Леонид Владимирович Гнатюк:
Заплутавший бог.
Введение

«В некоем отдалённом уголке Вселенной, разлитой в блёстках бесчисленных солнечных систем, была когда-то звезда, на которой умные животные изобрели познание. Это было самое высокомерное и лживое мгновение «мировой истории», но всё же лишь одно мгновение. После этого природа ещё немного подышала, затем звезда застыла, и разумные животные должны были умереть. (Сказанное) ещё недостаточно иллюстрирует, каким призрачным и мимолётным, каким бесцельным исключением из всей природы является наш интеллект. Были целые вечности, в течение которых его не было, и когда он снова окончит своё существование, итог будет равен нулю. У интеллекта нет никакого назначения, выходящего за пределы человеческой жизни». Так пишет Ницше в одной из своих работ под названием «Об истине и лжи в нравственном смысле».

Продолжая свою уничижительную характеристику человека, который «изобрёл познание», Ницше сравнивает его с комаром, пафосно парящем в воздухе и воображающим себя при этом центром Вселенной, в то время как он (в данном случае человек) всего лишь «самое несчастное, самое слабое и тленное существо», у которого за его интеллектом скрываются «обман, лесть, ложь, тайное злословие, поза, маскировка и разыгрывание комедий перед другими и перед собой».

Откуда же, продолжает Ницше, у этого существа такое стремление к истине? Разве природа не скрывает от него почти всего, чтобы запереть его в области фактического незнания и оставить его там? Так откуда же это стремление? Ницше знает ответ, и он достаточно глубок. То, что должно стать истиной, говорит он, есть результат деятельности такого человеческого инструмента, как язык. Между тем сам язык не является описанием вещей природы.

Язык описывает всего лишь наши ощущения, а наши ощущения есть результат возбуждения того или иного нерва. Таким образом, наш язык имеет дело с явлениями, которые мы знаем, благодаря нашей нейрологии. Понятие, форма, род, вид и тому подобное — всё это результат только наших творческих усилий. «Природа же, — говорит Ницше, — не знает ни понятий, ни форм, ни родов; она только одно непостижимое для нас и неопределимое Х».

Что же у нас есть в итоге?

Существует природа, бесконечная, неисчерпаемая, «разлитая в блёстках бесчисленных солнечных систем». В природе существует жизнь, и она в своём развитии порождает человека. Пусть природа для человека, согласно Ницше, есть Х. Почему? Потому что она для него не есть непосредственная данность, потому что вместо неё человек имеет дело с языковой средой, которая преломляет внешний мир в соответствии с деятельностью человеческой нервной системы.

И вот, имея дело только с этой «средой», человек создаёт мир своей культуры, в свою очередь, неисчерпаемый и бесконечный, существующий не только наравне с природой, но и подчиняющий её себе. И после этого, он — жалкое существо, ничтожный комар, пафосно парящий в воздухе?

Возражая философу, хочется сказать, что, напротив, человек, скорее, похож на сказочное существо, на всемогущего творца, возможности которого безграничны, а мощь неисчерпаема. Да уж не бог ли он на Земле? И не восхитительным ли является его интеллект и те инструменты познания, которые человек использовал в своём творчестве?

По приведённому уже мнению Ницше (ещё раз сошлёмся на него), «у интеллекта нет никакого назначения, выходящего за пределы человеческой жизни». Нам представляется, что знаменитый мыслитель не прав. Напротив, как показывают современные исследования явлений жизни на генетическом уровне, некая безупречно действующая и жёстко «скомпонованная» упорядоченность лежит в самих основах жизненных процессов. И по всей вероятности, именно эта упорядоченность и «скомпонованность» в своём развитии порождают то, что мы зовём интеллектом. Поэтому интеллект как некий итог этой упорядоченности, должно быть, представляет собой основу жизни как таковой, а не только человеческой.

Но что такое жизнь?

Несмотря на то, что основные признаки существования живых организмов (способность к самовоспроизводству, самосборка элементов организма, высокий уровень упорядоченности всех его процессов, их взаимосвязь, согласованность, единство и тому подобное) хорошо известны, до сих пор нет однозначного и безоговорочного ответа на вопрос о возникновении и природе такого явления, как жизнь.

Доминирующая ныне теория абиогенеза с её центральным тезисом о случайном появлении в течение эволюции клеток-репликаторов, которые, мутируя, образуют всё многообразие живых существ, оставляет после себя много вопросов. Мнение о случайном появлении жизни с такой её «тонкой подгонкой», которая обнаруживает себя в неимоверно сложной работе клетки, подобно мнению о том, что процессы, начавшие своё развитие после сверхвзрыва, случайно привели к «тонкой подгонке» фундаментальных констант существования известной нам Вселенной.

Скорее, логично предположить, что сингулярная точка, с которой и началось развитие Вселенной, ещё до сверхвзрыва виртуально уже содержала в себе те законы существования нашего мира, которые начали обнаруживать себя через хаос случайных событий. «Порядок их хаоса» (Пригожин) имеет место тогда, когда в хаосе неявно уже содержится порядок. Обратный процесс возникновения хаоса из порядка, или энтропия, есть часто печальный и всем известный факт нашего повседневного опыта.

Итак, в своём предельном (то есть не научном, а философском) обобщении жизнь, как и все явления известной нам Вселенной, представляет собой результат глубинной взаимосвязи возникновения и уничтожения органических процессов, или же то, что, как говорил знаменитый Эмпедокл, «рождением и смертью зовут неразумные люди».

Почему же этот извечный круговорот, вопреки утверждению Ницше, преизбычествует интеллектом?

Поскольку, как нам представляется, интеллект есть свойство сознания (так же, как, например, самовоспроизводство есть свойство жизни), то нам теперь следует ответить на вопрос, что такое сознание? И вот здесь оказывается, что если на вопрос о природе жизни мы могли привести некую обобщающую позицию, обнаруженную ещё древним греком, то это труднее сделать, когда мы говорим о природе сознания.

Известный российский философ Н. С. Юлина, специалист по проблеме сознания, констатирует это следующим образом. Длительное время, говорит она, вопрос о природе сознания был прерогативой философии. В её пределах были зафиксированы такие его свойства, как самоактивность, свобода воли, моральность, ответственность и тому подобное. Благодаря этим наработкам, философии удавалось «сохранить проблематику сознания в своей епархии». Однако несогласованность философских позиций и отсутствие какого-либо консенсуса относительно всех этих и других свойств сознания, вызвало недовольство в среде учёных, которые заговорили о необходимости передать проблему сознания науке. Философы, в свою очередь, обвинили учёных в том, что те подменяют общую постановку вопроса о сознании исследованием отдельных фактов, то есть за деревьями перестают видеть лес.

Каков же вывод?

«Главная причина разнобоя, — утверждает Юлина, — кроется в том, что, несмотря на масштабность исследовательских усилий философов и учёных, феномен сознания ускользает от «схватывания» в определениях. Его тайна остаётся тайной». Перед нами — та же ситуация, с которой мы встречались выше, когда говорили о жизни. Не зная точного ответа о том, что она есть сама по себе, мы довольно успешно изучаем её отдельные проявления. Что такое сознание, «остаётся тайной», но такая особенность этой «тайны», как способность мыслить (интеллект) нам известна как повседневное проявление нашей собственной жизни.

Вопрос, который нам хочется поставить, заключается в следующем: есть ли в проявлениях жизни то, что роднит их с проявлениями мыслительной деятельности сознания? Чтобы ответить на этот вопрос, нам необходимо если не «схватить» в определении природу этой деятельности, то хотя бы в самых общих чертах выделить в ней её принципиальные особенности.

По нашему мнению, эта особенность мысли заключается в том, что в ней мы организуем перспективу нашей деятельности. Мысль — это проспект деятельности. Для того чтобы он состоялся, нужны эмоции (энергия) и цель (вектор направленности энергии). Если мы будем говорить о человеческой (наиболее совершенной) форме организации мысли, то к сказанному мы должны добавить ещё волю, вместе с проявлениями которой эмоции и цель приобретают личностный характер, а также символьный язык для возможности выразить всю эту систему в знаках.

Если наличие символьной формы выражения мыслей есть собственно человеческий способ их существования и трансляции, то такая характеристика мысли, как организация перспективы деятельности является общей для всех существ, имеющих нервную систему. В этом случае инстинкт, поскольку он является одним из способов организации деятельности животного, представляет собой мысль в свёрнутой форме. Если же мы сделаем оговорку относительно того, что целенаправленная организация перспективы деятельности растительного организма может осуществляться без эмоций, то и жизнь растений будет нами пониматься в качестве вполне осмысленной.

Итак, во-первых, жизнь, если мы будем рассматривать её в пределах возникновения и уничтожения собственно органических образований, преисполнена «мыслительной деятельности».

Во-вторых, если такие термины, как осмысленность и мыслительная деятельность в их применении ко всем органическим процессам, мы вынуждены были брать в кавычки, то появление человека в результате эволюции живой материи эти кавычки снимает. Человек выступает как субъективный мир этой деятельности, её личностный вариант.

В настоящее же время мы являемся свидетелями развития интеллекта, который приобрёл формы своего безличного существования. Рядом с деятельностью разума, носителем которого является субъект, сейчас появился интеллект как некая вполне объективная реальность. У него нет необходимости в существовании такого своего носителя, как душа, у него нет эмоций и ничего похожего на сомнения. Зато у него есть математически выверенная перспектива его деятельности и «железно» закономерный результат.

Каков же он в перспективе, и принимает ли эта перспектива в расчёт человека как своего прародителя и есть ли там для него место? Или же всё-таки этот новый интеллект сам обречён на то, чтобы занять подчинённое место в разумной деятельности человека?

Вот вопросы, которые хотелось бы поставить в этой небольшой работе.