Когда мы нажимаем на стартер машины, мы предполагаем, что двигатель заведётся; когда в темноте щёлкаем выключателем — ожидаем, что зажжется свет; движение звёзд может быть рассчитано; химические взаимодействия всегда воспроизводятся одинаковым образом. Вся наша жизнь в индустриальном мире тесно связана с техническими системами, частью которых являются постоянно оправдывающиеся ожидания. И в основе всего этого лежит физика и физические законы. Однако физика — это не только постоянно используемые нами законы. Она даёт определённую интерпретацию явлениям как в физической лаборатории, так Настоящая глава призвана дать представление о проблематичном характере физических законов и теорий. Мы рассмотрим три классических примера. Речь пойдёт о Юме и его критическом эмпиризме; о Канте, представителе трансцендентализма; 1.1. Проблема обоснования естествознания в критическом эмпиризме Юма, трансцендентализме Канта и операционализме РайхенбахаМы начнём с Юма и рассмотрим в данной связи закон падения тела: ![]() Если известен момент времени, когда тело начало падать, то этот закон позволяет вычислить расстояние, которое тело пройдёт в некоторый последующий промежуток времени. Утверждая существование физических законов, мы подразумеваем тем самым, что законы эти выражают универсальный порядок природы, её истинное устройство. Предполагается, следовательно, что эти законы действительны всегда, в том числе Однако опыт, лежащий в основании этих законов, и постоянно подтверждающий их успех — всё это относится к прошлому. Поэтому мы всегда можем сказать лишь то, что наши ожидания, основанные на законах, до сих пор постоянно оправдывались. Но в таком случае какое имеем мы право делать заключение от прошлого к будущему и утверждать, что эти законы вообще являются действительными, ибо они суть универсальные законы природы? Наш практический опыт никоим образом не даёт нам права делать такой вывод. Легко понять, что, апеллируя к опыту, мы обречены двигаться по кругу. Аргументация могла бы идти иначе (а фактически именно так это обычно и происходит): до сих пор наши умозаключения от прошлого к будущему подтверждались практическим успехом — следовательно, Отсюда очевидно, что ни существование, ни содержание законов естествознания не являются эмпирически данным фактом. Мы не просто обнаруживаем эти законы в природе, но, видимо, в известном смысле привносим их в природу, навязываем их ей. И если мы ещё утверждаем, что законы Но по какому праву тогда мы привносим законы в природу? Юм объяснял это просто привычкой, которая формируется у нас в процессе постоянного повторения регулярных последовательностей событий, полностью снимая обсуждение правомерности вопроса. Подобная логика сомнительна. Итак, по какому праву мы принимаем физические законы в качестве предпосылок, если они не даны в опыте и их существование тем самым никоим образом не гарантировано? Кант исходил из допущения, что мы необходимым образом мыслим разнообразные и разрозненные представления, наполняющие наше сознание, как находящиеся в возможно более взаимосвязанном состоянии. Ибо только такая их взаимосвязь обеспечивает их принадлежность единству моего сознания ( Эти связи, однако, не даны нам в действительности через наш актуальный опыт. Субъект, понимающий себя как целостность, мыслит их лишь в качестве принципиально возможных и соответственно a priori предпосланных. И задачей Канта становится поиск этих a priori полагаемых взаимосвязей, посредством которых, как он полагает, сознание строит себя в форме единства. При этом он приходит к выводу, что к подобным взаимосвязям принадлежат, среди прочих, связи схватываемых представлений в рамках принципа причинности. Этот принцип, если отбросить некоторые несущественные здесь моменты, вкратце означает следующее: для каждого события существует некоторое причинное объяснение, согласно которому оно должно мыслиться как возникающее из предшествующих событий в соответствии с универсальным правилом. Этот принцип оказывается также условием того, что схватываемые представления явлений даются нам абсолютно объективным образом. Ведь согласно Канту схватываемое представление явления лишь тогда объективно, а не произвольно субъективно, когда оно, по его выражению, «подчинено правилу, которое отличает это схватывание от всякого другого и делает необходимым некоторый способ связывания многообразного» 2. Однако одним из таких правил является, к примеру, принцип причинности. Лишь мысля явление как возникающее в соответствии с законом причинности, мы рассматриваем его не как порождение нашего произвола, но как истинно объективное. Априорная форма принципа причинности есть тем самым, говорит Кант, не только условие возможности единства сознания, но и вообще условие всякого возможного опыта. Итак, открыв в прошлом закон, подобный закону падающих тел, мы имеем теперь право надеяться на его состоятельность Таков вытекающий из Кантового трансцендентализма ответ на вопрос, по какому праву физические законы, не данные нам эмпирически, принимаются в качестве априорных предпосылок. Райхенбаховский операционализм отвечает на тот же вопрос противоположным образом: если целью науки является прогнозирование и овладение природой, то следует предположить, что природа подчиняется некоторым неизменным законам и правилам. Наличие таких законов не может быть доказано чисто эмпирически; однако поскольку существует, если существует вообще, только один способ достижения желаемой цели, цели предвидения — посредством формулирования законов, то мы должны следовать этим путём, даже не будучи уверенными заранее в его результативности. «Слепой, — пишет Райхенбах, — который потерялся в горах, нащупывает путь с помощью посоха. Он не знает, куда ведёт тропа и не заведёт ли она его к краю пропасти, откуда он может сорваться вниз. Но он движется по тропе всё дальше и дальше, шаг за шагом проверяя путь своим посохом. Ибо выбраться отсюда можно только таким образом. Так и мы, как слепые, стоим перед будущим, но под нами — тропа и мы знаем, что если и сможем пройти, то лишь по ней, осторожно нащупывая путь» 3. С помощью этой аналогии Райхенбах хочет сказать следующее: кто посвящает себя физике и стремится к господству над природой, тот вынужден прибегнуть к методологическому допущению априорного существования физических законов и принципа причинности. Однако тем самым вовсе не утверждается реального существования таких законов. Подход Райхенбаха с тем же успехом приложим 1.2. Сравнение оснований трансцендентализма и операционализмаСравнение кантовского трансцендентализма с операционализмом Райхенбаха приводит к следующему результату. Критика чистого разума поставила всеобъемлющую задачу продемонстрировать, что основания физики — к примеру, понятия причинности, превращения энергии и так далее — предоставляют нам a priori необходимую схему, в рамках которой объекты могут быть вообще даны единству индивидуального сознания ( Операционализм в противовес этому утверждает, что физика, не являясь ни истинной, ни ложной, зиждется на априорных установлениях (Festsetzungen) и символических идеальных конструкциях, которые предпосылаются природе лишь для того, чтобы построить схему овладения ей. Однако тем самым они не становятся реальным основанием природного порядка. Их, Трансцендентальную философию, таким образом, роднит с операционализмом то, что обе они отбрасывают классическое наивное представление о субъект-объектном отношении, согласно которому, субъекту противостоит объект an sich, от которого посредством опыта субъект получает знание. И трансцендентальная философия, и операционализм учат, что в известном смысле субъект сам производит свой объект. Тем самым в обоих случаях мы имеем дело с априоризмом, ведь «a priori» в первую очередь означает, что нечто дано нам не через опыт, а уже содержится в нас самих. Однако есть и различие: если для Канта способ такого производства объекта является a priori необходимым и неизменным, операционализм выводит его чисто методологически, исходя из задачи подчинения природы на основании её исследования. Соответственно a priori Канта может быть названо необходимым, a priori операционализма — контингентным, или произвольным. Для Канта физика есть единственно возможный способ подлинного конструирования объекта; для операционализма, напротив, физика базируется на некотором частном решении. Следовательно, с точки зрения трансцендентальной философии, история становления физики со всеми её необозримыми историческими следствиями, проявляющими себя в развитии промышленности, в производстве атомных бомб и лунных ракет, предстаёт как процесс, в ходе которого разум впервые приходит к истинному пониманию способов конституирования объектов. С точки зрения операционализма основанием физики является акт воли, воли к покорению природы, что утверждали уже Бэкон и Гоббс, эти первые люди технической эры. 1.3. Проблема обоснования нуминозного опыта и предметов искусства в трансцендентализме и операционализмеМы подошли к третьей части этой главы, в которой я собираюсь показать, как в описанном выше историческом контексте зарождается проблематика вненаучных объектов, а именно нуминозного опыта и искусства. Для Канта физика есть способ видения внешнего мира. В этом смысле он не менее современен, чем каждый из нас: вспомним о ситуации, в которой мы оказались сегодня Однако Кант, провозгласив, с одной стороны, всемогущество физики, пытался, с другой стороны, вновь положить ей определённые границы, использовав для этого идеалистический трюк. Физика, по Канту, применима только по отношению к явлениям, но не по отношению к вещам в себе. Именно отсюда вытекают решающие для его философии следствия: физика (он говорил «знание», но для него это было то же самое) «должна быть ограничена, чтобы освободить место вере». Рассуждение завершает тоже довольно плохо обоснованная идея мирового полицейского, которому вменяется в обязанность забота о моральном порядке. Это есть Бог, предлагаемый нам Кантом. Вместо обещанного яблоневого сада мы получаем таким образом одно-единственное яблоко. Однако нуминозный опыт с точки зрения Канта невозможен. Нуминозное следует понимать не только как христианскую, но и как общерелигиозную категорию. Нуминозное — это священное, то, что, по словам Рудольфа Отто, заставляет человека трепетать перед «тайнами поражающими» (mysterium tremendum) и одновременно держит его во власти «таинств манящих» (mysterium fascinosum) 4. Это божественное, являющееся нам в пространстве и времени; и именно потому оно есть чудо. Но как раз Более того, невозможным оказывается и объект искусства. Мне хочется показать это на примере изобразительного искусства. Что есть предмет искусства? Я вижу в нём не сюжет картины, не её тему, но единство переживания, которое оно у нас вызывает. Последнее, безусловно, относится Из предмета искусства исходят все теории искусства, начиная с Античности и до Канта (но не включая его); при этом они различным образом связывают его с платоновской идеей или аристотелевской формой. Весьма симптоматично, что Кант, выражая тенденцию своего времени рассматривать физику как основу суждения об объектах, лишает предмет искусства его собственного содержания. Не на предмете делает акцент его теория искусства, но на том воздействии, которое произведение оказывает на зрителя. Это воздействие состоит, по словам Канта, в незаинтересованном удовольствии Вместе с тем то, что Кант оставляет эстетическое переживание на уровне субъективности, есть не более чем оборотная сторона его отрицания предмета искусства, то есть единства переживания, представляемого произведением. Ибо возможным он считает лишь то, что (в строго научном смысле) может быть противопоставлено нам посредством эмпирических или априорных законов. Всё остальное Кант отводит сфере субъективности, или фикции, которая в конечном счёте не представляет большой важности. Но если отрицается возможность предмета искусства, то тем самым отрицаются само искусство и эстетическое событие. Ибо подобное событие становится возможным лишь в силу того, что мы берём на себя смелость рассматривать предмет искусства, будь то в процессе творчества или в ходе размышления о нём, как нечто объективное. Всей своей чудесной силой, всем своим значением произведение искусства обязано вере в то, что его предмет в том или ином смысле действителен, что он представляет собой некоторую возможную интерпретацию реального мира. Так Кант уничтожил единственный источник, из которого нуминозный опыт и искусство только и могут черпать живительную влагу. В противоположность трансцендентальной философии операционализм признает возможным искусство и нуминозный опыт; однако обосновать их он также не в состоянии. Согласно операционализму физический объект появляется тогда, когда мы (и здесь он изначально согласен с Кантом) посредством законов и правил вносим априорное синтетическое единство в чувственное многообразие с помощью законов и правил. Но если длю Канта это необходимая форма всякого конструирования объекта вообще, то согласно операционализму она обусловлена исключительно практическими целями и не является поэтому необходимой связью. И следовательно, объект искусства, взятый с формальной точки зрения, возникает там, где художник, говоря словами Канта, вводит «синтетическое единство сообразно правилам» в чувственное многообразие. Всякое произведение искусства обладает своими собственными стилистическими и структурными законами, которые посредством формы и порядка связывают элементы многообразия в единое целое, хотя происходит это конечно же иначе, чем в физике. Художественный синтез в теоретико-познавательном плане также является Однако, как мы уже указывали, таким образом нельзя обосновать статус ни произведения искусства, ни нуминозного опыта. Ибо даже если операционализм и не отвергает самого существования творений нефизического характера, то тем самым ещё никак не определяется то, что заставляет нас приписывать этим творениям объективную ценность. Итак, рассмотренные примеры показывают, насколько остро стоит вопрос о значении физики и, поскольку физика является фундаментальной наукой о природе, соответственно о значении естествознания в целом. Кроме того, была показана неразрывная связь этого вопроса с вопросом об объекте искусства и нуминозном опыте. Ответы, которые предлагают нам Юм, Кант и Райхенбах, сегодня уже не могут нас удовлетворить. То, что побуждало их к размышлению, волнует и нас; мы в ещё большей степени, чем они, включены в мир физики и техники, который, с одной стороны, поражает наше воображение, | |
Примечания: | |
---|---|
Список примечаний представлен на отдельной странице, в конце издания. | |
Оглавление | |
| |