Элвин Тоффлер:
Шок будущего.
Часть II. Недолговечность.
Глава 6. Люди: модульный человек

Каждую весну во всей восточной части Соединённых Штатов начинается огромная миграция, как это бывает у леммингов. Поодиночке и группами, нагруженные спальными мешками, одеялами и купальными принадлежностями, примерно 15 000 студентов американских колледжей забрасывают свои учебники и следуют исключительно точному внутреннему инстинкту, который ведёт их к выжженной солнцем береговой линии Форта Лодердейл во Флориде. Здесь примерно в течение недели вся эта толпа поклонников солнца и секса отсыпается, флиртует, жадно глотает пиво, валяется на песке и оглашает пространство воплями. В конце этого периода девушки в бикини и их бронзовые поклонники упаковывают свои сумки и присоединяются к массовому исходу. И тогда каждый, кто окажется недалеко от палаток, воздвигнутых курортным городом специально для этого буйного войска, может слышать крики, усиленные громкоговорителем: «Машина двухместная, приглашаю попутчика до Атланты… Нужно добраться до Вашингтона… В 10.00 отбываем в Луисвилль»… Через несколько часов не остаётся ничего от этой пляжной компании, склонной к выпивке, кроме банок и бочек из-под пива, а также примерно полутора миллионов долларов в кассах местных торговцев — тех, кто смотрит на это ежегодное вторжение как на некое благо, которое угрожает нормальной психике живущих здесь людей, но в то же время гарантирует им личную выгоду.

Молодых людей влечёт сюда не только непреодолимая страсть к солнечному свету. И это не просто зов секса — секс доступен и в других местах. Скорее это чувство свободы, не связанной с ответственностью. 19–летняя студентка одного из нью-йоркских колледжей с совместным обучением, которая недавно побывала на этом веселье, высказалась так: «Ты нисколько не беспокоишься о том, что ты здесь скажешь или сделаешь, потому что, честно говоря, ты никогда больше не увидишь этих людей», Ритуал посещения Форта Лодердейл даёт возможность огромного разнообразия кратковременных межличностных отношений. И по мере того как мы движемся всё дальше по пути супериндустриализма, именно эта кратковременность все в большей степени начинает характеризовать отношения между людьми.

Цена дружеской «вовлечённости»

Урбанизм, то есть образ жизни городского населения, поглощает внимание социологов с начала нашего столетия. Макс Вебер указывал на тот очевидный факт, что люди, живущие в больших городах, не могут знать своих соседей столь же близко, как люди, жившие в небольших сообществах. Джордж Зиммель продвинул ещё на шаг эту идею, высказав весьма оригинальную мысль о том, что если бы городской житель эмоционально реагировал на любого и каждого человека, с которым он вступает в контакт, или если бы он загромождал свой мозг сведениями об этих людях, то он был бы «совершенно раздроблён внутренне и пришёл $ 6бы в совершенно немыслимое психическое состояние».

Луи Вирт в свою очередь отмечал фрагментированность отношений между городскими жителями. Он писал: «Характерно, что городские жители встречаются друг с другом, выступая при этом в весьма ограниченной роли… Их зависимость от другого человека ограничивается лишь каким-либо частным аспектом деятельности последнего» ⁷⁰. Вместо того чтобы глубоко войти в целостную личность каждого индивида, с которым мы встречаемся, мы поддерживаем необходимые поверхностные и частные контакты с некоторыми из них, объяснял он. Мы заинтересованы только в том, насколько хорошо продавец обуви удовлетворяет наши нужды, и нам нет дела до того, что его жена страдает от алкоголизма. Это значит, что с большинством окружающих нас людей мы вступаем в отношения ограниченного участия. Сознательно или неосознанно, но мы строим свои отношения с другими людьми по функциональному принципу. Поскольку мы не принимаем участия в домашних проблемах продавца обуви, не разделяем его надежды, мечты и горе, он для нас полностью взаимозаменяем другим продавцом той же компетентности. Мы применяем модульный принцип к человеческим отношениям. Тем самым мы создаём личность, подобную предметам одноразового использования: Модульного Человека.

Мы не воспринимаем человека в целом, а включаемся, как вилка в розетку, в один из модулей его личности. Каждая личность может быть представлена как некая уникальная конфигурация из тысяч таких модулей. Таким образом, никакой индивид не может быть заменён каким-либо другим, если рассматривать личность в целом, а не её отдельные модули. Поскольку мы хотим купить всего лишь пару ботинок, а не дружбу, любовь или ненависть, постольку для нас нет никакой необходимости в том, чтобы интересоваться всеми другими модулями, формирующими личность продавца. Наши отношения весьма ограниченны. И склонность к ограничению существует с обеих сторон. Эти отношения влекут за собой принятые формы поведения и общения. Обе стороны, сознательно или неосознанно, понимают и ограничения, и законы, вытекающие из них. Трудности возникают только тогда, когда одна из сторон переступает принятые границы и пытается вступить в контакт с каким-либо модулем, который не имеет отношения к данной функции.

Обширная социологическая и психологическая литература посвящена сегодня проблеме отчуждения, которая обусловлена, как полагают, именно фрагментацией отношений между людьми. Многое в риторике экзистенциалистов и в студенческих бунтах декретирует эту фрагментацию. Говорят, что мы недостаточно «сливаемся» с близким человеком. Миллионы молодых людей заняты попытками достичь «полного слияния».

Однако прежде чем согласиться с популярным выводом о том, что модуляризация в человеческих отношениях — явление отрицательное, следовало бы более пристально взглянуть на него. Теолог Гарвей Кокс, повторяя Зиммеля, указывает, что в условиях городской жизни попытка полного «слияния» с другим человеком может привести лишь к саморазрушению и эмоциональному опустошению. Он пишет, что городской человек «должен иметь более или менее беспристрастные отношения с большинством людей, с которыми он вступает в контакт, чтобы выбрать тех, с кем у него будут дружеские отношения, и их-то и развивать… Его жизнь можно уподобить точке, на которую воздействуют десятки систем и сотни людей. Его способность знать кое-кого из них лучше с необходимостью приводит к тому, что глубина его отношений со многими другими сводится к минимуму. Для городского человека выслушивание сплетён почтальона — акт чистого милосердия, поскольку у него скорее всего нет никакого интереса к людям, о которых хочет поболтать почтальон» ⁷¹. Кроме того, прежде чем сокрушаться по поводу модуляризации, необходимо спросить самих себя, действительно ли мы предпочли бы вернуться к традиционной ситуации, в которой каждый индивид был связан с личностью немногих людей, а не с личностными модулями многих. Традиционный человек воспринимается так сентиментально, в таком романтическом ореоле, что часто мы не понимаем последствий возврата к нему. Те же самые писатели, которые причитают по поводу фрагментации, требуют в то же время свободы; однако при этом они упускают из виду отсутствие свободы людей, связанных неразрывными узами. Ибо любые связи предполагают взаимные требования и ожидания. Чем более интимными становятся отношения между людьми, тем большее давление оказывают друг на друга партнёры, чтобы исполнились их ожидания. Чем теснее и неразрывнее эти отношения, или, говоря другими словами, чем больше модулей при этом задействовано, тем сильнее возрастают требования, предъявляемые нами.

В любых отношениях модульного типа требования строго ограничены. Поскольку продавец обуви выполняет свою достаточно ограниченную миссию, обслуживая нас и удовлетворяя таким путём наши довольно небольшие ожидания, мы не будем настаивать, чтобы он верил в нашего Бога, или был опрятен дома, или разделял наши политические пристрастия, или любил ту же пищу или ту же музыку, что и мы. Мы предоставляем ему право быть свободным во всех других сферах, так же как и ему нет дела до того, атеист я или еврей, Гетеросексуалист или гомосексуалист, Джон Бирхер или коммунист. Так не бывает и не может быть при целостных взаимоотношениях. До какого-то момента фрагментация отношений и свобода идут рядом друг с другом.

Все мы, по-видимому, испытываем в своей жизни потребность в целостных отношениях. Но бессмысленно было бы утверждать, что мы можем иметь только такие отношения. Отдавать предпочтение обществу, в котором индивид имел бы холистические отношения с немногими, а не модульные отношения со многими людьми, — это значит желать возврата к тюремной жизни прошлого — того прошлого, в котором индивиды были гораздо теснее связаны друг с другом, но в котором их жизнь была сильнее регламентирована социальными условиями, сексуальной моралью, политическими и религиозными ограничениями.

Это не означает, что модульные отношения не связаны ни с каким риском или что мир таких отношений — лучший из возможных миров. На самом деле в такой ситуации таятся глубинные опасности, и мы попытаемся это показать. Однако до сих пор дискуссия по этому вопросу, публичная или профессиональная, была нацелена не на суть дела, ибо она упускала из виду основной параметр всяких межличностных отношений — их продолжительность.

Продолжительность человеческих отношений

Следует упомянуть социологов вроде Вирта, отметивших транзисторную природу человеческих связей в урбанизированном обществе. Однако они не попытались систематически сопоставить феномен небольшой длительности человеческих связей с аналогичным явлением в других видах связей. Они не сделали также попыток обосновать документально постепенное уменьшение этой длительности. До тех пор, пока мы не проанализируем временные параметры человеческих связей, мы будем совершенно неправильно понимать и весь процесс перехода к супериндустриализму. Уменьшение средней продолжительности человеческих отношений — вероятное следствие увеличения количества таких отношений.

Средний житель города в нынешнее время за неделю, вероятно, вступает в контакт с большим количеством людей, чем деревенский житель в феодальные времена в течение года, а может быть, даже и всей своей жизни. Узы, связывающие деревенского жителя с другими людьми, включали в себя, несомненно, и какие-то кратковременные отношения, однако большинство людей, с которыми он был знаком, он знал на протяжении всей своей жизни. Городской человек может иметь некую стержневую группу людей, с которыми он поддерживает связь длительное время, но в то же время он взаимодействует с сотнями или, может быть, тысячами людей, которых он видит только однажды или дважды и которые затем полностью исчезают из его поля зрения. Каждый из нас подходит к человеческим отношениям, как и к другим видам отношений, имея внутри себя некий набор ожиданий относительно их продолжительности. Мы надеемся, что определённые виды отношений будут более долгими, чем другие. На самом деле отношения с другими людьми можно классифицировать, исходя из их предполагаемой длительности. Конечно, они варьируются от одной культуры к другой, от одного человека к другому. И тем не менее для широких слоёв населения в развитых технологических обществах достаточно типичны следующие отношения:

Длительные отношения. Мы надеемся, что связь с нашей собственной семьёй и — в меньшей степени — с другими родственниками будет длиться в течение всей жизни людей, относящихся к этой категории. Эта надежда далеко не всегда сбывается, о чём говорит рост количества разводов и распад семей. Несмотря на это, теоретически мы, вступая в брак, считаем, что «нас разлучит только смерть», и идеалом общества является связь, длящаяся всю жизнь. Реалистично ли это ожидание для общества, меняющегося с большой скоростью, вопрос спорный. Однако ожидания таковы: семейные связи будут длительными, может быть, на всю жизнь, и человеку, который разрывает такие связи, традиционно приписывается та или иная степень вины.

Отношения средней длительности. В эту категорию попадают четыре класса отношений. В порядке уменьшения ожидаемой длительности: отношения с друзьями, соседями коллегами по работе и членами различных добровольных организаций, как, например, церковь или клуб.

Традиционно предполагается, что дружеские отношения длятся почти так же долго или вообще так же долго, как и семейные связи. Высокая оценка даётся в нашей культуре такому феномену, как «старые друзья», а прекращение дружбы считается в какой-то мере предосудительным. Однако один вид дружеских отношений, называемый знакомством, оценивается как имеющий меньшую продолжительность.

Отношения между соседями не рассматриваются больше как длительные, поскольку скорость перемещений в пространстве сейчас слишком высока. Предполагается, что эти отношения равны времени, в течение которого индивид остаётся на одном месте; продолжительность этого периода в среднем становится всё меньше и меньше. Разрыв с соседом может быть связан и с другими причинами, но он не отягощён чувством серьёзной вины.

Отношения на работе нередко «перекрещиваются» с дружескими отношениями и реже — с соседскими. Традиционно, особенно конторские служащие, адвокаты, учителя, инженеры, и так далее, предполагают, что отношения, складывающиеся на работе, будут длиться относительно долго. Однако это ожидание, как мы увидим далее, уже не столь перспективно.

Отношения между членами различных добровольных организаций — в церковных или гражданских учреждениях, политических партиях, и так далее — иногда перерастают в дружбу, но если этого не происходит, связи между индивидами в таких объединениях распадаются быстрее, чем отношения между друзьями, соседями или коллегами по работе.

Кратковременные связи. К этой категории относится большинство (если не все) отношений сервисного типа, складывающихся с продавцами, служащими служб доставки, газовиками, поставщиками молока, парикмахерами, и так далее. Смена контактов в этой сфере происходит относительно быстро, и человека, который прекращает их, не за что стыдить. Исключение составляют отношения со специалистами, например с врачами, юристами и бухгалтерами; ожидается, что они будут более длительными.

Такое распределение по категориям вряд ли бесспорно. Большинство из нас может сослаться на примеры «сервисных» отношений, которые были более длительными, чем некоторые дружеские, рабочие или соседские отношения. Кроме того, у каждого из нас есть собственные примеры такого рода: мы посещаем в течение многих лет одного и того же доктора или поддерживаем самые тесные связи с одним из друзей по колледжу. Такие случаи вряд ли являются необычными, и тем не менее их относительно мало в нашей жизни. Они похожи на цветы, возвышающиеся на своих длинных стебельках над целым полем, поросшим травой, где каждая травинка может быть уподоблена какой-либо кратковременной связи, какому-либо короткому контакту. И именно большая длительность этих связей делает их заметными. Такие исключения ни в коей мере не влияют на общее правило: средняя продолжительность межличностных отношений в нашей жизни становится всё более короткой.

Гостеприимство в спешке

Продолжающаяся урбанизация — это лишь один компонент тех воздействий, которые толкают нас ко всё большей «временности» в наших отношениях с людьми. Урбанизация, как об этом говорилось ранее, приводит в соприкосновение большие массы людей, увеличивая таким образом количество их контактов друг с другом. Однако этот процесс ещё больше усиливается в связи с ростом географической мобильности, описанной в предыдущей главе. Географическая мобильность не только ускоряет «поток» различных мест, проходящий через нашу жизнь, то же самое она делает и с «потоком» людей.

Увеличение количества путешествий сопряжено с резким возрастанием количества временных случайных связей — с пассажирами, служащими гостиницы, водителями такси, с теми, кто резервирует билеты на самолёт, с носильщиками, служанками, официантами, с коллегами и друзьями ваших друзей, с работниками таможни, агентами бюро путешествий и бесконечным количеством других людей. Чем больше перемещается индивид, тем больше у него бывает коротких неожиданных встреч лицом к лицу, контактов с людьми, каждый из которых представляет собой отношение фрагментарное и, кроме того, сжатое во времени. (Такие контакты кажутся нам естественными и несущественными. Мы редко способны задуматься о том, сколь немногие из 66 миллиардов людей, которые жили на нашей планете до нас, испытывали когда-либо такую высокую скорость перемен в человеческих отношениях.) ⁷²

Если путешествие увеличивает количество контактов, главным образом с работниками сферы обслуживания того или иного вида, то перемена места жительства также ускоряет поток людей, протекающих через нашу жизнь. Переезд на новое место приводит к прекращению отношений почти в каждой из вышеописанных категорий. Молодой инженер подводной лодки, который переводится со своего места работы в Нэйви Ярд на Мэри Айлэнд, Калифорния, на работу в Ньюпорт Ньюс, Вирджиния, берёт с собой лишь ближайших членов своей семьи. Он покидает родителей и родню со стороны жены, соседей, знакомых из сферы обслуживания и торговли, а также тех, с кем он вместе служил, и многих других. Он обрывает эти связи. Поселившись в новом месте, он, его жена и ребёнок должны будут завязать множество новых связей, которые опять-таки будут временными.

Вот как описывает этот процесс одна молодая женщина, которой пришлось вместе с мужем переезжать 11 раз за последние 17 лет: «Когда вы живёте в одном и том же месте, вы можете наблюдать, что происходят те или иные изменения. Так, в один прекрасный день почту приносит новый почтальон. Через несколько недель после этого исчезает девушка за прилавком супермаркета, и новая занимает её место. Потом вы узнаете, что заменили механика на газовой станции. Тем временем сосед, живущий с вами рядом, уезжает, и вместо него селится новая семья. Эти изменения происходят всё время, но постепенно. Когда же вы уезжаете, вы сразу рвете все эти связи, и вы должны опять создавать их заново. Вам нужно найти нового детского врача, нового дантиста, нового механика для вашей машины, который бы вас не обманывал; вы утрачиваете всё, что было вами организовано, и должны начинать всё заново». Итак, происходит одновременное нарушение целой группы сложившихся отношений, что делает перемещение с места на место психологической нагрузкой для многих людей. И чем чаще повторяется этот цикл в жизни индивида, тем короче, конечно, становится длительность его связей с другими людьми. Сейчас для значительной доли населения этот процесс происходит столь быстро, что это резко меняет традиционные понятия о времени, сложившиеся по отношению к связям между людьми. «Во время коктейля прошлой ночью в Фрогтаун Роад возник разговор о том, сколько времени живут в Нью-Ханаан участники этой вечеринки. Никого не удивило то, что чета «долгожителей» находится здесь всего лишь пять лет», — рассказывается в газете «Нью-Йорк Таймс». В те времена, когда перемещения происходили редко, пять лет — это был период, лишь немного более длительный, чем период той ломки, которую переживала семья, переместившаяся в новое сообщество. Это то время, которое требовалось, чтобы её «приняли» на новом месте. Сегодня же период ломки всей жизни очень сильно сжат во времени.

Так, во многих американских пригородах имеется специальная коммерческая служба «Welcome Wagon» — рекламный автофургон с буклетами, образцами местной продукции, и так далее, раздаваемыми приезжим или новым поселенцам, — которая ускоряет этот процесс, знакомя вновь прибывших с главными магазинами и агентствами в данном районе. Служащий такой службы, получающий зарплату за свои труды (обычно это бывает женщина средних лет), посещает новичков, отвечает на их вопросы о сообществе, в которое они попали, оставляет им брошюрки и иногда — сертификаты дешёвых подарков, которые можно получить в местных магазинах. Поскольку это оказывает влияние лишь на отношения сервисного характера и вряд ли представляет собой что-то большее, чем одну из форм рекламы, постольку воздействие, оказываемое этой службой, весьма незначительно.

Однако процесс установления отношений с новыми соседями и друзьями очень часто эффективно ускоряется благодаря некоторым людям — обычно это бывают разведённые или одинокие старые женщины, — которые выполняют функцию неформальных «интеграторов» сообщества. Такие люди встречаются во многих давно сложившихся пригородах и жилых кварталах. Их функция описана социологом-урбанистом Робертом Гутманом из университета Ратжер. Он отмечает, что хотя «интеграторша» сама по себе часто находится вне основного потока социальной жизни сообщества, она получает удовольствие от того, что служит как бы «мостиком» для вновь прибывших сюда людей. Она проявляет инициативу в организации вечеринок и других встреч. Новички бывают польщены тем, что какой-то человек, живущий здесь долго, «старожил» (во многих местах быть «старожилом» — значит прожить тут года два), хочет их пригласить. Увы, новоселы быстро понимают, что сама «интеграторша» здесь лишь сторонний наблюдатель, поэтому они обычно скоро дистанцируются от неё. «К счастью для интегратора, — говорит Гутман, — к тому времени, когда он или она занимались тем, чтобы ввести приезжего в сообщество, а приезжий уже начинал отдаляться от интегратора, туда снова прибывали новые люди, которым интегратор опять мог протянуть свою дружескую руку».

Другие люди в округе также помогают ускорить процесс установления связей. Так, говорит Гутман, в районах-новостройках, «как показал опрос, агенты по продаже недвижимости часто знакомили соседей друг с другом ещё до того, как они стали владельцами. В некоторых случаях новых Домохозяек, поодиночке или группами, приглашали домохозяйки, живущие по соседству. Соседские жены или их мужья встречались друг с другом случайно, работая в саду, или убирая свой двор, или заботясь о детях. Кроме того, бывали и другие встречи, обычно инициированные детьми, которые часто первыми устанавливали контакт с людьми, живущими в этом новом районе».

Местные организации также вносят важный вклад в то, чтобы помочь человеку быстро включиться в новую обстановку. Это чаще бывает среди домовладельцев в пригородах, чем среди жителей жилых массивов. Церкви, политические партии, женские организации предоставляют возможность установить контакты, к которым стремятся новоселы. По Гутману, «иногда какой-либо сосед говорил приезжему о наличии добровольного объединения и даже приводил его на первую встречу, но даже и в этих случаях вновь прибывший должен был сам найти свою собственную «первичную» группу внутри этого объединения» ⁷³.

Понимание того, что эта перемена места не последняя, что кочевники опять будут собирать свои пожитки и мигрировать отсюда, препятствует созданию новых связей, которые были бы более прочными, чем модульные; это означает, что если отношения вообще должны создаваться, то пусть они входят в жизнь побыстрее.

Однако если период вживания в новую обстановку сжимается во времени, то сокращается и период отвыкания от старых условий. Это особенно верно для сервисных отношений, которые, будучи крайне ограниченными, могут и возникать, и заканчиваться очень быстро. «Они приходят и уходят, — говорит хозяин одного пригородного продовольственного магазина. Однажды вы обнаруживаете их отсутствие, а потом узнаете, что они переехали в Даллас». «Лавочники в Вашингтоне, Колумбия, редко имеют шанс установить длительные отношения со своими покупателями», — пишет репортёр в «Business Week». «Всё время — разные лица», — говорит кондуктор пригородного поезда в Нью-Хавен.

Даже маленькие дети быстро осознают временный характер человеческих связей. «Нянечка», которая была в прошлом, уступила своё место службе «бэби-ситтер», которая каждый раз, когда надо побыть с ребёнком, присылает разных людей. Та же тенденция к усечённым во времени отношениям отражается в отказе от семейного доктора. Старый семейный доктор, врач общей практики, не имел компетенции узкого специалиста, но по крайней мере у него было одно преимущество — он мог наблюдать за одним и тем же пациентом в течение всей его жизни. Сегодня же больной не остаётся на одном месте. Он не общается с одним и тем же терапевтом, а порхает от одного специалиста к другому и меняет врачей каждый раз, когда переселяется на новое место. Даже в пределах какой-либо одной связи контакты между людьми становятся всё более короткими. Так, авторы «Крествудских Высот», обсуждая взаимодействия с различными специалистами и юристами, отмечают «малую длительность контактов друг с другом… Природа таких контактов, а они в свою очередь являются функцией очень насыщенной жизни обоих участников, жизни в условиях до предела спрессованного времени, предполагает, что всякое сообщение должно быть сжато до пределов очень короткого коммюнике, причём даже таких коммюнике не должно быть слишком много»… ⁷⁴ Влияние на здоровье фрагментации и сокращения времени отношений между пациентом и врачом этот вопрос должен быть подвергнут серьёзному специальному исследованию.

Дружеские отношения в будущем

Каждый раз, когда семья сдвигается со своего места, она стремится также «отбросить» от себя определённое количество неблизких друзей и знакомых. Когда их покидают, то обычно и забывают. Но не все отношения прекращаются после территориального разделения людей. Мы скорее всего сохраним контакты с парой друзей из того места, где мы раньше жили, а также будем стараться время от времени общаться с родственниками. Однако с каждым новым переездом происходит неумолимое стирание этих связей. Сначала оживлённая переписка с обеих сторон, случайные визиты или телефонные звонки. Однако постепенно контакты становятся всё реже и в конце концов прекращаются. Типичный англичанин, живущий в пригороде Лондона, рассказывает о том, что с ним было после того, как он покинул Лондон: «Вы не можете забыть его (Лондон). Ваша семья ещё не полностью живёт здесь. У нас ещё остались друзья, живущие в Пламстеде и Элтхэме. Мы обычно бываем там каждый выходной. Однако это не может длиться долго».

Джон Барт так изобразил чувство перемены, наступающей в дружеских отношениях, в повести «Плавучая опера»: «Наши друзья плывут мимо; какое-то время нас несёт вместе с ними; они уплывают вперёд, и мы должны или полагаться на слухи, или совсем потерять их след; но вот они снова плывут назад, и мы должны или обновить наши дружеские связи — поймать то, чего уже нет, — или же признать, что у нас больше нет с ними общего языка, мы уже не понимаем друг друга» ⁷⁵. Единственный недостаток в этом описании — умолчание о том, что возникают, исчезают и вновь возобновляются дружеские связи в русле лениво текущей реки, которая то и дело петляет. Сегодня же этот поток движется с большим ускорением. Дружеские отношения (если использовать ту же метафору) всё больше становятся похожими на контакт гребцов разных каноэ, преодолевающих быстрины в реке перемен. «Очень скоро, — говорит профессор Эли Гинцберг из Колумбийского университета, — все мы станем людьми столичного типа, не имеющими связей или обязательств по отношению к своим старым друзьям и соседям».

В замечательной статье о «Дружеских отношениях в будущем» психолог Куртни Тол предполагает, что «стабильность, основанная на близких отношениях с небольшим количеством людей, окажется неэффективной вследствие высокой мобильности, расширения круга интересов и различий в способности к адаптации и переменам, свойственным людям, живущим в высоко автоматизированном обществе… Индивиды будут развивать в себе способность к формированию близких отношений приятельского типа на основе общих интересов или внугригрупповых связей, а также способность быстро прерывать эти дружеские связи, когда они переезжают на другое место или присоединяются к группе со сходными интересами или к другой ставшей для них интересной группе в том же самом месте… Интересы будут меняться быстро…

Эта способность быстро вступать в дружеские отношения, а затем прекращать или сводить их до уровня простого знакомства, сопряжённая с возросшей мобильностью, приведёт к тому, что каждый данный индивид будет иметь больше дружеских отношений, чем это возможно в настоящее время для большинства людей… Структура дружеских связей большинства людей в будущем даст им удовлетворение во многих отношениях, но при этом длительные дружеские связи с немногими, характерные для прошлого, сменятся близкими кратковременными отношениями со многими людьми».

Друзья от понедельника до пятницы

Влияние новой технологии на занятия людей позволяет предполагать, что тенденция к временным связям сохранится в дальнейшем. Даже если мегаполис перестанет «втягивать» людей и они будут меньше переезжать, всё равно связи между людьми резко возрастут, а длительность их сократится из-за смены работы. Ибо внедрение прогрессивной технологии, называем мы её автоматизацией или нет, экономика требуют коренных изменений и квалификации, и личности работника.

Специализация увеличивает количество различных профессий. В то же время технологические нововведения уменьшают «время жизни» любой профессии. «Появление и исчезновение профессии будут такими быстрыми, что вызовут постоянную неуверенность людей», — говорит экономист Норман Энон, специалист по проблемам рабочей силы. Он отмечает, например, что профессия инженера авиалиний возникла — и начала сходить на нет — в течение всего 15 лет. Один только взгляд на страницы «спроса и предложения» в какой-либо крупной газете убеждает в том, что новые профессии возникают с исключительной скоростью. Системный аналитик, компьютерщик, кодировщик, библиотекарь, работающий с магнитными лентами, и так далее — это лишь малая часть тех, чья деятельность связана с компьютерами. Извлечение информации, оптическое сканирование, тонкопленочная технология — всё это требует новых видов специальных знаний, а старые профессии постепенно утрачивают свою важность или вообще исчезают. Когда журнал «Fortune» в середине 1960-х годов провёл опрос 1003 молодых администраторов в крупных американских корпорациях, обнаружилось, что по меньшей мере один из трёх выполнял работу, которой просто не существовало, пока он не приступил к ней. Другая большая группа занималась работой, которую ранее выполнял один человек ⁷⁶. Даже тогда, когда название профессии остаётся прежним, содержание самой работы часто трансформируется, и люди, выполняющие её, меняются тоже.

Перемена работы, однако, — это не только прямое следствие технологических изменений. Она отражает также процессы, происходящие в разных видах промышленности, которые постоянно организуются и реорганизуются, приспосабливаясь к быстро меняющимся условиям, чтобы поддерживать бесконечные сдвиги во вкусах и предпочтениях потребителей. Множество других сложных механизмов непрерывно создают эту неразбериху в профессиональной деятельности. Так, опрос, проведённый недавно американским министерством труда, показал, что 71 миллион человек, занятых принудительным трудом, сохраняли свою работу в среднем в течение 4,2 года. Всего лишь три года назад этот показатель составлял 4,6 года; таким образом, длительность непрерывной работы сократилась на 9 процентов.

В другом отчёте министерства труда говорится: «В начале 1960-х годов средний двадцатилетний рабочий мог ожидать, что он сменит свою работу шесть или семь раз». Таким образом, человек в супериндустриальном обществе будет планировать не какую-либо одну «карьеру», а «последовательные карьеры».

Сегодня с целью учёта рабочей силы людей классифицируют в соответствии с той работой, которой они сейчас заняты: «машинный оператор», «продавец» или «программист компьютера». Эта система, возникшая в менее динамичный период, более неадекватна, по мнению многих специалистов по рабочей силе. Сейчас предпринимаются попытки охарактеризовать каждого рабочего не только исходя из его нынешнего места, но и с учётом той специфической «траектории», по которой двигалась его трудовая деятельность. У каждого человека траектория, или линия его карьеры, отлична от таковой других людей, но тем не менее определённые типы траекторий повторяются ⁷⁷. Если спросить человека супериндустриального общества: «Что вы делаете?», то он обрисует себя, исходя не только из его нынешней (временной) работы, но и из всей организации его рабочей жизни, из траектории его трудовой деятельности. Такие характеристики больше подходят для супериндустриального рынка труда, чем статичные описания текущего состояния, не принимающие во внимание того, чем человек занимался в прошлом, или того, что он мог бы делать в будущем.

Высокая скорость перемены работы, очевидная для Соединённых Штатов, становится всё более и более характерной и для западно-европейских стран. Так, в Англии текучесть рабочей силы в производственной сфере оценивается 30–40 процентов в год. Во Франции около 20 процентов всей рабочей силы каждый год вовлекается в процесс смены работы, и, как считает Моника Вьо, эта цифра постоянно увеличивается. В Швеции, по данным Олафа Густафсона, директора шведской ассоциации промышленников, «в среднем текучесть рабочей силы составляет 25–30 процентов в год… Вероятно, во многих местах этот показатель достигает сейчас уже 35–40 процентов».

Возрастает ли текучесть рабочей силы статистически достоверным образом или нет, не так важно, ибо те изменения в этом процессе, которые поддаются измерению, — лишь одна часть вопроса. Статистики не учитывают изменений работы внутри одной и той же компании или предприятия или переходы из одного отдела в другой. А. К. Раис из Тайвисток института в Лондоне утверждает, что «переходы из одного отдела в другой, по-видимому, могли бы привести к началу «новой жизни» внутри предприятия» ⁷⁸. Поскольку суммарная статистика перемен работы не считается с такими ситуациями, то тем самым она серьёзно недооценивает количество тех переходов с места на место, которые действительно происходят; при этом каждый такой переход означает разрыв старых и появление новых отношений между людьми. Любое изменение в работе сопровождается определённым стрессом. Человек лишается старых привычек, старых способов общения и должен научиться новым. Даже если задача, которую он решает на работе, остаётся сходной с прежней, всё равно меняется обстановка труда. Как и при переезде на новое место жительства, перед новичком стоит задача быстрее завязать новые отношения. И здесь этот процесс может быть облегчён теми людьми, которые берут на себя роль неформальных интеграторов. И здесь новичок ищет человеческих отношений, присоединяясь к каким-либо организациям, обычно неформальным и небольшим, которые не связаны со структурами компании. Понимание того, что никакая работа не может быть истинно «постоянной», обусловливает формирование отношений, условных, модульных и в большой степени временных.

«Новобранцы» и «перебежчики»

При обсуждении географической мобильности мы отметили, что некоторые люди или группы людей более подвижны, чем другие. С точки зрения профессиональной мобильности, обнаруживается та же картина: некоторые индивиды или группы чаще меняют свою работу, чем прочие. Предварительно можно сказать, что люди, склонные к перемене мест, будут, весьма вероятно, и часто менять свою работу. Наименее обеспеченные, наименее квалифицированные группы меняют работу чаще. Подвергаясь самым сильным ударам и потрясениям со стороны экономики, требующей образованных, постоянно повышающих свою квалификацию рабочих, эти бедняки перелетают с одной работы на другую, как пинбол между бамперами. Их нанимают в последнюю очередь, а увольняют — первыми. Среди людей со средним уровнем образования и достатка встречаются такие, которые намного подвижнее сельских жителей и относительно стабильны. Чрезмерно высокая и постоянно растущая частота смены работы обнаруживается в тех группах людей, чья профессия наиболее типична для будущего, — учёных, инженеров, высокообразованных специалистов и техников, администраторов и менеджеров.

Так, недавно проведённое исследование показывает, что темп смены работы для учёных и инженеров, работающих в научно-исследовательской и опытно-конструкторской сферах в США, примерно в два раза выше, чем в остальных отраслях американской промышленности ⁷⁹. Причину этого легко понять. Это как раз и есть острие технологических перемен — та точка, в которой знания устаревают наиболее быстро. Например, в Вестингхаузе полагают, что длительность так называемого времени «полужизни» дипломированного инженера составляет всего лишь 10 лет; следовательно, по меньшей мере половина того, что он приобрёл за годы обучения, устаревает в течение десятилетия ⁸⁰.

Высокие темпы перемен характерны также для средств массовой информации, особенно для рекламной индустрии. Недавно проведённый опрос 450 американцев, работающих в сфере рекламы, показал, что 70 процентов из них сменили работу за последние два года. То же самое разыгрывается и в Англии ⁸¹; это отражение тех быстрых изменений, которые происходят в предпочтениях потребителей, в стилях живописного искусства, способах репродуцирования, в технологических линиях. Циркуляция персонала от одного агентства к другому время от времени вызывает тревогу внутри самой этой области, и многие агентства отказываются давать статус постоянного работника тем, кто не прослужил хотя бы год.

Но самые драматичные изменения постигли, вероятно, рядовых работников сферы менеджмента, когда-то хорошо защищённых от ударов судьбы и вызывавших зависть представителей менее удачливых профессий. «Впервые в нашей области, — говорит доктор Гарольд Ливитт, профессор индустриальной администрации и психологии, — устаревание становится, по-видимому, серьёзной проблемой для менеджмента, поскольку впервые относительные преимущества опыта над знанием очень быстро теряются». Поскольку требуется всё больше времени, чтобы обучить человека современному менеджменту, а знания менеджеров устаревают, как и знания инженеров, примерно в течение десяти лет, то Ливитт предполагает, что в будущем «мы будем, вероятно, заниматься планированием тех профессий, которые уже сходят со сцены, а не тех, которые будут развиваться со временем… Вероятно, максимум ответственности будет приходиться на начало карьеры, а затем работник скорее всего будет двигаться по служебной лестнице вниз или будет вытеснен из своей сферы и ему придётся заниматься более простой деятельностью, требующей меньшего напряжения» ⁸².

В каком бы направлении он ни двигался — вверх, вниз или вбок, — в любом случае в будущем смена работы станет происходить в ещё большем темпе. Понимание этого уже нашло своё отражение в изменении позиции тех, кто занимается приёмом на работу. «Когда я видел по резюме, что человек работал в разных местах, раньше меня это беспокоило, — признает крупный чиновник из Силанез-корпорации. — Я опасался того, что этот парень любит прыгать с места на место или он умеет пользоваться подходящим случаем. Но сейчас меня это не беспокоит. Все что я хочу знать — чем именно было вызвано каждое его перемещение по работе. Даже если за двадцать лет он менял работу пять или шесть раз — это может быть даже плюсом… На самом деле если мне надо сделать выбор между двумя людьми одинаковой квалификации, то я предпочту того, кто дважды менял работу по уважительным причинам, а не того, кто всё это время работал на одном и том же месте. Почему? Да потому, что он легче приспособится на новом месте». Директор административного персонала международной телефонной и телеграфной компании доктор Фрэнк Маккейб говорит: «Чем более успешно вы привлекаете людей, прибывших откуда-то, тем выше будет у вас потенциальная скорость «оборота» работников. Именно такие люди чаще увольняются с работы».

Сменяемость кадров на административном рынке имеет собственные закономерности. Так, журнал «Fortune» сообщает: «Переход ведущего административного работника приводит не только к ряду перемещений по работе, но и обычно к серии побочных передвижений. Когда босс переходит на другое место, его непосредственные подчинённые часто просят взять их с собой; если же он их не берёт, то они сразу же начинают «высовывать свои щупальца в других направлениях» ⁸³. Неудивительно, что отчёт Стэнфордского научно-исследовательского института об условиях работы в 1975 году предсказывает: «Можно ожидать очень сильной турбулентности на уровне высокооплачиваемых служащих… атмосфера административной деятельности будет всё более неустойчивой и тревожной для тех, кто ей занимается» ⁸⁴.

Маневрирование с работой обусловлено не только механизмом технологических инноваций, но и новой ситуацией, открывающей новые возможности и в то же время повышающей уровень требований для самоудовлетворённости. «Человек, пришедший на работу тридцать лет назад, считал, что он будет держаться за любую работу, пока не узнает, куда он может уйти. Но сегодня люди, по-видимому, чуют, что есть и другая работа, в двух шагах отсюда», — говорит вице-президент отдела промышленных связей Филко, филиала автомобильной компании Форда. И в большинстве случаев так оно и есть.

Нередко новая работа — не просто новый работодатель, новое местоположение, новый набор сотрудников, но и совершенно новый образ жизни. Так, модель «сериальной карьеры» проявляется в росте количества людей, которые, убедившись в возможностях, предоставляемых богатой экономикой, принимают решение сделать поворот на 180 градусов в своей деятельности именно тогда, когда многие другие просто ждут ухода на пенсию. Мы знаем специалиста по недвижимости, который оставил свою фирму, чтобы изучать социологию. Контролёр рекламного агентства, проработав 25 лет на Мэдисон Авеню, приходит вдруг к выводу: «Фальшивое очарование утратило свою новизну и стало скучным. Я просто должна была избавиться от него». Она становится библиотекарем. Торговый администратор из Лонг-Айлэнда и инженер из Иллинойса оставляют свою работу, чтобы давать уроки труда. Главный художник-оформитель возвращается в школу работать по программе борьбы с нищетой.

Человек напрокат

Каждая перемена работы предполагает увеличение скорости, с которой другие люди проходят через нашу жизнь, и поскольку частота таких перемен растёт — длительность связей уменьшается. Это особенно ярко выражается в росте популярности так называемых служб временной помощи — человеческом эквиваленте революции в области проката. Сегодня в Соединённых Штатах Америки примерно один из каждой сотни рабочих какую-то часть года работает по найму такой службы временной помощи, которая, по существу, отдаёт его или её напрокат в те области промышленности, где наблюдается временная нехватка рабочей силы. Около 500 таких агентств в нынешнее время обеспечивают индустрию примерно 750 тысяч краткосрочных работников, от секретарей до инженеров по обороне. Когда одному из отделов авиационной корпорации понадобилось 150 инженеров по дизайну для выполнения срочного правительственного контракта, он получил их от нескольких служб проката. Вместо того чтобы тратить месяцы на приём на работу такого количества специалистов, удалось собрать полный штат незамедлительно. Люди, нанимаемые на короткое время, использовались и в период политических кампаний для работы на телефоне и ротаторе. Их призывали в случае необходимости в типографии, больницы и на промышленные предприятия. Они использовались в деятельности, связанной с исследованием общественных отношений. (В Орландо, штат Флорида, временные рабочие были наняты раздавать банкноты в один доллар в торговом центре, чтобы привлечь внимание общественности к этому центру.) Обычно же десятки тысяч таких людей выполняют рутинную офисную работу, помогая постоянному штату сотрудников в периоды перегрузки. И вот одна из служб проката объявляет в своей рекламе, что она будет арендовать служанок, шофёров, дворецких, поваров, мастеров на все руки, приходящих нянь, практикующих сиделок, водопроводчиков, электриков и людей других профессий, нужных для обслуживания домашней жизни. Она добавляет в той же рекламе: «Так же, как Герц и Авис арендуют машины…»

Аренда временных наёмных рабочих и служащих для временных нужд, так же как и аренда различных физических объектов, всё более распространяется по всему индустриализированному миру. Крупнейшая из служб временной помощи, компания «Мэнпауэ», начала свою деятельность во Франции в 1956 году с тех пор она каждый год увеличивалась вдвое, и сейчас во Франции существует 256 агентств этой компании.

Люди, нанятые на работу службами временной помощи, выдвигают ряд причин, по которым они предпочитают именно такой вид работы. Вот что говорит Хоук Хаджетт, инженер-электромеханик: «Каждая работа, за которую я берусь, является авральной, и когда от меня требуется такое сильное напряжение, я работаю лучше». За восемь лет он служил в 11 различных компаниях, встречаясь, а потом расставаясь с сотнями людей, работавших вместе с ним. На самом деле для некоторых квалифицированных работников такого рода работа предоставляет даже больше гарантий безопасности, чем для служащих, считающихся постоянными, но работающих в тех областях индустрии, которые в высшей степени подвержены изменениям. В оборонной промышленности внезапные сокращения или временная безработица столь обычны, что «постоянный» работник всегда готов к тому, что его без особого предупреждения выкинут на улицу. А «временный» инженер просто перейдёт на другую должность, где его проект будет завершён.

Для большинства «временных» работников чрезвычайно важно то, что они сами могут быть инициаторами поворотов в своей жизни. Они могут работать очень много, если они этого хотят, и там, где им нравится. Для некоторых такая работа — один из способов расширить круг своих социальных контактов. Одна молодая мать, вынужденная переехать в новый крупный город, куда перевели её мужа, чувствовала себя одинокой, когда двое её детей были в школе. Заключив контракт со службой временной помощи, она начала работать восемь или девять месяцев в году и, переходя из одной компании в другую, смогла установить контакты с большим количеством людей, среди которых она нашла себе и друзей.

Как терять друзей…

Рост темпа перемены занятий и распространение арендных отношений на систему найма рабочих и служащих будет приводить к дальнейшему увеличению темпа формирования человеческих контактов и их разрыва. Однако это ускорение по-разному влияет на различные общественные группы. Так, в целом представители рабочего класса стремятся жить ближе к своим родственникам, и они в большей степени зависят от них, чем представители среднего и высшего классов. По словам психиатра Леонарда Дуль, «их родственные связи значат для них больше, и большие расстояния, для преодоления которых требуются деньги, становятся для них помехой». Представители рабочего класса, как правило, менее склонны к деятельности временного характера. Им требуется больше времени, чтобы установить связи с другими людьми, и они не хотят их терять. Неудивительно, что они не желают менять свою работу или переезжать в другое место. Они делают это, когда вынуждены, но это редко их собственный выбор.

Напротив, отмечает тот же психиатр, «интересы представителей интеллигенции, профессорско-преподавательского состава, высших управленцев ⁸⁵ простираются в самые отдалённые точки, и поистине можно сказать, что они имеют больше функциональных отношений. Мобильность, легко дублируемые отношения и контакты, обусловленные интересом к определённым проблемам, — вот что характеризует эту группу» ⁸⁶.

Увеличение способности «пропускать» через себя людей в течение жизни связано с умением не только устанавливать связи, но и разрывать их, не только объединяться, но и разъединяться. Люди, которые в наибольшей степени обладают такими адаптивными возможностями, наиболее высоко ценятся в обществе. Сеймур Липсет и Рейнгард Бендикс в своей книге «Социальная мобильность в индустриальном обществе» утверждают, что «социально мобильные представители лидеров бизнеса обнаруживают необыкновенно развитую способность рвать с теми, кто им мешает, и вступать в отношения с теми, кто может им помочь» ⁸⁷.

Они разделяют мнение социолога Ллойда Варнера, полагающего, что «наиболее важным компонентом личности преуспевающих менеджеров и владельцев корпораций является то, что после разрыва глубоких эмоциональных связей с семьёй, в которой они родились, они в дальнейшем не имеют привязанности к прошлому и поэтому могут легко устанавливать контакты в настоящем и будущем. Это люди, которые покинули свой дом и телом, и душой… Они легко могут вступать в контакты с другими людьми и столь же легко — прекращать их». И ещё раз в исследовании, проведённом вместе с Джеймсом Абегленом и озаглавленном «Лидеры большого бизнеса в Америке», Варнер пишет: «Прежде всего они — люди в Движении. Они оставляют свои дома и всё, что с этим связано. Они оставили позади себя какой-то уровень доходов и образ жизни, чтобы приспособиться к иному способу жизни, совершенно отличному от того, что был им дан при рождении. Мобильный человек прежде всего покидает то место на земле, где он родился. Имеется в виду и дом, в котором он жил, и соседи, которых он знал, и во многих случаях даже город, штат и регион, где он появился на свет.

Этот уход в физическом смысле — лишь малая часть процесса тотального расставания, который должен испытать мобильный человек. Он оставляет и людей, и места. Должны быть забыты друзья его ранних лет жизни, ибо знакомства прошлого, в котором его статус был низким, несовместимы с его настоящим преуспевающего человека. Часто бывает забыта и церковь, к которой он принадлежал по рождению, и клубы, и окружение его семьи и его юности. Но самое важное, что он должен до какой-то степени оставить и своего отца, мать, братьев и сестёр, так же как все другие человеческие привязанности своего прошлого» ⁸⁸. Но если это так, то неудивительно читать в деловом журнале написанное в бесстрастной манере руководство для вновь выдвинутого руководителя и его жены. В нём предлагается постепенно разрывать связи со своими старыми друзьями и подчинёнными, чтобы свести к минимуму чувство обиды. Ему говорят, что нужно «находить логически обоснованные оправдания для того, чтобы не присоединяться ко всей группе во время кофе и ленча». Следует также «пропускать игры в шары или в карты, организуемые в отделе, но сначала делать это от случая к случаю, а потом — более часто». Приглашения, делаемые кем-либо из подчинённых, могут быть приняты, но они не должны быть взаимными; к себе домой можно приглашать лишь группу подчинённых. Через некоторое время все такие взаимоотношения надо вообще прекратить.

В руководстве отмечается, что жены — это особая проблема, поскольку они «не понимают правил этикета, принятых на службе». Преуспевающему мужу предлагают проявлять терпение по отношению к своей жене, которая может дольше сохранять старые привязанности, чем он сам. Однако, излагает один руководитель, «жена может быть прямо-таки опасной, если она настаивает на сохранении близких дружеских связей с жёнами подчинённых своего мужа. В этом случае её дружба будет создавать трения, искажать его суждения о людях, которые находятся ниже его по служебной лестнице, подвергать опасности его работу». Более того, один человек из отдела кадров указывает, что, «когда родители отходят от своих прежних друзей, то же самое делают и дети».

Сколько нужно иметь друзей?

Такие инструкции, говорящие, по сути дела, о том, как разрывать связи с людьми, выливают ушат холодной воды на голову тех, кто сохранил традиционные представления о том, что дружеские отношения — это надолго. Но прежде чем осуждать мир бизнеса за его чрезмерную жестокость, важно осознать, что та же самая модель человеческих отношений используется и в других слоях общества, хотя часто она и скрыта под маской лицемерных сожалений. Профессор, которого выдвинули в деканы, военный офицер, инженер, назначенный руководителем проекта, часто играют в ту же социальную игру. Более того, можно предсказать, что нечто, сходное с этой моделью, будет скоро распространяться далеко за пределы сферы труда и формальных объединений. Ибо если дружба основана на общих интересах или склонностях, то дружеские отношения не могут не преобразиться, если изменились интересы, даже если при этом социальный статус друзей остался прежним. И было бы крайне удивительно, если бы в обществе, бьющемся в судорогах самых быстрых перемен, которые когда-либо знала история, интересы отдельных людей также не менялись бы, как в калейдоскопе.

На самом деле большую часть социальной активности индивидов можно описать сегодня как поисковое поведение — неустанный процесс социального поиска, в ходе которого человек ищет новых друзей, чтобы заменить тех, кого уже нет, или тех, с кем утрачены общие интересы. Этот кругооборот побуждает людей, особенно высокообразованных, менять место жительства и устраиваться на временную работу. Ибо найти людей с одинаковыми интересами и склонностями, на основе чего и может расцвести дружба, — это непростое дело в обществе, в котором столь быстро растёт специализация. Рост специализации наблюдается не только в сфере трудовой и профессиональной деятельности, но даже и в проведении свободного времени. Далеко не всякое общество может предложить такой широкий круг привлекательных и доступных способов проведения свободного времени. И чем больше различий в работе и отдыхе, тем больше выражена специализация и тем труднее найти подходящих друзей. Так, по оценкам профессора Саржент Флоранс, в Великобритании в нынешнее время требуется минимум 1 миллион человек, чтобы профессиональный рабочий мог найти среди них 20 друзей со сходными интересами. Женщина, которая стремится поступить на временную работу с целью найти себе друзей, поступает в высшей степени разумно. Благодаря увеличению количества людей, с которыми она вступает в рабочие контакты, она повышает математическую вероятность обнаружить тех немногих, кто имеет с ней сходные интересы и наклонности ⁸⁹.

Мы выбираем друзей из очень большого круга знакомых. Михаил Гуревич из Массачусетского технологического института провёл исследование, в ходе которого он просил участников опроса проследить за всеми своими контактами с различными людьми в течение 150 дней. В среднем каждый назвал около 500 имён. Социальный психолог Стэнли Милгрэм, который провёл ряд исключительных экспериментов, касающихся коммуникационных отношений, говорит, что у каждого американца от 500 до 2500 знакомых ⁹⁰. На самом деле, как полагает профессор Флоранс, у большинства людей менее 20 друзей, хотя он определяет дружбу, вероятно, менее строго, чем обычные люди. При опросе 39 супружеских пар, относящихся к среднему классу, в Линкольне, штат Небраска, их просили перечислить своих друзей. Цель этого исследования была — выяснить, кто в семье (муж или жена) сильнее влияет на выбор друзей для всей семьи. Исследование показало, что средняя супружеская пара насчитала примерно семь «дружеских единиц», представленных или отдельными людьми, или супружескими парами. Следовательно, количество людей, считающихся друзьями средней супружеской пары, могло колебаться от 7 до 14. Их значительная часть проживала в другом месте, и тот факт, что жены назвали таких друзей больше, чем их мужья, говорит о том, что они менее склонны забывать своих друзей после переезда на другое место. Короче говоря, мужчины, по-видимому, обладают большим мастерством в разрыве сложившихся взаимоотношений, чем женщины ⁹¹.

Обучение детей высоким темпам изменений

В настоящее время обучение тому, как надо «отсоединяться» и «прекращать контакты» с людьми, начинается весьма рано. Можно сказать, что этот показатель представляет собой одно из главных различий между поколениями, ибо сегодня дети школьного возраста испытывают в своих классах очень высокую скорость перемен. Согласно данным Лабораторий по анализу педагогических условий, созданных Фордом Фаундэйшн, «стало вполне обычным, если в городской школе состав учеников в классе меняется наполовину в течение года» ⁹². Эта исключительно высокая скорость перемен не может, конечно, не повлиять на детей. Уильям Уайт указывал в своей книге «Организационный человек» («The Organization Man»), что такая мобильность «очень сильно влияет как на учителей, так и на учеников, ибо учителя при этом лишаются того чувства удовлетворения, которое у них возникает при наблюдении за развитием ребёнка» ⁹³. Однако эта проблема осложняется сегодня ещё и тем, что сами учителя меняются очень часто. Это справедливо не только для Соединённых Штатов, но и для других стран. Так, в отчёте по Англии утверждается: «Сейчас нередко даже в средней школе ребёнок изучает один и тот же предмет у двух или трёх разных учителей в течение одного года. И если преданность учителей школе столь мала, то какой же преданности можно ждать от детей? Если большая часть учителей готовится уйти на лучшую работу, перейти в лучший район, то они будут меньше заботиться о детях и меньше уделять им внимания». Можно только догадываться, как повлияет всё это на жизнь детей.

Современное исследование студентов высшей школы, проведённое Гарри Муром из Денверского университета, показало, что результаты тестовых испытаний детей, менявших своё местожительство от одного до десяти раз, не отличались существенно от результатов тех детей, которые всё время учились в одной и той же школе. В то же время у детей, которые переезжали с места на место, отмечена определённая тенденция — они избегают участия в добровольных школьных мероприятиях, таких как клубы, спортивные занятия, самоуправление учащихся и другие виды внепрограммной деятельности. Это выглядит так, будто они хотят, насколько это возможно, уклониться от связей, которые всё равно должны будут скоро прекратиться; короче говоря, они хотят замедлить поток людей, проходящих через их жизнь ⁹⁴.

Насколько быстро дети или взрослые — это не так важно — должны устанавливать и разрывать отношения с людьми? Может быть, существует какая-то оптимальная скорость, превышение которой представляет для нас угрозу? Этого никто не знает. Однако если к этой картине уменьшающейся длительности человеческих отношений мы добавим такой фактор, как разнообразие этих отношений (признание того, что каждая новая связь с людьми требует от нас особой формы поведения), то становится совершенно ясно одно: чтобы успешно приспосабливаться к постоянно возрастающим переменам в вашей личной жизни, нужен иной уровень адаптации, который никогда ранее не требовался от человека.

Объединим всё вышеизложенное с высокоскоростным «пропусканием через себя» мест, вещей и людей, и тогда мы начнём слегка понимать, насколько сложное поведение требуется от людей сегодня. Очевидно, что логическим завершением того направления, в котором мы сейчас движемся, должно быть общество, основанное на системе временных встреч и совершенно новой нравственности, исходящей из того убеждения, которое в столь краткой форме было высказано одной студенткой в Форте Лодердейл: «по правде говоря, вы никогда не встретите этих людей ещё раз». Нелепо предполагать, что в будущем нас не ждёт ничего, кроме прямолинейной проекции тех тенденций, которые имеются в настоящем, и что поэтому мы вынужденно придём к предельно кратковременным человеческим отношениям. В то же время есть смысл попытаться распознать то направление, в котором мы движемся.

Вплоть до настоящего времени большинство из нас исходило из предположения, что временные отношения между людьми поверхностны, и только длительно сохраняющиеся связи могут перейти в истинное взаимопонимание. По-видимому, такое предположение ложно. По-видимому, и целостные, немодульные отношения между людьми могут развиваться гораздо быстрее в быстро меняющемся обществе. Может быть, станет более быстрым формирование истинно дружеских отношений между людьми и процесс взаимопонимания. Пока этого не произошло, и в ушах звучит всё тот же навязчивый вопрос: «Не является ли Форт Лодердейл нашим будущим?»

Итак, мы выяснили, что по отношению ко всем трём очевидным компонентам ситуации — людям, местам и вещам — скорость перемен увеличивается. Теперь самое время посмотреть те скрытые от глаз факторы, столь же важные для формирования нашего жизненного опыта, — информацию, которой мы пользуемся, и организационные рамки, внутри которых протекает наша жизнь.

Интересная заметка о явлении временности, быстротечности сегодняшней жизни — в бюллетене местного отдела фермерского хозяйства за лето 1969 года (приводится в «Difficult but Possible Supplement to Whole Earth Catalog», Sept., 1969. — p. 23):

«Я надеюсь, что на этой неделе ферма достигла своего самого низкого показателя за лето, потому что, если спад продлится, мне негде будет жить… Я думаю об этом доме как моем временном жилье. Я люблю, чтобы в моём доме не было разбитых стёкол и ненужных бумаг, чтобы инструменты и запасы лежали на своих местах, я люблю принимать гостей, ухаживать за своими животными… Однако здесь все не так…

Наш средний фермер говорит самому себе: «Я здесь в гостях (на день, неделю, месяц или год), и на самом деле я не часть этой фермы, а просто гость, и не могу сделать ничего существенного, чтобы изменить ситуацию на ферме»… Я думаю, что ключ к решению этой проблемы вот в чём:

Стабильность приводит к чувству общности.

У нас здесь очень не развито чувство общности… Это — распад общества. Естественные качества, формируемые семьёй (помощь друг другу, совместный труд, чувство любви и нежности), вытесняются эгоистическими наклонностями… Я считаю, что этот распад, это ощущение, что мы — просто свиньи у кормушки, обусловлены Нестабильностью.

Когда какая-нибудь стабильная группа из десяти человек живёт вместе неделями, естественные силы работают на чувство общности. Когда на ферме более 20 процентов туристов, когда семейная жизнь разрушается каждые один-два дня разными отъездами и приездами — тогда я не вижу никакой надежды».