§ 4.1. СмутностьВ предыдущей главе мы представили себе последовательное приобретение терминов и вспомогательных частиц ребёнком, принадлежащим к нашей культуре. Полнота экспериментальных деталей не была самоцелью, но генетический стиль подхода имел свои преимущества: он помог нам последовательно обрисовать, какими инструментами надо овладеть Такое исследование не нуждается в требовании реформы языка. Мы привыкли каждодневно перефразировать наши предложения под давлением или ввиду угрозы неудачи коммуникации, и мы можем продолжать действовать таким образом. Собственно все, на что мы в этой главе решимся в нормативном ключе, — это типичные способы таких парафразов. Задача этого исследования — прояснить работу нашего языка, связанную с референцией. Смутность — это естественное следствие основного механизма изучения слов (см. До тех пор, пока остаётся неустановленным, насколько близок к жёлтому или к голубому в спектре может быть цвет, чтобы всё ещё считаться зелёным, термин «зелёный» будет смутным. До тех пор, пока остаётся неустановленным, в каких случаях «грязная вода» предпочтительнее, чем «жидкая грязь», термины «вода» и «грязь» будут смутными. До тех пор, пока остаётся неустановленным, как далеко можно находиться от вершины горы Рейнир, чтобы продолжать считаться находящимся на горе Рейнир, термин «гора Рейнир» будет смутным. Неясность характеризует не только общие термины, но также и единичные. Единичный термин, именующий физический объект, может быть смутным в отношении границ этого объекта в пространстве и времени, тогда как общий термин может быть смутным в отношении маргинальных прихлебателей его объёма. Обычно общий термин, истинный относительно физических объектов, бывает смутным двумя способами: в отношении некоторых границ всех своих объектов Рассмотрим общий термин «гора»: он является смутным по причине того, что неизвестно, как много поверхности земли надо относить к каждой из несомненных гор, но он смутен также и по той причине, что неизвестно, какие более низкие возвышенности считать горами. Термин «организм» в меньшей степени смутен в обоих смыслах. Так, в первом смысле ему соответствует вопрос: на каком этапе питания и пищеварения следует считать еду частью организма; а также датировать ли появление индивида его зачатием, или разрывом пуповины, или каким-либо событием между этими двумя; а также считать ли плесень организмом или колонией организмов. Во втором смысле термин «организм» смутен, поскольку возникает вопрос: считать ли вообще фильтрующиеся вирусы органическими. Первый из двух способов, посредством которых термин «гора» может быть смутным, вызывает неопределённость счёта: неясно, когда объявлять седловину расположенной в середине горы, а когда — между двумя горами. Этим только и отличается одна гора от двух. Соответственно, для термина «организм»: неясно в случае беременности, говорить ли об одном организме или о двух, или же, в случае плесени — говорить ли об одном организме или о тысяче. Экстравагантная степень смутности, если это смутность, наблюдается в отношении терминов «большой» и «маленький». Отчасти странность этих слов состоит в том, что мы говорим о больших бабочках и маленьких слонах, имея при этом в виду, что одни большие для бабочек, а другие — маленькие для слонов. Эта соотносительность с классами — не смутность, а синкатегорематическое употребление ( Назовём мы такую релятивизацию полярных слов прояснением смутности или нет, мы можем применить этот же механизм к терминам, которые обычно называют смутными, к таким, как «зелёный». Всё беспокойство вокруг границ неопределённо зелёной части спектра устраняется в той степени, в какой мы можем ограничить себя так, чтобы говорить об одних предметах как более зелёных, чем другие; сера зеленее крови, а небо зеленее фиалок 1. Но даже этот относительный термин «зеленее» сохраняет некоторую смутность, если он сравнивает отклонения от центральной нормы зелёного, которая сама строго не определена; он, однако, не сохранит смутности такого размаха, как смутность исходного термина «зелёный». Во многом то же самое средство применимо, разве что менее естественным образом, даже к смутному единичному термину «гора Рейнир»: мы можем рассматривать гору как точку — вершину, — а затем, говорить просто об относительной удалённости вниз и вдаль от этой точки. Но этот механизм не обеспечивает разрешение всех смутностей; он может затруднить или усложнить разговор о некоторых предметах в терминах «зелёный» и «Гора Рейнир», который мы хотим продолжать быть способными вести. Альтернативные способы устранения или уменьшения смутности, иллюстрируемые далее, служат некоторым целям лучше. Достойным целям часто служит невмешательство в смутность. Смутность не несовместима с точностью. Как заметил Ричарде, художник с ограниченной палитрой может достичь более точных изображений, утончая и комбинируя свои цвета, чем может достичь выкладывающий мозаику с его ограниченным разнообразием кусочков. И умелое наложение смутностей имеет сходные преимущества перед прилаживанием друг к другу точных технических терминов 2. Также смутность помогает справляться с линейностью разговора. Толкователь обнаруживает, что понимание Смутность не затрагивает истинностные значения обычных предложений, в которых встречаются смутные слова. Типичные истины об организмах истинны благодаря Предложения, чьи истинностные значения зависят от смутности, обычно представляют для нас интерес только в рамках специализированных исследований, если вообще представляют какой-либо интерес, и правила, принятые для устранения мешающей нам смутности, принимаются только локально, для решения насущных задач. Одной плодотворной иллюстрацией этого является закон, другой — первые числа календаря. Так, рассмотрим проблему наибольшего пресного озера. Приемлемо ли в этом качестве озеро Мичиган с Гуроном или это — два озера? Здесь самая краткая рефлексия по поводу вероятных критериев даст положительный вердикт. Затем рассмотрим проблему с длиннейшей рекой. Приемлема ли в этом качестве Миссисипи с Миссури или это — река с притоком? Ответ будет зависеть от того, решим мы отличать реку от её притока по объёму или по длине. Также длина будет зависеть от того, как мы обращаемся с изгибами берегов, так как мы можем удвоить длину, удвоив наше внимание к мелочам. Здесь возможное определение таково: длина кратчайшей водной кривой от истока до устья. Этот аспект речной проблемы повторяется в понятии длины морского побережья и может быть выяснено аналогичным образом, если взять кратчайшую кривую, покрытую водой при приливе и сухую при отливе. А ещё есть проблема самого большого города или числа городов с населением больше миллиона, где «город» понимается аполитично; ведь, искажая факты, можно поместить всю человеческую расу в одну область, с такой, фактически, плотностью, какая только может быть. (Одно решение — потребовать чётких очертаний для города и какой-либо произвольной плотности населения.) По этой причине наш двусмысленный термин «гора» даёт нам не худшие примеры: на сколько гор, имеющих в высоту больше 14 000 футов, может притязать Колорадо или — на сколько первых восхождений, совершенных каким-либо отважным альпинистом; это будет зависеть от того, как мы установим, когда седловина образует середину горы, а когда — объединяет две горы. § 4.2. Двусмысленность терминовДвусмысленность отличается от смутности. Смутные термины лишь сомнительным образом применимы к маргинальным объектам, а двусмысленный термин, такой, как «light» («светлый», «лёгкий»), может быть в одно и то же время как очевидно истинным относительно различных объектов (таких, как тёмные перья), так и очевидно ложным относительно них же. Иногда двусмысленность слова устраняется остальной частью содержащего его предложения; например, в случае, когда после «light» следует «как перо» (Все предложение будет тогда звучать так: «Лёгкий как перо». — Лексикографы и грамматики длительное время позволяли себе считать слова Обособляя слова таким образом как подчинённые диктату формы и этимологии, лексикографы и грамматики действуют в соответствии с соображениями удобства. В частности, они находят втройне удобным рассматривать «bore» из приведённого выше примера как пару омонимов, поскольку в интуитивном смысле различаются их этимологии и грамматические функции. Грамматики будут настаивать на чистой исключительности грамматических классов слов ценой умножающихся омонимов. Всё это хорошо, пока осознаются проблемы анализа, перенесённые, таким образом, на понятие слова или лексического тождества. Наших собственных целей легче всего достичь, прямо называя тождественными слова, которые звучат одинаково (или выглядят одинаково, если речь идёт о письме) Для дополнительных различий всегда можно изобрести дополнительную терминологию. Систематические двусмысленности вербальных существительных относятся к таким двусмысленностям, которые даже те, кто говорит об омонимах, называют двусмысленностями. Один распространённый тип таких двусмысленностей — двусмысленность процесс-результат (Блэк), иллюстрируемая словом «assignment», которое может указывать как на акт приписывания, так и на то, что приписано. Другой — двусмысленность действие-привычка (Зигварт, Эрдманн), иллюстрируемая словом «skater», которое может указывать как на того, кто в данный момент катается на коньках и, таким образом, бодрствует, так и на того, кто умеет кататься на коньках, Мы свободно создаём двусмысленность, когда называем ребёнка в честь Таково в английском языке грамматическое различие между двусмысленным единичным термином и общим термином. Но как нам в случае признанного общего термина решить, что из разнообразного применения термина — двусмысленность, а что — общность? Возьмём слово «тяжёлый», сказанное о стульях и вопросах. Как было отмечено, двусмысленность может проявиться в том, что термин одновременно истинен и ложен относительно одного и того же. Это, похоже, было так для термина «light», но не для термина «тяжёлый» («hard»). Разве мы можем притязать на то, что «тяжёлый», как он применяется к стульям, не относится к тяжёлым вопросам, или наоборот? Если нет, почему не сказать, что стулья и вопросы, как бы они ни были непохожи, тяжёлые в едином смысле слова? Предложение «Стулья и вопросы были тяжёлыми» напоминает зевгму, но не только ли вследствие несходства между стульями и вопросами? Не должны ли мы в результате назвать термин «тяжёлый» двусмысленным, если вообще называть его таковым, только потому, что он истинен относительно очень несходных вещей? По отношению к первоначальной фазе изучения слов мы можем вполне обоснованно назвать слово двусмысленным (а не просто общим), если его произнесение вызывается двумя очень несходными классами стимуляций, каждый из которых — крепко спаянный класс взаимно подобных стимуляций. Пример двусмысленности этого уровня приводился в Такой же, по существу, вопрос возникает в связи с примерами, которые принимаются всерьёз. Есть философы, упорно настаивающие на том, что «истинно», сказанное о логических или математических законах, и «истинно», сказанное о прогнозах погоды или о признаниях подозреваемых, — это два употребления одного двусмысленного термина. Есть философы, упорно отстаивающие тезис, что «существует», сказанное о числах, классах и подобном, и «существует», сказанное о материальных предметах, — это два употребления одного двусмысленного термина. Что меня больше всего приводит в недоумение — так это упорство, с которым они настаивают на своём. Что они могут считать очевидным? Почему не рассматривать «истинно» как недвусмысленный, но очень общий термин, а различие между истинными логическими законами и истинными признаниями понимать как просто различие между логическими законами и признаниями? И почему бы то же самое не сделать в отношении существования? 5 В двусмысленных терминах «light» и «bore» или «bore us» поразительно то, что от произнесения к произнесению они могут быть очевидно истинны или очевидно ложны относительно одного и того же, согласно тому, какие интерпретативные подсказки дают обстоятельства произнесения. Эта черта если и не является необходимым условием двусмысленности термина, то во всяком случае — наиболее ясным условием такого типа, которое мы обнаруживаем. Мы рассмотрели двусмысленность только постольку, поскольку она играет роль одной из причин вариации истинностного значения предложения в зависимости от изменения обстоятельств произнесения. Но даже изменение истинностного значения предложения от случая к случаю не должно с необходимостью приводить к двусмысленности. Предложение «Эта дверь открыта» («The door is open») меняет своё истинностное значение вместе с движениями двери — такова сила настоящего времени; и оно меняет своё истинностное значение одновременно для разных дверей — такова референциальная нестабильность единичной дескрипции. И тем не менее считать любое из этих четырёх слов или их комбинаций двусмысленным с этой точки зрения не соответствовало бы типичному употреблению термина «двусмысленный». Изменение референции выражения «эта дверь» («the door») и истинностного значения предложения «Эта дверь открыта» вместе с обстоятельствами произнесения считается нормальным для значений рассматриваемых слов, тогда как двусмысленность, как предполагается, состоит в невозможности выбрать между значениями. Наши соображения в Двусмысленность может особыми путями входить в составные термины. Один путь — через неопределённость между истинно атрибутивным и синкатегорематическим ( Взять хотя бы богатое словечко «poor» («бедный»). Когда оно якобы стоит в атрибутивной позиции, оно может либо употребляться истинно атрибутивно, Если в выражении «интеллектуальный пигмей» мы посчитаем употребление слова «интеллектуальный» истинно атрибутивным, то никто, к кому бы это ни относилось, не мог бы быть вместе и интеллектуальным, и пигмеем. Если же мы посчитаем это слово употреблённым синкатегорематически, тогда любой, к кому бы это ни относилось, будет неинтеллектуальным и при этом, вполне возможно, имеющим огромные размеры. Употребление слов «истинный» и «ложный» в выражениях «истинный художник» и «ложный пророк» — синкатегорематическое, так как ложный пророк — не пророк, а истинный художник, хотя истинно — художник, не есть художник, который истинен. С другой стороны, истинные и ложные предложения — это предложения, которые истинны и ложны; здесь употребление прилагательных истинно атрибутивно в указанном смысле. Термин «истинная любовь» в этом отношении двусмыслен. Если посчитать здесь употребление «истинная» истинно атрибутивным в указанном смысле, то получится конструкция, указывающая на крепкую любовь или, возможно, — на крепость или на того, кого крепко любят. Если же посчитать здесь употребление «истинная» скорее синкатегорематическим, то «истинная любовь» будет указывать просто на то, что есть истинная любовь, или, возможно, на того или на ту, кого истинно любят. Особенно выдающиеся виды синкатегорематического употребления прилагательных — это те, в которых прилагательное, допускающее сравнение, например «большой», употребляется с существительным по схеме « Когда двусмысленность основана на синкатегорематическом употреблении прилагательного, двусмысленный термин представляет собой составное целое, а не прилагательное; так как прилагательное в синкатегорематическом употреблении не употребляется как термин. В любом случае вполне естественно говорить о двусмысленности в более широком смысле, чем тот, на который мы указали в начале этого параграфа. Так, удобно говорить о некоторых неопределённых единичных терминах как о двусмысленных, хотя они вообще ни на что не указывают. Пример тому — двусмысленность выражения «некий лев» («a lion») как колеблющегося между выражениями « Неопределённый единичный термин, чья двусмысленность особенно часто приводила к путанице, действительной и мнимой, — это «ничто» или «никто». Этот инструмент нам достаточно хорошо знаком в виде устаревшего юмора: «I got plenty о» nothin» («У меня изобилие отсутствия чего бы то ни было») Гершвина, «I passed nobody on the road. Then nobody walks more slowly than you» («Никто не был мной обойдён по дороге. В таком случае никто ходит медленнее вас») Льюиса Кэрролла. Если придерживаться юмовской, не отличающейся сочувствием, интерпретации 6, Локк совершенно серьёзно пал жертвой этой самой путаницы, когда он, защищая универсальную каузальность, утверждал, что если событие не имеет причины, то ничто не является его причиной, а ничто не может быть причиной. Хайдеггер, если можно читать его буквально 7, был втянут этой путаницей в утверждение «Das Nichts nichtet» («Ничто ничтожит» (нем.). — В неопределённом единичном термине «ничто» беспокоит его тенденция маскироваться под определённый единичный термин. Причина этого ясна. Абсолютная множественность служит напоминанием о неопределённости в тех случаях, когда неопределённый единичный термин построен с помощью частиц «некоторый» или «каждый», но такое напоминание отсутствует, когда в строительстве участвует частица «ни» («no»). Более того, идея нулевого количества пестуется соображениями границ и, будучи раз принята, легко принимается за обозначение «ничто» qua определённого единичного термина. Свидетельства устойчивости этой путаницы повседневны, как в примере «They fight over nothing» («Они сражаются ни за что» или «Они ни за что не сражаются». — Ни один из уместных переводов, как видно, не сохраняет в неприкосновенности конструкцию «ничто». Надо заметить, что в русском языке поводы для такой путаницы со словами «ничто» и «никто» могут дать разве что конструкции, содержащие отрицательную частичку «не» после этих слов, как в примере «Никто не пришёл»$ 6. — Если рассматривать «ничто» строго как неопределённый единичный термин, то это предложение будет созвучно с миром на земле; но на практике оно, вероятнее, должно означать, что они сражаются без повода. § 4.3. Некоторые двусмысленности синтаксисаИногда понятие двусмысленности толкуют расширенным образом, применяя его не только к терминам, но Многосторонность множественного числа субъектов и объектов глаголов даёт простор для синтаксической двусмысленности. Иногда форма множественного числа общего термина просто выполняет работу формы единственного числа со словом «всякий» («every»); например: «Львы любят красное мясо», «Я не люблю львов». Иногда же форма множественного числа выполняет работу формы единственного числа с неопределённым артиклем или местоимением «некоторые», но — с добавленной импликацией множественности; например: «Львы ревут», «Я слышу львов» (ср. Иногда форма множественного числа выполняет работу абстрактного единичного термина, обозначающего объём общего термина (то есть класс всех предметов, относительно которых общий термин истинен); например: «Львы многочисленны», «Львы исчезают», «Смиренные люди редки» ( В таком примере, как «Эрнест охотится на львов», форма множественного числа выполняет работу ещё одного вида, если подразумевается не что Эрнест нацелился на определённого льва или львов, а лишь что он ищет каких-нибудь львов. Отсталые люди в этом смысле могут даже охотиться на единорогов. Такое употребление глагола «охотиться» и других будет дальше рассмотрено в Наконец, форма множественного числа играет особую роль в качестве субъекта или объекта глагола, употреблённого диспозиционально. Лучше всего можно проиллюстрировать это, оставив наконец львов и перейдя к «Тэбби ест мышей». Идея заключается не только в том, что есть, была, были или будет, будут мышь или разные мыши, которых Тэбби ест; скорее, идея заключается в том, что Тэбби регулярно предрасположен есть мышей при определённых благоприятных и не исключительных условиях. Синтаксические двусмысленности, отмеченные выше, — Весьма примечательна среди таких синтаксических двусмысленностей двусмысленность местоименной референции. Пример процитирован Журденом:
( Не допускать двусмысленность такого рода в знакомых языках отчасти удаётся с помощью различий рода, числа и лица, но — лишь не точно; так, для предотвращения двусмысленности в только что приведённом примере достаточно было бы того, чтобы слабейший святой был женского рода. Между тем мы можем внести здесь ясность, заменив вызывающее беспокойство местоимение его грамматическим антецедентом — сказав «колени слабейшего святого». То, что грамматические антецеденты не всегда могут быть так повторены, заставляет серьёзно относиться к двусмысленности местоименной референции. Мы видели в Пример двусмысленной перекрёстной референции к неопределённым антецедентам: (1) Все (everything) имеет часть, меньше его. Другой пример, представляет собой адаптацию примера с определёнными антецедентами, который Пирс процитировал по Аллену и Гриноу 8: (2) Адвокат сказал коллеге, что он думает, что его клиент критичнее относится к нему («himself»), чем к любому из его («his») соперников. Возможный способ действия в таких случаях: размножить местоименное «Он» («it» или «he») в «предыдущий» и «последний» или «первый», «второй» и «третий» и так далее. Такой способ применяется в очень искусственном английском, но, предположительно, также Математики, на их счастье, располагают более удобочитаемым методом. Они употребляют произвольные буквы вместо слов «первый», «второй» и так далее, вводя каждую букву в приложении посредством предполагаемого грамматического антецедента, таким образом: (3) всё, что (everything) x, имеет часть меньшую, чем x. (4) Адвокат x сказал коллеге y, что x или y? думает, что клиент y или x? — z — критичнее относится к z или к y? или к x?, чем к любому из соперников z или y? или x? По неочевидным, хотя и прослеживаемым, причинам произвольные буквы, употребляемые для перекрёстной референции, как в Мы отметили, что замена местоимения его грамматическим антецедентом — это очевидный способ справиться с двусмысленностью местоименной референции в тех случаях, когда в роли антецедента выступает определённый единичный термин, но что он недопустим в случаях, когда антецедентом является неопределённый единичный термин. Обратим теперь внимание на то, что он равным образом недопустим, поскольку ведёт к бессмыслице, в другом случае: когда антецедент — относительное местоимение, «кто» («who») или «который» («which»). Примером двусмысленной перекрёстной референции к смешанным антецедентам, состоящим из одного относительного местоимения и двух неопределённых единичных терминов, может служить следующее относительное простое предложение: (5) который сказал коллеге, что он думает, что его клиент критичнее относится к нему, чем к любому из его соперников. Тогда как [2] представляло собой предложение, относительное простое (6) Адвокат, такой, что он сказал коллеге, что он думает, что его клиент, критичнее относится к нему, чем к любому из его соперников. Теперь мы готовы ввести переменные так, как (7) адвокат x такой, что x сказал коллеге y, что [и так далее], как Следует отметить, что, В контексте логической и семантической дискуссии фраза «перекрёстная референция» неудачна в том отношении, в котором её французский эквивалент renvoi удачен. Ведь о местоимении или другом единичном термине можно также сказать, что они указывают, постоянно или по случаю, на некоего человека или другой объект. Референция в последнем смысле есть подлинное отношение знака к объекту, тогда как перекрёстная референция — это лишь отношение знака к знаку, возвращение местоимения к его грамматическому антецеденту. У логиков, по счастью, есть другая терминология для разговора о перекрёстной референции, в которой затрагиваются переменные: они говорят о связывании. О появлении «x» во введении или в приложении говорится, что оно связывает различные повторения «x» постольку, поскольку они отсылают к этому приложению, а не к Если предложение или относительное простое предложение содержит «x» в приложении или в связанном виде и — разные повторения «x», то обычно оно включает в свой состав компонентное предложение, которое содержит в себе некоторые появления «x», но ничего, что бы связывало их. Такое компонентное предложение, рассмотренное само по себе, называется открытым предложением, а несвязанные переменные в его составе называются свободными. Примеры: У x есть часть, меньшая чем x. x думал, что клиент y — z — критичнее относится к z, чем к любому из соперников z. Открытые предложения являются предложениями по форме, но Другой структурный вид синтаксической двусмысленности — двусмысленность группирования. Мы можем наполнить смыслом набор слов «pretty little girls» camp» («довольно маленьки — девочек лагерь» — Мы поставили во втором слове черту вместо последней буквы, поскольку в русском языке выбор в пользу «х» или «й» в данном случае уже выдал бы один из способов группирования слов и, соответственно, обусловил бы вполне однозначную интерпретацию. — Графическим средством маркировки группирования в математике являются скобки, как в примере, приведённом выше. § 4.4. Двусмысленность охватаБолее тонкие проблемы группирования представлены тем, что называется охватом (scope). Так, рассмотрим выражение «большая европейская бабочка»: должно ли оно быть истинным только относительно тех европейских бабочек, размеры которых велики для бабочек, или оно должно быть истинным относительно всех европейских бабочек, размеры которых велики для европейских бабочек? Вопрос может быть сформулирован так: ограничен ли охват (scope) синкатегорематического прилагательного «большая» термином «бабочка» или термином «европейская бабочка»; а тонкость здесь состоит в том, что охват термина не установить путём простого выбора между двумя способами расположения скобок. Возможно, версию, допускающую более широкий охват, можно выразить таким образом: «большая (европейская бабочка)»; а другую версию — с помощью запятой — так: «большая, европейская бабочка». Кроме того, разумеется, мы можем прибегнуть к парафразу 11. Проблем с определением охвата не возникает, если прилагательные употребляются категорематически, истинно атрибутивным способом. Никакого различия не требуется между выражением «круглая чёрная коробка», истинным относительно чёрных коробок, которые круглы, и этим выражением, истинным относительно коробок, которые черны и круглы. Я не буду искать дальнейшего случая следовать синкатегорематическому употреблению прилагательных. Но есть ещё другая связь, навязывающая двусмысленность охвата, и она занимает центральное место в нашем языке; а именно связь с неопределёнными единичными терминами. Так, рассмотрим: (1) Если какой-нибудь член сделает взнос, он получает мак. (2) Если все (every) члены сделают взнос, я удивлюсь. Предложение [1] утверждает о каждом члене следующее: если он делает взнос, он получает мак. Скорее составное простое предложение «все члены сделают взнос» Пример «Я верю, что он видел моё письмо», в отличие Если в предложении «Each thing that glisters is not gold 12» (Соответственные переводы: «Всё, что (или — каждая вещь, которая) блестит, не есть золото» или «Не всё, что (или — каждая вещь, которая) блестит, есть золото». — Если мы возьмём в качестве такой границы (scope) предложение «each thing that glisters is gold» («каждая блестящая вещь есть золото»), a «not» («не») будем, таким образом, считать внешним оператором, управляющим целым предложением, то мы получим ту истину, которую хотел высказать Шекспир. Предложения [1] (3) Если любой член сделает взнос, я удивлюсь. Это, в (4) Я не знаю ни одного («any») стихотворения. (5) Я не знаю всех («every») стихотворений. Поскольку у местоимения «любой» («any») широкий охват, (4) значит, что, относительно каждого стихотворения в ряду, я его не знаю. Поскольку у местоимения «всякий» («every»), с другой стороны, узкий охват, (5) просто отрицает, что, относительно каждого стихотворения в ряду, я его знаю. Границей охвата термина «ни одно стихотворение» («any poem») Примечательное расхождение (6) Мне неизвестны все стихотворения (I am ignorant of every poem) — можно объяснить склонностью местоимения «все» («every») к минимальному охвату. Конструкция «такой, что» даёт нам подручные графические средства демонстрирования охвата. Обозначив неопределённый единичный термин буквой «b», а его охват — как «… b…», мы можем суммировать метод в следующей максиме: переписывай охват «… b…» как «b такой, что… он или его (it)…». Таким образом, (1) — (5) превращаются в: (7) Каждый член таков, что, если он сделает взнос, он получает мак. (8) Если каждый член (таков, что он) сделает взнос, я удивлюсь. (9) Каждый член таков, что, если он сделает взнос, я удивлюсь. (10) Каждое стихотворение такое, что я не знаю его. (11) Не каждое стихотворение такое, что я знаю его. Я здесь заменил «любой» и «всякий» на «каждый» («each»), поскольку различия охвата, на которые так тонко указывает индивидуальный выбор между словами «любой» и «всякий», самоочевидны, если использована конструкция «такой, что». Две интерпретации предложения «Я полагаю, что он видел моё письмо» будут такими: (12) Я полагаю, что (13) Какое-то моё письмо такое, что я полагаю, что он видел его. Но о (13) нам ещё будет что сказать в Этот способ демонстрирования охвата существенным образом зависит от постановки неопределённого единичного термина в позицию грамматического субъекта предикации, являющейся границей его охвата, и, таким образом, — от сведения вопроса об охвате к вопросу об определении предиката субъекта. Смысл конструкции «такой, что» состоит всего лишь в том, что она позволяет превратить любое «… b…», какое мы можем хотеть высказать о любом b, в единичный сложный предикат «такой, что… он»… («such that… it…»), который можно атрибутировать b. В [8] есть нечто особенное, а именно: «каждый член» уже ограничен своим собственным охватом — «каждый член делает взнос», так что маневр «такой, что» оказывается излишним. Вставка слова «объект», делающего существительное из прилагательного простого предложения, открывающегося словами «такой, что», здесь служит исключительно грамматической цели дать «x» Простые предложения, открывающиеся словом «который» («which»), представляют собой прилагательные, которые, подобно прилагательному «простой», встречаются только в атрибутивной, но не в позиции предиката. И это — вполне разумно, можно заметить; ведь предикация простого предложения, открывающегося словом «который», не сделает ничего, что не было бы сделано проще одним только этим простым предложением, в котором «который» заменено субъектом предикации. Во многом то же самое можно было бы сказать о простых предложениях, открывающихся словами «такой, что»: предикация простого предложения этого вида не делает ничего, что не было бы сделано одной лишь его частью, стоящей после «такой, что», при том что его местоимение заменено субъектом предикации. Тем не менее простые предложения, открывающиеся словами «такой, что», в отличие от простых предложений, открывающихся словами «который», встречаются в позиции предиката. И мы теперь видим, что такое их употребление в конечном счёте не является бестолковым; ведь это — как раз средство прояснения охвата, как в § 4.5. Непрозрачность референцииОпределённые единичные термины могут изменять референцию в зависимости от случаев употребления, либо благодаря двусмысленности, либо посредством особых функций определённого артикля («the») и частиц «это» («this») и «то» («that») ( (1) «Туллий был Римлянином» — трохаическое предложение. Если единичный термин употреблён в предложении только для того, чтобы выделить свой объект, а предложение истинно относительно этого объекта, то, разумеется, предложение останется истинным в случае, если любой другой единичный термин, обозначающий тот же объект, будет подставлен на место первого. Это — критерий того, что можно назвать чисто референциальной позицией: такая позиция должна быть предметом подстановочности тождественного (substitutivity of identity) 13. To, что позиция термина «Туллий» Если мы понимаем предложение: (2) Проверяющий ищет председателя правления больницы — так, что мы готовы с ним согласиться и (3) Проверяющий ищет декана — даже несмотря на то, что, по последним сведениям, неизвестным проверяющему: (4) Декан = председатель правления больницы, то мы рассматриваем позицию справа от «ищет» не как чисто референциальную. С другой стороны, если, зная о том, что проверяющий настойчиво избегает декана, мы Пример [2], даже если рассматривать его не чисто референциальным образом, отличается от Иллюстрацией чисто референциальной позиции является позиция единичных терминов в предикации. Ибо предикация истинна просто постольку, поскольку предицируемый общий термин истинен относительно объекта, именуемого единичным термином ( Позиции, которые мы разделили на чисто референциальные и другие, являются позициями единичных терминов в их отношении к предложениям, которые их содержат. Теперь удобно распространить это понятие на позиции единичных терминов в их отношении к содержащим их единичным терминам. Так, возьмём скобки: будучи добавлены к выражению любого вида, они дают единичный термин (именующий выражение внутри кавычек). Удобно иметь способность говорить о личном имени Подстановочность тождественного является критерием референциальной позиции для позиций внутри единичных терминов, так же как для позиций внутри предложений. Для позиций в предложениях он утверждает, что содержащее термин предложение сохраняет своё истинностное значение, если содержащийся в нём единичный термин заменён любым другим с той же референцией. Для позиций в единичных терминах он утверждает, что содержащий термин единичный термин сохраняет свою референцию, если единичный термин, который он содержит в себе, заменён таким же образом. Так, на то, что позиция личного имени в кавычках: (5) «Туллий был римлянином» — не референциальная, указывает следующее: хотя Туллий = Цицерон, всё же «Туллий был Римлянином» ≠ «Цицерон был Римлянином». Кавычки, как видно, порождают нереференциальные позиции. Но это неверно в отношении альтернативного метода, служащего той же цели, что и кавычки, а именно — написания или произнесения по буквам (spelling). Вместо [5] мы с тем же успехом можем сказать: тэ-у-эль-эль-и-и-краткое-пробел-бэ-ы-эль-пробел-рэ-и-эм-эль-я-эн-и-эн (tee-yu-ell-ell-wye-space-doubleyu-ay-ess-space-ar-oh-em-ay-en), используя, таким образом, прозрачные имена букв и дугу (следуя Тарскому) для обозначения сцепления. Переход от кавычек к написанию или произнесению по буквам имеет самостоятельное преимущество (ср. Помимо кавычек, ещё часты случаи, когда не чисто референциальное появление единичного термина может быть устранено путём парафраза. Но мы не обязаны устранять все нереференциальные появления единичных терминов или сводить их к кавычкам. Мы не непривычны к преодолению появлений, которые Одно и то же появление термина может занимать чисто референциальную позицию относительно его непосредственного окружения и — не чисто референциальную позицию, относительно более широкого контекста. Например, личное имя занимает чисто референциальную позицию в предложении: (6) Туллий был римлянином — и тем не менее не занимает её в более пространных Кавычки, которые так блокируют референциальную силу термина, можно сказать, несостоятельны в отношении референциальной прозрачности 14. Референциальная прозрачность должна иметь дело с конструкциями ( Пусть Φ (Ψ (t) Чередование, напротив, референциально прозрачно. Это значит, что если предложение составлено из других предложений посредством «или», то все чисто референциальные позиции в составляющих предложениях будут Очевидно, любая истинностная функция ( Общие термины, употреблённые предикативно, можно рассматривать как конструкции: способы нахождения субъектных единичных терминов в составе предложений. Как конструкции, они референциально прозрачны, так как это означает просто сказать, как мы заметили выше, что позиция субъекта в рамках предикации — чисто референциальная. Наконец, конструкция «ищет»… считается прозрачной, если позиции смежного термина считаются референциальными, и не иначе. В одном случае «искать»… — подлинный относительный термин; в другом — нет. Чем он является в другом случае, станет яснее в Конструкция полагания — «a полагает, что p» — может быть прозрачной или непрозрачной. Так предположим, что, Столкнувшись с его недвусмысленным отрицанием предложения «Туллий обличил Катилину», мы, возможно, готовы как В то же время существует альтернативный референциально прозрачный способ конструирования полагания 15. Различие между ними следующее. В непрозрачном смысле полагания, рассмотренном выше, серьёзнейшее утверждение Тома «Туллий никогда не обличал Катилину» считается показывающим, что он не полагает, что Туллий обличил Катилину, даже несмотря на то, что он полагает, что это сделал Цицерон. В прозрачном смысле полагания, с другой стороны, серьёзное утверждение Тома «Цицерон обличил Катилину» считается показывающим, что он полагает, что Туллий обличил Катилину, несмотря на его собственное вводящее в заблуждение вербальное отречение от этого. «Цицерон» в [7] либо появляется чисто референциальным образом, либо нет, согласно тому, трактуется ли «полагает» прозрачным или непрозрачным образом. Если полагание трактуется как прозрачное, У нас ещё будет что сказать о различии между прозрачным и непрозрачным полаганием. Пока же следует отметить, что это различие не связано со знакомой причудой английского словоупотребления, когда «x не полагает, что p» приравнивается скорее к «x полагает, что не p», а не к «не верно (it is not the case), что x полагает, что p». Я избегал конструкции «не полагает», чтобы не казалось, будто это случайное идиоматическое усложнение играет Было бы ошибкой предполагать, что появление термина внутри непрозрачной конструкции является для него преградой к тому, чтобы занимать референциальную позицию в любом более широком контексте. Примерами противоположного служат появления личного имени в: (8) «Туллий был римлянином» истинно, (9) «Туллий» указывает на римлянина. Несмотря на непрозрачность кавычек, эти появления личного имени явным образом являются, благодаря особенностям основных участвующих в предложениях глаголов, предметами подстановочности тождественного salva veritate. Поэтому термин « § 4.6. Непрозрачность и неопределённые терминыПоскольку неопределённые единичные термины не обозначают объекты ( Мы видели, что позиция после «Проверяющий ищет»… («The commissioner is looking for») может рассматриваться, а может не рассматриваться как чисто референциальная с различными результатами. Но если мы подставим на это место неопределённый единичный термин, скажем « Председатель правления больницы, то есть декан. В том смысле выражения «ищет»… («looking for»), в котором о проверяющем можно сказать, что он ищет Трактовка, согласно Из такого же соображения, казалось бы, следует, что для целей высказывания «Том полагает, что (1) Том полагает, что (2) Кто-то такой, что Том полагает, что он обличил Катилину. Разумеется, (1) с большей вероятностью, Не так обстоят дела Две интерпретации предложения «Я полагаю, что он видел моё письмо» ( Параллельные соображения показывают также, что не должно быть местоименной перекрёстной референции изнутри непрозрачной конструкции к выражению «такой, что» вне этой конструкции. Адаптированная к переменным ( Нужда в перекрёстной референции изнутри конструкции, выражающей полагание, к неопределённому единичному термину вне этой конструкции не подлежит сомнению. Так, посмотрим, какую важную информацию сообщает предложение «Есть Пусть всё же его важность не ослепляет нас в отношении его странности. «Туллий, — настаивает Том, — не обличил Катилину. А Цицерон обличил». Разумеется, следует признать, что Том полагает в каком угодно смысле, что Туллий не обличил Катилину, а Цицерон обличил. Но о нём также Конечно, нам не следует обвинять в этой странности Тома, выказавшего простое неправильное понимание имени собственного, так как имеются параллельные примеры, не содержащие имён. Так, вместо «Туллий не обличил Катилину, а Цицерон обличил» Том мог бы сказать «Декан не женат, а председатель совета больницы женат», не понимая, что эти двое — один человек. Но, если с этой существенной странностью прозрачного смысла полагания ещё можно мириться, остаётся ещё больше такого, с чем мириться нельзя. Пусть «δp» (как у Кронекера), где «p» — предложение, будет сокращением для дескрипции: число x такое, что (x = 1) и p) или (x = 0) и не p). Мы можем предположить, что бедный Том, как бы ни были ограничены его знания латинской литературы и местной филантропии, знает логику в достаточной степени, чтобы полагать предложение формы «δp» = 1» тогда и только тогда, когда он полагает предложение, обозначенное как «p». Но в таком случае мы можем возражать, исходя из прозрачности полагания, что он верит всему. Ведь, согласно уже имеющейся у нас гипотезе, (3) Том полагает, что δ (Цицерон обличил Катилину) = 1. Но, всякий раз, когда «p» обозначает истинное предложение, δp = δ (Цицерон обличил Катилину). Но тогда, Но «p» обозначало любое истинное предложение. Повторяя аргумент, используя ложное предложение «Туллий не обличил Катилину» вместо истинного «Цицерон обличил Катилину», мы также Таким образом, объявляя полагание неизменно прозрачным ради Способ сделать это — согласиться регулярно относить несостоятельность прозрачности на счёт связки «что» конструкции «полагает, что» и «в» («to») конструкции «верит в» («believe to»), но не на счёт «полагает» или «верит». Так, мы можем продолжить писать «Том полагает, что Цицерон обличил Катилину» в случаях, когда мы склонны трактовать появления терминов «Цицерон» и «Катилина» нереференциальным образом, но писать скорее: (5) Том полагает — Цицерон обличил Катилину (Tom believes Cicero to have denounced Catiline). (Строго говоря, ставить знак «-», так же, как «:», или «»., в данном случае неправильно, поскольку это соответствует другому способу перефразировать контексты полагания; но здесь это было оправдано необходимостью поставить нужный термин в референциальную позицию, соответствующую таковой в английском оригинале. То же самое относится к Сходным образом мы можем поставить термин «Катилина» в референциальную позицию так: (6) Том полагает — Катилина был обличен Цицероном. Желание поставить оба термина в референциальную позицию подтолкнет нас к (7) Том полагает — Цицерон и Катилина связаны как обличитель и обличённый. Согласно этой конвенции «полагает, что» недвусмысленно непрозрачно Здесь, как водится, мы можем преобразовать относительные простые предложения по нашему желанию в простые предложения, открывающиеся конструкцией «такой, что» ( Конструкции «полагает, что», «говорит, что», «хочет, чтобы», «старается, чтобы», «обращает внимание на то, что», «боится, что», «удивлён, что» и так далее относятся к тому, что Рассел называет пропозициональной установкой 18. Всё сказанное о первых из них на последних страницах в равной степени относится Непрозрачная конструкция такова, что в ней вообще нельзя заменить единичный термин кодесигнативным термином (указывающим на тот же объект) без того, чтобы не затронуть истинностное значение содержащего такую конструкцию предложения. В непрозрачной конструкции также вообще нельзя ни общий термин заменить коэкстенсивным термином (истинным относительно тех же объектов), ни предложение-компонент — предложением с тем же истинностным значением без того, чтобы не затронуть истинностное значение содержащего их предложения. Все эти три несостоятельности называются неудачами экстенсиональности. Причина, по которой следует обратить внимание на первую, состоит в том, что мы справедливо ожидаем, что в разговоре о тождественных объектах тождественные взаимозаменимы, в то время как никакая презумпция такого рода не очевидна для полной экстенсиональности. Связанная с первой причина состоит в том, что именно первая несостоятельность запрещает перекрёстную референцию изнутри непрозрачных конструкций. Фреге был обязан подчеркнуть все три несостоятельности, так как он рассматривал общие термины и предложения как имена классов и истинностных значений; все неудачи экстенсиональности оказались неудачами подстановочности тождественного 19. Неудачи подстановочности тождественности, более того, недопустимы с точки зрения Фреге; таким образом, он номинально исправил их, постановив, что, если предложение или термин встречаются внутри конструкции пропозициональной установки или ей подобной, они перестают именовать истинностное значение, класс или индивида и начинают именовать пропозицию, атрибут или «индивидуальное понятие». (В некоторых отношениях этот подход ближе Черчу, который заострил и развил эту доктрину 20.) Я не делаю никаких шагов такого рода. Я не накладываю запрета на неудачу подстановочности, но лишь рассматриваю её как свидетельство нереференциальной позиции; также я не предусматриваю изменений референции в условиях непрозрачных конструкций. § 4.7. Непрозрачность в определённых глаголахМы выявили удобный способ так формулировать наши высказывания, выражающие пропозициональную установку, чтобы сохранять выбранные позиции референциальными, а остальные — нереференциальными. Но этот способ (1) Проверяющий ищет председателя совета больницы. Так как этот пример не содержит выражения пропозициональной установки. Но его можно сделать таковым, раскрыв «ищет» как «старается найти»: (2) Проверяющий старается, чтобы проверяющий нашёл председателя совета больницы (The commissioner is endeavoring that the commissioner finds the chairman of the hospital board). Цель этой неудачной английской конструкции — подчеркнуть параллель с предложением «Том верит, что Цицерон обличил Катилину». Теперь, если мы перенесём на этот пример конвенцию, о которой шла речь двумя страницами раньше, термин «председатель совета больницы» займёт нереференциальную позицию в Предложение [2] Чтобы получить (3) The commissioner is endeavoring (-to-cause) the chairman of the hospital board to be found by the commissioner (Ближайшим по смыслу переводом было бы: «Проверяющий старается (добиться) от председателя совета больницы, чтобы он был найден проверяющим», если бы не необходимость сохранить за термином «председатель совета больницы» референциальную позицию, что в переводе на русский может быть достигнуто только путём дальнейшего парафраза. — Следует отметить, что непрозрачным является Таким образом, (2) Это значит, Как в [2], так и (4) Джорджоне был так назван Беря [4] как оно есть, мы должны считать позицию субъекта не (чисто) референциальной «Проверяющий» в [1] подобным же образом сопротивляется подстановочности, Описание [4] было обычным, но это параллельное Разумеется, согласно правильному подходу, «проверяющий» должен занимать референциальную позицию Нереференциальный статус позиции субъекта Из приведённых соображений следует, (5) Проверяющий старается (добиться), чтобы он сам нашёл председателя совета больницы (The commissioner is endeavoring (-to-cause) himself to find the chairman of the hospital board). Правильным объяснением [1] с прозрачным «ищет»… будет (6) Проверяющий старается (добиться), чтобы он сам и председатель совета больницы относились друг к другу как нашедший и найденный. С предложениями [2] Если [1] истолковано Различие между двумя употреблениями «ищет»… такое же, как различие между охотой на львов вообще и охотой или выслеживанием знакомых львов ( Точно также, как поиск представляет собой старание найти (looking for is endeavoring to find), охота представляет собой старание подстрелить или поймать. Различие между двумя парафразами предложения «Эрнест охотится на львов» prima facie есть различие границ охвата: (7) Эрнест старается, чтобы (8) Какой-то лев таков, что Эрнест старается, чтобы Эрнест застрелил его (ср. (12) и (13) (9) Эрнест старается, чтобы Эрнест подстрелил льва. А [8] — просто ложное, согласно конвенции Есть лев, относительно которого Эрнест старается (добиться), чтобы он был застрелен Эрнестом (There is a lion which Ernest is endeavoring (-to-cause) to be shot by Ernest). Или, если мы чувствуем, что можем удержать в уме намеченные границы охвата неопределённого единичного термина менее экстравагантными способами, то: (10) Эрнест старается (добиться), чтобы (определённый) лев был застрелен Эрнестом. Заметим теперь, (11) Эрнест старается (добиться), чтобы он подстрелил льва. (12) Эрнест старается (добиться), чтобы он и (определённый) лев относились друг к другу как подстреливающий и подстреленный. Когда «Эрнест охотится на львов» истолковывается как (12), «охотиться» понимается как явный относительный термин. «Охотиться» так употребляется полицейскими в конструкции «охота на человека» (« Всё, что мы сказали о глаголах «охотиться», «искать»… и «стараться», применимо mutatis mutandis к глаголам «хотеть» и «желать»; ведь хотеть значит желать иметь. «Я хочу шлюп» в непрозрачном смысле параллельно (11): «Я желаю себе иметь шлюп (быть владельцем шлюпа)» («I wish myself to have a sloop (to be a sloop owner)»); «Я хочу шлюп» в прозрачном смысле — «Есть шлюп, который я хочу» — оказывается параллельно (12). Лишь в последнем смысле «хотеть» является относительным термином, соотносящим людей со шлюпами. В другом, или непрозрачном, смысле он вообще не является относительным термином, соотносящим людей с Когда бы ни возникала необходимость рассматривать предложения, способные содержать «хотеть», или «охотиться», или «искать»… в непрозрачном смысле, в каком-либо вообще аналитическом ключе, нам надлежит перефразировать их в более ясную идиоматическую форму пропозициональной установки. Проблема прозрачности, таким образом, может быть поставлена и может быть решена, либо как в Когда «охотиться на львов» и подобное понимаются скорее прозрачным образом, в этом редко содержится призыв к парафразу их в идиоматическую форму пропозициональных установок, так как здесь глагол является хорошо функционирующим относительным термином. Обычно нам вполне достаточно идиом «Есть лев, на которого охотится Эрнест», «Есть шлюп, который я хочу»; мы ничего не получаем, расширяя их гротескным образом (12), за исключением целей сравнений того вида, с которыми мы здесь как раз имели дело. Наши парафразы, нацеленные на выявление различия между референциальной и нереференциальной позициями, были в лучшем случае неказистыми; но чем нечто неказистее, тем менее оно необходимо. | |
Примечания: | |
---|---|
| |
Оглавление | |
| |