Ф. Ницше, «Так говорил Заратустра». |
|
Ещё одна перспектива эволюции одомашненных приматов излагается в «Третьей Волне» Элвина Тоффлера. Для удобства Тоффлер описывает хаос человеческой истории моделью трёх волн. Более точным было бы назвать эти «волны» квантовыми скачками на уровне энергетической когерентности. Для возникновения Первой Волны, по словам Тоффлера, потребовались тысячелетия, но она в конце концов позволила большей части человечества перейти от племенного этапа (простых приматов, занимающихся охотой-собирательством) к этапу развитых аграрно-феодальных цивилизаций. Вторая Волна произошла гораздо быстрее — за несколько столетий она перевела почти всё человечество от аграрно-феодально-сельской экономики к индустриально-рыночной городской. Третья Волна, как утверждает Тоффлер, продолжает набирать силу и достигнет кульминации всего через несколько десятилетий. Мы называем её «информационным взрывом», «постиндустриальной экономикой», etc. Скорость каждой волны в десять раз выше скорости предыдущей; кроме того, каждая новая волна более тотальна — в том смысле, что она изменяет больше людей, изменяет их более полно, а заодно трансформирует нашу концепцию человеческой природы и человеческого общества. Волны, описанные Тоффлером, можно рассматривать как квантовые состояния, энергетический уровень и измерения реальности каждого из которых выше, чем в предыдущем состоянии, и совершенно от него не зависят. Первая Волна превратила племенных людей в крепостных (или помещиков), создав совершенно новое социальное разнообразие, настолько тонкое и неуловимое, что антропологи и социологи могут годами изучать его невидимые аспекты. Тем не менее эта трансформация так огромна, что большинство заметит её невооружённым глазом: не отличить племенного человека от феодального так же невозможно, как не отличить собаку от осла. Вторая Волна создала то, что Тоффлер остроумно называет «индуст-реальностью», вызвав появление промышленных людей, которые так же очевидно отличаются от феодальных или племенных людей, как дельфины отличаются от розовых кустов или броненосцев. Третья Волна, которая началась, когда Шеннон и Винер дали определение понятию информация, а фон Нейман разработал первый программируемый компьютер, сейчас все ещё находится в движении. К середине Средний человек 1998 года в 2008 году будет выглядеть таким же отсталым, как средневековый крепостной — сегодня. То, что мы сегодня считаем нормальной работой, нормальными социальными ролями, нормальным «человечеством», скоро будет казаться таким же архаичным, какими нам сегодня кажутся алхимики, кузнецы, глашатаи, придворные и цирюльники. Конечно же, Тоффлер не заявляет, что компьютер — это и есть вся Третья Волна; его можно принять лишь в качестве эмблемы того, что сейчас происходит. Фабрика, в этом смысле, была эмблемой Второй Волны. Она представляла собой не просто средство, при помощи которого «индуст-реальность» распостранилась по всему миру, увеличивая наше коллективное богатство (и бедство); она также стала моделью для всего остального. Наши школы — это мини-фабрики, или модели фабрик, так как их основным первоначальным назначением была подготовка людей к работе на фабрике. Необходимость появления школ объясняется тем, что, если феодализму не требуются грамотность масс, индустриализм без неё невозможен. По образцу тех же фабрик в учреждениях были установлены определённые рабочие часы, даже если это мало влияло или не влияло вообще на эффективность работы персонала. В общем, «индуст-реальность», реальность индустриального века, заставила всех роботически шагать в ногу с фабричной системой 1. «Индуст-реальность» до сих пор настолько распространена, что, как заметил Маклюэн, мы её практически не замечаем. Так, например, в феодальную эпоху музыка и музыкальные коллективы никогда не выходили за рамки камерности — трио, квартеты, etc. Современная же симфония, с её огромным оркестром, прометеевскими темами, богоподобным дирижёром («капиталистом»), концертмейстером (мастером), гармонией струнных и духовых инструментов и так далее, является прекрасным художественным выражением тех методов массовой организации людей, которые в менее возвышенных формах обычно применяются на конвейерах фабрик. (Фабрики также нуждались в городах — массовых скоплениях рабочей силы в одном месте, — которые сделали эту симфонию экономически возможной. Аристократ не мог бы себе позволить или ему просто не пришло бы в голову содержать больше музыкантов, чем требуется для полноценной камерной музыки.) Не только «космический оптимизм» Бетховена был детищем Эпохи Разума, из которой родилась индуст-реальность; в самих оркестрах, для которых он писал, проявлялся индустриальный стиль организации. Безусловно, индустриализм (Вторая Волна) наряду с новым богатством создал и новое бедство; большая часть созданного богатства экспроприировалась меньшинством. Как бы это ни уязвило социалистов, необходимо признать, что подобный путь был неизбежен для общества одомашненных приматов. Несколько альфа-самцов всегда видят свою выгоду более ясно, чем большинство — свой коллективный интерес. Тем не менее, когда индуст-реальность в достаточной мере распространилась, за ней последовал социализм. Нравится читателю или нет (автор, не стыдясь своих предубеждений, признает, что ему это не нравится), но это также было неизбежно. Накопление доселе невиданных богатств не могло не вызвать ропота против удерживающих его в своих руках альфа-самцов и попыток завладеть тем, что они так эгоистично экспроприировали. Эта ситуация наблюдается даже у бабуинов: слишком несносного альфа-самца группа более молодых самцов избивает и выбрасывает из стаи. Ни капиталистическая, ни социалистическая индуст-реальность не смогла дать людям то, в чём они более всего нуждаются: независимость и справедливость, свободу и достаток, постоянный рост и постоянную безопасность. Для нас капитализм-социализм — это всегда дилемма, а не выбор. Третья Волна может преодолеть, и преодолеет, эти проблемы в рамках индустриализма. Третья Волна не будет ни капиталистической, ни социалистической, ни какой-либо смесью того и другого. Она потребует совершенно нового типа экономических отношений — точно так же, как феодализм создал экономику, неизвестную племенному человечеству, а индустриализм — две конкурирующие экономики капитализма и социализма, одинаково непредвиденные и неожиданные из перспективы феодального этапа. В 1977 д-р Илья Пригожин стал лауреатом Нобелевской премии в области физической химии. Работа д-ра Пригожина была связана с исследованием как раз тех процессов, которые мы обсуждали, — возникновения негативной энтропии (связного порядка) в стохастических процессах, — но представляла собой гигантский скачок по сравнению с гениальными идеями таких пионеров этой области, как Шрёдингер, Винер, Шеннон и Бэйтсон. Согласно Пригожину, любая организованная система пребывает в динамическом напряжении между энтропией и негэнтропией, между хаосом и информацией. Чем сложнее система, тем выше её неустойчивость. Пригожин доказал это математически, в обычном же языке её значение можно передать, например, следующим образом: легче провести по универмагу двух детей, чем двадцать. Или: неустойчивость «домика» из 101 зубочистки выше, чем неустойчивость «домика» из 10 зубочисток. Нестабильность — это не всегда плохо: на деле, она совершенно необходима для возникновения эволюции. Сообщества насекомых высокостабильны и поэтому за несколько миллионов лет совершенно не эволюционировали. Человеческие сообщества обладают высокой неустойчивостью и постоянно находятся в процессе эволюции. Пригожин доказал эволюционное значение неустойчивости при помощи им же созданной концепции «диссипативной структуры». Диссипативная структура обладает высокой сложностью и, в силу этого, высокой неустойчивостью. Чем она сложнее, тем выше её неустойчивость, естественно, математическая; чем выше её неустойчивость, тем выше вероятность возникновения в ней изменений — то есть развития. Все диссипативные структуры постоянно колеблются между саморазрушением и реорганизацией на более высоком уровне информации (связности). Хоть это и звучит мрачно, на деле все не так. Выкладки Пригожина весьма оптимистичны. Он показывает, что с математической точки зрения структуры большой сложности — такие, как наше современное мировое человеческое общество, находящееся Другими словами, в интеллектуальном конфликте между утопистами и антиутопистами математика находится на стороне утопистов. Наш, человеческий мир настолько богат информацией (связен), что почти неизбежно должен «перейти» к ещё большей связности, а не к хаосу и саморазрушению. Теория Пригожина является математическим доказательством интуитивного убеждения Маклюэна в том, что многие кажущиеся симптомы развала в действительности являются предвестниками прорыва. Замечание для убеждённых пессимистов: анализ Пригожина основан на теории вероятностей и, таким образом, не является определённым. Поэтому, если эти лирические страницы показались вам особенно тревожными, утешьте себя мыслью, что, хотя вероятность успеха всего человечества велика, всё же остаются некоторые шансы, что мы разнесем себя на кусочки или что реализуется один из ваших излюбленных апокалиптических сценариев, несмотря на общую тенденцию к высшей связности и высшему разуму. В то же время, даже если человечество обречено на неизбежный успех, никто, конечно, не мешает вам загубить вашу собственную жизнь. Эта книга ни в коем случае не является попыткой отвратить по-настоящему убеждённых маньяков-страдальцев от погони за разочарованиями и неудачами. Последние космологические открытия указывают на то, что Солнце и планеты нашей солнечной системы, включая Землю, образовались из облака галактической пыли и газа пять-шесть миллиардов лет назад. Считается, что первые одноклеточные формы жизни — первые отблески зари биовыживательного «сознания» первого контура — возникли на Земле примерно 3,4 миллиарда лет назад. Позвоночные — с эмоционально-территориальным сознанием второго контура — начали появляться примерно полмиллиарда лет назад. Развитие человеческого разума третьего контура — языка и мысли — началось, С развитием науки все эти цифры постоянно пересматриваются, однако соотношение между ними остаётся принципиально неизменным, и это соотношение потрясает. Как неоднократно отмечалось, если сжать весь этот эволюционный сценарий до 24-часовых суток, начиная с полуночи, то жизнь появляется незадолго до полудня, а вся человеческая история (начиная с появления хрюкающих, вооружённых дубинкой обезьяноподобных людей в Африке и заканчивая моментом, когда американский астронавт Нил Армстронг ступил на поверхность Луны 2) укладывается во вторую половину последней секунды перед наступлением следующей полуночи. Эта модель не совсем корректна, поскольку наше настоящее в ней является «концом», что в высшей степени неправдоподобно. Даже без учёта возможности космической миграции, жизнь земной биосферы должна продлиться ещё «Вселенная устроена так, что имеет возможность видеть саму себя», — однажды заметил Спенсер Браун. Появление нейросоматического, нейрогенетического и метапрограммирующего контуров — это способ, которым вселенная может «увидеть саму себя» ещё более отчётливо и полно, чтобы принимать решения о своём дальнейшем развитии. Айзек Азимов в «Генетическом коде» предполагает существование 60-летнего цикла между моментом первого понимания нового научного принципа и моментом, когда этот принцип преображает мир. Так, например. Эрстед открыл электромагнитную эквивалентность — тот факт, что электричество может быть преобразовано в магнетизм, а магнетизм в электричество, — в 1820 году. Через шестьдесят лет, в 1880 году, электрические генераторы уже были широко распространены и Индустриальная Революция достигла своего расцвета; уже были изобретены телеграф и телефон — начиналась наша эпоха Массовой Коммуникации. В 1883 году Томас Эдисон впервые заметил так называемый «эффект Эдисона» — ключ ко всей электронике. Шестьдесят лет спустя, в 1943 году, электронные технологии рождались повсеместно; примитивной их форме в сфере развлечений, радио, уже исполнилось 20 лет, и на его место вот-вот должно было прийти телевидение. В 1896 году Беккерель обнаружил радиоактивность урана. Через шестьдесят лет два города уже были разрушены атомными бомбами и шло строительство заводов по производству ядерного оружия. (Это был вклад в бедство, а не богатство.) В 1903 году братья Райт построили аэроплан, который продержался в воздухе в течение нескольких минут. Через шестьдесят лет, в 1963 году, привычным делом стали реактивные лайнеры, поднимавшие в воздух более ста пассажиров. Предполагая, предугадывая или приближённо оценивая, что этот шестидесятилетний цикл является законом, выскажем следующие прогнозы: Шеннон и Винер создали математическую основу кибернетики в 1948 году. Шестьдесят лет спустя, в 2008 году, кибернетизация мира, такая же полная, как электрификация ХIX столетия, поднимет нас на новый энергетический уровень, к новой социальной реальности (как предсказывает Тоффлер). В 1943 году Хоффман открыл LSD и химический контроль над сознанием. Шестьдесят лет спустя, в 2003 году, употребление нужных химических препаратов позволит осуществлять любое вообразимое изменение сознания. Маккей добился первых успехов в продлении жизненного срока лабораторных крыс в 1939 году. Шестьдесят лет спустя, в 1999 году, пилюли долголетия будут продаваться в каждой аптеке. Идентификация ДНК произошла в 1944 году. Шестьдесят лет спустя, в 2004 году, любой вид генной инженерии будет настолько привычным, насколько сегодня привычна электроника. Самая недавняя попытка оценить рост объёма информации (проявления связности) была предпринята в 1973 году по заданию Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) французским экономистом Жоржем Андерля. В своём исследовании Андерля произвольно принял за единицу измерения все биты информации, накопленные человечеством на момент начала нашей эры. Согласно его оценке, эта величина удвоилась к 1500 году. Потребовалось всего 250 лет (до 1750 г.), чтобы она удвоилась ещё раз и достигла четырёх условных единиц. Следующее удвоение заняло 150 лет, и, таким образом, к 1900 году человечество имело уже восемь единиц на текущем информационном счету. На следующее удвоение потребовалось всего 50 лет, и к 1950 году у нас уже было шестнадцать единиц информации. К 1960 году число информационных единиц достигло тридцати двух. Следующее удвоение заняло 7 лет, и к 1967 году у нас было уже 64 единицы. (Интересно, что на этот же период пришлось начало первой Молодёжной Революции, когда по всей планете начали рушиться старые карты реальности и со всех сторон появлялись самые странные новые карты.) Информационный взрывЗа следующие шесть лет (1967–1973) наш интеллектуальный банковский счёт вновь удвоился до 128 единиц. В этой точке Андерля закончил своё исследование. Д-р Элвин Силверстайн оценил, что, если график зависимости, полученной Андерля, продлить ещё на семьдесят лет, человеческое знание должно увеличиться в миллион раз. Это значит, что у человечества будет в 128 млн. раз больше информации, чем в год рождения Иисуса. Вероятно, пилюли долголетия появятся как раз вовремя, чтобы у вас появилась возможность пережить великий эволюционный квантовый скачок. Следует предположить, что высшие контуры нашей нервной системы — нейросоматическоехолистическое знание, нейрогенетическое эволюционное видение, метапрограммируюшая гибкость — предназначены для того, чтобы помочь нам справиться с этим мощным потоком высшей информации и потенциальной высшей связностью. Третья Волна Тоффлера — только социологический аспект ситуации, которая также является биологической и «духовной». Мы проживём гораздо дольше, чем предполагаем, и станем гораздо умнее. Эти мутации приведут к возникновению совершенно новой реальности. Упражнения
|
|
Примечания: |
|
---|---|
|
|
Оглавление |
|
|
|