Элвин Тоффлер:
Шок будущего.
Часть III. Новизна.
Глава 9. Научными путями

Мы организуем новое общество. Не общество, слегка изменённое. Не новую версию сегодняшнего «больше, чем жизнь» общества. А совершенно новое общество.

Эта простая мысль до сих пор не стала достоянием нашего сознания. Однако если мы не осознаем этого, то будем разрушать самих себя в попытках бороться с завтрашним днём.

Любая революция разрушает основные общественные институты и его властные структуры. Это в явном виде происходит во всех высокоразвитых странах. Студенты в Берлине и Нью-Йорке, Турине и Токио берут в заложники своих деканов, сотрясая до основания образовательную систему и угрожая сбросить само правительство. Полиция не вмешивается в дела гетто в Вашингтоне, Чикаго и Нью-Йорке, где повсеместно нарушаются древние законы собственности.

Сексуальные стандарты изменяются. Великие города парализованы забастовками, крупнейшими авариями и нарушениями общественного порядка. Международные альянсы разрушаются.

Финансовые и политические лидеры испытывают тайный страх, но не перед коммунистическими или другими революционерами, которые угрожают им свержением, а оттого что привычная система перестаёт быть стабильной и уходит из-под контроля.

Все это несомненные факты болезни социальной структуры, которая уже не может функционировать по-старому. Наше общество испытывает муки революционных изменечий. В 1920–1930-х годах коммунисты использовали клише «общий кризис капитализма». Сегодня ясно, что они слишком узко смотрели. То, что происходит — не просто кризис капитализма, а кризис всех индустриальных обществ, независимо от политических форм. Одновременно мы переживаем революцию молодости, сексуальную революцию, расовую революцию, колониальную революцию, экономическую революцию и очень быструю и глубоко идущую технологическую революцию. Поэтому вполне можно говорить, что мы находимся в эпицентре сверхиндустриальной революции.

Непонимание этого факта ослабляет способность индивида воспринимать настоящее, а также заставляет вполне умного человека говорить несуразные вещи в рассуждениях о будущем. Обычно это упрощённое прямолинейное мышление. Например, очевидность бюрократизма сегодня заставляет их думать, что завтра будет ещё больше бюрократизма. Такая прямолинейность свойственна в большей части разговоров и произведений о будущем, что заставляет нас заниматься ложными проблемами будущего.

Необходимо некоторое воображение, для того чтобы противостоять революции, ведь она не развивается строго по прямой. Она закручивает спираль изменений, движется рывками, иногда возвращаясь назад. Она принимает форму квантованных рывков и диалектического единства противоположностей. И только исходя из тезиса, что мы движемся в направлении совершенно новой стадии экотехнологического развития — сверхиндустриальной стадии, — мы сможем понять наше время. Только предполагая революционные изменения, мы сможем раскрепостить наше сознание и попытаться решить задачи, которые ставит перед нами будущее.

Революция подразумевает новизну. Она наполняет новизной жизнь бесчисленного количества людей, противопоставляя их незнакомым институтам и новым ситуациям. Достигая самой глубины нашей личной жизни, быстрые и огромные изменения коснутся традиционных семейных структур и сексуальных установок. Они разобьют вдребезги привычные взаимоотношения между молодёжью и стариками. Они свергнут наши традиционные ценности — деньги и успех. Они изменят работу, игру и образование до неузнаваемости. Но при этом всё будет сделано в рамках захватывающего, элегантного, но в то же время и пугающего: научного прогресса. Если быстротечность является одним ключом к пониманию нового общества, то «новизна» является вторым ключом. Будущее будет разворачиваться как бесконечная последовательность причудливых происшествий, сенсационных открытий, невероятных конфликтов и совершенно новых противоречий. Это значит, что многие члены сверхиндустриального общества никогда не почувствуют себя в «своей тарелке» в будущем. Представив себе путешественника, который остаётся чужим в чужой стране, который только её почувствовал и приспособился к её нравам, но уже должен двигаться дальше, в другую чужую страну, мы можем понять ощущения человека будущего.

Сверхиндустриальная революция может уничтожить голод, болезни, невежество и насилие. Более того, вопреки пессимистичным предсказаниям прямолинейных мыслителей, сверхиндустриализм не будет ограничивать человека, не будет требовать от него сурового и мучительного единообразия. Наоборот, он откроет массу новых возможностей для персонального роста, приключений и наслаждений. Он будет разноцветным и удивительно открытым для индивидуальности. Проблемой каждого человека будет не проблема выживания в условиях жестокого режима и стандартизации, а, как мы видели, проблема выживания в условиях полной свободы.

Пока человек не осознает этого, он никогда не сможет приспособиться к полному новизны окружению. Жить в более или менее знакомом окружении, даже во всё более и более ускоренном темпе — не то же самое, что жить в незнакомой, странной и беспрецедентной атмосфере. Освободившиеся силы новизны поставят человека в условия необычные и непредсказуемые. Возникает проблема адаптации на новом и достаточно рискованном уровне. Быстротечность и новизна — это взрывоопасная смесь.

Для того чтобы всё сказанное не казалось сомнительной спекуляцией, давайте посмотрим на некоторые из проявлений новизны, которые лежат на поверхности. Комбинируя рациональное мышление со всем воображением, на которое мы способны, давайте спроецируем нас самих (сильно, мощно, действенно) на будущее. Делая это, давайте не будем бояться ошибиться — страх сковывает свободу воображения. Более того, думая о будущем, лучше ошибаться, проявляя смелость, чем осторожность.

Мы увидим, почему в определённый момент начинают обращать внимание на тех, кто уже сегодня создаёт это будущее. Послушайте, что они говорят о некоторых достижениях, которые вот-вот вырвутся из их лабораторий и фабрик.

Новая атлантида

«В ближайшие 50 лет, — говорит доктор Ф. Н. Спайс, руководитель Морской физической лаборатории Института океанографии Скриппса, — человек пойдёт к морю и в море, освоит его и будет эксплуатировать его как интегральную часть нашей планеты: для отдыха, как источник минералов, пищи, для хранения отходов, в военных целях и для транспортных перевозок и, из-за роста населения Земли, как реальное жизненное пространство» ¹²⁵.

Более чем две трети поверхности планеты покрыты океанами, и только 5 процентов морской территории хорошо изучено. Этот подводный мир богат нефтью, газом, углём, алмазами, серой, кобальтом, ураном, оловом, фосфатами и другими минералами. Он изобилует рыбой и другими живыми организмами.

Это огромное богатство будет завоевано и начнёт эксплуатироваться в ошеломляющих масштабах. Сегодня только в США более 600 компаний, включая такие гиганты, как «Стандарт Ойл» и «Юнион Карбид», уже внутренне готовы к серьёзному соперничеству за море.

Это состязание будет усиливаться год от года, оказывая далеко идущее влияние на само общество. Кто владеет дном океана и морской жизнью, которая его населяет? Когда горноперерабатывающие предприятия на дне океана станут экономически выгодными, мы можем ожидать нарушения баланса ресурсов между различными странами. Япония уже добывает 10 миллионов тонн угля каждый год из подводных шахт; Малайзия, Индонезия и Таиланд уже добывают олово из океана. Через некоторое время вполне могут начаться войны между странами за отдельные участки дна океана. Изменяется также темп индустриализации стран, которые до сих пор считались бедными ресурсами.

С технологической точки зрения, новые индустрии будут переориентироваться на переработку продуктов океана. Отдельные отрасли будут специализироваться на производстве сложнейшей и дорогостоящей техники для работы в условиях моря: глубоководные исследовательские корабли, спасательные подводные лодки, электронные «пастухи» «рыбных стад» и тому подобное. Темп морального старения оборудования и технологий в этих отраслях будет очень быстрым. Конкуренция будет стимулировать любые ускоряющие внедрения.

В наш язык быстро проникнут новые слова. Термин «аквасельхозкультура» (научное разведение источников морской пищи) займёт своё место рядом со словом «сельскохозяйственный». Само слово «вода», имеющее вполне определённые символические и эмоциональные ассоциации, приобретёт совершенно новые дополнительные оттенки. Вместе с новым словарём придут новые символы в поэзию, живопись, кино и другие искусства. Образы форм океанской жизни найдут своё воплощение в графических и индустриальных проектах. Веяния моды будут отражать наш интерес к океану. Появится новый текстиль, новые пластики и другие новые материалы. Будут найдены новые лекарства для лечения болезней или для повышения иммунитета. Что особенно важно, увеличение использования морских продуктов вызовет изменение рациона питания миллионов людей, что само по себе несёт много неизведанного.

Что произойдёт с жизненной энергией людей, с их честолюбием, не говоря об их биохимии, их среднем росте и весе, скорости их мутации, длительности их жизни, их типичных болезнях, даже их психологических реакциях, когда общество сместит акцент с использования сельхозпродуктов на использование аквапродуктов?

Морские открытия могут принести с собой дух первооткрывателей — образ жизни, который сулит невероятные приключения, быстрое богатство и славу. Позже, когда человек начнёт колонизировать континентальные шельфы и, вероятно, даже более глубокие места, за инженерами последуют переселенцы, которые построят искусственные города под водой — рабочие, научные, медицинские и игровые города с больницами, отелями и жилыми домами. Все эти достижения будущего видятся ещё слишком далёкими и неправдоподобными, но для того чтобы понять, насколько это будущее близко, достаточно упомянуть д-ра Уолтера Робба, учёного из «Дженерал Электрик», который уже держит живого хомяка под водой в коробке, которая в действительности является искусственными жабрами. Она состоит из синтетических мембран, извлекающих воздух из окружающей воды и препятствующих проникновению её внутрь. Эти мембраны сформированы снизу, сверху и на двух сторонах коробки с подопытным животным. Без «жабер» животное задохнется, а с ними оно способно дышать под водой. «Дженерал Электрик» (GE) утверждает, что мог бы снабжать воздухом жителей подводной экспериментальной станции, используя подобные мембраны. Они могут быть размещены на стенках подводных апартаментов: домов, гостиниц и других строений или даже (не зря же они называются искусственными жабрами) на самом теле человека. Вся прошлая научно-фантастическая художественная литература о человеке с вживлёнными искусственными жабрами не так уж и наивна, и не так уж надуманны все те проблемы, которые она подняла. Мы можем воспитать специалистов для работ в океане, мужчин и женщин, которые не только морально, но и физически будут готовы для таких подводных работ, игр, любви и секса. Но даже если мы не будем останавливаться на подобных радикальных проектах, вполне вероятно, что освоение океана создаст не только новые профессии, но и новые стили жизни, новые морские субкультуры и, вероятно, даже новые религиозные секты или тайные морские культы.

Необходимо только не мечтать о далёком и нереальном, а суметь распознать новое окружение, которое неизбежно изменит жизнь, работу, восприятие мира, принесёт новые сенсации, новые краски и формы, новые способы мышления и новые чувства. Более того, такое вторжение в море, свидетелями первой волны которого мы будем незадолго до наступления 2000 года, только одна из взаимосвязанных научно-технических тенденций, которые сегодня активно развиваются. Все они, конечно же, наполнены новыми социальными и психологическими формами.

Солнечный свет и личность:

Завоевания океана напрямую связаны с умением точного предсказания погоды и особенно с контролем климата. То, что мы называем погодой, — в значительной степени продукт взаимодействия солнца, воздуха и океана. Постоянно контролируя океанические течения, состояние воды и другие факторы, запуская для этого все новые метеорологические спутники, мы будем усиливать нашу способность точнее предсказывать погоду. Д-р Уолтер О. Роберте, в прошлом президент Американской ассоциации развития науки, пишет: «Мы предвидим проведение полного глобального и непрерывного наблюдения за изменением погоды к середине 1970-х, при этом по разумной цене. Такое наблюдение даст возможность получать более точный прогноз погоды, штормов, заморозков, пожаров, даст возможность предотвратить многие стихийные бедствия. Мы сможем предвидеть также потаённую, вне нашего сегодняшнего осознания, опасность потенциального оружия будущих войн — умышленные манипуляции погодой для выгоды отдельных могущественных организаций и на погибель противнику (или конкуренту) и вероятным свидетелям» ¹²⁶. В научной фантастике, в новелле, озаглавленной «Человек погоды», Теодор Л. Томас изображает мир, в котором центральный политический институт — это так называемый институт погоды. В этом институте представители различных наций вырабатывают политику погоды и управляют массами, используя природные катаклизмы: шторма — здесь, засухи — там, что позволяет поддерживать значимость их указов. Сегодня мы находимся только в начале пути такого тщательного управления погодой. Однако нет сомнений в том, что прошли дни, когда человек просто получал то, что ему пошлют небеса, не пытаясь вмешиваться в развитие природных явлений. Американское метеорологическое общество прямо заявляет: «Управление погодой сегодня — это реальность» ¹²⁷.

Реальная возможность управления погодой — одна из поворотных точек в истории человечества. Впервые человек может активно влиять на развитие сельского хозяйства, транспортные перевозки, коммуникации, зоны отдыха. Если не пользоваться этим оружием с величайшей осторожностью, такой дар управления погодой вполне может привести к гибели человечества. Состояние погоды полностью взаимосвязано; небольшое изменение в одном месте может вызвать губительные последствия в других местах. Даже без агрессивных целей попытка борьбы с засухой в одном месте может вызвать торнадо в другом.

Кроме того, совершенно неизвестно, каковы социально-психологические последствия манипуляций погодой. Например, многие из нас испытывают недостаток в солнечном свете — это показывает массовая миграция населения на побережья Флориды, Калифорнии или Средиземноморья. Администрация национальной аэронавтики и космоса (НАСА) изучает концепцию гигантского орбитального зеркала, способного отражать солнечный свет в направлении ночной стороны Земли. Официальный представитель НАСА Джордж Е. Миллер заявил в конгрессе, что США будут способны вывести на орбиту огромный спутник, отражающий солнечный свет, уже где-то в середине 1970-х годов (кстати, из его слов можно предположить, что вполне реально вывести такой спутник, который заслонит собой Солнце над определёнными районами, погружая их по меньшей мере в полутень).

Естественный сегодня цикл дня и ночи определяет биологические ритмы человека, которые ещё не до конца изучены. Вполне можно представить использование орбитальных солнечных зеркал с целью изменения светового режима для сельскохозяйственных, индустриальных или даже психофизиологических целей. Например, введение более продолжительного дня в Скандинавии могло бы значительно изменить тип культуры и национальный характер (так называемый нордический характер) этого региона. В качестве шутки предположим, что случилось бы с взлелеянным Ингмаром Бергманом искусством, порождённым темнотой Стокгольма, если бы она была развеяна? Можно ли представить, чтобы «Седьмая печать» или «Ночной свет» были написаны в другом климате?

Растущие возможности изменения погоды, новые источники энергии, новые материалы (некоторые из них просто сюрреалистичны по своим возможностям), новые транспортные средства, новые виды пищи (не только из моря, но и из гигантских гидропонных фабрик еды) — всё это только первые воздействия на природу тех ускоряющихся изменений, которые ещё впереди.

Голос дельфина

В «Войне с саламандрами» — прекрасном романе Карела Чапека — человек, пытаясь приручить разные виды саламандр, почти вызывает гибель цивилизации ¹²⁸. Сегодня, помимо прочего, человек учится использовать животный мир такими способами, которые вызвали бы улыбку Чапека.

Тренированные голуби используются для поиска и вытаскивания дефектных таблеток на конвейерах фармацевтических фабрик. В Украине советские учёные используют особые виды рыб для очистки от водорослей фильтров насосных станций. Дельфины обучались приносить инструменты водолазам, погружающимся у берегов Калифорнии, и защищать от акул тех водолазов, которые достигают рабочей зоны. Другие тренировались таранить подводные мины. Взрывая их, дельфины совершали самоубийство во имя человека. Такое использование дельфинов вызвало потрясение в области межвидовой этики ¹²⁹. Взаимодействие дельфина и человека очень полезно для предполагаемого контакта с внеземной цивилизацией, возможность которого некоторые учёные считают практически неизбежной. В то же время исследование дельфинов даёт новые факты о том, что сенсорные аппараты человека и дельфина различны ¹³⁰. Это обусловлено некоторыми внешними ограничениями, в которых работает человеческий организм; восприятие, настроение, ощущения, не доступные человеку вследствие его биологического строения, могут быть теперь по крайней мере проанализированы или описаны.

Существование разнообразия видов животных — это не все, с чем мы можем иметь дело. Некоторые писатели в своё время писали о выведении новых форм живых организмов для специальных целей. Сэр Джордж Томсон замечает, что «с развитием знаний о генетике можно серьёзно изменить разнообразные виды животных» ¹³¹. Артур Кларк писал о возможности «увеличения умственных способностей домашних животных или выведении совершенно новых видов животных с более высоким, чем прежде, уровнем IQ ¹³²» ¹³³. Мы также изучаем способы управления животными на расстоянии. Д-р Хозе М. Р. Дельгадо провёл серию экспериментов, ужасающих человеческими возможностями. Он имплантировал электроды в голову буйвола. Покачивая красной накидкой, Дельгадо возбуждал животное, провоцируя нападение. После этого, посылая сигнал от небольшого ручного передатчика, он заставлял животное разворачиваться и отбегать ¹³⁴. Будем ли мы выращивать специальных управляемых животных, послушных нам, или мы пойдём по пути создания роботов-уборщиков для дома, в основном зависит от состязания между науками о жизни и физическими науками. Вполне возможно, что более выгодно создавать машины, выполняющие различные функции, чем выращивать и тренировать животных. Биологические науки сегодня развиваются так быстро, что баланс может быть достигнут уже при нашей жизни. Фактически недалёк тот день, когда мы для наших нужд будем выращивать машины.

Биологические фабрики

Выращивать и тренировать животных может быть дорого. Но что произойдёт, когда мы дойдём в эволюционных масштабах до уровня бактерий, вирусов и других микроорганизмов? Сможем ли мы обуздать жизнь в её примитивных формах так, как мы объезжаем лошадь? На наших глазах появляется новая наука, основанная на принципах управления развитием микроорганизмов, которая обещает изменить саму природу индустрии, какую мы знаем. «В доисторическом прошлом наши предки одомашнили различные виды растений и животных, — говорит биохимик Марвин Дж. Джонсон из университета штата Висконсин, — но микроорганизмы не были приручены до самого последнего времени в первую очередь потому, что человек не знал об их существовании» ¹³⁵. Сегодня мы производим и используем в больших масштабах витамины, энзимы, антибиотики, лимонные кислоты и другие полезные компоненты. Около 2000 года, если проблема питания будет расти так же интенсивно, биологи начнут выращивать микроорганизмы для использования в питании животных и, быть может, самих людей.

В университете города Упсалы в Швеции я имел возможность обсудить эти проблемы с Арне Тицелиусом, Нобелевским лауреатом в области биохимии, в настоящее время президентом Нобелевского комитета. «Возможно ли, — спросил я его, — чтобы когда-нибудь мы смогли построить биологические механические системы, которые могут использоваться в производстве, но которые будут состоять не из пластика или металла, а из живых организмов?» Он ответил недвусмысленно: «Мы уже достигли этого уровня. Великое будущее индустрии связано с биологией. Один из наиболее ярких примеров начала этого огромного технологического процесса — это Япония, которая после войны имела не только своё собственное кораблестроение, но и свою микробиологию. Теперь Япония обладает огромными индустриальными мощностями, основанными на микробиологии. Большая часть их пищевой индустрии построена на процессах, в которых основную роль играют бактерии. Сегодня они производят много видов полезных продуктов. Например, аминокислоты. В Швеции сейчас все говорят о необходимости усиления позиций в области микробиологии. Видите ли, необходимо научиться думать не только в терминах вирусов или молекул… Индустриальные процессы по большей части основываются на процессах с участием человека. Вы получаете сталь, обрабатывая железную руду с использованием угля. Вспомните об индустрии пластиков — искусственных продуктов, сделанных из нефти. Но замечательно, что даже сегодня, несмотря на огромное развитие химии и химических технологий, не существует ни одного пищевого продукта, произведённого индустриально и способного соперничать с фермерским хозяйством.

В этой области и в большей части других областей производства природа пока безоговорочно главенствует над человеком, даже над наиболее опытными инженерами-химиками и исследователями. Что же из этого следует? По мере того как мы постепенно узнаем, как природа что-либо создаёт, и по мере того как мы учимся имитировать природу, мы будем создавать совершенно иные процессы. Они станут основой индустрии новых типов — биологических фабрик и биологических технологий.

Зелёные растения получают энергию с помощью Солнца и атмосферного углекислого газа. Это очень эффективный механизм. Зелёные листья являются чудесными машинами. Мы знаем об их работе сегодня гораздо больше, чем 2–3 года назад, но всё ещё недостаточно, чтобы имитировать этот процесс. В природе существует огромное количество таких механизмов». «Когда-нибудь, — продолжал Тицелиус, — мы сможем использовать эти процессы. Не просто производить продукты химическими способами, а выращивать их специальные виды». Можно представить себе даже биологические компоненты машин, например в компьютерах. «Вполне очевидно, — продолжал Тицелиус, — что компьютеры далеки от имитации работы нашего головного мозга. Когда мы узнаем больше о работе нашего мозга, я не удивлюсь, если будут созданы виды биологических компьютеров… Такие компьютеры могут иметь электронные компоненты, вживлённые наряду с биологическими компонентами в реальный мозг. А в более далёком будущем вполне реально, что отдельные биологические компоненты сами могут стать частями машин» ¹³⁶. Именно такие идеи привели Жана Фурастье, французского экономиста и плановика, к довольно смелой формулировке: «Человек находится на пути интегрирования жизненных тканей в работу физических машин… мы сможем создать в ближайшем будущем машины, состоящие из металла и живых тканей одновременно… В свете этого человеческое тело само рассматривается по-новому» ¹³⁷.

Допроектное тело

Подобно географии планеты, человеческое тело до последнего времени представлялось неизменной основой человеческого знания, «данностью». Однако мы быстро приближаемся к тому дню, когда тело перестанет быть данностью. Человечество в довольно короткие сроки получит возможность изменить не только человеческое тело, но и всю человеческую расу.

В 1962 году Д-р Дж. Д. Уотсон и Д-р Ф. X. С. Крик получили Нобелевскую премию за описание молекулы ДНК. С тех пор периодически сообщается о все новых и новых достижениях генетики. Молекулярная биология неудержимо врывается в мир. Новые генетические знания позволяют нам уже сегодня работать с человеческой наследственностью и манипулировать генами для создания совершенно новой «версии» человека.

Одна из наиболее фантастических возможностей заключается в том, что человек сможет сделать биологическую углеродную копию самого себя. С помощью процесса, известного как «клонирование», из ядер взрослых клеток будет можно выращивать новые организмы с теми же генетическими характеристиками человека, которые присутствуют в клеточных ядрах.

Получившаяся «копия» человека начнёт жизнь с генетическими способностями, идентичными способностям донора, хотя другая культурная среда может изменить не только личностное, но и физическое развитие клона.

Клонирование изменит отношение людей к своему собственному рождению и даст почувствовать, как мир скручивается вокруг нас. Клонирование, среди прочего, обеспечит нам неопровержимое эмпирическое доказательство, которое поможет разрешить раз и навсегда древние противоречия: «природа против природы» или «наследственность против окружающей среды». Решение этой проблемы и определение ценности каждого человека стало бы одним из наиболее ключевых моментов человеческого интеллектуального развития.

Целые библиотеки философских спекуляций могут быть в одно мгновение выброшены на свалку. Ответ на этот вопрос открыл бы пути для быстрого, квалифицированного развития психологии, философии, морали и дюжины других областей.

Но клонирование может создать и невиданные сложности для человеческой расы.

Привлекательна идея сохранить копию Альберта Эйнштейна для будущих поколений. Но как быть с Адольфом Гитлером? Должен ли существовать закон, регулирующий клонирование?

Нобелевский лауреат Джошуа Ледерберг, учёный с очень высокой социальной ответственностью, вполне допускает такой вариант: если человек самовлюблён, то его клон будет также самовлюблённым, и так далее.

Даже если нарциссизм скорее культурная, чем биологическая проблема, существуют другие неразрешимые трудности. Ледерберг поднял такой вопрос: может ли человеческое клонирование, если оно разрешено, «идти бесконтрольно?» Я использую эту фразу, — говорил он мне однажды, — почти в том же смысле, что и по отношению к ядерной энергии.

Оно будет находиться под контролем, если будет достаточно позитивных причин сделать это… Эти причины могут быть следующие: увеличение взаимопонимания, особенно в области образования, между одинаковыми генотипами. Подобие неврологического и физического строения может сделать более лёгким передачу идентичным копиям технических и других знаний от одного поколения к другому».

Когда клонирование станет возможным?» М ы уже можем клонировать земноводных, — говорит Ледерберг, — и в принципе можем и млекопитающих. Для меня не будет сюрпризом, если сообщение о таком клонировании появится в один из ближайших дней. Когда же точно кто-нибудь возьмёт на себя смелость сделать клон человека, я не берусь сказать, однако предполагаю, что это произойдёт в пределах 15 лет».

В пределах тех же 15 лет учёные научатся выращивать различные органы тела, и они, без сомнения, начнут эксперименты с различными средствами их модификации. Как говорит Ледерберг: «Вещи, подобные размеру мозга и определённым чувствительным качествам мозга, скоро будут находиться под прямым эволюционным контролем… Я думаю, что это вскоре произойдёт» ¹³⁸.

Для неспециалистов важно понимать, что в научном обществе Ледерберг не один мучается сомнениями относительно перспектив развития науки. Опасность биологической революции видят многие его коллеги. Новая биология подняла этические, моральные и политические вопросы, а также вызвала сомнения, колебания и страх. Кто будет жить, а кто умрёт? Кто будет управлять исследованиями в этих областях? Кто такой человек? Как применять новые открытия? Сможем ли мы избежать чувства отвращения и ужаса по отношению к тому, к чему человек ещё не подготовлен? Многие лидеры мировой науки думают о часах, отсчитывающих время до «биологической Хиросимы».

Давайте представим, например, применение биологических открытий в такой отрасли, которую можно определить как «технологию рождения». Д-р Е. С. Е. Хафез, всемирно известный биолог из Вашингтонского государственного университета, публично высказался — на основании своих удивительных работ по репродукции — о том, что «через каких-нибудь 10–15 лет женщина будет способна купить небольшой замороженный эмбрион, вручить его своему доктору, вживить в свою матку, выносить девять месяцев и после этого родить его, как если бы он был зачат в её собственном теле. Эмбрион, как и было задумано, родится с гарантией, что он будет свободен от генетических дефектов. Покупательница может также оговорить цвет глаз и волос ребёнка, его пол, его вероятные размеры в зрелости и его вероятное IQ».

Через какое-то время можно будет вырастить человека и вне женской матки. Нет принципиальных препятствий для появления детей вне человеческого тела. Результаты работ, начатых д-ром Даниэлем Петруччи в Болонье и других учёных в США и СССР, говорят о том, что это вопрос всего лишь нескольких лет. Женщины, которые хотят иметь детей без дискомфорта беременности, получат такую возможность ¹³⁹.

Потенциальные применения таких открытий заставляют вспомнить роман «О, дивный новый мир» Олдоса Хаксли и поразительную научную фантастику. Тот же Д-р Хафез предположил, что внеутробное оплодотворение может быть очень полезным при колонизации планет. Мы могли бы послать на Марс не взрослых, а обувную коробку, наполненную такими клетками, и вырастить их, получив население большого города уже на Марсе. «Посмотрите, сколько нужно потратить топлива, чтобы поднять каждый фунт со стартового стола, — проповедует Д-р Хафез, — для чего же посылать взрослых мужчин и женщин на борту космического корабля? Почему бы не отправить крошечные эмбрионы под присмотром одного опытного биолога… Чем не пассажиры?»

Задолго до того, как в отношении внешнего космоса произойдут все эти изменения, наш дом на Земле испытает на себе воздействие новейших технологий, разбивающих наши представления о сексуальности, материнстве, любви, деторождении и образовании. Пока идут дискуссии о будущем семьи, в лабораториях варится «ведьмино варево». Моральный и эмоциональный выбор, который нам предстоит в ближайшее десятилетие, поистине может свести с ума.

Среди биологов уже бушуют бешеные дискуссии об этических проблемах евгеники. Должны ли мы задумываться о разведении расы «лучших» людей? И что при этом означает «лучших?» Кто сможет это решить? Вопросы не новы. Те методы, которые вскоре будут доступны, сломают традиционные ограничения в аргументации. Мы же можем себе позволить представить замечательную человеческую расу, состоящую не из фермеров, трудолюбиво разводящих скот, а из художников, использующих для этого разведения широкий диапазон новых ярких и необычных цветов, силуэтов и форм.

Недалеко от дороги № 80, вблизи небольшого городка Хазарда, штат Кентукки, есть место, хорошо известное как Долина беспокойного ручья. Там в небольшом сообществе жителей лесной глуши есть семья, у членов которой голубая кожа. Если верить д-ру Мэдисону Кевину из Медицинского колледжа Университета штата Кентукки, который нашёл эту семью и проследил её историю, люди с голубой кожей абсолютно нормальны во всех других отношениях. Их необычный цвет — следствие редкого дефицита фермента, и этот дефицит передаётся из поколения в поколение ¹⁴⁰. Учитывая быстрое развитие генетики, можно считать, что мы способны создать совершенно новую расу голубых, зелёных, пурпурных или оранжевых людей. В мире, всё ещё страдающем от моральных уроков нацизма, это сродни мыслям о колдовстве. Должны ли мы стремиться к миру, в котором все люди имеют одинаковый цвет кожи? Если мы захотим этого, то, вне всякого сомнения, найдём технические средства для осуществления этого. Или мы, наоборот, должны стремиться к ещё большему увеличению разнообразия? Что тогда произойдёт с самим понятием расы? Со стандартами физической красоты? Со стандартами полноценности и неполноценности?

Мы со всей стремительностью приближаемся к тому времени, когда станем способны создавать высшие расы и низшие расы. Как определил в работе «Будущее» Теодор Дж. Гордон: «Получив возможность делать на заказ расу, я удивился бы, если бы мы попытались «сделать всех людей одинаковыми», или мы всё-таки выберем апартеид шаблонов? Эти расы будущего могут быть: расой руководителей, контролёров ДНК, расой смиренных слуг, расой специально выращенных атлетов для разных игр или расой учёных с 200 процентов IQ и с небольшими телами»… ¹⁴¹ Мы получим возможность создавать расы идиотов и математических гениев. Мы также получим возможность рожать детей с необычными зрением и слухом, с тончайшим обонянием, необычно сильных или музыкально одарённых. Мы будем способны создавать сексуальных гигантов, девочек с супергрудью (и, вероятно, со стандартной грудью) и другими бесчисленными изменениями в ранее более однородном человечестве.

В конечном счёте проблемы лежат не в научной или технической сфере, а скорее в политической и этической. Выбор и критерии выбора будут определяющими. Автор знаменитых научно-фантастических произведений Уильям Тенн размышлял однажды о возможностях генетических манипуляций и трудности выбора. «Предполагаю, что в этот момент будет не диктатура, а вполне добродетельный планирующий комитет или всемогущий чёрный ящик, который собирается проделать генетическую селекцию для будущих поколений, тогда кто или что это? Определённо, не родители»… Далее он говорит, что «они направятся с этой своей проблемой к своему доброму соседу, Сертифицированному Генному Архитектору.

Мне кажется неизбежным, что появятся специальные конкурсные школы генной архитектуры… Функционеры будут убеждать родителей делать детей приспособленными для насущных нужд общества; прогнозисты будут планировать создание детей, которые будут занимать свободные ниши в обществе к 20 годам, романтики будут настаивать, чтобы каждый ребёнок создавался по крайней мере с одним выдающимся талантом, наконец, натуралисты будут рекомендовать творить индивидуумов, настолько генетически сбалансированных, чтобы быть почти идеально уравновешенными во всех жизненных ситуациях… Стили человеческого тела, подобно стилям одежды, станут соответствовать моде так же, как генетические кутюрье, которые будут их придумывать, будут входить и выходить из моды» ¹⁴². Спрятанная за этими словами неискренность является серьёзным источником разногласий, причём они делаются более глубокими из-за необъятных возможностей — некоторые из них настолько гротескны, что кажутся сошедшими с холстов Иеронима Босха. Одна из них была упомянута ранее, когда говорилось об идее размножения людей с жабрами или с вживлёнными жабрами для жизни под водой. На встрече именитых биологов в Лондоне Дж. Б. С. Холдейн начал разглагольствовать о возможности создания новых, оторванных от повседневной жизни, но приспособленных для космических исследований форм человека.

«Вполне очевидны ненормальные условия жизни в космическом пространстве, — заметил Холдейн, — обусловленные различием в гравитации, температуре, давлении воздуха, его составе и радиации… Очевидно, что гиббон лучше, чем человек, приспособлен для жизни в слабом гравитационном поле, таком, которое может существовать на космическом корабле, астероиде или Луне. Плоскостопый, с цепким хвостом, он как раз подходит для таких условий. Генетические манипуляции могут сделать возможным объединение таких особенностей с человеческим телом».

В то же время учёные на этой встрече уделили много внимания моральным последствиям и опасностям биологической революции. При этом никто не оставил без внимания заявление Холдейна о том, что мы можем, если захотим, однажды создать человека с хвостом. Ледерберг просто упомянул о негенетических, более лёгких способах достигнуть тех же результатов. «Мы собираемся модифицировать человека экспериментально через физиологические и эмбриологические изменения, а также замещая неживыми механизмами некоторые его части, — объявил Ледерберг. — Если мы захотим сделать человека без ног, нам не нужно выводить его, мы можем их просто отрубить; если же мы захотим создать человека с хвостом, мы найдём способ привить его» ¹⁴³.

На другой встрече учёных и студентов Д-р Роберт Синсгеймер, биофизик из Калтеха, поставил проблему прямо: «Какое мы выберем вмешательство в древнюю природу человека? Хочется ли вам управлять сексом ваших отпрысков? Будет так, как вы захотите. Вам хочется иметь сына шести футов роста? Нет никаких проблем. Повышенная чувствительность, тучность, подагра? Все эти проблемы будут легко регулироваться. Для больных раком, диабетом и др. будут существовать специальные генетические терапии. Необходимые ДНК будут вырабатываться в нужных количествах. Вирусные и микробные болезни будут легко обнаруживаться и устраняться. Да, древние образцы этапов жизни — рост, зрелость, старение — будут объектами нашего планирования. Мы не знаем внутренних ограничений продолжительности человеческой жизни. Как долго мы хотим жить?»

И чтобы слушатели поняли его правильно, Синсгеймер спросил: «Не звучат ли эти проекты подобно LSD-фантазиям, не выглядят ли они любованием в кривом зеркале? Не переступайте границ нашего сегодняшнего знания. Эти возможности не могут развиваться предлагаемым нам путём, но если они правдоподобны, если они могут реализоваться, то это произойдёт, и скорее раньше, а не позже» ¹⁴⁴.

Такие удивительные вещи не только могут быть воплощены в действительности, но и будут. Несмотря на глубокие этические вопросы о том, нужны ли они вообще, реальность такова: научная любознательность сама является мощнейшей движущей силой нашего общества. Д-р Роллин Д. Хотчкис из Рокфеллеровского института говорит: «Многие из нас испытывают инстинктивное отвращение к опасности вмешательства в тонко сбалансированную и насыщенную систему, которое может произвести какой-либо одиночка. Однако я уверен, что это, несомненно, будет происходить или во всяком случае будут попытки сделать это. Здесь столкнутся альтруизм, личная выгода и невежество». К этому списку он мог бы добавить ещё политические конфликты и вежливое безразличие. Так, Д-р А. Нейфах, глава исследовательской лаборатории Института эволюционной биологии советской Академии наук, с пугающим спокойствием предсказывает, что мир вскоре станет свидетелем генетического эквивалента гонки вооружений. Его аргументация: капиталистические правительства заняты «борьбой за мозги». Для того чтобы выжать из них все, то или иное «реакционное правительство» будет «вынуждено» использовать генную инженерию для увеличения гениальности и одарённости своих учёных. Поскольку это происходит «безотносительно к их намерениям», международная генетическая гонка неизбежна. И поскольку ситуация именно такова, продолжает он, СССР должен быть готов «осуществить прыжок к оружию».

Критикуемый советским философом А. Петропавловским за его кажущуюся готовность и даже энтузиазм участвовать в такой гонке, Нейфах спокойно пожимает плечами ¹⁴⁵. Его, видимо, не страшит поспешное применение новой биологии. Он рассуждает просто: развитие науки невозможно остановить. Если же отбросить политическую логику Нейфаха, его заявления о страстях «холодной» войны как подходящем стимуле для развития генетического ремесла звучат пугающе.

Короче говоря, можно утверждать, что если не сделано специальных опровержений, если что-то может быть сделано кем-то и где-то, то это будет сделано. Однако природа того, что может и должно быть сделано, сильно превышает нашу готовность принять новое.

Изменяемые органы

Мы напрочь отказываемся смотреть в лицо этим фактам. Мы избегаем их, упорно не замечая скорости перемен. Мы чувствуем, что лучше замедлить наступление будущего. Даже те, кто наиболее близок к переднему краю научных исследований, едва ли верят в реальность быстрых изменений. Даже они, как правило, привычно недооценивают скорость, с которой будущее врывается в нашу жизнь. Например, Д-р Ричард Дж. Кливленд говорил перед конференцией специалистов по имплантации органов, которая должна была состояться в январе 1967 года, что первая операция по пересадке сердца произойдёт в «ближайшие пять лет». Однако ещё до 1967 года Д-р Христиан Барнард прооперировал 50-летнего бакалейщика по имени Луи Вашкански и вслед за этим последовала серия операций по пересадке сердца, которые произвели сенсацию в научном мире. Непрерывно растёт число успешных операций по пересадке почек, было несколько сообщений и об успешных пересадках печени, поджелудочной железы и яичников. Эти впечатляющие медицинские достижения, изменения методов лечения болезней должны были вызвать глубокие изменения в нашем образе мыслей. Возникают совершенно новые юридические, этические и психологические вопросы. Например, что такое смерть? Наступает ли смерть тогда, когда сердце перестаёт работать, как мы всегда считали? Или она наступает, когда перестаёт функционировать мозг? Лечебные учреждения близки к тому, чтобы поддерживать жизнь обречённого на смерть больного как носителя здоровых органов, используя современные медицинские технологии. Какова этика решения поддерживать жизнь человека, который должен умереть, но у которого есть здоровые органы, необходимые для трансплантации другому человеку, который может выжить? Нуждаясь в путеводных нитях или прецедентах, мы барахтаемся среди этических и моральных вопросов. Отвратительные слухи распространяются среди медицинской общественности. «New York Times» и «Комсомольская правда» рассуждают о возможности «будущих цепочек убийств людей для продажи их здоровых органов хирургам «чёрного» рынка, чьи пациенты не собираются ждать, пока такие органы появятся естественным путём для обеспечения нужных им сердца, печени или яичников». В Вашингтоне в Национальной Академии наук, поддержанной грантом Фонда Рассела Сейджа, начинается изучение источников социальных проблем, связанных с развитием наук о жизни. В Стэнфорде на симпозиуме, также поддержанном Фондом Рассела Сейджа, исследуются возможности создания банка органов пересадки, экономические вопросы рынка органов, свидетельства расовой и классовой дискриминации в доступе к такому банку или к отдельным органам ¹⁴⁶.

Возможность использования человеческих тел или трупов, предназначенных для поставки трансплантируемых органов, страшного по своей сути, приведёт к ускорению дальнейших шагов в области исследования и создания искусственных органов — пластических и электронных заменителей сердца, печени или селезёнки. (В конечном счёте даже это перестанет быть необходимым, когда мы научимся регенерировать повреждённые или покалеченные органы и выращивать их, как ящерица отращивает оторванный хвост.) Гонка по созданию запасных частей для страждущих человеческих тел будет возрастать в соответствии с запросами. Производство рыночного искусственного сердца, как говорит проф. Ледерберг, «вот-вот преодолеет некоторые временные неудачи» ¹⁴⁷. Проф. Р. М. Кеннеди из биоинженерной группы в Университете Страсклайда в Глазго, уверен, что «примерно к 1984 году искусственные заменители тканей и органов могут вполне стать привычным явлением» ¹⁴⁸. Для некоторых органов эта дата слишком пессимистична. Уже более 1300 сердечных больных в США, включая судью Верховного суда, имеют возможность жить только благодаря тому, что в их грудные клетки вживлены небольшие «задаватели ритма» — устройства, которые посылают электрические импульсы для стимуляции работы сердца.

Другие 10 тысяч пациентов уже снабжены искусственными сердечными клапанами, сделанными из дакроновой ткани. Имплантированные искусственные слуховые органы, искусственные почки, артерии, бедренные суставы, лёгкие, глазные яблоки — это всего лишь первые шаги раннего развития технологии искусственных органов. Мы будем, и для этого не понадобится десятилетий, вживлять в человеческое тело небольшие, не больше таблетки, датчики для мониторинга давления крови, пульса, дыхания и других функций организма и небольшой передатчик, посылающий сигналы тревоги, когда что-то не в порядке. Такие сигналы будут приходить в гигантский диагностический компьютерный центр, на котором будет основана медицина будущего. Некоторые из нас будут носить небольшую платиновую пластинку и маленькие стимуляторы, прикреплённые к позвоночнику. Включая и выключая миниатюрное «радио», мы будем приводить стимулятор в действие и избавляться от боли. Начальные работы в этом направлении исследования уже проводятся в «Кейз Инститьют оф технолоджи». Некоторые сердечные больные уже снимают боль, просто нажимая на кнопку.

Такое развитие приведёт к появлению множества новых биоинженерных индустрии, сети медицинско-электронных восстановительных станций, новых технических профессий реорганизации всей системы здравоохранения. Они изменят представления о жизни, таблицы компаний страхования жизни и вызовут важный сдвиг в перспективах человечества. Хирургия будет менее пугающей для среднего человека, имплантация станет привычным процессом. Человеческое тело будут рассматривать состоящим из заменяемых модулей. Посредством применения модульного принципа — представление о целом при систематической замене компонент — мы сможем продлить человеческую жизнь на два или три десятилетия. Если же при этом мы не будем глубоко изучать мозг, это может привести к тому, о чём предупреждал сэр Джордж Пикеринг, королевский профессор медицины в Оксфорде: «Часть населения Земли со старческими (дряхлыми) мозгами будет непрерывно расти». «Я думаю, — добавляет он, — что это довольно пугающая перспектива» ¹⁴⁹. Такая «пугающая перспектива» приведёт нас к ускорению исследований мозга, которые, в свою очередь, вызовут радикальные изменения в обществе. В настоящее время мы предпринимаем усилия сделать искусственные клапаны сердца и искусственные артерии, которые имитируют естественные и проектируются для их замены. Мы пытаемся сделать их функционально эквивалентными. И однажды мы преодолеем все эти проблемы. Но мы не просто установим пластические аорты в людей, потому что их собственные пришли в негодность. Мы установим такие заменители, которые лучше оригинальных, и в результате мы придём к таким заменителям, которые позволят их хозяевам приобрести новые способности. Как и генетическая инженерия, это может привести к созданию «сверхчеловека». Мы сможем создать спортсменов со сверхъемкими лёгкими и сверхвыносливыми сердцами, скульпторов с нейронными устройствами, которые усиливают чувствительность к материалу, любовников с сексуально усиленными нейронными системами. Короче говоря, мы скоро будем использовать вживление не просто для сохранения жизни, но и для того, чтобы наполнить её новыми чувствами, состояниями, настроениями, на которые сегодня мы не способны.

Что же может произойти с нашими старыми представлениями о человеческом? Какие ощущения мы, люди из протоплазмы и транзисторов, будем испытывать? Будут ли какие-либо интеллектуальные или эстетические ограничения в любви, сексе, работе? Что произойдёт с нашим сознанием, когда изменятся наши тела? Ответы на вопросы, подобные этим, нельзя откладывать в долгий ящик: проблемы «киборга» — синтеза человека и машины — гораздо ближе, чем большинство из нас предполагает.

Киборги среди нас

Человек с искусственным сердцем или искусственной аортой всё ещё может рассматриваться как человек. Имплантированные элементы всё ещё не могут изменить его человеческого самоощущения, его личности или сознания. Но как только пропорции механических компонент возрастут, что случится с его сознанием и его внутренним опытом? Если мы предположим, что именно с мозгом связано сознание человека и его умственные способности, а другие части тела не влияют на личность или на собственное «Я» слишком сильно, то возможно ввести представление об освобождённом мозге, мозге без рук, без ног, без спинного мозга и других частей тела, как собственного «Я», личности, воплощающей сознание. В таком случае можно соединить человеческий мозг со всем набором искусственных датчиков, рецепторов и исполнительных механизмов, то есть с тем, что называется сплетением проводов и пластика, в одно человеческое существо.

Всё это может показаться сродни средневековым спекуляциям о том, сколько ангелов могут разместиться на головке булавки. Однако первый небольшой шаг в направлении симбиоза человек — машина уже сделан, при этом он осуществлён не одним сумасшедшим учёным, а тысячами высокообразованных инженеров, математиков, биологов, хирургов, химиков, неврологов и специалистов по теории связи.

Механические «черепахи» д-ра В. Г. Уолтера — это машины, которые ведут себя так, будто обладают разумом. Эти черепашки были первыми образцами растущего поколения роботов, которые выстраиваются в непрерывную череду от Перцептрона, который мог обучаться и даже обобщать, до более современного робота, способного исследовать местность, занося в свою память «изображения» окрестностей, который может даже производить определённые операции сравнения и по крайней мере в некоторых отношениях производить «созерцательные измышления» и «фантазии». Эксперименты Росса Эшби, X. Д. Блока, Фрэнка Розенблатта и других продемонстрировали, что машины могут учиться на своих ошибках, приспосабливая свои действия, в некоторых определённых видах обучения они даже превосходят обыкновенных студентов. Как говорит Блок, профессор прикладной математики в Корнеллском университете: «Я не думаю, что существует какая-либо задача, которую вы поставили бы машине и она не смогла бы её решить в принципе. Если ставите задачу, которую может решить человек, тогда и машина, по крайней мере теоретически, может это. Обратное тем не менее не справедливо» ¹⁵⁰.

Очевидно, что умственные способности и творчество не являются человеческой монополией. Несмотря на некоторые задержки и трудности, создатели роботов продвигаются вперёд. Недавно у них вызвал коллективный смех один из ведущих критиков роботостроения, бывший компьютерный специалист корпорации RANT) по имени Хьюберт Л. Дрейфус. Споря о том, что компьютеры никогда не смогут достичь умственных способностей человека, Дрейфус написал чересчур длинную, полную сарказма статью. Среди прочих деклараций есть замечательное утверждение, что «шахматные программы никогда не смогут играть на равных даже с любителями шахмат». Меньше чем два года спустя дипломник Массачусетского технологического института (MIT) Ричард Гринблатт написал шахматную компьютерную программу, вызвал Дрейфуса на матч и получил огромное удовольствие, наблюдая, как компьютер буквально уничтожил Дрейфуса. Это вызвало овации исследователей «компьютерного интеллекта» ¹⁵¹.

Есть прогресс и в совершенно другой области робототехники. Специалисты в Диснейленде создали весьма правдоподобные копии компьютерно управляемых гуманоидов, способных не только двигать руками и ногами, гримасничать, хмуриться и улыбаться, но и имитировать страх, радость и другие эмоции. Сделанные из чистого пластика, они, по словам одного репортёра, «могут все, но за деньги»: гоняются за девочками, музицируют, палят из пистолетов и настолько точно воспроизводят человеческие формы поведения, что посетители обычно кричат от страха, вздрагивают и вообще реагируют так, будто они имеют дело с настоящими людьми. Цели, для которых были созданы эти роботы, кажутся тривиальными, но технология здесь использовалась высокосложная. Она в основном заимствована из космических проектов и очень быстро находит своё применение в нашей обычной жизни. По всей видимости, не существует принципиальных доводов против того, что развитие робототехники пойдёт от этих тривиальных и примитивных роботов к созданию гуманоидных механизмов, способных на весьма разнообразное поведение, даже на «человеческие ошибки» и внешне случайный выбор. Роботы могут стать такими, что без методов сложного специального тестирования их будет невозможно отличить от настоящих людей. С этой точки зрения мы оказываемся перед лицом совершенно новых ощущений при решении проблемы: как определить, является ли уверенный в себе и улыбающийся гуманоид, находящийся за стойкой заказа авиабилетов, милой девушкой или это великолепно сделанный робот ¹⁵².

Вполне вероятно, конечно, что она и то, и другое.

Толчком к созданию форм человеко-машинного симбиоза могут стать изобретения в области коммуникации человека с машинами. Хорошо известно о работах по взаимодействию человека и компьютера. Но вдали от этих проблем русские и американские учёные экспериментируют с замещением или имплантацией детекторов, которые принимают сигналы от нервных окончаний ампутированных конечностей. Эти сигналы усиливаются и используются для активации искусственных конечностей, чтобы они чутко реагировали на нервную систему человека. При этом человеку не нужно «думать» о своих желаниях: даже непроизвольные импульсы будут восприняты. Соответствующий отклик машины на поступающие импульсы должен полностью соответствовать поведению замещаемой руки, ноги или глаза ¹⁵³.

В повести «Военный лётчик» ¹⁵⁴ Антуан де Сент-Экзюпери, романист, поэт и пионер авиации, описал сам себя, затянутого ремнями и сидящего в истребителе во время Второй мировой войны: «Всё это сложное переплетение кислородных и обогревательных трубочек, эти «говорящие» трубки, которые формируют систему, соединяющую членов экипажа. Эти маски, которые позволяют мне дышать. Я соединён с самолётом резиновыми трубками столь же необходимыми, как пуповина для младенца. Новые органы были добавлены к моим собственным, и они, казалось, были расположены между мной и моим сердцем»… Мы ушли далеко вперёд от этих дней. Скоро благодаря космической биологии астронавт не просто будет затянут ремнями в своей капсуле, а станет частью её в полном симбиотическом смысле этого слова.

Одна из целей науки — сделать космический корабль самодостаточной вселенной, в которой морские водоросли выращиваются для пищи, вода восстанавливается из естественных отходов, воздух рециркулирует для очистки его от аммиака, попадающего в атмосферу из мочи и так далее.

В этом полностью замкнутом регенерируемом мире человеческое существование становится интегральной частью идущего микроэкологического процесса круговорота посреди безграничного космоса. Теодор Гордон, автор «Будущего» и в то же время ведущий космический инженер, пишет: «Вероятно, было бы проще обеспечить поддержание жизнедеятельности в виде машин, подключённых к астронавту. Он мог бы питаться внутривенно, используя жидкий питательный раствор, компактно хранящийся в сменных ёмкостях под давлением. Вероятно, непосредственная обработка жидких отходов тела и преобразование их в воду могла бы выполняться искусственной «почкой» нового типа, встроенной в корабль. Вероятно, сон будет вызываться электронно… для понижения его метаболизма»… ¹⁵⁵ И так далее. Одна за другой функции человеческого тела будут переплетаться с функциями космической станции, становясь машинозависимыми. Крайнее расширение таких работ необходимо не только для деятельности во внешнем космосе, это вполне может стать общей частью нашей ежедневной жизни здесь, на нашей родной планете. Например, подключение человеческого мозга к компьютеру, минуя другие органы тела. Вполне возможно, что биологические компоненты суперкомпьютера будущего будут основываться на человеческом мозге. Возможность усиления человеческого интеллекта (или машинного) путём связи их органически вместе открывает невероятные перспективы настолько возбуждающие, что Д-р Р. М. Пэйдж, директор Военно-морской исследовательской лаборатории в Вашингтоне, публично обсуждал вероятные возможности таких систем, в которых человеческие мысли будут считываться автоматически в запоминающее устройство компьютера, формируя основу для принятия решений ¹⁵⁶. Среди работников RAND Corporation был проведён опрос, когда такие возможности могут появиться. Ответы были различны — от 1990 года до «никогда». Но средняя дата была 2020 году — почти в пределах жизни сегодняшних школьников-подростков.

В то же время исследование различных источников позволяет судить о направлении возможного развития. В одном очень привлекательном, пугающем и интеллектуально возбуждающем эксперименте из когда-либо зарегистрированных проф. Роберт Уайт, директор отделения нейрохирургии в Главной больнице в Кливленде, получил доказательство, что мозг вполне может быть изолирован от своего тела и поддерживаться живым после смерти остального организма. Этот эксперимент описан в замечательной статье Орианы Фаллачи, которая описала действия нейрохирургов: они отрезали голову обезьяны, соединили сонную артерию с другой обезьяной, чья кровь продолжала поступать в бестелесный орган, сохраняя его живым.

Как говорит один из членов этой медицинской команды Д-р Лео Массопуст, нейрофизиолог: «Активность этого мозга гораздо выше, чем у мозга с телом… В этом нет никакого сомнения. Я даже предполагаю, что без ощущения тела он может думать быстрее. О чём думать — я не знаю. Я предполагаю, что в первую очередь он обрабатывает информацию, полученную, когда он имел своё тело; он не сможет развиваться дальше, так как у него нет больше информации, получаемой из опыта. Хотя уже это, конечно, является новым опытом». Мозг прожил пять часов. Он мог бы прожить гораздо больше, если бы это было нужно для целей исследований. Профессор Уайт успешно поддерживал другой мозг живым один день, используя аппарат, а не живую обезьяну для обеспечения мозга кровью. «Я не думаю, что мы уже достигли такой стадии, — говорит мисс Фаллачи, — когда мы сможем превращать человека в робота, в послушную овцу. И ещё… это может случиться, поскольку не является невозможным. Если же мы предположим, что сможем перенести голову одного человека на тело другого, если мы учтём, что сможем изолировать мозг человека и поддерживать его работоспособность без тела… Для меня уже давно не существует какого-либо чёткого разделения между научной фантастикой и наукой… Мы могли бы поддерживать мозг Эйнштейна живым и его функционирование нормальным».

Не только, как подчёркивает профессор Уайт, мы можем перенести голову одного человека на плечи другого, не только поддерживать мозг «живым» и работоспособным, но это всё может быть сделано на основе уже «существующих технологий». Он заявил, однако, что «Япония будет первой в (поддержании изолированной человеческой головы живой). Это будет не потому, что я ещё не нашёл решения дилеммы «Правильно ли это?» ¹⁵⁷. Благочестивый католик, Д-р Уайт глубоко обеспокоен философскими и моральными проблемами своей работы.

Так как нейрохирурги и нейрологи проводят свои исследования дальше, так как биоинженеры и математики, специалисты по теории коммуникации и роботостроители становятся всё более искусными, поскольку космонавты и их капсулы всё теснее и теснее «сживаются» друг с другом, поскольку машины начинают воплощать собой биологические компоненты и человек вооружается сенсорами и механическими органами, достигается предельный симбиоз. Все эти работы сходятся в одну точку. И тем не менее величайшим чудом является не трансплантация, симбиоз, люди-амфибии, не технология и не сама наука.

Величайшим и наиболее опасным чудом является ориентированное в прошлое благодушие человеческой расы, её неготовность повернуться лицом к действительности ускорения. Человек очень быстро двигается в неисследованную Вселенную, в полностью новую стадию экотехнологического развития, твёрдо убеждённый, что «человеческая природа является неизменной» или что «стабильность вернётся». Он ошибается, не замечая наиболее мощную революцию в человеческой истории, бормоча слова одного великого, хотя и близорукого человека, что «процесс модернизации… становится более или менее завершённым». Он просто отвергает будущее.

Отказ от изменения

В 1865 году редактор одной газеты говорил своим читателям, что «хорошо информированные люди знают, что невозможно передать голос по проводам и что, если бы это было возможно, такая штука не нашла бы практического применения». Едва ли десятилетие спустя из стен лаборатории мистера Белла вышел первый телефонный аппарат и изменил весь мир.

В тот же самый день, когда братья Райт сделали крыло, газеты опровергали сообщения об этом событии из-за трезвых, твёрдо стоящих на земле редакторов, которые просто не могли позволить себе поверить, что такое возможно ¹⁵⁸. Знаменитый американский астроном Саймон Ньюком незадолго до этого уверял мир, что «никакой возможной комбинацией известные формы механизмов и известные формы взаимодействий не смогут быть объединены в практический механизм, с помощью которого человек полетит на далёкие расстояния» ¹⁵⁹.

Вскоре после этого другой эксперт сообщил, что «только слабоумные могут ожидать, что кареты будут двигаться без лошадей» ¹⁶⁰. Шесть лет спустя первая миллионная машина Форда сошла с конвейера. И тогда уже жил великий Резерфорд, первооткрыватель атома, который сказал в 1933 году, что энергия атомного ядра никогда не будет реализована ¹⁶¹. Девять лет спустя была осуществлена первая цепная реакция.

Снова и снова человек, включая первоклассных учёных, закрывает глаза на новые возможности будущего, сужает свои интересы, время от времени грубо сотрясаемые толчками ускорения. Это не означает, что абсолютно все научно-технические достижения, ныне отвергаемые, будут реализованы или осуществятся в ближайшее столетие. Некоторые, без сомнения, умрут так и не родившись, некоторые не смогут преодолеть узких границ применения. Другие же выйдут из лабораторий, но будут непрактичны по той или иной причине. Однако всё это не важно. Даже если ни одно из этих достижений не будет реализовано, другие, вероятно, ещё более шокирующие, произойдут.

Мы едва соприкоснулись с компьютерной революцией и широко ветвящимися изменениями, которые следуют за ней. Мы лишь немного упомянули о приложениях разработок для внешнего космоса, завоевание которого ещё до 2000 года радикально и непредсказуемо изменит всю нашу жизнь и наше мировоззрение. (Что бы случилось, если бы астронавт или космический корабль вернулся на Землю, заражённый быстро размножающимися, несущими смерть микроорганизмами?) Мы не сказали ничего о лазерах, голографии, о мощных новых инструментах персональной и массовой коммуникации, о новых технологиях преступлений и шпионажа, новых формах транспорта и строительства, о вызывающем страх химическом и бактериологическом оружии, о сияющих перспективах применения солнечной энергии, о поразительных новых инструментах и методах образования и о бесконечном списке достижений в других областях, в которых эти достижения являются как раз определяющими. В ближайшие десятилетия развитие во всех этих областях унесёт нас, как локомотив, из прошлого, погружая все глубже и глубже в новое общество. Это новое общество долго будет неустойчивым. Всё будет дрожать и трещать невообразимо. Ожидая человека, который хочет жить в своё время, быть частью будущего, сверхиндустриальная революция не предлагает передышки от изменений. Она предлагает только сверхгорючую смесь мимолётного и нового.

Эта массированная инъекция скорости и новизны в структуры общества заставит нас не просто быстрее справляться с привычными ситуациями, событиями и моральными дилеммами, а преодолевать ситуации совершенно незнакомые, что называется «с первого раза», странные, нерегулярные и непредсказуемые.

Значительно меняется баланс, который преобладает в любом обществе между привычными и непривычными элементами ежедневной жизни его членов, между предсказуемым и непредсказуемым. Эту связь элементов жизни можно назвать «пропорциями новизны» общества, и, поскольку уровень новейшего и новизны возрастает, всё меньше и меньше наших привычных форм существования. Всё больше и больше усиливается усталость, осторожность, пессимизм, разрушается наша жизненная энергия. Окружающая среда становится всё более и более хаотической и бесконтрольной.

Сходятся две величайшие силы: неумолимое увеличение быстротечности создаёт потенциальную опасность увеличения «пропорций нового». Как мы увидим далее, эта новизна не может выражаться только в технологическом изменении общества. Мы можем предвидеть также социальные изменения общества, чьи формы будут иметь странный, беспримерный, незнакомый вид.