Леонид Владимирович Гнатюк:
Заплутавший бог. Часть 5

Для рассмотрения такого предположения обратимся к тому, что уже было сказано выше, и примем во внимание, что логическая основа наших мыслительных действий представляет собой субъективную форму, содержанием которой есть объективные процессы мозговой деятельности.

Существенное отличие между субъективной формой, с одной стороны, и объективным содержанием, с другой, в том, что все процессы мозговой деятельности представляют собой функционально многообразно связанную единую систему неимоверной сложности. Между тем, в субъективной форме выражения эта система представлена совокупностью рядоположенных логических операций, в которых отдельно рассматривается, например, структура суждений, затем анализируются типы умозаключений и так далее.

Сопоставив эту совокупность операций, с синтетической деятельностью нашей нейрологической системы, мы увидим их очевидное внешнее несоответствие. С одной стороны перед нами будет живой многофункциональный организм, с другой — его выражение, существующее в форме логической схемы. Иначе говоря, вместо целостного организма мы получим более или менее организованную совокупность его элементов.

Между тем, если только верно наше основное допущение, что логическая деятельность человека представляет собой субъективный аналог объективного содержания нейрофизиологических процессов, то невозможно представить, как мы об этом говорили выше, чтобы такая деятельность могла быть выражением только какого-либо произвола и прихоти, не связанной органически с основами нашей мозговой деятельности.

Итак, с одной стороны, эта связь, несомненно, должна иметь место. С другой, она не обеспечивает полного соответствия между: 1. Объективным содержанием нашей нейрофизиологии и субъективной формой нашей мыслительной деятельности. 2.Между всеми возможностями, таящимися в многофункциональном организме мозга и совокупностью элементов логической схемы. 3.Между тем, что представлено суммарно и тем, что существует интегрально.

Сказанное подводит нас к следующему очевидному выводу: в мыслительной деятельности человека выражается не всё содержание нейропроцессов, а то, которое активировано ситуативно. Это значит, что та или иная конфигурация этих процессов и их интенсивность в определённых обстоятельствах будут доминировать над прочими возможными конфигурациями, что неизбежно скажется и на логических характеристиках мыслительной деятельности конкретного субъекта.

Сколько существует вариантов таких конфигураций? Можно предположить, что их количество будет равно количеству ситуаций, которые создаёт или в которые может попасть наш конкретный субъект. Очевидно, что их количество неисчислимо.

Вместе с тем, в каждой ситуации, насколько бы уникальной она не была, будут наличествовать элементы, схожие с элементами иных ситуаций, и, в конце концов, следует полагать, что жизнь каждого отдельного индивида, как и всех людей в целом, протекает в ситуациях, которые можно упорядочить и классифицировать в отдельные группы. Если бы такой схожести не было, и вся наша жизнь была бы цепью сплошных «уникальностей», то никакое мышление и никакая логика не были бы возможны.

Что означает наличие таких типичных групп ситуаций? Только то, что мозговая деятельность вырабатывает соответствующие группы процессов, которые ситуативно выражаются в логических основах нашего мышления. Если принять во внимание, что вся система нашей нейрофизиологии основана на процессах возбуждения (в логическом аналоге — тезис), торможении (в логическом аналоге — антитезис) и на результате (в логическом аналоге — синтез), то во всех возможных комбинациях триады (тезис — антитезис — синтез) можно обнаружить те их сочетания, которые являются логическими выражениями типичных групп ситуаций, о которых говорилось выше.

Какие же, однако, комбинации возможны в пределах упомянутой выше триады? Ведь она представляет собой то нерасторжимое внутренне единство, диалектическая природа которого известна ещё со времён немецкой классической философии. Тезис, выражая свою внутреннюю неполноту, продолжает себя в антитезисе, что совокупно выражает себя в качественно новом итоге взаимного перехода — синтезе. Так, например, кредитор (тезис) неизбежно предполагает должника (антитезис), а вместе они образуют механизм движения денег.

Этот механизм в целом, в свою очередь, может быть рассмотрен как тезис, который продолжает себя в антитезисе, а их синтез будет новым органичным элементом развивающегося, таким образом, бесконечного движения.

Однако мы понимаем, что действительность не может быть буквальным выражением такого диалектического формализма. Действительность создаётся в результате самых причудливых сочетаний тех бесконечно разнообразных ситуаций, о которых говорилось выше. И можно предположить, что в этом бесконечном пространстве реально осуществляемых действий (тезисно-антитезисно-синтезном) какие-то действия были завершены, какие-то только начаты, но прерваны, какие-то были насильственно обращены против их естественного хода и так далее.

Здесь мы опять говорим о том хаосе событий, из которых состоит наша жизнь, выстраиваемая, вместе с тем, в ту или иную упорядоченность существующим набором ситуаций и мыслительных действий. Этот набор и есть искомая нами величина.

Если действительно верно, что, несмотря на видимый хаос и разновекторность таких ситуаций и сопровождающих их мыслительных действий, их можно классифицировать в силу наличия в них схожих элементов, проявляющих себя в любых ситуациях, то необходимо предположить следующее. Каждое наше мыслительное действие, будучи сопряжённым с множеством других, привходящих извне, может основываться не на классическом тезисно-антитезисно-синтезном варианте, а на их сочетании, из которого будет видно, что такая-то тезисно-антитезисная пара будет иметь свой выход не в естественном для них синтезе, а в другом, или даже в совокупности других синтезов. Вместе с тем, и тезисно-антитезисных начал в том или ином случае может быть не одно, а несколько.

Возникает вопрос: а где же здесь логика с однозначностью её начал и непреложностью выводов из них?

Не забудем, однако, что все наши логические операции суть не что иное, как субъективное выражение объективных процессов нашей мозговой деятельности. И кто не знает, как в нестандартной для нас ситуации мы незаметно для самих себя перебираем множество вариантов, пока не последуем тому, который нам показался оптимальным.

Этот «перебор» есть ничто иное, как поиск вариантов, который осуществляет наш мозг в своей адаптационной деятельности. Можно предположить, что эта деятельность, сопровождаемая эмоционально-целевой компонентой нашего субъективного мира, как раз и представляет собой ту многообразную в себе целокупность, которую мы называем мышлением. Тогда возникшую «внезапно» мысль следует понимать как результат совмещения в одной «точке» какого-либо адаптационного варианта целе-волевого устремления, подкреплённого вспышкой эмоциональной энергии. Как нам представляется, каждый на основании своего личного опыта может судить о частоте и интенсивности таких «вспышек».

Существуют ли некие типичные наборы тех вариантов, которые образует наш мозг в своей адаптационной деятельности?

Если мы попытаемся обозначить тезисно-антитезисную пару одним способом, а возможный синтез — другим, то сможем получить ту совокупность этих обозначений, последовательность которых ни в одном из возможных случаев не будет повторяться, а каждая совокупность в отдельности будет обозначать какой-то из типичных вариантов мыслительной деятельности.

Замечательное решение подобной задачи мы обнаружили в таблице гексаграмм, составленной легендарным правителем древнего Китая Фу Си (III век до Новой эры), который при этом составлении преследовал, правда, совсем иные задачи.

Каждая гексаграмма состоит из шести чёрточек, некоторые из которых сплошные (––), а некоторые прерывистые (– –).

Поэтому одна гексаграмма имеет, например, такой вид:

… другая — такой:

… и так далее.

Таблица гексаграмм получается путём сочетания их половинок, занимающих верхнюю и боковую часть таблицы. Верхняя часть таблицы имеет такой вид:

В боковой части таблицы эти же половинки гексаграмм расположены друг под другом.

Результат сочетания этих половинок в верхней и боковой части дают 64 гексаграммы, ни одна из которых не повторяет другую.

Первая из них имеет вид шести сплошных, вертикально расположенных друг под другом, линий:

Последняя имеет вид шести прерывистых, также вертикально, друг под другом расположенных, линий:

Вот полный вид таблицы гексаграмм:

Таблица гексаграмм была придумана для гаданий, однако, современные исследователи усматривают в её содержании как соответствие с системой двоичного счисления, так и многое другое. (См., например: А. Скляров. Компьютер древнего Китая).

Нам, однако, интересна следующая аналогия. Если под прерывистой линией мы будем понимать тезисно-антитезисную пару (возбуждение — торможение в деятельности головного мозга), а под сплошной — синтез (результат возбуждающе-тормозной деятельности мозга), то каждая гексаграмма будет выражать собой определённый вариант мыслительно-мозговой деятельности. Этот вариант с определённой долей вероятности может быть соотнесён с одним из типов тех ситуаций, о возможной классификации которых мы говорили выше.

Или так: конкретных жизненных ситуаций бесконечное множество, но все они могут быть совмещены в 64 типа комбинаций, которые апробированы нашим мозгом в его адаптационной деятельности и зафиксированы в сознании человека как наиболее приемлемые варианты его мышления.

Что же касается конкретно-логического выражения смысла каждой из гексаграмм, то это вопрос требует специального изучения, однако, уже сейчас можно предположить, что первая гексаграмма таблицы

Показывающая соотношение шести синтетических позиций, будет, видимо, соответствовать аподиктическому суждению, которое выражает необходимость, а последняя, состоящая из шести тезисно-антитезисных положений без единого синтетического вывода

Будет соответствовать суждению проблематическому.

Таблица гексаграмм — это, разумеется, только один из возможных вариантов, в котором можно схематически выразить представленную выше динамику мыслительных действий.