Ханс Альберт:
Трактат о критическом разуме.
Предисловие автора

Предисловие к пятому изданию

В это издание мною также внесены некоторые поправки и сделаны дополнительные примечания. Кроме послесловия Критицизм и его критики, написанного впервые для третьего издания, я поместил в качестве приложения к книге два обширных текста. В первом речь идёт о моей статье Георг Зиммель и проблема обоснования. Опыт преодоления трилеммы Мюнхгаузена, которую написал для юбилейного сборника, посвящённого Халлеру, — Wolfgang L. Gombocz / Heiner Rutte / Werner Sauer (ffrsg.) Traditionen und Perspektiven der analytischen Philosophie, Wien 1989, — и в которую внёс лишь незначительные изменения, хотя бы потому, что Георг Зиммель — первый философ, кто разрешил с помощью трилеммы Мюнхгаузена данную проблемную ситуацию. Потому анализ его опыта решения представляется мне хорошим дополнением к моему изложению проблемы в основном тексте. Второй текст представляет собой добавление к проблематике обоснования, в котором я полемизирую с некоторыми критиками, вовлечёнными в дискуссию после публикации четвёртого издания. Поскольку обсуждаемые в этой книге проблемы рассматривались мною в других работах, то я ограничился многократными соответствующими ссылками на них.

Ханс Альберт, Гейдельберг, февраль 1991 года.

Предисловие к четвёртому изданию

Для этого издания я ещё раз полностью просмотрел всю книгу, исправил обнаруженные мною ошибки и дополнил указатель литературы. Кроме того, расширил послесловие полемикой с некоторыми критиками, возражения которых стали мне известны за последние годы. К сожалению, у меня снова не было возможности учесть все возражения и обстоятельно рассмотреть все те, на которые я обратил внимание.

Ханс Альберт, Гейдельберг, июль 1980 года.

Предисловие к третьему изданию

Со времени появления этой книги мне попадались на глаза кроме одобрительных высказываний целый ряд критических мнений, побудивших меня сопроводить публикуемое теперь третье издание послесловием, в котором я пытаюсь дать ответы на большинство содержащихся в них возражений. Подробно вникать во все не представлялось возможным, ибо я был ограничен в объёме и во времени.

Поэтому я пытаюсь те пункты, по которым не согласен со своими критиками, прояснить, насколько это возможно, чётко и не облачать их в конформистские формулировки. В связи с эйфорией всеобщего консенсуса, широко охватившей в последнее время немецкую философскую мысль, мне представляется важным подчеркнуть, что подлинные или мнимые формы согласия, хотя и могут действовать успокоительно, но они никоим образом не гарантируют истину, даже в ситуациях идеальной коммуникации, на которые часто ссылаются.

Я обязан многим интересующимся теми же самыми проблемами коллегам за устное и письменное обсуждение моей точки зрения. Кроме Карла Поппера, мне хотелось бы особо отметить следующих: Карла Ахама и других «альпбахерских» друзей, Е. М. Барта, Альфреда Бонена и сотрудников Маннгеймской кафедры социологии и науковедения, Харальда Делиуса, Райнера Шпехта, Ханса Вернера Арндта, Вольфганга Детеля, Ульриха Штайнфорта и других участников Маннгеймского коллоквиума, состоявшегося зимой 1971–1972 года, Георга Гайсмана, Рудольфа Халлера и членов философского общества города Граца, Фризо Д. Хюта, Норберта Херстера, Петера Кнауэра, Ханса Ленка и участников нашего общего коллоквиума, Торе Норденстама и слушателей его семинара в городе Бергене Кэри Палонен, Ия Павловску, Юджена Пусика, Джерарда Радницкого, Вольфганга Реда и особенно Пола Фейерабенда, который взял на себя труд ознакомить меня с достоинствами скептицизма.

Обсуждаемые в этой книге проблемы занимают меня со студенческих лет. В начале 1950-х годов я полагал, что близок к их решению, но на самом деле глубоко заблуждался. В то время я придерживался дуалистического взгляда, вследствие чего познание и решение казались совершенно независимыми друг от друга, причём общую познавательную проблематику я относил к человеческой практике, как это делают сегодня многие мои критики. При этом из анализа технической, политической и этической проблематики следовала фундаментальная критика экономического мышления. Прагматически ориентированная антропология предлагалась в качестве основания для решения философских проблем. Затем я познакомился с логическим позитивизмом и аналитическими направлениями современной мысли и посчитал необходимым признать, что мои прежние представления не могли бы выдержать строгой проверки. Содержащиеся в работах Карла Поппера анализы и аргументы вынудили меня, в конце концов, признать трудности, с которыми сталкиваются также и аналитические направления.

Духовное развитие в течение последних пятнадцати лет привело теперь к тому, что связанное прежде всего с немецкоязычной средой философское направление в силу различных причин, даже таких, которые, кажется, ничего общего не имеют с философскими проблемами, вступило в конфликт с теми духовными направлениями, ставшими, начиная с 1920-х годов, характерными для немецкой сцены и сумевшими вновь добиться признания после Второй мировой войны — хотя и под другой вывеской. Прежде всего студенческое движение 1960-х годов, инспирированное с философской точки зрения политически очень действенной амальгамой диалектического и герменевтического толка, которую с некоторым правом можно назвать новой немецкой идеологией, — идеологией всеобщей действенности, как её назвал Герберт Маркузе, — предпринимало шаги по распространению, в известной степени диалектическим способом, идей и аргументов критического рационализма, пытаясь выдать его за образец буржуазного мышления. Философия здравого смысла, оказавшаяся подходящей, чтобы вскрыть абсурдность подкреплённых историей и философией иллюзий утопического мышления опасалась — будь то по политическим, будь то по другим соображениям — расширения этого движения. Несомненно, в этой установке проявилась определённая точка зрения на связь между философским убеждением и политическим направлением.

Теперь, видимо, наступило вызванное изменением тенденций разочарование, которое настолько противодействует революционному движению 1960-х годов, что готовы оклеветать реализм как торжество недостаточной эмансипации. Радикальная политическая теология ведёт борьбу с трудностями даже там, где её раньше охотно принимали со всеми её нелепостями. Кто не осознал иллюзии такого мышления и кто расценил афишируемое им презрение к либеральным идеям и институтам как безответственное поведение, мог бы радоваться этому, если даже нет определённых намёков на расширение консервативных и нелиберальных тенденций, которые с критическим мышлением также не имеют ничего общего, как и радикальные тенденции 1960-х годов. Кто отказался признать радикальную версию немецкой идеологии, у того нет никаких оснований выказывать свою благосклонность к возрождению её консервативного варианта, который также вряд ли меньше политически отягощен, чем она. Критический рационализм ничего общего не имеет ни с революционным подъёмом, ни с консервативной закостенелостью.

Ханс Альберт, Гейдельберг, апрель 1975 года.

Предисловие ко второму изданию

Спустя менее года первое издание этой книги быстро разошлось, так что у меня есть основание осуществить новое издание. Я воздержался от внесения изменений в текст, не потому, что посчитал невозможным его исправить, а просто не было времени ещё раз его проработать. Кроме того, мне хотелось выждать, чтобы выяснить, в какой мере желательно издать дискуссии по проблемам, связанным с темой этой книги, с целью обсудить некоторые пункты детальнее, чем представлялось раньше. И, наконец, я посчитал лучше придерживаться добавлений и пояснений в виде статей, чтобы не загружать ход мысли книги деталями, обсуждение которых меньше могло бы прояснить связь между анализируемыми проблемами, которые представлялись мне важными в первую очередь.

Что касается непосредственно актуальной для немецкоязычной среды проблемы герменевтики, то здесь следует заметить, что вскоре появится моя работа ¹ в книге, посвящённой Баумгартнеру, в которой обсуждаемое в VI главе настоящего издания решение данной проблемы раскрывается в полемике с мнениями других сторон. Конечно, в связи с этим заслуживает внимания также и анализ структуры исторического мышления и истории как науки, выходящий за рамки лишь намеченных в этой книге перспектив.

В дальнейшем я намереваюсь ещё раз обратиться к проблеме перехода, которую в данной книге обсуждаю в связи с вопросом о том, как можно использовать имеющееся знание для критики нормативных взглядов, прежде всего, в контексте проблемы автономной этики. Мне кажется, что я недостаточно указал на всеобщее значение этой проблематики. Такого рода проблема перехода возникает не только тогда, когда дискутируется более или менее значительная автономия этики.

С ней сталкиваются и в иных точках континуума философско-научной проблематики, например, как раз в типичных вопросах, по которым разгораются дискуссии между различными направлениями: вокруг проблемы эмпирического базиса научных высказываний, проблемы понимания и — связанной с ней — методологической независимости наук о духе, а также часто обсуждаемой проблемы соотношения теории и практики, которую вновь поставили перед нами представители Франкфуртской школы, разумеется, не наметив при этом хоть мало-мальски ясные решения.

Теперь переход от принижения к возвышению возможностей конструктивной критики представляется мне существенным пунктом критицизма, который стремилась преодолеть классическая модель рациональности и связанные с ней тенденции строгого разграничения проблемного поля, иммунизации решений проблем и их защиты от существенной критики — прежде всего, если есть возможность классифицировать их «извне».

В отношении этой книги высказываются критические замечания по поводу недостаточного внимания к критическому анализу концепций, которые на фоне других точек зрения представляются столь важными, что их недооценка рассматривается как непростительная ошибка. Так, одни читатели явно указывают на отсутствие обсуждения кантовской критики разума и исходящих из неё определённых философских направлений, другие, напротив — на дискуссии с различными версиями марксизма. Некоторые даже позволяют себе сделать опрометчивый вывод, что я никогда не занимался Кантом и потому пренебрёг его проблемами и решениями.

Такого рода выводы не могут быть оправданы тем, что они следуют из контекста анализа, свидетельствующего лишь о полном непонимании обсуждаемой проблемной ситуации. В отношении некоторых видов полемики можно, пожалуй, довериться нормальному читателю, который не обременен надлежащими мотивами, омрачающими его мыслительный горизонт.

В этой связи мне хотелось бы ещё раз обратить внимание не только на то, что критический рационализм нельзя ни в одном существенном смысле характеризовать как форму позитивизма, — смотри по этому поводу мою полемику с Франкфуртской школой (Adorno / Albert / Dahrendorf / Habermas / Pilot / Popper. Der Positivismusstreit in der deutschen Soziologie, Neuwied / Berlin 1969. — Прим. пер.), — но и на то, что он следует из противопоставления, прежде всего, с Кантом и определёнными формами кантианства, а также из критики различных версий позитивизма. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к соответствующим работам Карла Поппера. Но, несмотря на это, я считаю, что имею право требовать непосильного от моих читателей, ибо они в достаточной мере осведомлены в кантовской философии, чтобы самим сделать определённые, но не столь сомнительные выводы. Впрочем, эта книга не есть философско-исторический трактат. Историческое здесь обнаруживается лишь схематично, идеально-типично и проблемно, а это значит: настолько, насколько этого требует предпочитаемая мною систематическая точка зрения. У меня не было намерения написать такую немецкую толстую бездумную книгу, в которой систематическое философствование затерялось бы в груде имеющихся в избытке исторических зигзагов. То, что кантовское философствование осуществляется, по существу, ещё в рамках классической научной программы, точки зрения, для которой анализируемое мною смешение проблемы истины и достоверности является основополагающим, — оно обнаруживается уже у Аристотеля, — очевидно для каждого, кто знаком с ним, даже если иногда есть желание указать на иные черты и тенденции, что я никоим образом не хотел бы оспаривать. Таким образом, я полагаю, что, по меньшей мере, имею право допустить, что читателям, которые посчитали желательным обсуждение кантовской точки зрения и схожих с ней взглядов, известен фундаменталистский аспект этого мышления. Впрочем, как мне представляется, есть возможность кантовский способ философствования — разумеется, в таком случае с исторической точки зрения это будет не совсем верно — так интерпретировать — или лучше: так его истолковать на свой лад, что на место проблематики обоснования выступит проблема объяснения, толкования, предлагаемая как раз с позиций нового критицизма. Стало быть, с этой точки зрения также может быть установлена сопряжённость с проблемами, связывающая нас и по сей день с кантовским способом философствования.

Ханс Альберт, Гейдельберг, сентябрь 1969 года.

Предисловие к первому изданию

Возникшие в последнее время в дискуссиях некоторые недоразумения побудили меня написать эту книгу и тем самым осуществить давно вынашиваемый мной план намного раньше, чем я первоначально задумывал. Эти недоразумения касаются критического рационализма, о котором Карл Поппер возвестил своими философскими работами, нового критицизма, в котором сходятся ряд усилий, предпринимаемых другими представителями философии и определённых областей научного знания и с которым чувствуют себя связанными многие молодые авторы. Эту философскую концепцию связывают, прежде всего в немецкоязычных странах, с позитивизмом, характеристика которого не раз отождествлялась с современными воззрениями философов, принадлежавших ранее к философам Венского кружка, но уж точно никак не сходится с критическим рационализмом, который явно противостоит основным тезисам позитивизма. Это следует особо подчеркнуть, поскольку критики этой концепции отчасти сами связаны с герменевтическим позитивизмом, давно утвердившимся в немецкой мысли. Об этом направлении можно в определённой степени сказать, что оно занимается исследованием границ применения разума, отвергаемым критицизмом, так как критическая рациональность, господствовавшая в мышлении Просвещения, смягчена здесь влиянием способов мышления, возникших как следствие послекантовского немецкого идеализма, вопрошающим разумом квазитеологического характера, который, например, не подвергает критическому сомнению данный факт, а довольствуется его истолкованием и при этом не опасается обвинений в завуалированном, изобилующем явно иррациональностью и половинчатостью мышлении, как это имеет место, например, в современной протестантской теологии.

Так как я сам более 15 лет назад ещё питал некоторое доверие к такому способу мышления, а затем какое-то время симпатизировал концепциям неопозитивизма и современного эмпиризма, в которых критический импульс просветительского мышления сохранился сильнее, чем в герменевтическом способе мышления, то я нахожусь в выгодном положении, чтобы оценить равно как течение, с позиции которого выдвигаются аргументы против критического рационализма, так и течение, в адрес которого эти аргументы собственно направлены.

В эту книгу я включил уже публиковавшиеся частично ранее работы, прежде всего, мои статьи: Идея критического разума. К проблематике рационального обоснования и догматизма. // Club Voltaire I, Jahrbuch fur kritische Aufklarung, hrsg. von Gerhard Szczesny, München, 1963; Теория и практика. Макс Вебер и проблема свободы от оценок и рациональности. // Die Philosophie und die Wissenschaften. Simon Moser zum 65. Geburtstag, hrsg. von Ernst 27 Oldemeyer, Meisencheim, 1967 и Рациональность и экономическое положение. Основополагающие проблемы организации рациональной политики. // Gestaltungsprobleme der Weltwirtschaft. Festschrift fiir Andreas Predohl, Göttingen, 1963. А также обращаюсь к другим проблемам, поставленным собственно в рамках этой книги, но которые уже обсуждались в других местах, например, в Ethik und Meta-Ethik. Das Dilemma der analytischen Moralphilosophie. // Archiv fiir Philosophie, 11 \ 1–2, 1961, и в Social Science and Moral Philosophy. A Critical Approach to the Value Problem in the Social Sciences. // The Critical Approach to Science and Philosophy. Я уже не затрагиваю подробно In Honor of Karl R. Popper, ed. by Mario Bunge, London 1964.

Ханс Альберт, Гейдельберг, январь 1968 года.