Александр Леонидович Субботин:
Классификация.
Глава 14. Классификация в контексте истории и методологии науки

Если обратиться к истории науки, то она засвидетельствует, что исторически первой формой систематизации естественнонаучного материала была классификация. Параметрическая систематика возникла значительно позже. Первые физические представления были чисто качественные, в них при рассмотрении природных явлений не использовались ни мера, ни число. Такова была физика Аристотеля, в которой понятия не принимали численные значения и их связи не носили математического характера. Изучая движение тел окружающего нас физического мира, Аристотель не выявлял количественных соотношений между характеристиками этого движения, не выводил формул и не давал геометрических чертежей. Он опирался на качественную классификацию тел, которые делил согласно различию их «природы», определяющей способы их действия. Существуют тяжёлые тела, устремлённые вниз, к Земле, и существуют другие, такие, как пламя, которые по своей природе стремятся вверх, к небу. Звезды и планеты составляют третью группу тел, которые согласно их особой субстанциальной природе неизменно находятся на небесах. Земля же, четвёртое уникальное тело в этой классификации, является центром всего Космоса, и по отношению к ней определяются движения всех остальных тел. Это представление опиралось на очевидные и устойчивые факты повседневного человеческого опыта и на их непосредственное индуктивное обобщение и в этом отношении, казалось, соответствовало всем нормам опытной науки. Тем не менее оно оказалось несостоятельным и рухнуло, похоронив и всю аристотелевскую классификацию физических тел. Знаменательный пример того, насколько может быть непродуктивен классификационный подход там, где требуется параметрический, где сама суть вещей предполагает использование не родо-видовых понятий, а количественных. Аристотель был пионером и в деле описания и классификации видов животных на основании систематического рассмотрения их разнообразных отличительных свойств, которые он усматривал не только в строении частей тела животных, но и в их образе жизни и поведении. Правда, таксономическая терминология Аристотеля ограничивалась лишь терминами «вид» и «род». Первый он связывал с конкретными живыми организмами, а вторым обозначал различные степени общности между видами, в связи с чем он говорил о «малых» и «больших» родах. Аристотель разработал и классификацию форм государственного правления. В зависимости от того, кто властвует — один, немногие или большинство и какие цели правления преследуются, он различал три правильные формы правления и три искажённые. В том случае, если властвующие имеют в виду общественную пользу, будут иметь место соответственно монархия, аристократия и полития. Если же правители преследуют только своё личное благо, эти три правильные формы власти превращаются в три искажённые: тиранию, олигархию и демократию. В поистине энциклопедической работе Аристотеля метод приведения вида к роду, то есть классификация, приобретал значение универсального метода исследования. И Аристотель философски обобщил этот метод, создав теорию классификации, каковой явилась его силлогистическая логика.

Классификаторскую деятельность Аристотеля продолжил его ученик Теофраст. Он так же, как и его учитель, обладал энциклопедическим умом и склонностью к систематизации. С именем Теофраста связаны первая систематика растений, классификация камней, а также описание и определение различных человеческих характеров, которые можно рассматривать как ещё очень несовершенный подход к их классификации. Аристотелевская традиция и концепция классификации дожила до XVIII века. К этому времени в целом ряде областей естествознания — кристаллографии, минералогии, ботанике, зоологии — был собран огромный эмпирический материал, настоятельно нуждавшийся в систематизации. Последним крупным приверженцем аристотелевской концепции классификации был Линней. В линнеевской «Системе природы» предлагались описательные систематики всех трёх царств природы — минералов, растений и животных, которые Линней стремился строить в строгом соответствии с принципами аристотелевской логики. При этом Линней исходил из представления о неизменности природных форм со дня их божественного творения. Но в том же XVIII веке — веке расцвета описательного естествознания — в европейском естественнонаучном и гуманитарном сознании рождается другое идейное направление, которому столетие спустя будет суждено оказать решающее влияние на все научное мировоззрение, в том числе на теорию и практику классификационной работы.

Этим новым идейным направлением был эволюционизм, концепция, которая все рассматривает с точки зрения эволюции, то есть постепенного и направленного изменения, необратимого перехода от одного состояния к другому, в том числе и качественно новому. Эволюционизм в современном его понимании возник благодаря трудам Бюффона, Канта и Гердера, посвящённых соответственно истории Земли и живых существ, развитию Космоса и истории человеческой культуры. А торжество эволюционизма относится ко второй половине XIX века, чему способствовали прежде всего философия Гегеля и теория происхождения видов Дарвина. Теория Дарвина потребовала внести коррективы в существующие фенотипические биологические систематики и придало им новый смысл. Теперь уже промежуточные формы рассматривались не как досадные помехи, мешающие осуществить логически строгую классификацию, а как естественные звенья в цепи развития живых организмов, долженствующие занять своё место в филогенетической систематике. А основной принцип всей системы — общность происхождения — открыл перед систематиками новые возможности сделать классификацию более обоснованной и, следовательно, увеличить её информативность и прогностическую ценность. Со второй половины XIX века эволюционизм проникает в различные сферы знания и становится почти обязательным компонентом научных воззрений. Это способствует разработке генеалогических и историко-генетических классификаций и в других науках, помимо биологии, и таким классификациям придаётся более высокий научный статус, чем описательным морфологическим систематикам. Вместе с тем этот род классификаций сразу выводит их из сферы сугубо эмпирического знания и показывает решающее значение для научной систематизации теоретического начала.

Вот как, например, происходило проникновение идеи эволюции в почвоведение и становление эволюционной классификации почв. Докучаевым и его школой были выработаны понятия генетических типов почв как безусловно основных единиц почвенной систематики. Далее вставала задача установления связей между этими различными генетическими типами. Сам Докучаев и его ученик и последователь Н. М. Сибирцев связь между генетическими типами почв устанавливали на основании особенностей в их географическом распространении. Хотя такая систематизация и выявляла определённую закономерную пространственную связь между генетическими типами почв, она никоим образом не вскрывала их историко-генетические связи. Многие исследователи группировали типы почв по преобладающей роли тех или иных факторов почвообразования. Некоторые исходили из того, что генетическая классификация почв должна быть основана на внутренних свойствах и особенностях самих почв, их морфологии, которая является результатом происходящих в них внутренних физико-химических и биологических процессов, создающих эти почвы. Здесь также использовался генетический подход, однако и он не был эволюционным, так как не базировался на историческом принципе и не содержал в себе никаких элементов исторического анализа. Идея создания собственно эволюционной классификации почв связана с именем В. Р. Вильямса, с его учением о едином почвообразовательном процессе. Развитие почвообразовательных процессов Вильямс рассматривал в глобальной геологической перспективе и в неразрывной связи с развитием всех условий почвообразования и прежде всего растительности, как его ведущего фактора. При таком представлении становится возможным считать современные генетические типы почв историческими образованиями, исследовать филогению почвенных типов, задаваться вопросом о времени появления на земной поверхности того или иного современного генетического типа почвы. Ответы на эти вопросы позволили бы установить историческую преемственность генетических почвенных типов, подойти к выявлению исторических связей между ними, которые и могут быть положены в основу эволюционной классификации почв.

Задачи построения генетических и генеалогических классификаций, а также обращение к глубинным структурным началам как факторам, объясняющим эмпирические общности в химической, кристаллографической, минералогической классификациях — всё это привлекло внимание именно к теоретическим аспектам классификации, вообще к теоретической стороне её разработки. А в последние десятилетия среди специалистов различных отраслей знания стал активно обсуждаться вопрос о создании теории классификации, долженствующей обеспечить эффективность классификационной работы в науке. При этом одни видели свою задачу в разработке частных теорий классификации, ориентированных на те или иные конкретные области естествознания, другие же задались целью построить общую теорию классификации, приложимую ко всем его областям. Задача первых вполне вписывается в компетенцию тех конкретных наук, классификациями которых они занимаются. Цель же вторых измеряется общеметодологическим масштабом и представляет собой феномен методологии науки. Он нас и должен поэтому заинтересовать.

Прежде всего следует сказать, что успехи во всех этих начинаниях на сегодняшний день представляются весьма скромными. Тем более резко и категорически звучат на этом фоне программные заявления отдельных энтузиастов классификационного движения и той новой науки, которую они хотят создать — классиологии. Речь идёт об отыскании надёжных и твёрдых правил для построения классификаций, так сказать, алгоритма получения классификаций. Вот пассаж одного из таких методологов: «Классификационная проблема — это кризис искусства классифицирования. Совершенствовать классифицирование как искусство — это в «компетенции» эволюции. Мы должны «изобрести» классифицирование как совокупность процедур, осуществляемых по правилам науки. Возможно, что такое классифицирование будет сильно отличаться от данного нам природой, как техническое устройство, воплощающее «идею» природы, ¹⁵ — от носителя этой идеи». В. Л. Кожара, которому принадлежат эти слова, мотивирует свою установку следующими соображениями. Очень неприятно, что качество создаваемых нами классификаций выявляется не сразу, не тотчас после их построения, а в течение какого-то времени, нередко очень большого, измеряемого жизнью целых поколений. А поэтому надо «уметь априори оценивать качество классификации, то есть судить о её эффективности до её использования». ¹⁶ Он считает, что надо научиться строить классификации с заранее заданными качествами, овладеть процедурой создания классификаций, заведомо удовлетворительных для исполнения заданных функций. Этим и должна заняться классиология.

Что можно сказать по поводу такой постановки вопроса? Прежде всего смущает вся концепция противопоставления правил — искусству. Правила научного метода — это не столбовая дорога к открытиям. Они, как правила дорожного движения, помогают обезопасить движение, а отнюдь не предопределяют его путь. В частности, именно такую роль играет при построении классификации и формальная логика «как учение о свойствах, общих для всякой классификации». Творческое научное исследование, к которому, несомненно, относится и создание классификации, — это в большой мере искусство, а искусство нельзя слишком жёстко регламентировать системой правил. В творчестве всегда значительную роль играют личностные качества — ум, талант, воображение, интуиция учёного, в конце концов та свобода мысли, без которой нельзя ни обнаружить, ни создать истинно нового. Вместе с тем нельзя не учитывать, что различные области науки достаточно сильно отличаются одна от другой, чтобы в них с равным успехом применялись одни и те же общие правила. Это относится и к способам построения классификаций. Эволюционная классификация в петрологии не может быть аналогична биологическим филогенетическим систематикам так же, как с последних не могут быть скалькированы классификации в геоботанике. Наконец, и на это обстоятельство особо указывает Розова, «теорию классификации нельзя строить как теоретическое обеспечение отдельных алгоритмов классификации». ¹⁷ Нельзя, потому что задачи, связанные с классификационной проблемой, в конце концов упираются в необходимость создания теории классифицируемых объектов, их решение предполагает определённую теоретическую концепцию, и успех в деле построения классификации напрямую зависит от успеха в разработке последней. Поэтому трудно ожидать, что для составления классификаций будет найден один универсальный метод, который мог бы быть задан некоторыми правилами, пригодными для всех возможных случаев классифицирования.

Что можно посоветовать адептам классиологии, так это в качестве предварительной работы как следует изучить процессы становления естественных классификаций в тех областях знания, где такие классификации играют важную роль и получили своё достаточно полное развитие. Я думаю, что основательное знакомство с историей науки сможет предостеречь от искушения скоропалительного отыскания универсального схематизма классифицирования и, может быть, научит с большим вниманием относиться как к специфике того конкретного материала, который подлежит классифицированию, так и к тому многообразию возможностей, которые заключает в себе эта процедура систематизации.