Интересно сравнить нынешнюю ситуацию в изучении креативности с той, которая имела место двадцать — двадцать пять лет назад. Прежде всего я хочу сказать, что объём исследовательской работы и накопленных данных намного превзошёл все, на что можно было рассчитывать тогда. Пожалуй, главное, о чём мне хотелось бы сказать, — это впечатление, что идеи и исследования в области креативности слишком атомарны и ситуативны и отнюдь не такие целостные, организмические, системные, какими они могли бы и должны были бы быть. Конечно, я не хотел бы проводить здесь грубых разделений или противопоставлений. Я не испытываю пиетета в отношении целостности или антагонизма к расчленению либо атомарности. Вопрос для меня заключается в том, как лучше их объединить, вместо того чтобы делать между ними выбор. Один из способов избежать такого выбора — воспользоваться давно известным (идущим от Пирсона) различением общего фактора (G от слова general) и специфических или специальных Когда я читаю литературу по креативности, мне кажется весьма знаменательным, что связь этой проблемы с психиатрическим или психологическим здоровьём есть столь решающей, столь глубокой, столь важной и столь очевидной — и тем не менее, не используется в качестве основы для теоретических построений. Например, исследования в области психотерапии, с одной стороны, и креативности, с другой, слабо связаны между собой. Однако основания для такой связи существуют, что убедительно, как мне кажется, продемонстрировал мой аспирант Ричард Крейг (Craig, 1966). На нас произвела большое впечатление таблица в книге Э. Торранса «Руководство творческим талантом» (Torrance, 1962), где он свёл вместе и подытожил данные по всем характеристикам личности, для которых была обнаружена корреляция с креативностью. Он нашёл не менее тридцати из них достаточно валидными. Р. Крейг выписал эти характеристики в столбец, У Р. Крейга совпадение оказалось почти полным. В списке из тридцати или сорока характеристик оказалось две или три, которые не использовались при описании психологически здоровых людей, были в этом отношении нейтральными. Не было ни единой характеристики, не согласующейся с этим описанием. И было около сорока (может быть, тридцать семь или тридцать восемь), входивших в синдром психологического здоровья или самоактуализации. Я ссылаюсь на эту статью как на хороший исходный пункт для обсуждения, потому что глубоко (и давно) убеждён в том, что проблема креативности — это проблема творческой личности (а не творческих продуктов, творческого поведения и тому подобного). Творческий человек — это особый тип человека, а не обычный человек, приобретший новые дополнительные возможности, некое новое умение вроде умения кататься на коньках, овладевший Если вы согласны с тем, что личность, творческая личность, составляет сущность рассматриваемой проблемы, то сталкиваетесь с общей проблемой преобразования человеческой природы, преобразования характера, полноценного развития личности в целом. Это, в свою очередь, неизбежно вовлекает нас в обсуждение вопросов мировоззрения, жизненной философии, образа жизни, этического кодекса, ценностей общества и так далее. Такой подход резко и недвусмысленно контрастирует с ситуативными, каузальными, замкнутыми, атомистическими подходами в теории, исследованиях и обучении. Подобные подходы часто проявляются в таких, например, вопросах: «В чём причина творчества?», «Что самое важное из того, что мы можем сделать?», «Следует ли включить в учебный план курс творчества на три зачётных единицы?» Я не удивлюсь, если Между тем, как я полагаю, могут существовать сотни и даже тысячи детерминант креативности. Всё, что помогает личности двигаться в направлении большего психологического здоровья или более полной человечности, ведёт к изменениям личности в целом. Эта более человечная, более здоровая личность будет обнаруживать десятки, сотни и миллионы отличий в поведении, переживании, восприятии, общении, обучении, труде и так далее, причём всё это будет более «творческим». Она станет просто другой личностью, которая будет иначе вести себя во всех отношениях. И тогда вместо единственной тайной кнопки, или секретного приёма, или курса на три зачётных единицы, которые предположительно обеспечат большую креативность ad hoc, в данной ситуации, возникнет целостная, организмическая точка зрения, которая порождает иной вопрос: «Почему бы не сделать так, чтобы каждый курс помогал развитию креативности?» Очевидно, этот подход к воспитанию личности будет способствовать становлению лучшего типа личности, поможет личности стать больше, выше, мудрее, восприимчивее — и, вероятно, креативнее применительно ко всем сторонам жизни. Приведу один пример. Мой коллега, Дик Джоунс, написал докторскую диссертацию, которая представляется мне очень важной с философской точки зрения, хоть она и не привлекла достаточного внимания. Проведя со старшеклассниками своего рода курс групповой психотерапии, Д. Джоунс обнаружил, что к концу года у них резко снизились расовые и этнические предрассудки — несмотря на то, что в течение всего года он специально избегал даже упоминания соответствующих слов. Предрассудок не создаётся нажатием кнопки. Никто не учит людей предрассудкам и не может напрямую научить людей «быть без предрассудков». Мы пытались делать это, но без большого успеха. Однако отсутствие предрассудков достигается как эпифеномен, как побочный продукт просто благодаря тому, что человек становится лучше, будь то под влиянием психотерапии либо других воздействий, улучшающих его личность. Уже около двадцати пяти лет назад мой стиль изучения креативности существенно отличался от классического научного (атомистического) метода. Мне пришлось разработать технику целостного интервью. То есть, я старался узнать каждого человека возможно более глубоко и полно в его уникальности и индивидуальности — до такой степени, чтобы я ощутил, что понимаю его в целом как личность. Я старался получить весьма полные и целостные описания людей и их жизненных путей, не задаваясь наперёд частными проблемами или вопросами, то есть не абстрагируя Но после этого можно уже действовать номотетически, задавать конкретные вопросы, осуществлять простую статистическую обработку, приходить к общим заключениям. Можно рассматривать каждого человека как бесконечность, но и бесконечности можно складывать, вычислять проценты и тому подобное, подобно тому, как возможны манипуляции с трансфинитными числами. При глубоком и индивидуальном изучении некоторой выборки становятся возможными некоторые операции, невозможные в типичных классических экспериментах. У меня была выборка около 120 человек, с каждым из которых я провёл очень много времени, стараясь лучше узнать его. После этого я мог задавать вопрос и, обращаясь к собранным данным, отвечать на него, причём я мог бы это делать, даже если бы все 120 человек к тому времени умерли. Такой подход противостоит эксперименту, осуществляемому ad hoc для решения одной проблемы; в нём подвергается изменению одна переменная, а относительно прочих предполагается, что они «остаются постоянными» (Мы, конечно, хорошо знаем, что есть тысячи переменных, предположительно контролируемых в классической экспериментальной парадигме, но на деле очень далёких от постоянства). Если мне будет позволено высказаться резко, я выражу твёрдое убеждение в том, что причинно-следственный способ мышления, который работает достаточно хорошо применительно к неживому миру, и которым мы научились более или менее успешно пользоваться для решения человеческих проблем, ныне мёртв в качестве общей философии науки. Его не следует более использовать, поскольку он приучает нас к ситуативно-конкретному мышлению. Согласно ему одна причина производит одно определённое следствие, а один фактор порождает другой фактор, вместо того чтобы сохранять нашу чувствительность к системным и организмическим изменениям того типа, который я попытался описать. В последнем случае предполагается, что любой одиночный стимул способен изменить весь организм, и затем изменённый организм производит поведение, изменившееся по отношению ко всем сторонам жизни. (Это справедливо также для социальных организаций, больших и малых.) Если, например, задуматься о физическом здоровье и задать вопрос: «Что делать, чтобы зубы были здоровее?», или «Что делать, чтобы ноги были здоровее?», или такие же вопросы в отношении почек, глаз, волос и так далее, то любой врач скажет вам, что важнее всего позаботиться об общем, системном здоровье. Это значит: надо постараться улучшить общий Любые факторы, способствующие большей креативности личности, делают человека также лучшим отцом или лучшим учителем, лучшим гражданином или лучшим танцором — по меньшей мере, в той степени, в какой укрепляется фактор G. К этому, конечно, затем добавляются специфические факторы, отличающие хорошего отца от хорошего танцора или хорошего композитора. Ч. Глок и Р. Старк написали весьма неплохую книгу по социологии религии (Glock, Stark, 1965). Я бы рекомендовал её как умную и компетентную картину атомистического, ситуативного мышления. Приверженцы такого ситуативного, стимул-реактивного, причинно-следственного мышления (точнее, мышления, связывающего одну причину с одним следствием), входя в новую область, действуют так же, как эти авторы. Конечно, прежде всего они считают необходимым дать определение религии и стараются сделать это определение возможно более чистым и чётким. Затем они продолжают изолировать свой объект, отсекать его от всего прочего. Они связаны аристотелевой логикой, резко противопоставляющей А и Можно подойти таким же образом И что только определённые занятия связаны с креативностью, например, живопись, музыкальная композиция, литература, но не работа повара, или таксиста, или водопроводчика. Но я вновь поднимаю вопрос о креативности как одной из сторон практически любого поведения, перцептивного или эмоционального, волевого, когнитивного или экспрессивного. Думаю, что при таком подходе появляется возможность задать много интересных вопросов, которые не пришли бы в голову при дихотомическом подходе. Это несколько напоминает различие способов, которыми можно научиться хорошо танцевать. Большинство людей в нашем ситуативном обществе направятся в танцевальную школу, где вам покажут, как сделать шаг левой ногой, а затем три шага правой, и мало-помалу вы овладеете множеством внешних, произвольных движений. Но, я думаю, мы все согласимся (и я могу даже сказать, что мы это знаем), что среди тысяч эффектов успешной психотерапии вполне может быть способность хорошо танцевать — благодаря более свободному отношению к танцам, большей элегантности, меньшей скованности, заторможенности, застенчивости и так далее. Точно так же я полагаю (и мой опыт это подтверждает), что психотерапия, если она хороша (а мы все знаем, что есть много плохой психотерапии) и успешна, может рассматриваться как развитие креативности, даже если психотерапевт специально не стремится к этому и не произносит этого слова. Можно упомянуть диссертацию на близкую тему, выполненную одной из наших аспиранток (Tanzer, 1967), которая выявила весьма неожиданные вещи. Она начала исследование пиковых переживаний при естественных родах, экстаза материнства и тому подобного. Но тема неожиданно изменилась, потому что автор обнаружила, что, когда роды представляют собой хорошее или даже грандиозное переживание, происходит масса всевозможных других чудесных изменений. Их можно сравнить отчасти с переживанием религиозного обращения, или с эффектом великого просветления, или с переживанием большого успеха, которые радикально меняют образ себя и, соответственно, все поведение женщины. Я отметил бы также плодотворность этого общего подхода применительно к обсуждению проблем «психологического климата». Так, изучение организационной деятельности компании Nonlinear Systems («Нелинейные системы») показало, что хорошие результаты там были обусловлены именно климатом, творческой атмосферой (см. Maslow, 1965). При этом я не мог выделить какую-либо одну главную причину, противопоставив её другим. Присутствовала общая свобода, разлитая в атмосфере, целостная, глобальная, а не Думаю, здесь также поможет параллель с психотерапией. Мы многому можем научиться у людей, чьи исследования и размышления относятся к этой сфере, В частности, мы должны обратиться к занимающей их проблеме самобытности, реального Я, роли психотерапии и воспитания, проблемы помощи людям в их продвижении к самобытности. С другой стороны, мы имеем модель некоего реального Я (по крайней мере некоторых его характеристик — конституциональных, темпераментальных, «инстинктоидных»), обусловленных в определённой степени биологически. Мы образуем биологический вид, отличающийся от других видов. Если это так, если вы принимаете это вместо модели tabula rasa, рассматривающей личность как глину, которой может быть произвольно придана любая заданная форма, — то вы должны также принять модель психотерапии как раскрытия, высвобождения, а не лепки и формирования. Базовые модели образования и воспитания, порождаемые этими двумя различными концепциями природы человека, будут различаться. Но не выступает ли креативность частью общечеловеческого наследия? Очень часто она оказывается потерянной, скрытой, искажённой или подавленной, и возникает задача раскрытия того, с чем, в принципе, рождаются все дети. Я полагаю, мы затрагиваем здесь очень глубокую и очень общую философскую проблему. В заключение хотелось бы коснуться одного вопроса, относящегося к категории S, а не G. Я хотел бы спросить: Когда мы не желаем креативности? Иногда она может быть страшной помехой, опасной вещью. Я убедился в этом, когда «творческая» лаборантка привела однажды в негодность данные, которые я собирал более года. Она поступила « Один мой друг пару лет назад перенесший операцию, вспоминает, что испытывал тревогу и страх, пока не встретился со своим хирургом. К счастью, тот оказался исключительно точным и аккуратным человеком с тонкими усиками, где каждый волосок был на своём месте, — человеком правильным, сдержанным и трезвым. У моего друга вырвался вздох облегчения: это был не «творческий» человек. Это был человек, склонный делать нормальные, рутинные, скучные операции, без каких-либо фокусов, новаций или экспериментов, без какой-нибудь новой техники швов или чего-либо в этом роде. Не только в обществе с его разделением труда от нас требуется, чтобы мы были способны исполнять приказы, осуществлять программы, чтобы мы были предсказуемы. Кроме этого, для каждого из нас важно (не только как для лиц, занимающихся творческой деятельностью, но и как для исследователей креативности) расстаться с тенденцией обожествления одной стороны творческого процесса — энтузиазма, инсайта, озарения, момента среди ночи, когда к вам приходит вдохновение, — и недооценки, скажем, двух лет тяжёлого, в поте лица, труда, необходимого, чтобы извлечь В действительности на яркие идеи уходит малая доля нынешнего времени. Его основная часть тратится на тяжёлую работу. Складывается впечатление, что наши студенты не знают этого. Может быть, здесь в Бывает, студент говорит мне: «Нет, я не хочу этого делать, потому что это не доставляет мне удовольствия». Тогда у меня кровь приливает к лицу, | |
Примечания: | |
---|---|
Список примечаний представлен на отдельной странице, в конце издания. | |
Оглавление | |
| |