

В этом случае, более продуктивным оказывается путь прямого (непосредственного) определения его целостности относительно одного типа процессов и только косвенного (опосредованного) относительно другого. Так можно поступить и в данном случае, непосредственно определяя целостность дисциплины относительно процесса её функционирования ³⁰.

Согласно категориальной парадигме системного подхода, предметное воплощение процессуальной целостности системы обеспечивается её структурой. Имея в виду это обстоятельство, общая структура дисциплины как системы может быть представлена состоящей из двух «частей» (субструктур) — внутренней (эндоструктура) и внешней (экзоструктура) ³¹.

Такая целостность, с точки зрения представлений системно-структурной методологии, обеспечивается внутренней структурой, то есть в данном случае дисциплинарной структурой. Для её описания мы воспользуемся типологическим методом (где идеальный тип является синонимом категории понятийного мышления).

Описать структуру — здесь это значит описать, с одной стороны, состав (предметный план), а с другой — строение (план отношений) дисциплины. Поскольку дисциплина в целом рассматривается категориально как деятельность (вид научной деятельности), то её предметный план выражен основным гносеологическим со- и противо-поставлением «субъект-объект», где типологически «субъектом» выступает научно-дисципли­нарное сообщество, а «объектом» — научно-дисциплинарное знание.

План отношений, в свою очередь, типологически представлен основными видами отношений: «внешнее — внутреннее» (отношения ассимиляции), «внутреннее — внутреннее» (отношения обмена). Воспользуемся этими типологическими расчленениями для описания дисциплинарной структуры. Конструкция внутренней целостности в рамках типологического метода получается в результате логического (типологического) «умножения» выделенных оппозиций: «сообщество — знание» и «ассимиляция — обмен». Результаты типологической процедуры и истолкования полученных типологических значений представлены в таблице 3.1.

Тем самым, с типологической точки зрения, характер внутренней структуры научной дисциплины определяется соцелостностью четырёх взаимодополнительных её субсистем (подсистем): исследования(ассимиляция знания), трансляции (обмен знанием), профессионализации (ассимиляция в сообщество) и кооперации (обмен в сообществе).

К такой же структуре внутренней целостности мы можем прийти и другим путём, исходя не из типологических, а уже из сугубо содержательных соображений, используя категориальные средства социально-философской теории.

Научное познание, как известно, исторически возникая и развиваясь в качестве идеального плана производственно-практической деятельности общественного человека, становится затем особенным видом духовного «производства» — производством идей, когнитивных значений. Характерной особенностью представления «деятельности как производства» можно считать понимание всеобщей формы общественного производства как совокупного производства и воспроизводства людьми своей общественной жизни.

Общественная же жизнь есть самодостаточная коллективная деятельность, всеобщим субъектом которой выступает само общество. Атрибутивный признак самодостаточности, свойственный этому уровню самопроявления деятельности, характеризует здесь и все особенные виды производства, но уже в форме относительной самодостаточности (то есть самодостаточности относительно того особенного субъекта, который производится и воспроизводится в нём). Поэтому представление о научном познании как определённом виде духовного производства предполагает его относительно самостоятельное и самодостаточное воспроизводство в качестве коллективной научно-познавательной деятельности.

С чисто исторической точки зрения оформление научного познания как особенного вида духовного производства связано с появлением именно «научных дисциплин». Совокупность присущих им отличительных признаков и объединяется обычно понятием «дисциплинарность». В тех случаях, когда такая совокупность носит интегративно-целостный характер, она становится вполне определённой, дисциплинарной формой организации научной деятельности.

При этом следует иметь в виду, что термином «организация» обозначаются разные понятия в системном подходе, социологической теории организации, в теории и практике управления. Так, в рамках системного подхода понятие «организация» отождествляется с понятием «структура» или — в других контекстах — противопоставляется (как негэнтропия) хаосу (как энтропии); в социологии оно обозначает коллектив, объединённый и направляемый определённой целью, а в теории организации и управления понимается как средство эффективного достижения целей деятельности.

Использование понятия «организация» в русле деятельностного подхода предполагает наряду с сохранением указанных смыслов (как моментов) рациональное их обобщение под определённым углом зрения. С позиций такого подхода основным процессом, обеспечивающим само существование (бытие) деятельности как действительности особого рода, является её воспроизводство. Организация же деятельности и есть то, что «практически обеспечивает регулярное воспроизведение и нормальное протекание деятельности… образует непременное условие сохранения целостности, полноты и смысла деятельности, условие её предметной продуктивности» (Генисаретский 1975, с. 412).

Со структурно-функциональной точки зрения, организационная самодеятельность обеспечивается полнотой воспроизводства её функционально необходимых элементов. На уровне «общественного производства вообще» такими элементами становятся виды общественного производства: «1) материального производства, в рамках которого создаётся вся совокупность вещных факторов социальной деятельности…; 2) производства и воспроизводства человека как субъектного элемента «деятельности как взаимодействия»; 3) производства и воспроизводства «форм общения» субъектов в лице общественных отношений…; 4) духовного производства, создающего такой класс необходимых элементов деятельности, как объективированные духовные значения» (Момджян 1986, с. 251).

Тогда научная дисциплина здесь, как носитель относительно самодостаточной формы организации деятельности (дисциплинарности), изоморфна научно-познавательной деятельности вообще и через неё самому общественному производству. Субъектом такой самодостаточной «научной жизни» является профессиональное научно-дисциплинарное сообщество, противостоящее системе дисциплинарного знания как своему объекту.

Дисциплинарная организация как особенная форма организации научно-познавательной деятельности включает тем самым следующие виды научного «производства»: производство и воспроизводство научно-дисциплинарных знаний (то есть исследование), тиражирование и обращение научных знаний (в качестве информации) и вещных средств научной деятельности (то есть трансляцию), производство и воспроизводство форм «профессионального общения», то есть отношений между членами научно-дисциплинарного сообщества (то есть кооперацию), производство и воспроизводство самих членов профессионального дисциплинарного сообщества (то есть профессионализацию).

Таким образом, эта модель имеет ту же топическую структуру, что и модель, построенная на основе типологической экспликации категории деятельности.

Применительно к совокупности выделенных видов научно-дисциплинарной деятельности дисциплинарная организация как практический способ и условие регулярного воспроизводства и нормального протекания деятельности подразумевает как сохранение порядка их софункционирования, так и воспроизводство каждого из них в отдельности.

Регулярное воспроизводство массовой, достаточно развитой, социально значимой деятельности возможно только на основе её сохраняющегося «образца» — идеализированной (парадигмальной) структуры. Носитель такого образца в «телосе» любой деятельности — метадисциплинарная деятельность (область), противопоставляемая эндодисциплинарной деятельности (области), непосредственно выполняющей продуктивную функцию (путем воплощения образца). Эндодисциплинарная деятельность создаёт свои целевые продукты не из ничего, а преобразуя некий специфический для неё «материал». Такой материал, как сама возможность деятельного преобразования, может рассматриваться в качестве предельной, вырожденной формы — протодисциплинарной деятельности (области ассимилируемых явлений).

Тогда дисциплинарная организация предполагает различение и относительное обособление трёх уровней научно-дисциплинарной деятельности: метадисциплинарного, эндодисциплинарного и протодисциплинарного. Для научной дисциплины как целого «внутренняя» (эндодисциплинарная) область может рассматриваться в качестве своеобразного «ядра» дисциплины, оформляющего и выражающего её специфическое внутреннее содержание. «Внешняя» же (экзодисциплинарная) область выполняет здесь роль своеобразной «оболочки», обеспечивающей и опосредующей связи «ядра» с внешней «средой»: с «естественной» (природной) — через протодисциплинарную область, и с «искусственной» (культурной) — через метадисциплинарную область. Ассимилятивно-диссимилятивные отношения между эндодисциплинарной и протодисциплинарной областями и организационно-управляющие отношения между первой из них и метадисциплинарной областью — основные внутренние связи научной дисциплины. В результате, в свете намеченных различений, дисциплинарность научной деятельности предстаёт как результат софункционирования её четырёх функционально необходимых видов — субсистем, имеющих трёхуровневое строение (см. схему 1)

Схема 1.

Охарактеризуем, схематично, внутреннее строение и специфику каждой из субсистем.

Субсистема исследования — базальная субсистема отдельной дисциплины. С ней связана основная продуктивная функция дисциплины, поскольку именно эта субсистема обеспечивает «производство» специфического продукта дисциплинарной деятельности как таковой и тем самым её качественно определённый вклад в процессы общественной жизнедеятельности. Как правило, именно она находится в центре внимания логико-методологических и историко-научных (история идей) исследований и, если речь идёт о научной дисциплине, представляется в качестве «организованности» дисциплинарного знания.

Протоуровень научно-дисциплинарной деятельности представлен здесь специфической областью явлений, изучаемых дисциплиной и входящих в состав её «проекции» на сфере объективной реальности. Такая «проекция», с одной стороны, определена, а с другой, сама определяет особенности научного исследования — характерной для этой субсистемы формы эндодисциплинарности. Применительно к эндоуровню субсистемы традиционно различают такие виды исследования, как научно-теоретическое, экспериментальное и эмпирическое. Причём само это различение, с логической точки зрения, может быть рассмотрено как проявление свойственного научно-исследовательской деятельности способа отражения общего (теория), особенного (эксперимент) и единичного (эмпирия) изучаемой ей области реальности.

В данном контексте мы ориентируемся на такое представление этой субсистемы, которое рассматривает её как научный предмет (например, см. Разработка и внедрение…, 1975; Розин и другие. 1967; Щедровицкий 1983), причём во вполне определённой модификации (Пископпель 1989).

Каждый из этих трёх компонентов может быть представлен (по составу) такими логико-эпистемологическими «единицами» (блоками), как «цели и задачи», «объект», «средства выражения и оперативные системы», «методы и процедуры», «знания», «исходный материал», «продукт», и так далее. Каждая из таких единиц задаёт элемент функциональной структуры деятельности (функциональное место), а категориальный характер той или иной деятельности определяется особенностями самого содержания (наполнения).

Своеобразием теоретической области (научно-исследовательской деятельности) является то, что в её рамках в качестве «объекта» деятельности выступают особые, идеализированные предметы (конструкции) — абстрактные объекты теоретических схем (Стёпин 1981). Именно относительно абстрактных объектов и формулируются так называемые «законы» теорий и универсальные принципы действия, выступающие в роли связей, обеспечивающих интеграцию абстрактных объектов (элементов) в теоретические схемы.

Абстрактные объекты теории призваны репрезентировать в рамках научного исследования сущность изучаемых явлений (то есть «представлять сущность как существование»). Удостоверение значимости абстрактных объектов обеспечивается двумя процедурами: метапредметным обоснованием (отображением на «онтологическую картину») и эмпирическим обоснованием (отображением на «область явлений»).

Особенность теоретизирования (теоретической деятельности) — внутренняя связность и выводимость одних теоретических положений из других, их упорядоченность и субординированность относительно небольшого набора исходных принципов. В этом случае систематический характер движения мысли, её имманентная способность к дифференциации исходных положений и введение новых различений являются гарантом полноценности теоретического изображения её объекта.

Поиск принципов, позволяющих развернуть всю остальную конструкцию теории — центральный момент теоретической деятельности. Её «материалом» выступают исторически сложившиеся концептуальные средства (конструкции), перестраивая которые теоретическая мысль добивается как внутреннего совершенства, так и внешней, эмпирической оправданности. Используемый при этом метод теоретизирования (восхождения от абстрактного к конкретному, аксиоматический, модельный, и так далее) всегда предполагает тот или иной формальный «аппарат» — язык теоретического описания, соответствующий специфике теоретических схем.

Область эмпирии обеспечивает связь эндо-уровня субсистемы исследования с её прото-уровнем (областью явлений), то есть с миром «опыта». Поэтому эмпирическая деятельность имеет дело непосредственно с «реальными» объектами, которые выступают в её рамках как объекты оперирования (эмпирические объекты), то есть как объекты инструментально-приборного «измерения» и «преобразования».

Средствами выражения, с помощью которых фиксируется здесь характер эмпирических процедур, служат языки эмпирического описания, в том числе и «естественный» язык. В эмпирическом исследовании различают два основных логических этапа: получение исходных данных (фактов) и их анализ, где исходные данные суть результаты непосредственного применения «измерительных» процедур к единичным (множеству единичных) эмпирическим объектам, а анализ — установление функциональных зависимостей между «переменными» (то есть эмпирических закономерностей).

Абстрактные объекты теории и объекты оперирования эмпирии являются разными формами существования объекта деятельности. Их принципиальная координация в «теле» отдельной дисциплины обеспечивается так называемыми (методологическими) правилами соответствия.

Область эксперимента осуществляет взаимосвязь теоретической и эмпирической деятельности, совмещая в себе особенности как той, так и другой посредством организации экспериментальной ситуации. Задача исследовательского эксперимента — обеспечить функционирование реального, эмпирического объекта как тождественного абстрактному объекту с точностью до процедуры «измерения». В этом случае теоретическая схема (включающая абстрактные объекты и законы их функционирования) интерпретируется как схема (абстрактный прототип) экспериментальной ситуации («мысленного» эксперимента).

В большинстве случаев «мысленный» эксперимент является первым этапом экспериментальной деятельности. Его реализация (то есть использование в качестве проекта) определяет «приборный» эксперимент со включённым в него эмпирическим «измерением». Интерпретация данных эксперимента на теоретической схеме позволяет установить соответствие теоретического предсказания и эмпирического результата, зафиксировать экспериментальные «факты».

Эти факты становятся основанием и стимулом для взаимоадаптации теории и эмпирии (модификации теоретической схемы или спецификации области явлений). В исследовательском эксперименте «ситуация» создаёт «идеальные» условия путём нейтрализации или контроля и учёта побочных факторов реальной ситуации.

Мета-уровень субсистемы исследования — это область метапредмета, методологической деятельности, обеспечивающей воспроизводство и нормализацию внутрипредметной деятельности с помощью соответствующих культурно-нормативных средств. Именно метапредметная совокупность фундаментальных понятий (категорий) и представлений научной дисциплины концептуально истолковывается как «парадигма», «исследовательская программа», и так далее. Предметное бытие таких средств, характеризующих научную деятельность, как отмечалось выше, — этос науки.

Каждая из научных дисциплин (наряду с общенаучными, родовыми «стандартами» научной деятельности) имеет и особые нормативные установления. В совокупности они составляют научно-дисциплинарный этос. С помощью парадигмальных средств собственно когнитивного блока научно-дисциплинарного этоса методологическая деятельность (метапредмет) осуществляет нормативное регулирование, обоснование и критику, проблематизацию и программирование научно-исследователь­ской деятельности.

Нормативное регулирование — сфера идеалов и норм соответствующей научно-исследовательской деятельности, специфическая составляющая её этоса. Базовой формой экспликации культурно-норма­тивного содержания этой составляющей служит «система» методоло­гических принципов, регулирующих внутрипредметную деятельность. Среди них основными являются следующие принципы, регулирующие:

1. Со стороны осваиваемого предметного содержания — принципы идеализации ³²;
2. Со стороны принципиального строя этой деятельности — принципы метода;
3. Со стороны средств (семиотических) выражения — принципы схематизации.

Предметное содержание, соотносительное методологическим принципам идеализации, — онтологическая картина (онтология), то есть концептуальный образ предметной действительности. По своему генезису онтологическая картина (в науке — «научная картина мира») — это система общих представлений об осваиваемой реальности, вырабатываемая на определённых стадиях исторического развития дисциплины. По своему функциональному статусу она «замещает» саму реальность в рамках «научного предмета» и в этом смысле предметно его ограничивает. Другими словами, онтология в отношении предметного знания выступает как внутреннее основание строения и истинности, она — объект знания вне знания, помимо знания, но «по отношению» к нему.

«Единицами» онтологической картины являются идеальные объекты (идеализированные предметы методологической деятельности), соответствующие абстрактным объектам теории и объективирующие их. Принципы метода регулируют построение и употребление методов внутрипредметной деятельности, обеспечивая её воспроизводство в качестве социально значимой деятельности. Это прежде всего идеалы и нормы теоретической, экспериментальной и эмпирической деятельности: описания и объяснения, идеалы и нормы доказательности и обоснованности, и так далее.

Внутреннее единство предмета и метода деятельности (их взаимоопределяемость) предполагает, что, с определённой (диалектической) точки зрения, принципы идеализации (онтологическая картина) и принципы метода являются двумя формами выражения одного содержания. Но содержательное обособление и относительно независимое существование оборачивают соотношение между ними, их противопоставление само становится содержательным, а характер присущего им единства приобретает формальное выражение в виде принципов схематизации.

Принципы схематизации опосредуют взаимоотображение (корреляцию) принципов метода и онтологической картины, «образуют» общую их «форму», задают способ анализа-синтеза, регулируют привлечение и использование формальных языковых средств. Так называемые правила соответствия, обеспечивающие эмпирическую интерпретацию абстрактных объектов теории, являются одной из экспликаций принципов схематизации. В естественнонаучном знании они, как правило, представляют собой математические выражения (фрагменты оперативных систем).

Критика и обоснование — рефлексивная составляющая научно-технического предмета, наиболее важное условие и способ нормализации его функционирования. Известно, что критичность — одна из качественных особенностей научного (научно-технического) сознания, одна из основных норм и механизмов, обеспечивающих общезначимый характер продуктов дисциплинарной деятельности. Между составляющими научного предмета нет предустановленной гармонии. Их соцелостность и софункциональность устанавливается в процессе функционирования дисциплины как непосредственно (стихийно), так и опосредовано (рефлективно). Обнаружение тех или иных форм внутрипредметной дефициентности — одна из задач внутренней критики.

Обоснованность (наряду с критичностью) принадлежит к общим нормативным установкам теоретического сознания и является способом удостоверения и установления логико-эпистемологического статуса того или иного внутрипредметного содержания. Если внутреннее обоснование входит в состав принципов метода (идеалы и нормы обоснования), то внешнее имеет преимущественно характер философского обоснования и наряду с внешней же критикой обеспечивает связь той или иной дисциплины с её социокультурным контекстом. Благодаря им идеалы и нормы внутрипредметной деятельности приобретают культурно-заданный характер, а её результаты — общекультурное значение.

Если обоснование и критика обеспечивают нормализацию функционирования, то рефлексивное управление развитием «научного предмета» связано с такой составляющей метапредмета, как проблематизация и программирование. В ней находит своё специфическое выражение интенциональное содержание метапредметной деятельности. Основным «материалом» для методологической проблематизации и программирования внутрипредметной деятельности становятся результаты её перманентной критики и обоснования.

Развитие дисциплин — это прогрессивная эволюция самой дисциплинарной организации. Поскольку субсистема исследования является качественно специфической организованностью научно-технических дисциплин, именно её эволюция составляет осевую линию дисциплинарного развития. Источник и причина любого развития — необходимо присущие реально сущему объективные противоречия, субъективированное отражение которых становится значимым фактором развития по мере совершенствования организации феномена «жизни».

Соответственно, можно выделить три группы факторов, или детерминантов, развития научной дисциплины: внешние, внутренние и рефлексивные. Внешние факторы развития представляют собой «запросы» к дисциплине со стороны её социокультурного окружения, прежде всего со стороны социально-производственной практики и обеспечивающих её форм духовной жизни общества. Это — запросы и к результатам-продуктам соответствующей дисциплинарной деятельности, и к самому её социально-предметному статусу как компоненте научно-технической сферы.

Так, феномен лидирования в этой сфере создаёт противоречия между уровнем развития одной из дисциплин и всеми другими и в то же время является средством преодоления этих противоречий. Внутренние же факторы развития связаны с несформированностью тех или иных организованностей — дефициентностью самой дисциплинарной организации как таковой, а также с несоответствием друг другу самих «единиц» содержания (прежде всего категориального), образующих основу дисциплинарной деятельности.

Рефлексивные факторы, выражаемые в метапредмете критикой и обоснованием, проблематизацией и программированием, становятся формой (представления) внешних и внутренних противоречий и их сознательного освоения как средств целенаправленного развития дисциплины ³³.

Субсистема трансляции призвана обеспечивать воспроизводство основного продукта дисциплинарной деятельности наряду с техническими (вещными) средствами этой деятельности — как во времени, делая его доступным (например, в качестве информации) разным поколениям дисциплинарного сообщества, так и в пространстве, предоставляя доступ к нему (потенциально) всем членам дисциплинарного сообщества.

Прото-уровень этой субсистемы объемлет, прежде всего, публикационный архив дисциплины — объективированную форму существования современного научного знания.

Эндо-уровень, выражающий качественное своеобразие субсистемы «трансляции», представлен здесь, прежде всего, научно-информационной деятельностью, обеспечивающей поиск, сбор, хранение, воспроизведение, размножение информации (Ващекин 1984). В науковедении суть этой деятельности видится в формировании и организации «информационного» потока публикаций, его качественно своеобразных «единиц» — публикационных эшелонов. В качестве таких эшелонов, идущих от «переднего края» дисциплины в «глубину», выделяют: эшелон статей (картина переднего края спустя 1–2 года), эшелон обзоров (3–5 лет), эшелон монографий (5–10 лет), эшелон учебников (спустя 10–15 лет и более) (Мирский 1982).

«Эшелонирование» публикаций представляет собой форму аккумуляции и систематизации дисциплинарной информации, обеспечивает подключение к ней разных объединений и отдельных членов дисциплинарного сообщества, принадлежащих к разным «участкам» переднего края дисциплины. Одновременно это и процесс публикаций (как по содержанию, так и по форме), и способ удостоверения их значимости.

Мета-уровневое регулирование и нормализация научно-дисциплинарной деятельности составляют основную задачу информационной политики дисциплины. Она призвана обеспечивать научно-информационную деятельность соответствующими принципами и критериями для рецензирования, отбора и формирования эшелонов публикаций, определять редакционно-издательскую политику, и так далее. Соответствующие средства (начиная от правил оформления рукописей, порядка цитирования, и так далее — до принципов составления учебников и банков научных данных) входят в состав информационного блока научно-дисциплинарного этоса.

Субсистема кооперации призвана обеспечивать непрерывную преемственность, сохранение и воспроизводство интегративных (коллективных) субъектов научно-дисциплинарной деятельности разной степени общности, несмотря на обновление их состава из-за миграции отдельных членов научно-дисциплинарного сообщества.

Прото-уровень этой субсистемы включает научно-дисциплинарное сообщество, члены которого ассимилируются научно-управленческой (эндодисциплинарной) деятельностью в целях их рационального объединения в научные коллективы с помощью общественно выработанных средств и способов распределения и закрепления совместной деятельности.

Существует широкое разнообразие кратковременных (совещания, конференции, съезды и так далее) и долговременных (сплочённые группы, невидимые колледжи, ассоциации и так далее) «форм общения» (общественных отношений) и способов их поддержания как институционального, так и формально-организационного толка. Основным средством и способом объединения членов дисциплинарного сообщества на всех его уровнях является механизм научной коммуникации. Поэтому научно-управлен­ческая деятельность, представляющая эндо-уровень этой субсистемы, направлена прежде всего на создание, оформление и поддержание каналов коммуникации как непременного условия рациональной интеграции коллективных субъектов научно-дисциплинарной деятельности.

Взаимоотношения между членами научных объединений поддерживаются и регулируются на основе соответствующих культурных, в том числе этических, норм и требований, входящих в состав «социально-управленческого блока» научно-дисциплинарного этоса.

Соответственно метадисциплинарная деятельность, направленная в лице социального управления (упорядочивания) на содержание этого блока как на свойственную ей предметность, призвана рефлексивно выявлять и организационно закреплять институциональное содержание различных форм профессионального сотрудничества.

Субсистема профессионализации обеспечивает пополнение, обновление и рост числа членов научно-дисциплинарного сообщества. Соответственно прото-уровень деятельности представлен здесь ареалом профессионального резерва дисциплины, контингент которого включает студентов высших учебных заведений, специалистов, проходящих переподготовку или повышающих квалификацию, и так далее.

Эндо-уровневая дисциплинарная деятельность в этой субсистеме носит научно-педагогический характер и формирует (производит) специалистов (членов дисциплинарного сообщества) путём организации усвоения «резервистами» профессиональной культуры и опыта, установления и присвоения им определённой квалификации.

Такое усвоение предполагает широкое разнообразие форм и способов профессионализации (учение, обучение, самообучение и так далее) применительно к разным категориям дисциплинарного резерва. Основная функция профессиональной подготовки в системе отдельной дисциплины (основного механизма процесса профессиональной подготовки) — превращать содержание дисциплины как «научного предмета» в учебный предмет. Это требует постоянного совершенствования педагогической деятельности, её перманентного методологического обслуживания.

Научно-педагогическая деятельность как определённая форма социально значимой деятельности воспроизводится на основе культурных образцов, входящих в состав «учебно-дисциплинарного блока» научно-дисциплинарного этоса.

Мета-уровневая дисциплинарная деятельность, образующая учебно-научный предмет дисциплины, направлена здесь на определение профессиональной подготовки, создание программ обучения и учебных пособий, и так далее. Именно на ней лежит задача адаптации психолого-педагогических теорий учения и обучения к целям и нуждам дисциплинарной специализации (см. Гальперин 1959; Наука и учебный предмет, 1965; Талызина 1973; Щедровицкий 1970).

Нетрудно заметить, что в свете намеченной характеристики дисциплинарности её специфика как организации, присущей научно-познавательной деятельности, связана преимущественно с субсистемой «исследование» — носителем и выразителем качественного своеобразия именно научных дисциплин. Для того чтобы увидеть в организации научной дисциплины прообраз дисциплинарной организации как таковой, достаточно рассмотреть процесс исследования в качестве определённого типа процесса духовно-практического «производства» (или продуцирования), выполняющего основную продуктивную функцию социально значимой деятельности «вообще».

Рациональное обобщение дисциплинарной организации связано с возможностями её отвлечения и трансляции от одной формы деятельности к другой. Ведь дисциплинарность современной науки сама рождалась в процессе присвоения и освоения конкретно-исторического опыта развития смежных с ней универсальных сфер общественной жизни (таких, как сфера образования, социального управления, и так далее). Сейчас же, наоборот, одним из результатов тесного взаимодействия науки с другими сферами деятельности стало распространение на них дисциплинарной организации, становление идеала «неклассической» дисциплинарности.

Соответственно, духовно-практическое «производство» (или продуцирование) может быть связано уже не с «производством» знаний (как в случае исследования), а с «производством» замыслов или непосредственно вещных функций. Другими словами, введённая выше рационально-обобщённая модель является по существу не только моделью научной концепции и дисциплины, а моделью любой социально значимой деятельности (в частности, технической), имеющей концептуально-дисциплинарную форму.

3.3. Принципиальная схема генезиса научно-технической концепции

Описанная выше модель представляет, прежде всего и по преимуществу, строение научно-технической концепции и дисциплины; способ же её употребления существенно определяется тем, какой из процессов, связанных с ней, мы выделяем для дальнейшего анализа. Нас здесь в первую очередь интересуют проблемы историко-методологической реконструкции генезиса научно-технических концепций. Поэтому, наряду с логико-методологическими средствами, позволяющими описывать строение такой концепции, необходимы средства и для описания её генезиса. Только в совокупности они образуют концептуальный аппарат историко-методологической реконструкции.

Процессуальной подобная модельная схема может стать при особом употреблении, связанном с различением и противопоставлением, например, двух основных процессов: во-первых, процесса структурно-функционального оформления концепции, обретения ей полнообъёмности и самодостаточности, а во-вторых, оформления внутреннего содержания «предметных блоков», отправляющих те или иные функции в телосе концепции.

В этом случае появляется возможность выделения в качестве основного внутреннего, объективного детерминанта генезиса в рамках линии «концепция — направление — дисциплина» необходимости преодоления по крайне мере двух типов дефициентности (недостаточности): функциональной (связанной с отсутствием или недоразвитием тех или иных структурно-функциональных составляющих) и содержательной (связанной с несоответствием друг другу содержаний различных структурно-функциональных составляющих).

Оестествление подобного употребления модельных представлений научно-технической концепции стало одним из средств выработки исходной принципиальной схемы генезиса сначала научной (моно- или внутри-дисциплинарной), а затем и научно-технической концепции (см. Артыков и Пископпель 1980, 1981; Артыков 1982; Дубровский 1995; Пископпель 1990) ³⁴.

Эту схему мы выбираем в качестве определённого ориентира и своеобразного эталона, оставляя пока в стороне существующие различия в динамике собственно научных концепций, в отличие от научно-технических, и фиксируя лишь основную генетическую тенденцию. Эту исходную схему мы будем рассматривать в качестве стандартной схемы генезиса.

Кратко описать стандартную схему генезиса проще всего, взяв за основу, с одной стороны, её кумулятивистскую «спектральную» линию, а с другой, логические этапы: возникновение — оформление — развитие — стабилизация. Такие этапы могут быть рассмотрены в качестве компонентов двух периодов исторического существования концепции — периода «внутреннего генезиса» (возникновение и оформление) и периода «внешнего генезиса» (развитие и стабилизация) ³⁵.

В рамках такой линии возникновение отдельной научной концепции коррелятивно открытию «новых» фактов в той области явлений, которая признана ведущей для объемлющего научного направления, и попыткам их эмпирического изучения в отличие от других фактов, характерных для той же области явлений. Причём поиск свойственных им эмпирических закономерностей осуществляется при этом с помощью уже существующих концептуальных средств, то есть средств, разработанных в русле других, уже оформившихся дисциплинарных концепций.

Оформление же концепции происходит путём модификации онтологической картины (принципа идеализации) и связанных с ней принципов схематизации, метода и представления явлений. Оно происходит за счёт конструирования нового идеального объекта и экспериментальной его верификации и завершается теоретическим обоснованием и «выведением» законов поведения идеальных объектов. Здесь концепция располагает ещё только своим собственным, внутренне ей присущим эмпирическим базисом и на этом заканчивается период её «внутреннего» генезиса.

На этапах же развития и стабилизации, согласно стандартной схеме, происходит «внешняя» экспансия созданного на основе собственных эмпирических ресурсов концептуального потенциала концепции. Прежде всего, экспансия предметная, когда теоретические представления и объяснительные схемы распространяются на области явлений «научного направления», объемлющего данную концепцию и заново переинтерпретируются в её (новом) свете.

Затем — экспансия методологическая, когда осуществляется интенсивная критика других направлений и строится программа их развития на новой концептуальной основе — своей онтологии, принципов схематизации, метода и представления. «Внешний» генезис включает и экспансию на приложения, когда под углом зрения новой концепции происходит освоение прикладных областей знания, «закреплённых» за собственным и смежными направлениями. Заверша-ющим же этапом внешнего генезиса является философская экспансия, когда выработанные в рамках научной концепции теоретические принципы и установленные закономерности рефлексивно распространяются на познавательную деятельность самого исследователя и трактуются уже как принципы гносеологические.

Для подобной логической схемы характерно, что внешний генезис концепции происходит как бы изотропно, равномерно во всех её «измерениях». Концепция представляет собой своего рода расширяющуюся после «большого взрыва» вселенную, в центре которой располагается её концептуальный базис. Хотя реально границы такой вселенной лежат преимущественно в пределах определённой дисциплины, то есть любая концепция стремится, в конечном счёте, превратиться в саму дисциплину ³⁶.

Для того чтобы описать принципиальную схему генезиса во всём её объёме (и тем самым указать на отличие такой схемы от чисто кумулятивистской) достаточно отказаться от базовой кумулятивистской идеи, что зарождение новой концепции всегда начинается с открытия неких «новых фактов» — то есть от идеи, что вначале всегда находится фактологическая инновация (фактологический фундаментализм). Радикальный отказ от подобной идеи состоит в утверждении, что начало новой концепции может быть положено практически любой инновацией (то есть связанной с любой определённостью концепции) — программной, методической, средственно-выразительной, и так далее ³⁷.

Концепция (в неклассической её трактовке) — это генетическая единица не с одним, а со многими «входами». Главное в её генезисе — не то, с чего она начинается (наоборот, в этом скорее проявляется её неповторимая историческая судьба), а то, что принципиальной схемой полагается в качестве «содержательной формы», к которой необходимо стремится любая продуктивная современная научно-техническая концепция, независимо от исторически обусловленного начала её зарождения.

Непосредственным эмпирическим базисом очерченных схем строения концепции и её генезиса были концепции монодисциплинарного характера. В какой мере подобные схематизации можно использовать там, где речь идёт о концепциях междисциплинарных? Что необходимо изменить, чтобы выраженное в них и через них понятие «концепция» включило в свой эмпирический объём в явном виде действительность междисциплинарного взаимодействия?

Хотя подобные вопросы по форме адресованы лишь к одной из логико-эпистемологических единиц научно-технической сферы, у них есть и более широкий контекст. Контекст, связанный, прежде всего, с возможностью и необходимостью (продуктивностью) выделения особого уровня взаимодействия естественных, технических и общественных дисциплин — концепционального (или концептуального). то есть такого уровня, в горизонте которого механизмом их взаимодействия является становление и развитие междисциплинарных концепций.

Прежде всего следует отметить, что уже в стандартной схеме генезиса концепции содержится зародыш концепции междисциплинарной — интенция к обобщению и выходу за свои собственные пределы. Она представлена в схеме периодом «внешнего генезиса» концепции — реализации имманентного стремления любой концепции стать сначала направлением, а затем и дисциплиной в целом. При этом на междисциплинарный уровень в стандартной схеме концепция способна выйти лишь в результате философской экспансии (характерный пример — судьба принципов «естественного отбора» Ч. Дарвина, «относительности» А. Эйнштейна, «дополнительности» Н. Бора и так далее), то есть в той форме, когда от реальной концепции остаются лишь всеобщие регулятивные принципы. И, тем самым, на этом пути внутридисциплинарная концепция не может стать междисциплинарной концепцией как таковой, хотя отдельные её концептуальные компоненты и могут приобрести метадисциплинарное значение.

В то же время, если отправляться от стандартной схемы концепции как таковой, то в ней ничто непосредственно не связано с внутридисциплинарностью. А это значит, что, с одной стороны, нет никаких чисто логических ограничений на возможность рассматривать эту схему в качестве схемы научно-технической концепции «вообще», а с другой — следует указыва на ней же различия концепций внутри- и меж-дисциплинарных.

Самый простой и очевидный здесь ход — связать эти две логические стороны полагаемой схемы с двумя различными позициями — «внешней» и «внутренней». Тогда с внешней стороны, со стороны функций и назначений, междисциплинарная концепция есть единство такого же рода, что и любая другая (внутридисциплинарная) концепция (в рамках нашей схемы: процесс и структура софункционирования четырёх функционально необходимых видов мыследеятельности — субсистем, имеющих трёхуровневое строение). Со стороны же внутренней она прежде всего «состоит из» (двух и более) внутридисциплинарных концепций, причём имеющих, в свою очередь, то же самое внешнее строение. Но, кроме этой прямой разложимости междисциплинарной концепции на её дисциплинарные образующие, необходимо, чтобы существовал ещё и неразложимый «остаток» (своего рода аналог энергии связи).

Такой остаток не может и не должен быть чем-то однородным. Скорее наоборот, он сам должен иметь строение концепции как таковой и представлять собой иерархическую систему категориально-определённых «рамок» — рамочную матрицу, — позволяющих объединять в одну междисциплинарную концепцию её дисциплинарные образующие на каждом уровне их иерархии и применительно к особенностям каждой из интегрируемых субсистем. Каждая такая «рамка», с гносеологической точки зрения, может рассматриваться как своего рода «очки», через которые те или иные аллельные «образующие» дисциплинарных концепций идентифицируются друг с другом, выступают как тождественные.

Таким образом, любая междисциплинарная концепция со стороны своего общего внутреннего строения (то есть как организованность относительно процесса анализа — синтеза) может быть представлена в виде совокупности соответствующих внутридисциплинарных концепций и рамочной междисциплинарной матрицы, выполняющей функцию объединяющей их структуры связей.

Здесь «рамка» — понятие чисто функциональное. По отношению к различным логико-эпистемологическим определённостям (единицам) концепции каждая из рамок обладает собственным субстанциональным выражением. Сами рамочные конструкции могут иметь как локальный, так и универсальный характер. Другими словами, они могут вырабатываться и употребляться или только применительно к единичным междисциплинарным концепциям, или ко многим из них (в общем случае ко всем).

Примером такой универсальной рамки для всех естественнонаучных и инженерно-технических дисциплин является математический формализм — оперативные системы математики, выступающие в качестве теоретических «средств выражения» для абстрактных объектов тех или иных теорий. Ещё более универсальной рамкой, по интенции охватывающей и общественные, и даже гуманитарные дисциплины, являются системные представления, вырабатываемые разными направлениями ОТС (общей теории систем), занятой созданием универсальных «онтологических моделей».

Если математика и ОТС разрабатывают рамочные конструкции для эндодисциплинарного уровня междисциплинарных концепций, то методология в форме, например, СМД-методологии претендует на создание универсальной метадисциплинарной рамки для всех форм мыследеятельности, а значит и для тех, которые оформляются в виде междисциплинарных концепций.

Очевидно, степень универсальности междисциплинарных рамок, способных интегрировать внутридисциплинарные концепции, непосредственно зависит от парадигматической близости самих концепций (дисциплин). Чем изоморфнее между собой дисциплины, «скрепляемые» междисциплинарной концепцией, тем более локальный характер могут иметь рамки междисциплинарной матрицы. С самой элементарной такой локальной рамкой мы сталкиваемся в случае, когда в роли междисциплинарной рамки выступает та или иная определённость одной из внутридисциплинарных концепций по отношению к другой.

Если от схемы самой концепции перейти к схеме её генезиса, то есть к логико-методологическому представлению процесса обретения той или иной концепцией статуса междисциплинарной, то и в этом случае целесообразно схемно рассматривать междисциплинарный генезис как развитие и снятие генезиса монодисциплинарного.

Такая генетическая схема должна включать в себя (в соответствии с общей схемой междисциплинарной концепции) процессы генезиса, с одной стороны, внутридисциплинарных концепций, а с другой, рамочной матрицы, необходимой для интеграции ряда концепций в одну. Причём процесс формирования самой рамочной матрицы вряд ли может рассматриваться в качестве автономного и относительно самодостаточного процесса, ибо по самому своему смыслу это — процесс связывания внутридисциплинарных процессов и тем самым непосредственно от них зависящий, то есть в определённом смысле формальный ³⁸.

Однако возможна его косвенная содержательная интерпретация. Случай инициирования становления междисциплинарной концепции со стороны её матричной рамки может быть рассмотрен как параллельный и независимый генезис внутридисциплинарных концепций «внутри» концепции междисциплинарной. Прямо противоположный вариант — линейное становление и развитие внутридисциплинарных концепций — имеет место когда процесс становления и развития тех или иных внутридисциплинарных концепций инициируется после того, как внутридисциплинарная концепция-лидер обретает полнообъёмное содержание. Между двумя такими полюсами существует, конечно, целое поле возможных вариантов их комбинирования применительно к внутренней логико-эпистемологической расчленённости самого генезиса.

Таковы, в первом приближении, схемы междисциплинарной концепции и её генезиса, полученные в результате непосредственного развития схем монодисциплинарных. Эти общие теоретико-методологические представления, наряду с обслуживающим их концептуальным аппаратом, мы будем использовать в остальных разделах книги в качестве понятийных и оперативных средств историко-методологической реконструкции конкретных научных и научно-технической концепций.

И. Лакатосу принадлежит мысль, что история науки является пробным камнем для любой логико-методологической концепции, каждая из которых представляет собой схему рациональной реконструкции генезиса научных знаний. Поэтому, предлагая свой способ реконструкции и свой сценарий одних и тех же научно-исторических событий, они предлагают меру для своего «внешнего оправдания», своей историко-научной продуктивности. Вместе с тем, одновременно, они, как правило, обнаруживают и новые грани у происходивших событий, заставляя оппонентов уточнять или пересматривать свои точки зрения и тем самым способствуя как общему прогрессу в деле изучения истории науки, так и созданию эмпирически оправданной её методологии.