Ханс Ленк:
Размышления о современной технике.
Глава III. Новые черты, аспекты и задачи философии техники

Всё сказанное является тем более значимым, что технические образования, феномены и процессы оказываются всё более наддисциплинарными, если мы не хотим выводить за скобки условия их осуществления и логические следствия из вызванных ими инноваций. Междисциплинарная укладка таких технических в самом широком смысле этого слова феноменов имеет некоторые стороны, которые наиболее отчётливо выкристаллизовываются лишь в последнее время, хотя они отчасти известны уже давно, но, очевидно, были частично забыты.

1. Историчность

Фрейер ⁷¹ уже в 1929 году подчёркивал «всемирно-историческое значение современной техники», не соответствующее её культур-философскому структурному пониманию, сторонники которого стремятся рассматривать её как чистую систему средств на службе других культурных ценностей. Фрейер уже тогда требовал содержательной «философии истории техники». В самое последнее время только ещё начинают рассматривать историчность технических феноменов; это означает, в частности, заново открыть и установить их историческую обусловленность и не рассматривать технику больше просто как универсально-антропологическую константу, даже если отдельные авторы (например, Закссе ⁷²) и продолжают говорить о «биологической склонности к технике» и о «амбивалентной позиции» по отношению к ней, а следовательно, и в ней самой желают видеть независимое от специфики той или иной эпохи человеческое начало.

В области исследований по истории техники были основаны кафедры, научные объединения и журналы ⁷³, опубликованы монографии и сборники ⁷⁴ — очень важная корректива нашего столь чуждого истории времени. И философский анализ также начинает принимать во внимание этот исторический аспект техники. В философии Ортега-и-Гассет ⁷⁵ и Хайдеггер ⁷⁶ интерпретировали эту историчность ещё слишком односторонне как антропологически-культурфилософскую или как бытийно-историческую, но всегда отчётливо видели её. То же самое относится и к экзистенциальной онтологии техники Бензе ⁷⁷ 1949 год с её стадиями и следующими друг за другом парадигмами. В западной технике он различает следующие последовательные стадии: механическую, термодинамическую, электродинамическую и, наконец, атомарную и высокочастотную, подчёркивая, что «технические традиции являются, непременно духовными традициями западной интеллигенции» ⁷⁸.

Блюменберг ⁷⁹ несколько десятилетий назад попытался раскрыть суть процессов технизации с помощью толкования и развития поздней философии жизненного мира Гуссерля. Роль философии он видит в том, чтобы управлять в процессе технизации утерянными и пропущенными «смысловыми структурами». Философия истории Шаппа ⁸⁰, как теория непрерывно и идентично установленных конституитивных начал индивидуального и исторического развития является, по мнению Тухеля ⁸¹, особенно пригодной основой для создания исторически ориентированной философии техники, хотя у самого Шаппа, кроме общих замечаний к положению «для-чего-вещи», едва ли вообще найдётся какой-либо намёк на техническое начало. Философия истории техники остаётся здесь ещё голым постулатом.

Не так давно и Хюбнер ⁸² пытался «понять технику исторически, … понять её историю как таковую, исходя из основополагающих целей и норм техники», подогнать под своё учение о чередовании исторических систем и их мутации и экспликации и дать им более или менее историческое объяснение или хотя бы квазиобъяснение. Такая разработка, однако, пока отсутствует. Но дальнейшие интерпретации философии техники также не смогут пренебречь включением их предметной области в социальные и культурные рамки.

2. Общественно-научный контекст

Вторая сторона наддисциплинарного подкрепления технических феноменов историческими — социально-научная. Необходимо обращать внимание не только на тесную интеграцию с экономическими факторами и разработками, как постоянно подчёркивали Готтль-Оттлилиенфельд ⁸³ и Ваффеншмидт ⁸⁴, (что, однако, подчёркивалось уже и значительно раньше у «камералистов» и представителей «учения о технологии» в XVIII веке (Бекманн, фон Лампрехт и другие) ⁸⁵, но также тесное связывание с культурными традициями, социальными условиями и развитием, с политическими, экономическими, соцально-психологическими факторами. Гелен ⁸⁶ говорил о всё менее прозрачных «суперструктурах», в которых «наука, её технологическое применение и промышленное использование» словно в функционально связанном единстве сами себя автоматизируют. Более детальный, особенно методологически более точный анализ этих тезисов, сильно заострённых на саморазвитии, всё ещё отсутствует. Можно надеяться, что такое краткое замечание побуждает к исследованиям в данном направлении.

Научно-эксплицированный и философски ясный анализ всего того, что может быть названо в широком смысле реально-техническим, предполагает также обращение к его социальным и политическим следствиям, которые сегодня всё чаще обсуждаются под рубрикой «технократия». Здесь нет возможности эту обширную тематическую область достаточно подробно и серьёзно обсуждать ⁸⁷. До сих пор дисциплинарно ориентированные отдельные науки могли охватывать эти феномены лишь частично и недостаточно, как это убедительно показывает Линде ⁸⁸ в отношении технических артефактов на примере структурно-функциональной социологии; это в последнее десятилетие доминирующее в социологии направление (в противоположность, скажем Марксу ⁸⁹) практически совершенно упустило из вида предметы и тем самым технические артефакты, вещи, устройства, то есть реальную предметную технику. Это — курьёз века, который мы называем «техническим». Лишь немногие специалисты в области социологии техники ⁹⁰ или проницательные социальные философы, такие, как Гелен, или представители индустриальной экономической науки, склонные к обобщениям, как в последнее время Пфайфер ⁹¹, восприняли эту восходящую к Лоренцу, фон Штейну и Марксу традицию.

Научно-теоретический анализ высказываний о «детерминации» через вещи ещё не существует. Теперь уже невозможно наивно возвращаться к нереализованным тезисам предметного принуждения и применять их к идеологическому «цементированию».

3. Системные аспекты

В своей уже упомянутой выше программной статье 1929 года Фрейер ⁹² назвал в качестве характерной функции современной техники наряду с эмансипацией от «ограничений органической природы» и трансформацией «скрытой энергии» в «планомерное управление» имеющимися в распоряжении человечества формами энергии также и тенденцию к «систематике» и «взаимному прорастанию отдельных технических средств и методов с целью создания сплошной сети овладения природой». Этот системный аспект неявно содержится уже в тезисе Готтль-Оттлилиенфельда о «сплетении отдельных технических достижений в единое движение техники» ⁹³. Творческие аналогии с различными областями, результаты более ранних достижений являются условием подлинно инновационного технического прогресса, который имеет «важное значение для удовлетворения потребностей» ⁹⁴. Технологический прогресс, прогресс в техническом знании (без необходимости введения инноваций) является плодотворным для внутреннего взаимного сплетения подсистем. Готтль-Отлилиенфельд говорит уже о ряде «непрерывности», о мутациях («переход к иным основополагающим идеям решения») как о» взаимосвязи всех технических проблем» и их «собственного существования», о «выведении друг из друга» и «филиации проблем», о «единой системе постановки технических проблем», а также о своего рода методологическом единстве ⁹⁵.

Также и исходное положение Хюбнера ⁹⁶ о необходимости анализа технических феноменов в рамках исторической системы, как и необходимости общественно-научного контекста их рассмотрения (имея в виду «суперструктуры» Гелена, а также акцент на социотехнические системы у Рополя) ведёт непосредственно к систематическим принципам в самом широком смысле. При этом может остаться открытым вопрос о том, понимать ли под социотехнической системой только лишь некую историческую систему, или только историко-научную систематизацию.

Толкование Эллюлем ⁹⁷ и Бьюканеном ⁹⁸ техники как почти (по Бьюканену) «неограниченной, автономной, универсальной системы эксплуатации» (природы, равно как и человеческой энергии и мотивации), снова возвращают нас к проблеме технократии.

Необходимость системной интеграции специальных технических областей с некоторых пор стало ясным склонным к обобщениям технологам, специалистам в области науки о планировании и экономистам, — в особенности, например, в сфере регионального планирования, где планирование строительства, инфраструктура, транспортные системы и так далее должны быть взаимно согласованы, — или в вопросах охраны окружающей среды, связанных с необходимостью системной экологической интеграции. Однако и крупные технические проекты, имеющие целью, например, развитие новых систем вооружения или программу прилунения, осуществлялись как в целом, так и в отдельных их частях в значительной степени на основе системного анализа. Техника сетевого анализа и морфологические методы по Цвики ⁹⁹, а также оценки различных ступеней релевантности (древа целей), исследование операций, оргтехника, исходные положения логических решений и анализ ценностей в смысле теории организации образуют исходную основу для быстрого расширения в прагматической концепции системотехники.

Намеченное обобщение и расширение применения оперативных, по Бунге, теорий, а также теорий управления решениями уже стало настолько значительным, что можно было бы говорить афористически подчёркнуто и прагматически кратко о переходе от «технического века» к (информационно-) «системно-технологическому веку», при этом отдавая себе отчёт в том, что с такого рода лозунгами надо обходиться весьма осторожно. Но именно благодаря такого рода афористическим обозначениям особенно рельефно, так сказать идеально-типически схватывается суть происходящих изменений. Выражение «системно-технологический» должно при этом указать не только на этот аспект стремления к всесторонне многодисциплинарной системной рационализации, но и на быстро растущее в связи с этим значение информационной техники и систем управления. При этом, однако, мы ни в коем случае не собираемся отдать предпочтение системно-гармоничной концепции равновесия саморегулирующихся социотехнических автоматизмов, как это, например, длительное время делала и делает отчасти и до сих пор структуралистски-функционалистская социология в отношении социальных систем (Парсонс, Луман ¹⁰⁰). Исходные положения системного анализа могут вполне применяться и для дезинтегрированных или распадающихся, для неуправляемых и находящихся в условиях неустойчивого равновесия самовозбуждающихся систем, что в социологии отмечал уже Мертон ¹⁰¹.

4. Междисциплинарная кооперация универсалов, генералистов и технологов

Если Симон Мозер ¹⁰² уже в 1958 году говорил о необходимости «совместной работы интересующихся философией техников и заинтересованных философов» — оптимальное объединение таких персон, конечно, далеко не всегда реализуемо и часто даже проблематично, — то многодисциплинарности и системности возникающих в современной техники проблем должны соответствовать, и действительно соответствуют, с одной стороны, всё возрастающее разграничение и специализация проектно-ориентированных дисциплин, а с другой — усиливающаяся кооперации всех вовлечённых в решение той или иной проектной задачи специалистов из различных сфер науки и техники с так называемыми генералистами. Генералистами Хельмер ¹⁰³, например, называет учёных, которые способны уточнять на моделях проблемы, сформулированные в отдельных проектных дисциплинах, и делать возможным использование для их решения аналитических, теоретико-системных методов, при применении главным образом вышеупомянутых оперативных (в смысле Бунге) теорий. При этом важно понимать, что необходима не только кооперация с представителями экспериментального естествознания и субстантивных (по Бунге) теорий, ориентированная на развитие фундаментальных исследований в той или иной области, но и совместная проектно-ориентированная работа техников-практиков и инженеров-учёных с генералистами, представителями общественно-научных дисциплин, а также теоретиками и практиками проектирования и планирования.

Впрочем, сама по себе междисциплинарная кооперация представителей технических наук различных направлений и учебных специальностей оставляет сегодня желать лучшего. Общее учение о технических науках (о чём будет подробнее сказано ниже), ориентированное на методику и методологию научно-технического исследования, могло бы несомненно помочь навести мосты между отдельными научно-техническими направлениями, что действительно становится настоятельно необходимым ввиду все углубляющегося их отчуждения. К этой всё более междисциплинарной кооперации побуждают системные проблемы, всё чаще возникающие в лоне современных сложных технологий. При этом тесное сотрудничество между философами-универсалистами и инженерами-учёными необходимо не только в области критики норм и ценностей, но и в плане осуществления всеохватывающей социально-философской интерпретации и развития философии техники как «приближённой к действительности» философской дисциплины. Философское объяснение, критический вклад философов-универсалистов в это движение, к сожалению, пока ещё сильно отстаёт от сформулированного выше требования. Обычно движение в указанном направлении начинается с научно-методологической постановки проблемы в пограничных областях науки и связанных с ними сфер проектирования с целью развития своего рода «системной философии».

Книга Эрвина Ласло «Введение в системную философию» является типичным, правда, достаточно упрощённым, примером поиска путей движения в этом направлении ¹⁰⁴. Именно при анализе социотехнических систем, предполагающем учёт культурно-философских, антропологических, экологических и многих других аспектов, философия, как теория науки и как социальная и нормативная дисциплина, должна вносить свой посильный вклад. Эти новые задачи философии техники ждут ещё своей развёрнутой формулировки в прагматическом плане, что неизбежно предполагает отказ от традиционной догматически-монолитной метафизики техники.

5. Теоретико-научный и методологический аспекты

Теоретико-научный и методологический анализ технических наук, эвристики, технических разработок едва ли вышел за рамки формулировки первоначальных исходных положений ¹⁰⁵. Роденакер, например, будучи представителем технической науки, пытается, исходя из результатов, полученных теорией науки, прежде всего в индуктивистской концепции и теории познания раннего и зрелого Карнапа, вывести «теорию творчества или рабочую методику техники», которую называют также теорией конструирования. Безнадёжная затея, поскольку из чистой теории критериев оценки научных теорий не может быть выведено никакой практически успешной систематической эвристики или науки конструирования. Это подтверждается не только тем, что они имеют различные постановки проблем и нормативные плоскости, но и существенной разницей между техническими ноу-хау и научными законами. Роденакер ещё полностью игнорирует эту разницу между объяснительными, интерпретирующими ¹⁰⁶ и оперативными (в смысле Бунге) теориями техники.

Методологи конструирования Хансен и Мюллер ¹⁰⁷, а также Альбрехт ¹⁰⁸ и другие, им подобные теоретики конструирования, судя по их работам, едва ли являются более сведущими в теории и аналитической методологии. В то же время именно методология оценки конструирования является важной, но продолжающей оставаться всё ещё недостаточно развитой областью, проникновение в которую аналитической методологии и теории науки может стать существенным вкладом в познание обсуждаемых проблем.

Размышления Х. Румпфа ¹⁰⁹ о теории технических наук являются уже методологически более осознанными, однако он также исходит отчасти из концепции протокольных предложений и не поддерживаемой более никем (да и самим автором, между прочим, также опровергаемой) жёсткой схемы разбиения изучаемых естественными и техническими науками сфер явлений. Это ограничивает по существу область методологического анализа лишь дифференцированным сравнением естественнонаучных и научно-технических методов. Это является центральной проблемой, обсуждаемой в статье М. Бунге под вводящим в заблуждение заголовком «Техника как прикладная наука» ¹¹⁰, всем содержанием которой по существу заключённый в её заголовке тезис как раз и опровергается, в чём автор парадоксальным образом признается в начале и в конце статьи. Этот, до сих пор самый детализированный и плодотворный вклад теории науки в рассмотрение данной проблемы заключается в анализе понятия «технологическое правило» и его отличии от так называемых номологических гипотез ¹¹¹.

Философам (также и вышеупомянутому М. Бунге) не достаёт всё же практического опыта работы в области техники и знания новейших ноу-хау, так что проводимые ими анализы остаются, как правило, слишком абстрактными и далёкими от практики. Поэтому в качестве требования для проведения будущего более точного философско-методологического анализа технических процессов и явлений и необходима уже упомянутая выше проектно и дисциплинарно ориентированная, а также постоянная кооперация теоретиков науки с инженерами-практиками и методологами конструирования. Обе стороны равным образом смогут получить выгоду от такой совместной работы. Методологический анализ и понятийные средства теории науки пригодны прежде всего как ориентирующие и выходящие за рамки отдельных дисциплин исходные положения для успешного теоретического обобщения и объединения технических феноменов. Всеохватывающая содержательная единая теория технических феноменов в их социокультурно-технической и экономической взаимосвязи пока ещё является утопией. Мечта Иоганна Бекманна ¹¹² об «общей технологии» (Allgemeine Technologie) остаётся далёкой перспективой, если рамки анализа очерчиваются слишком широко. Сказанное отнюдь не исключает того, что могут быть успешно разработаны модельные представления и идеализации для отдельных областей, как это делает, например, Г. Рополь ¹¹³, и что различные такого рода начинания из разнообразных отдельных областей будут затем соотнесены друг с другом. Точный анализ взаимоотношений и взаимодействий этих областей в таком случае также становится задачей анализа в теории науки.

Насколько важно это последнее утверждение можно легко продемонстрировать на примере понятия «социальная динамическая целостность», воспринимаемого социологами чаще всего несколько наивно. В их представлении социальные «действия» отличаются от воздействий, скажем, в механических и чисто технических системах, хотя логическая структура социологических квазиобъяснений весьма похожа на механические казуальные объяснения. Социальные «действия» включают в себя языковые правила, семантические интерпретации и иные толкования, нормативные оценки, высказывания веры (входящие в компетенцию «эпистемологической логики»), может быть также модальные высказывания, конвенции, культурные фикции и традиции. Перенесение казуально-аналитических понятий и моделей, например, моделей, взятых из теории регулирования, на сферу социальных систем представляет собой неявное перетолкование этих модельных понятий и основных аксиом. Этим, однако, ни в коем случае не оспариваются сами возможность и продуктивность применения аналогичных схем и моделей. Единый понятийный каркас некоей универсальной кибернетики, как основополагающей антропологической дисциплины, в своём одновременном применении к социальным, культурным и естественным системам на основе их формальной аналогичности, гомоморфного и реже изоморфного соответствия ¹¹⁴ лишь инсценирует несуществующую единую теорию. Однако можно продуктивно применять и переносить из одной области в другую на основе формального соответствия отдельные понятийные модели, употребляя их в качестве эвристических стимулов и уточняющих постулатов, а также для имитационного моделирования ¹¹⁵. Я далёк от того, чтобы отвергать такого рода попытки или даже принижать их значимость. Необходимо, однако, не смешивать их эвристическую ценность с подтверждённым знанием.

В противоположность всеобъемлющей содержательной и единой теории социотехнических феноменов в самом широком смысле этого слова попытки разработать фундаментальную концепцию техники, охватывающую различные области технических наук, определяющую их основные общие черты и объединяющую их абстрактные свойства, имеют гораздо больше шансов на реализацию. Здесь, по-видимому, оправдывают себя уже упомянутые выше первые шаги в данном направлении, осуществлённые методологами конструирования ¹¹⁶, хотя они и базируются в большинстве на методической и методологической общности технических явлений в рамках одной дисциплины. Упомянутые выше набросок «общей технологии», предложенный Бекманном, и концепция социотехнических систем с позиций системного анализа Рополя, связанная, пожалуй, с чересчур оптимистической программой «технического просвещения» ¹¹⁷, могут быть истолкованы аналогичным образом. Оперативные теории и их методологический анализ являются независимыми от определённой области изучаемых ими явлений, чем субстантивные теории (концепции Бунге). Единство же «общей технологии» непременно должно возродиться как учение, как анализ методов и как интегрированный предмет изучения в том смысле, который в него вкладывали отец «общей технологии» Бекманн и его ученики. Именно такую, не распадающуюся на обособленные друг от друга изолированные подобласти, общую технологию в отношении общих явлений хозяйства и общества защищают также Тимм ¹¹⁸ и Рополь.

6. Социально-философская интерпретация

В то время как создание единой эмпирически-научной теории социотехнических систем, позволяющей детально анализировать технические структуры и процессы в рамках социокультурных систем, представляет собой нечто вроде музыки будущего, социально-философские объяснения развивать гораздо легче. Такого рода объяснения могут ограничиваться модельными чертами, в них могут быть более сознательно, взвешенно поставлены акценты, и нет необходимости интегрировать их в логически замкнутую и единую теоретическую систему, подлежащую в отдельных звеньях опытной проверке. Они могут и обычно содержат абстрактные положения и исходят из общих черт, высвечивают ведущие линии развития и в значительно меньшей степени ограничиваются эмпирическими деталями. Многое из того, что подаётся в качестве разного рода понимающих социологических микротеорий, а также технических феноменов и социотехнических систем, является на самом деле именно такой социально-философской интерпретацией, главным образом в связи с идейно-культурно-социально-историческими, а также философско-антропологическими аспектами. Работа Гелена «Душа в техническом веке» ¹¹⁹, например, принадлежит именно к такого рода интерпретациям.

Эти социально-философские модели в значительно меньшей степени, чем единая опытно-научная теория, подвержены методологическим ограничениям, в то время как такая теория должна удовлетворять значительно более строгим критериям. Традиционные философские толкования техники и являются такими интерпретациями, если они вообще затрагивают социальное обрамление технических феноменов. Разумеется, необходимо учитывать также, что любое исследование технических феноменов предполагает многодисциплинарное сцепление. Чистое, изолированное сущностно-философское представление не может заменить это сцепление именно из-за этих основополагающих методологических причин и трудностей, а также вследствие недостаточной близости к реальности и к практике и потерпел неудачу пуристский эссенциализм. Философия должна учитывать результаты опытных наук, рефлектировать, критиковать их, а также — может быть косвенно — самой подвергаться ими критике. Это, однако, ни в коей мере не означает, что творческое и конструктивное философствование может быть заменено комбинированием результатов опытных наук.

Системно-аналитические перспективы легче всего вводятся в социально-философское объяснение, если их не стараться втиснуть в прокрустово ложе единой содержательной эмпирической теории. Идея социотехнических систем могла бы наиболее продуктивно излагаться как модельная концепция, отдельные аспекты которой в связи с тезисом о суперструктурах более подробно анализирует Гелен. Традиционные же подходы в философии техники могли бы быть тогда рассмотрены как равноправные аспекты модельного объяснения, не оставляя их как прежде ограниченными однофакторными интерпретациями. Однофакторную теорию техники, как уже упомянулось выше, не следует больше отстаивать. Как и любая другая комплексная и многообразно сцепленная с иными явлениями социальная сфера, техника имеет много измерений и даже уже с этой точки зрения должна заключать в себе множество модельных черт. Попытка системного объединения, чего добиваются главным образом с помощью построения смелой конструкции, не должна быть исключена, а, напротив, становится эвристической заповедью. Мы уже указали на концепцию теоретико-системной технологии в смысле общего учения о технике и «технического просвещения» Рополя. Однако на эту политически-педагогическую цель можно ориентироваться только на основе использования социально-философских модельных интерпретаций, способствующих лучшему пониманию политехнического образования, системной и социальной интеграции технических феноменов и дифференцированной оценки гражданских технологий с точки зрения гуманных целевых установок и без использования слишком прямолинейного клише «за или против».

7. Ценностный и нормативно-философский аспекты

Интерпретацию социотехнических феноменов в тесной связи с их социально-философским толкованием следует включать в рамки нормативной философии. Вопросы гуманитарной и разумной оценки технических разработок, постановка целей и осмысление, моральная ответственность и приспособленные к общей общественной ситуации оценочные концепции всё более выступают в качестве неотложных открытых проблем в поле зрения сознательно и ответственно разрабатываемых технологий и планов ¹²⁰. Призывы к новым оценкам, к новым, ориентированным на долгосрочную перспективу руководящим мнениям и «ведущим величинам» технологического прогресса звучат у таких авторов, как Озбекхан ¹²¹, Фейнберг ¹²² и другие. ¹²³. Требование конструктивного вклада моральной философии и философии ценностей в выработку чётких рецептов для глобальных решений или сведение работы философа к простому словесно-аналитическому описанию опросов (как, например, у Фейнберга) означает недооценку и непонимание роли философии. Исследование альтернатив и модификаций норм и представлений о ценностях на основе размышлений об их адекватности и сравнительного анализа отнюдь не является созданием каких-либо догматических предписаний. Предполагать или предлагать ещё совсем не означает предписывать.

Так как традиционная философия техники слишком сильно колеблется между двумя полюсами — культур-критикой техники и её апологией, то в обсуждениях социотехнических проблем нормативной и моральной философии до сих пор уделялось очень мало места детальному анализу. Сборник «Ценности и будущее. Влияние технологических изменений на американские ценности» ¹²⁴ принимает лишь это ведущее направление (также в качестве варианта дебатов о технократии) и представляет собой скорее предписание для лиц, принимающих решение, чем фундаментальный научный анализ. Сообщения Закссе ¹²⁵ в книге «Техника и ответственность. Проблемы этики в техническом веке» намечают эту тематику и законно подчёркивают: «Не (только) решение технических, но и этических проблем будет определять наше будущее».

Они не могут, однако, ещё дать какого-нибудь решения этих проблем и остаются лишь пластическим отображением случаев, в которых новая ориентация является неотложной, как, например, при постулировании классического владения собственностью и ориентированных на субстанциальные категории понятия собственности, воровства, потребления и справедливого обмена применительно к информации ¹²⁶.«Требуются также и этические нормы для нового типа возможностей пользования информационной собственностью» ¹²⁷. Аналогичная неотложная потребность в новых ориентирующих нормах морали существует в области генетики и медицины (как, например, споры о противозачаточных средствах), при общении с неличностными институтами и информационными системами или перед лицом применения больших технических систем оружия массового уничтожения, чтобы констатировать: большинство наших традиционных моральных понятий, но особенно наши тяготеющие к морали сдерживающие средства сформировались на базе личностных контактов, и они не в состоянии воспрепятствовать нажатию кнопки или хотя бы вообще понять, что это нажатие кнопки может привести к гибели десятков тысяч людей и оставить ещё большее число калек — жертв применения ядерного оружия. Морально чувствующие натуры сходят с ума или на них ставят клеймо сумасшедшего, как это произошло с пилотом, сбросившим атомную бомбу на Хиросиму ¹²⁸.

С повышением эффективности техники опасность злоупотреблений умножается: вспомним хотя бы о возможностях принуждения, манипулирования, контроля над населением, которые открывает монопольная информационная система диктаторскому или просто одержимому властью правительству. Морально-, ценностно- и философско-правовой анализ и предупредительное проецирование и моделирование проблем являются важными для формирования моральных норм и суждений, а также для законодателей. Значение этой области моральной рефлексии техники и её последствий значительно возрастает. Она должна привлечь и усиливающееся внимание философов. Тогда доморощенные ценностные проекты теоретиков планирования вроде Озбекхана ¹²⁹, вероятно, не приводили бы больше к таким дилетантским результатам или не выдержали бы конкуренции с лучшими проектами. Знание того, что техника ориентируется на ценности полезности, социальная коммуникация — на ценности любви, а наука — на ценности истины, уже не революционизирует моральное сознание. И экологическое равновесие на планете Земля едва ли может быть признано новой фундаментальной ценностью нашего технического века ¹³⁰, так как речь идёт несомненно о производной, вторичной ценности.

Альтернатива «проклятие или благословение техники?» — и вследствие чересчур глобального способа выражения такого рода оценок — представляется с взвешенно-дифференцированной точки зрения философии морали фальшивым клише, преувеличенным упрощением, рецидивом «чёрно-белого мышления», к которому склонен тоталитаризм вообще. Также и для морально-философского мышления должно быть ясно, что техника как таковая, то есть — как определённая реальность, не существует как предмет морального суждения, что такого рода глобальные ярлыки искажают её суть и препятствуют детальному и адекватному анализу.

Приводимый ниже 3-й тезис мог бы стать итогом не только седьмого параграфа, но, пожалуй, и всей главы.

Заново открытая в последнее время историчность всех технических творений, феноменов и разработок должна быть принята во внимание также и философами техники и продвигаться от формулировки первых исходных принципов к зрелым объяснениям и к прокладыванию пути в другие социальные области в широком смысле этого слова. Метапроблемы технического являются слишком важными, чтобы они могли быть предоставлены одним техническим наукам; они являются социальными и ценностно-философскими проблемами. Системный аспект, междисциплинарность и надпрофессиональная кооперация также, естественно, и с представителями инженерных наук, является необходимой для получения интерпретации техники, адекватной стоящей проблеме, близкой к реальности и продуктивной с точки зрения планирования. Философ, как теоретик науки и методологии оценки, как интерпретатор моделей в социально-философской сфере и, что важнее всего, как моральный философ и исследователь ценностей, может вносить существенный вклад в острую критику в сфере методологии и в видении проблем как таковых, в анализе более общих аспектов и альтернативных нормативных предложений.

8. От технократии к системной технократии

Наука и техника характеризуют сегодняшнюю жизнь. Лозунги «технический век», «научно-техническая цивилизация» подчёркивают этот тезис. И в самом деле: в то время, как наука в течение уже нескольких столетий определяет западную культуру — по крайней мере в её духовном самопонимании — влияние техники и промышленности (и через них также и прикладных наук) особенно бросается в глаза в последнем столетий. Карл Ясперс считал даже, что техника является сегодня, вероятно, главным предметом для понимания нашего положения и значение её влияния на все жизненные проблемы просто невозможно переоценить.

Таким образом, интеллектуальное объяснение, философия культуры и социальная философия технического и научного мира крайне необходимы, чтобы вообще можно было понять ситуацию человека в современном обществе. Это понимание в свою очередь могло бы быть необходимым предварительным условием преодоления всех проблем и конфликтов между техникой, природой и обществом. В действительности оказывается, что для существующих высокоразвитых индустриальных обществ характерно переплетение влияний этих трёх сфер: технические средства и методы применяются всё больше в тех областях, которые традиционно избегают её вмешательства. Особенно примечательно в этом отношении широкое применение методов переработки информации и электронной обработки данных. Информация и манипулирование ей стали в последнее время в огромных масштабах доступны систематическому техническому вмешательству. Как оказалось, одна лишь совокупная машинная техника и смелые материальные конструкции не являются больше символом технического века, а вместе с упомянутым расширением сферы применения технических методов всё более характерной чертой нашего мира становится, в особенности, радикальная рациональная систематизация посредством переработки информации и автоматизации производства.

Информационная техника становится приметой нашего времени, и сегодня всё чаще говорят об особом информационном обществе. Тенденция к всеохватывающей системотехнике и организационной технологии также сказывается в скачкообразно возрастающем применении связанных с информацией систем, все шире распространяющихся системотехнических методов, включая технику программирования, управление процессами и их оптимизацию, в подходах к технике управления и регулирования, технике структурного и сетевого планирования, а также в автоматизации и в насаждении компьютеров почти во все доступные области организации и производства, вплоть до роботики. Все эти тенденции являются отражением позиции действительно всеохватывающей системной рационализации. В высокоразвитых индустриальных обществах лишь немного десятилетий существующие технические средства коммуникации передачи информации сделали возможным обширное применение и влияние информационных систем.

Чтобы обозначить эти сдвиги во влиянии техники на сегодняшнее общество через, быть может, образное, но содержательно концентрированное выражение, я 15 лет назад писал о том, что «технический век» превращается в «информационно- и системно-технологический век». Мы живём не в постиндустриальную, а в супериндустриальную системно-технологическую эпоху. К уже давно известным технологическим вызовам, например, через концентрацию технических устройств и проблемы её последствий в областях сосредоточения индустрии присоединяются сегодня типично «системотехнические» или даже «системократические» вызовы, скажем, через обширные системы данных и документации, которые могут, например, при известных условиях комбинировать и запасать больше информации об отдельных лицах, чем они сами знают о себе. Развитие законов защиты информации показывает, как системотехнократические тенденции намечаются повсюду через применение компьютеров, вторгаются в частные сферы или могут ограничивать их, и приводит к тому, что это частное пространство становится особенно высоко ценимой областью.

Однако является ли господство компьютера, «компьютерократия» неизбежной судьбой массового индустриального общества системно-технологического века? Так может случиться, если демократически устроенное общество не будет постоянно уделять своё бдительное внимание практическому сохранению прав на свободу и других основных прав человека. Несомненно здесь возникают и ставятся совершенно новые проблемы перед интеллигенцией, особенно актуальные для культурно-философской и социально-философской дискуссии и критических анализов. Поскольку во время и после первой промышленно-технической революции, как впрочем и ещё раньше, при введении первого ткацкого станка и машин были вспышки нападений на машины (вспомним восстание силезских ткачей) и направленная против техники культур-критика, следует и теперь ожидать аналогичного восстания против распространяющейся «системотехнократии» и интеллектуальной критики её предпосылок, тенденций и последствий. Можно надеяться, что эта критическая дискуссия не спадёт в односторонность, характерную для традиционной культур-критики техники, которая питается, в сущности, от корней ретроспективной романтики и гуманистически литературно образованного общества.

Культуркритическая дискуссия в прошлом затрагивала те или иные черты и области науки и техники по той причине, что не было развитой философии техники. Ещё и сегодня философская полемика вокруг техники, особенно в связи с распространением развивающейся системотехники, несколько запаздывает. Она имеет лишь спорадический, скорее прагматический, чем содержательный и основательный характер. Слова Ясперса о том, что техника и её последствия важны сегодня для понимания всех жизненных проблем, не были до сих пор приняты достаточно серьёзно по меньшей мере не только философами, но и техническими университетами, в которых всё ещё отсутствуют крайне необходимые кафедры методологии технических наук, общей технологии, философии и социологии техники. Поверхностная ориентация на единичные проекты и однопредметное исследование едва ли может принимать во внимание широкие социально-философские проблемы информационно- и системно-технического века. Особенно это будет когда-нибудь поставлено в упрёк техническим университетам. Философская сдержанность по отношению к техническому уже существует, начиная с поры первой индустриализации. После мало известной книги экономиста Иоханна Бекманна, вышедшей в 1777 году с вычурным названием «Введение в технологию или к познанию ремёсел, фабрик и мануфактур, преимущественно тех, которые находятся в ближайшей связи с сельским хозяйством, полицией, камералистикой (с включением очерков по истории искусств)», которая является действительно первой по философии техники, которой лишь 218 лет от роду.

Опубликованная в 1877 году книга Эрнста Каппа «Основные направления философии техники» далеко опередила своё время, чтобы получить достойный резонанс. Капп развивал теорию, что орудия и машины являются усиливающим действие продолжением органов или «органопроекцией» человека. Действительно влиятельным философом техники был Карл Маркс. Машинерию и средства деятельности он считал ведущими величинами производства и общественного развития. Паровая машина породила общество промышленного капитализма, в котором технические средства производства и производительные силы играют главную роль. Маркс был скорее технолого-детерминист, чем экономист. Впрочем, он предвидел развитие автоматических систем машинерии как наиболее совершенную форму техники.

Более поздние работы по философии техники, идя по пути, проложенному немецким идеализмом, наоборот, часто приходили скорее к фетишизму «понятий» и в общем оказывались пустой игрой понятиями, оставаясь чересчур абстрактными.

Даже вызвавшая большой интерес и схватывающая суть проблемы работа Фридриха Дессауэра «Споры о технике» ¹³¹, опубликованная в 1956 году, опиралась на труды таких мыслителей, как философы-эссенциалисты, хотя сам Дессауэр был не только философом техники, но и инженером-исследователем, участвовавшим в качестве радиолога и биофизика в разработке устройств и методов рентгенокинематографии и располагал многолетним техническим опытом по применению естественнонаучных и научно-технических теорий. Даже этот, в сущности «идеальный философ техники» не избежал сетей понятийной спекуляции. Он определяет технику как «реальное бытие, возникающее из идей через целенаправленное формирование и обработку природных материалов». Выражение «из идей» он понимал таким образом, что в некотором нереальном «царстве» уже предзаданы ясно предопределённые «формы решений» любых технических задач по божественному плану и через старания инженеров-исследователей или конструкторов они должны лишь раскрываться. Если известно, что в истории технических разработок часто давались равноценные, но разнородные решения, которые иногда даже существуют параллельно в одно и то же время (например, электромотор, бензиновый мотор, дизельный мотор, ракетные двигатели и так далее), то тезис Дессауэра о предопределённых технических решениях невозможно защитить. С одной стороны, в объяснении Дессауэра недооценивается творческое и конструктивное в техническом развитии по сравнению с простым опытом, а с другой — он неправильно видит в техническом произведении продолжение первоначального божественного творения, но другими средствами, то есть — некоторый вид «продолжения первоначального Божьего творения», а в самой технике — «встречу с Богом» ¹³².

Можно ли сказать, что перед нами — самообожествление технического человека? Не поднимается ли здесь не выдерживающее критики идеалистическое утверждение о существовании над-реального царства идеальных форм технических решений, которое связывается с ложным сравнением технического оформления, с одной стороны, и божественного творения из ничего, с другой стороны, попросту до своего рода технологии техники?

Дессауэровское объяснение является устаревшим также и по другим причинам: от него ускользает историческая и социальная обусловленность всего технического и, что уже подчёркивалось Марксом, взаимодействие технического, экономического и социального развития. В будущем в любом случае философское объяснение техники не может быть развито на основе пренебрежения исторической и общественной обусловленностью и взаимодействием.

О тесной связи всех отдельных аспектов прогресса в общем движении техники в единую систему говорил уже в 1923 году Готтль-Оттлилиенфельд — после Бекманна и Маркса третий по значимости учёный-экономист, исследователь техники. Такого рода объединение технического развития в систему с положительной обратной связью должно распространяться на более широкие общественные сферы.

Однако не имеет смысла воспроизводить здесь различные варианты традиционной философии техники во всех деталях; более продуктивным будет, по моему мнению, если я подберу лишь отдельные характерные и определяющие признаки, которые у каждого автора верно или ложно принимались за существенные черты техники или как «сущность техники».

Так, техника очень часто понималась и понимается до сих пор просто как прикладное естествознание — поверхностное толкование, которое не учитывает того факта, что историческое развитие техники начинается намного раньше, чем возникло экспериментальное и теоретическое естествознание. Кроме того, технические разработки и открытия часто сегодня следуют совершенно иным целевым установкам, чем естественнонаучное познание. Несмотря на усиливающееся применение естественнонаучных знаний и методов в технике, сама техника преследует также и такие цели, как, например, экономичность. Хорошая или наивозможно лучшая техническая конструкция не может происходить только из естественнонаучного закона. Для её создания в значительно большей мере требуются способности к творческому проектированию, чем простое умение применять естественнонаучные законы к единичным случаям. Чаще всего техника понималась как система средств, которые могут применяться для достижения любых целей и намерений благодаря тому, что систематически запланированный окольный путь сэкономит усилия или вообще окажется единственным для достижения поставленной цели. Так считает и Нестор немецкой философии техники Ханс Закссе.

Часто система технических средств ориентирована с самого начала на обеспечение хозяйственных потребностей, на облегчение условий существования и на предотвращение нужды, на улучшение качества жизни, а также на заботу о добывании средств существования и овладения природой (как, например, у Готтль-Оттлилиенфельда, Гелена, Ясперса). Вопрос, однако, заключается в том, является ли характерной чертой техники то, что она — лишь совокупность средств, и обладает ли техника, характеризующая сегодня во многом наш мир, собственной динамикой, учитывая её тесную связь с общественным развитием. Вопрос заключается также и в том, не являются ли глубинной основой техники культурные условия и воздействия.

В технике видят выражение человеческих стремлений к власти над природой и её эксплуатации, организованное применение систематически выработанных технико-производственных знаний (как у Шелера и Шпенглера).

Техника понималась и как историческое освобождение человека через собственные действия, через трудовое формирование действительности, толкование, наиболее близкое марксистской традиции, но отстаиваемое также консервативными философами техники. С ним тесно связано и другое толкование, согласно которому техническое развитие рассматривается как проект искусственной среды в целом и как поступательная замена естественной среды «самосоздаваемым миром культуры», «техническим искусственным миром», и так далее. В новом теоретическом и социально-научном объяснении делается упор на конструирование, создание искусственных объектов (артефактов) и систем вещей, а также проектирование систем технических действий и взаимное соединение этих элементов в обширные общественные связи, в так называемые социотехнические системы. Если при этом дополнительно учитывается вышеупомянутое классическое толкование техники как органопроекции (Капп), как «возникновение реального из идей» (Дессауэр) и как продуктивной самореализации через переработку природы (Маркс), то мы имеем уже целую связку объяснений технического и техники, которая не может быть сведена к только одной единственной основной черте.

Технику, сущность техники не характеризует какая-либо одна единственная черта. Однофакторная теория техники и её взаимосвязей с другими жизненными сферами несостоятельна. Все общие высказывания о сущности техники слишком сильно огрубляют и искажают облик техники, чтобы достаточно адекватно описывать многообразие технического. Это возможно лишь в контексте «информационно- и системно-технологического века». Феномен техники в целом и её вовлечённость в другие сферы общественной жизни и культурные традиции могут быть поняты лишь с точки зрения надпрофессиональных принципов, опирающихся на системные взаимосвязи между всеми влияющими факторами.

В особенности это относится к предположительно неизбежному социальному давлению и собственной динамике техники. Можно часто говорить о технократии, совокупном господстве техники или техносистемы. В настоящее время наиболее распространёнными являются следующие четыре варианта концепции технократии:

1. Технократия рассматривается часто как господство технических экспертов (экспертократия).
2. Технократия — это ориентация на технику как на так называемый «технологический императив» (Людвиг Маркузе, Станислав Лем): всё, что можно изготовить, изготавливается и притом для удовлетворения определённых потребностей.
3. Технократия понимается как господство предметной необходимости вплоть до появления тотального «технического государства» (так утверждает, например, социолог Хельмут Шельски), в котором лишь ещё управляют, однако политических решений уже не принимают.
4. Технократия выступает в качестве тенденции к информационно- и системно-контролируемому обществу в более общем виде: к информационной системнотехнократии.

В связи с критикой технократии следует прежде всего констатировать, что и здесь обнаруживается заметный культурный пессимизм: почти не делается никакого акцента на значительных возможностях гуманизации условий существования с помощью технического развития. Пожалуй, больше половины человечества уже не хочет и не могла бы больше жить без техники.

Однако в целом дискуссия по технократии показала: не существует никакого заговора техников, с помощью которого они хотели бы захватить власть над обществом, и что здесь речь идёт о все растущем значении технических функций и систем ¹³³. Наиболее существенным результатом создавшихся ныне условий является то, что сложные политические решения не могут приниматься с помощью технических методов. Не существует, по словам Хельмута Шельски, лучшего с научной точки зрения пути даже в самых сложных технологических организационных проектах (например, в программе прилунения, разработанной в США). Часто приходится выбирать между двумя равноценными проектными решениями. Представители общественных наук слишком легко поддаются соблазну построить соломенное чучело «однобокого технаря».

Даже концепция Шельски об эпохе отмирания политики и политических решений, а заодно и демократии, не совсем верно описывает социальные реалии. Трудно даже представить себе возможность абсолютной концентрации власти у государства; речь скорее может идти о плюралистическом переплетении интересов и о взаимном маневрировании различного типа бюрократий, объединений, партий, профсоюзов и групп предпринимателей, при котором требуется прежде всего достижение консенсуса и нахождение согласованных решений. Модель «технического государства» нельзя понимать как тотальную, хотя отдельные аспекты этой модели и могут верно описывать те или иные черты реально происходящего. Таким образом, скорее наблюдается ощутимый недостаток информации у политически ответственных деятелей, например парламентариев или министров. Стремление способствовать лучшей информированности парламента имеет своё, демократически мотивированное основание. Следует также отметить, что модель «технократического государства» Шельски слишком формальна, слишком неисторична, несоциологична и абстрактно антропологична, чтобы верно представить проблемы власти и господства, конфронтации групповых интересов или даже политических институтов государства. Прежняя дискуссия о технократии, в конечном счёте, не выходит за рамки клише «за» и «против», и потому она едва ли может достаточно ясно описать процессы принятия социальных решений. Наиболее современной формой реализации технократической тенденции является системно-технократическая тенденция.

Можно с поступательным развитием микроэлектроники, управляемых компьютерами сложных технических систем и автоматизированных систем административного управления констатировать стремление к постоянно возрастающей системно-объединённой технократии? Может ли в представления о бюрократии, технократии и электронократии (означающей господство включённой в электронные средства телекоммуникации бюрократии) входить также новейшая и в высшей степени эффективная связь, которая прямо-таки сигнализирует приход технотронного «старшего брата?» Многие осознают также угрозу, заключённую в сложной информационной системе, позволяющей не только диктовать правила сбора и характер собираемых социальных данных с точки зрения компьютера, но и приводить законодательство и применение законов в соответствие с требованиями, диктуемыми языками программирования («компьютерократия»). Развитие компьютерной техники, электронной цифровой техники и техники переработки информации начинает настойчиво создавать проблему тотального технократического контроля над личностью в виде собранных и скомбинированных персональных данных. Угроза частной личностной сфере, «информационной тайны» привела к развитию правовой проблематики защиты персональных данных от их несанкционированного коммерческого и общественного использования — постановке проблемы, имеющей, естественно, также большое не только моральное, но и правовое значение.

В этом контексте возникает целый ряд вопросов. Устанавливается ли в связи с появлением новых средств телекоммуникации с электронным управлением и соответствующей им новой формой бюрократизации нечто подобное административно-управленческой технократии, враждебной демократии? Ведёт ли обширное применение системотехнических методов шаг за шагом к системнотехнократии? По-видимому, тенденция к системнотехнократии будет представлять собой в будущем своеобразный и все усиливающийся вызов демократическому обществу со стороны как бы слившихся воедино всех форм и направлений бюрократии, заключающийся в требовании более чёткого разделения социальных ролей и функционализации на основе полной технизации, автоматизации и компьютеризации общества.

Политическая релевантность этих новых процессов очевидна, однако пока ещё мало исследована. К тому же имеет место разрыв между якобы существующим всемогуществом технократов, с одной стороны, и политическим бессилием технической интеллигенции, с другой стороны. Это важное обстоятельство почти полностью проглядела культурная критика техники и технического интеллекта.

По сравнению со всеми технократическими моделями так называемая «прагматическая модель» институционализированной совместной работы технических экспертов и лиц, принимающих политические решения (Хабермас, Фрич), ещё слишком мало и недостаточно развита. Лица, принимающие политические решения, ориентируются часто на краткосрочные выборные периоды и сроки, эксперты же слишком фиксируют своё внимание на заученных или специальных и профессиональных методах. Модель взаимоотношений экспертов и лиц, принимающих политические решения, должны быть поэтому дополнена вкладом генералистов, представителей социальных наук, «специалистов по обобщениям» и совместной работой с социальными философами-универсалистами, этиками, заинтересованными юристами и так далее, которые в качестве консультационного штаба анализируют, оценивают и могут предложить для обсуждения общественностью будущих возможностей и целей. И, конечно, ничего не предписывать. Учёные и философы не могут снять ответственность с гражданина и лиц, принимающих решения. Это была бы самая настоящая экспертократия. Напротив, необходимо ссылаться на возможности политических влияний технической интеллигенции в нашем гласном обществе или на постоянную совместную работу в экспертных комиссиях, гражданских инициативах и так далее. Техническая интеллигенция не вышла до сих пор на политическую арену возможно именно потому, что она ещё недостаточно ясно актуализировала и осознала себя в качестве политической силы. Таким образом, сегодня нельзя недооценивать шансы её политического влияния через информирование общественности, ставшей в последнее время весьма чувствительной к вопросам социального использования техники. Это должно повлечь за собой и изменения в системе образования и воспитания нового поколения инженеров и техников.

В инженерных союзах наметились сегодня серьёзные изменения. Последние социологические исследования показывают, что инженеры стали проявлять явный интерес к общим социальным и политическим вопросам, которые требуют, конечно, ещё чёткого выражения и дополнительной внепрофессиональной их подготовки. В целом из результатов социологических опросов следует, что желательно явное повышение нетехнических предметов в обучении инженеров. Ведущие инженеры-машиностроители с высоким чувством ответственности выступают в большинстве случаев в защиту модели обучения, которая ориентирована на включение в учебный процесс до 30 процентов нетехнических курсов, в особенности по общественным, юридическим, политическим, даже моральным, а также системно-теоретическим вопросам. Это программное представление соответствует новому повышению роли и значения менеджмента и управленческих функций в инженерной среде. Обучение должно, кроме того, быть ориентировано на проблемы социальной оценки техники и гуманной направленности инженерной деятельности на общее благо.

И модель «технократического государства» Шельски, и рациональная философия техники фактически пренебрегли политическими, содержательно-социальными факторами и историческими условиями. Разносторонняя философия техники должна поэтому разрабатываться совместно социологами техники и представителями технической интеллигенции. При этом необходима приближённая к практике междисциплинарная работа ответственных политиков, хозяйственников, инженеров и специалистов-учёных, представителей социальных и информационных наук, экономистов и генералистов. Необходимо также внесение критических корректив со стороны философов-универсалистов. В англо-саксонских странах проблема этики уже стала подобной индустрии роста — как экономика в прошлые годы. У нас же эта проблема техники всё ещё дремлет. Только, пожалуй, в биомедицинских исследованиях недавно начали обсуждаться проблемы этики, но, к сожалению, лишь в виде подготовки рекомендаций так называемых «анкетных комиссий» по этике (например, по генной инженерии), а также несколько проектов законов. Ещё не сформировалась действительно близкая к практике социальная философия техники; сами теоретические основы этой науки находятся пока у своих истоков. В этой области высшие школы сделали до сих пор ещё очень и очень мало.

Проблемы технического являются почти всегда одновременно социальными, даже социально-политическими проблемами. Это настолько важно, что нельзя допустить, чтобы данные вопросы обсуждались в рамках чисто назидательного обучения в одном ряду с второстепенными учебными предметами. Они не могут быть также отданы на откуп одним лишь представителям технических наук или только представителям социальных наук. Дискуссия о технократии грешит до сегодняшнего дня тем, что в ней принимают участие исключительно социологи и политологи. Философией техники занималось и занимается слишком мало философов и то лишь попутно. Этика инженеров в качестве самостоятельной теоретической дисциплины и практики фактически вообще не существует. Во всяком случае имеется лишь набросок основных направлений по этике инженера, выработанный рабочей группой Союза немецких инженеров. Необходимо сделать всё возможное, чтобы в общественной дискуссии, в образовании и повышении квалификации технической интеллигенции социально-научные подходы, а также оценочные и целевые аспекты стали результативными. Только тогда станет возможным разумное равновесие между негуманностью механической административно-технологической диктатуры, с одной стороны, и катастрофой со снабжением, с другой. Речь должна идти не об отмене техники, а лишь о гуманизации технического прогресса. Гуманность почти никогда, однако, не является делом бескомпромиссных экстремальных требований, а всегда — разумной меры. Техническая интеллигенция не составляет никакой тайной секты, заговора экспертов для приобретения теневой власти. Заговор техников существовал по большей части лишь в головах критиков техники.

Инженер, однако, не является магом всего, что может быть сделано. Природа, в конечном счёте, не позволяет себя действительно перехитрить. Приспособление, интеграция, экологическая приспособляемость, учёт системных взаимосвязей и даже ответственность за природу, за живые существа, зависящие от нашей воли, — все эти аспекты должны получить в будущем более чёткое выражение. Разумные анализы и программы требуют и подчёркивают расширенную ответственность человечества вообще и инженеров в частности также за природу в целом и её подсистемы, а также за иные биологические виды, помимо человека.