|
Уотцлавик, Бивин, Джексон, «Прагматика человеческого общения». |
|
|
Социобиология млекопитающих, основанная на функционировании древних нейральных контуров старой части мозга, содержит много факторов, препятствующих эволюции одомашненных приматов к подлинной свободе и объективному разуму. Главный из этих «реакционных» факторов был описан в моём романе «Иллюминатус!» как Принцип SNAFU 1, или Закон Селине 2. Он гласит, что общение возможно только между равными. Это было упрощение, оправданное в фантастическом (сатирическом) произведении. Более точная формулировка этого «закона» выглядит так: Адекватное общение свободно протекает между равными. Общение между неравными искажается и затрудняется ритуалами Доминирования и Подчинения второго контура, которые неизбежно приводят к возникновению коммуникационных помех и Бесконечной Игры. Политическая власть, как однажды сказал один типичный альфа-самец, растёт из ствола винтовки 3. Это верно как в метафорическом, так и в буквальном смысле. «Винтовка» может быть символической и совершенно абстрактной, состоящей из ритуализированных социальных ожиданий («Не спорь с отцом!») или конкретной, состоящей из ненасильственных, но смертельных приёмов, таких, например, как угроза отнять средства к биовыживанию путём лишения источника биовыживательных бумажек в капиталистическом обществе («ещё одно слово, Бумстед, и я вас уволю!»). Живя по социобиологическим законам второго контура, каждый одомашненный примат немного врёт, льстит или обходит неприятные вопросы, обмениваясь сигналами с теми, кто находится выше него в иерархии. Каждая авторитарная структура может быть представлена в виде пирамиды с глазом наверху. Это — типичная схема любого правительства, любой корпорации, любой армии, любой бюрократии, любой стаи млекопитающих. На каждой её ступени участники несут бремя незнания по отношению к тем, кто находится выше их. Под этим понимается, что они должны очень, очень внимательно следить за тем, чтобы их природная сенсорная активность как сознательных организмов — работа зрения, слуха, обоняния, интерпретация воспринимаемого — находилась в согласии с туннелем реальности тех, кто находится выше их. Это совершенно согласуется с интересами выживания; от этого зависит статус в стае (и «надёжное место»). Гораздо менее важно — роскошь, которую можно легко отбросить, — чтобы эти восприятия находились в согласии с объективными фактами. Так, например, в ФБР при Дж. Эдгаре Гувере каждый агент должен был развить в себе способность везде видеть коммунистов-безбожников. Любой агент, чьё восприятие показывало, что на самом деле в этой стране очень мало коммунистов-безбожников, в то время испытал бы когнитивный диссонанс — его или её туннель реальности расходился бы с «официальным» туннелем реальности пирамиды. Даже говорить о подобных восприятиях означало вызвать подозрения в эксцентричности, интеллектуальной заносчивости или даже в принадлежности к тем самым коммунистам-безбожникам. Примерно то же ожидало бы средневекового инквизитора-доминиканца, если бы он не обладал в должной мере способностью везде «видеть» ведьм. В подобных авторитарных ситуациях важно видеть то, что видят Авторитеты (альфа-самцы). При этом неудобно и, может быть, даже опасно, видеть веши объективно. Но для тех, кто находится наверху, в глазу пирамиды, это приводит к одинаковому по величине и противоположному по знаку бремени всезнания. Всё, что запрещено находящимся на дне (сознательные восприятие и оценка), требуется от правящей элиты, доминирующего класса. Они должны стараться видеть, слышать, обонять и так далее, а также думать и оценивать за всю пирамиду. Но человеку с ружьем (карающим властям) мишень говорит только то, что, по мнению мишени, не заставит его нажать курок (уволить мишень с работы, отдать её под трибунал). Элита, обременённая всезнанием, получает от своих подчинённых, обременённых незнанием, только такую обратную связь, которая согласуется с её предвзятыми мнениями и туннелями реальности. Это бремя всезнания со временем становится другим, более сложным, бременем незнания. Никто больше ничего не знает в действительности, а если кто-то и знает, то тщательно скрывает этот факт. Бремя незнания становится вездесущим. Всё большая и большая часть сенсорного опыта становится невыразимой. Как замечает Пол Уотцлавик, объективно-подавляемое (невыразимое) быстро становится субъективно- подавляемым (немыслимым). Никому не нравится постоянно чувствовать себя одновременно трусом и лжецом. Легче прекратить замечать различия между официальным туннелем реальности и экзистенциальным фактом. Так ускоряется SNAFU и возникает бюрократическое окоченение — последний этап перед тем, как вся мозговая активность прекратится и пирамида придёт к клинической смерти как интеллектуальная единица. Мы предполагаем, что «национальная безопасность» представляет собой ещё один семантический призрак, эмпедоклов узел; что стремление к национальной безопасности — главная причина появления национальной опасности и мощного антиинтеллигентского механизма. Как пишет Лири: Секретность — первородный грех. Фиговый листок в Саду Эдема. Главное преступление против любви… Назначение жизни — в том, чтобы принимать, синтезировать и передавать энергию. Коммуникационное слияние — цель жизни. Об этом вам скажет любая звезда. Общение — это любовь. Секретность, задержка сигнала, припрятывание, сокрытие, закрывание света мотивированы стыдом и страхом. Как очень часто случается, правые лишь наполовину правы То, что мой выдающийся коллега высказывает так поэтически, более функционально может быть выражено следующим образом: Работа каждой службы тайной полиции должна наблюдаться элитными силами тайной-полиции-второго-порядка. Это вызвано тем, что а) проникновение в среду тайной полиции с целью ниспровержения существующего правительства всегда будет основной целью как внутренних заговорщиков, так и враждебных зарубежных сил, и б) службы тайной полиции имеют в своём распоряжении фантастические возможности для шантажа и запугивания остальных людей, в правительстве и вне его. Сталин расстреливал начальников тайной полиции одного за другим, стараясь избежать этой опасности. Как однажды тоскливо заметил Никсон (стенограмма разговора, присутствовавшая в «уотергейтском деле»): Да, Гувер знал своё дело. Он бы боролся. Вот так. Он бы серьёзно задел кое-кого. Он бы запугал их до смерти. У него было досье на каждого. (Курсив мой. — Прим. авт.) Таким образом, те, кто прибегает к услугам тайной полиции, должны наблюдать за ней, чтобы она не прибрела слишком большую власть. Но тут в игру вступает зловещий бесконечный регресс. Любая элитная полиция второго порядка также является объектом проникновения шпионов извне или, с точки зрения её хозяев, угрозой в случае приобретения ей «слишком большой власти». Поэтому за ней также необходимо наблюдать с помощью тайной-полиции-третьего-порядка. Короче говоря, если правительство имеет п порядков тайной полиции, шпионящих друг за другом, все они потенциально являются подозреваемыми, поэтому для обеспечения безопасности необходимо создать тайную полицию порядка п + 1. И так далее до бесконечности. На практике, конечно же, этот регресс заканчивается не в бесконечности, а в момент, когда каждый гражданин государства начнёт следить за каждым другим гражданином этого же государства или когда бюджет государства будет исчерпан. В действительности структура системы национальной безопасности всегда отличается от эмпедоклова бесконечного регресса, необходимого для совершенной «безопасности». Эта брешь между «Вся нация под надзором со всеобщим прослушиванием и анализами мочи» и строго ограниченной реальной ситуацией с конечными ресурсами и конечным бюджетом вызывает процветание паранойи всех видов как в гражданской, так и в полицейской среде. Так Советский Союз после 60 лет игр марксистской тайной полиции достиг точки, в которой альфа-самцы были напуганы художниками и поэтами. В трансакциях типа «шпионаж-секретность» беспокойство вызывает ещё большее беспокойство, а подозрение — ещё большее подозрение. Сам акт участия, даже против своей воли, в игре тайной полиции — хотя бы в качестве жертвы или поднадзорного гражданина — в конце концов вызывает классические симптомы клинической паранойи. Агент всегда знает, за кем следит он, но никогда не знает, кто следит за ним. Может быть, это его жена, его любовница, его секретарша, почтальон или лучший друг. В любом государстве, если тайная полиция существует, каждый департамент и каждое министерство правительства и даже учреждения, которые не являются правительственными, вызывают подозрение у осторожных и умных людей в качестве возможного фронта тайной полиции. Неглупым всегда придёт в голову, что под вывеской организации с названием «ОГОГО» или «Международные поставки карандашей и резинок» может на самом деле скрываться ЦРУ или ФБР. В подобной сети обмана быстро разрастаются теории заговора. Опыт показывает, что сплетни обязательно возникают там, где народ не может найти заслуживающие доверия источники информации, способные рассказать, что в действительности происходит. Автор настоящей книги, работая в движении за гражданские права, антивоенном движении, движении за легализацию марихуаны и других диссидентских проектах, часто сталкивался с ситуацией, когда к нему подходил некто А и с ужасом говорил, что некто Б — агент тайной полиции, а затем, через некоторое время, некто С сообщал, что на самом деле агентом тайной полиции был А. Требуется неплохое знание нейрологических технологий, чтобы сохранять чувство юмора в среде тайной полиции. Чем более вездесуща тайная полиция, тем больше вероятность, что умные люди будут относиться к правительству со страхом и отвращением. Правительство, обнаружив, что всё большее число граждан относится к нему со страхом и отвращением, в целях защиты увеличит размер и власть тайной полиции. Вновь появляется бесконечный регресс. Единственная альтернатива была саркастически предложена драматургом Бертольтом Брехтом (которого тайная полиция США преследовала как коммуниста, а тайная полиция Восточной Германии — как недостаточно убеждённого коммуниста). «Если правительство не доверяет народу, — невинно спрашивал Брехт, — почему оно его не распустит и не выберет новый народ?» Пока, однако, ещё не найден способ выбирать новый народ, поэтому правительство с удвоенной силой следит за существующим. Каждая организация тайной полиции одновременно занимается сбором информации и производством неправильной информации, эвфемически названной «дезинформацией». То есть в тайной полиции вы зарабатываете очки, накапливая сигналы (единицы информации) — скрывая факты от конкурентов — и подсовывая ложные сигналы (поддельные единицы информации) другим игрокам. Это приводит к ситуации, которую я называю Оптимальным SNAFU и в которой каждый игрок имеет рациональные (а не невротические) причины подозревать, что каждый другой может пытаться его обмануть, одурачить, облапошить, подставить и в целом дезинформировать. Как, по слухам, говаривал Генри Киссинджер, в Вашингтоне кто не параноик, тот сумасшедший. Может быть, НЛО действительно объективно существуют, — а может быть, весь феномен НЛО является прикрытием дезинформационного мероприятия тайной полиции. Может быть, чёрные дыры, в которых взрывается пространство и время, существуют, — а может быть, их выдумали, чтобы заморочить головы русским учёным, переключив их внимание на семантический призрак, «человечка, которого не было». Может быть, Джимми Картер существует, — а может, как однажды заявил «Нэшнл Лэмпун», это на самом деле актёр Сидни Гольдфарб, исполняющий роль привлекательного «простого парня». Возможно, только трое альфа-самцов, находящихся на вершине пирамиды национальной безопасности, знают настоящие ответы на эти вопросы, — а может, этих троих тоже дурачат их подчинённые подобно тому, как Линдона Джонсона дурачило ЦРУ во время вьетнамской войны. Такова нейросоциологическая «логика» Среды Дезинформации. Эта логика, как доказал Пол Уотцлавик, является логикой шизофрении. Менее чем через десять лет после того, как Акт о Национальной Безопасности 1948 года положил начало играм тайной полиции в этой стране, в Неважно, были ли эти «еретики» правы или неправы. В науке для определения истины требуется минимум одно поколение исследований, а не швыряние несогласных в тюрьму или сжигание их книг. Суть в том, что игра тайной полиции немедленно создаёт социальный контекст для возврата к методам Святой Инквизиции. Первой жертвой становится интеллигенция — коммуникационная сеть общества, принимающая, расшифровывающая и передающая информацию. «Я чувствую себя отлично и передаю братский привет д-ру Андрею Сахарову в Россию», — сказал д-р Лири после пребывания в тюрьме, отмечая факт, что полицейские механизмы одинаковы во всех государствах, равно как и мифы, создаваемые для их защиты. «Добрые русские» считали д-ра Сахарова полусумасшедшим сионистским агентом, а «добрые американцы» д-ра Лири — полусумасшедшим наркоманом. В одной из журнальных статей я однажды высказал предположение, что НЛО являются следствиями Статистическое обоснование этой теории есть у Персинджера и Лафреньера, которые обработали на компьютере данные о 1242 встречах с НЛО и 4818 других «сверхъестественных» событиях — «полтергейсгах», «телепортациях», всяческих «чудесах» и «загадках». Эти данные доказывают, что и встречи с НЛО, и другие аномальные явления приходятся в основном на периоды сейсмической активности, достигая пика непосредственно перед землетрясениями. Персинджер и Лафреньер также предполагают, что именно геофизические силы являются причиной как реальных феноменов (прыгающая мебель, etc), так и галлюцинаций, поэтому требуется проделать тщательную работу, чтобы выяснить, что же происходит на самом деле. Д-р Жак Балле, астроном, кибернетик и физик, выдвинул предположение, что феномен НЛО — дело рук тайной полиции и представляет собой не что иное, как тщательно разработанное прикрытие сложной системы дезинформации. В качестве комбинированной теории Уилсона-Персинджера-Лафреньера-Балле, более отвечающей фактическим данным, чем каждая из отдельных теорий, предлагаю следующее: феномены НЛО являются синергетическим результатом некоторых странных геофизических явлений, которые вызывают непонятные флуктуации энергии и изменения мозга у присутствующих людей и используются в определённых целях одной или несколькими «разведывательными» службами либо даже более эзотерическими группами. Рассмотрим этот сценарий. Происходит нечто странное. Предположим, что это — упомянутые нами геофизическая аномалия и травматическое изменение мозга, но не будем исключать возможности того, что это может быть прибытием космического корабля пришельцев, которые так нравятся народной мифологии. Последующие события одинаково вероятны для любой из этих «странностей». Как только свидетели начинают говорить, — в область, где всё произошло, — начинают стягиваться Все Заинтересованные Стороны. Разведчик Джон прибывает, чтобы скрыть доказательства того, что это явление могло быть космическим кораблём, — в этом, по только им известным причинам, заключается политика его агентства. Разведчик Джим прибывает, чтобы собрать доказательства того, что это был космический корабль — в этом заключается политика его агентства, так как они занимаются тем, что изложил в своих подозрениях д-р Балле. (Британское бюро Двойного Креста во время Второй мировой войны участвовало в столь же сложных и абсурдных операциях, которые на первый взгляд были абсолютно не связаны с их настоящей работой, но служили в качестве дезинформационной ширмы.) Затем прибывают Филип Класс и другие скептики, чтобы попытаться свести всё это к заурядной «галлюцинации», даже если у свидетелей выжжены глаза, покорежена дюжина машин и так далее. Вскоре также появляются разные «повёрнутые на Космосе» (среди которых могут быть и коллеги разведчика Джима), чтобы собрать факты, вписывающиеся в их туннель реальности «Добрых Космических Братьев». Не обходится и без представителей всяческих оккультных наук, которые подбирают свидетельства в пользу их собственных ангелологических, демонологических и прочих мифов. Я вот к чему клоню. Любой заговор рассматривает себя как группу единомышленников — людей, которые имеют одни и те же цели и хорошо работают вместе. Когда этим занимаетесь вы и я, это просто группа единомышленников. Когда этим занимается вон та банда, это уже коварный заговор. Признаками настоящего заговора являются: групповое сокрытие доказательств, умышленное распространение дезинформации, а также принуждение или запугивание свидетелей. Любая группа единомышленников приближается к такому поведению постольку, поскольку её члены принуждают друг друга к участию в групповом туннеле реальности. В особенности когда дело касается наиболее важных эпистемологических моментов: что важно, что следует замечать и обсуждать, а что тривиально и на что не стоит обращать внимания? Какое принуждение необходимо, чтобы привлечь на свою сторону свидетелей? Большинство людей, как объясняет наш Принцип SNAFU, легко заставить говорить то, что хочет слышать Авторитетное Лицо. Но давайте вернёмся к синдрому НЛО — примеру, иллюстрирующему весь спектр изменения и программирования мозга. У тех, кто встречался с НЛО, часто проявляется позитивное нейросоматическое включение, переживание блаженства; некоторые из них даже становятся целителями или лидерами оккультных групп. Есть и такие, у которых проявляются негативные нейросоматические эффекты — светобоязнь, как при шизофрении, приступы острого беспокойства, иногда требующие госпитализации, и так далее. У контактеров также появляется метапрограммирующее сознание (способность выбирать между различными туннелями реальности), признаком чего являются их несовершенные метафоры о «параллельных мирах», «иных реальностях» и прочий оккультный жаргон. Часто отмечаются нейрогенетические (коллективное бессознательное Юнга) видения — от демонов и волосатых карликов до Космической Богини или Божьей Матери, увенчанной звездами, из языческой и католической иконографии. В литературе о НЛО упоминается даже о включении мета-физиологического (квантового) уровня, начиная с путешествий во времени и «выходов из тела» и заканчивая предполагаемыми телепортациями. Особое внимание следует обратить на то, что в уфологии распространены сведения как о позитивных, так и о негативных видениях во всех этих контурах. Кажется, что, если Программисты имеют по отношению к нам хорошие намерения, они случайно многим причиняют зло; если же они, как считает д-р Балле, имеют по отношению к нам плохие намерения, они случайно делают добро некоторым из нас. Но это справедливо и для всей технологии изменения мозга в целом. Складывается впечатление, что монистическая теория заговоров Балле настолько же несостоятельна по отношению к НЛО, насколько монистические теории заговоров вообще несостоятельны по отношению к политике. Более правдоподобным выглядит предположение, что явления, связанные с НЛО, подобно другим изученным нами видам изменения мозга, иногда имеют спонтанный, а иногда — запрограммированный характер; и что существуют соперничающие банды программистов, намерения которых относительно человечества радикально различаются. Когда мы с д-ром Лири впервые опубликовали нейрологи-ческий анализ случая с Патти Херст в журнале «OUI», редакторы снабдили его драматическим заголовком: Борьба за ум Патти Херст — увертюра к мировой борьбе за контроль над сознанием. Не совсем так. Точнее было бы считать случай Патти Херст одним из финальных тактов второй части симфонии «Война за сознание». Первой её частью была примитивная нейронаука древних и средневековых тиранов, которые овладели многими технологиями изоляции, страха и принуждения, а также нейронаука шаманов и оккультистов, которые узнали, как при помощи нейрохимических веществ изменять воспринимаемые туннели реальности. Вторая часть началась с современной психологии — Фрейда, Павлова, Юнга, Скиннера и других — и достигла кульминации в LSD-революции, когда до миллионов людей дошло, что туннели реальности можно радикально изменять — на время, а иногда и навсегда — при помощи нейрохимии. Третья часть — это всё болееочевидная война между теми, кто хочет программировать всех нас, и теми, кто хочет стать своим собственным Метапрограммистом. Упражнения
|
|
Примечания: |
|
|---|---|
|
|
Оглавление |
|
|
|