Роберт Антон Уилсон:
Психология эволюции.
Глава 5. Диккенс и Джойс: двухконтурная диалектика

В «Дэвиде Копперфилъде» Диккенс с большим мастерством передаёт шок и страх ребёнка, когда строгость туалетных процедур вводит в его континуум орально-матристского блаженства анально-патристские ценности второго контура. Трудно поверить, что это было написано за полвека до клинических исследований Фрейда.

Диккенс описывает идиллическое детство, в котором Дэвид живёт с овдовевшей матерью, образ которой вполне можно охарактеризовать как воплощение bona dea (древней «доброй богини», воспоминанием о которой является «фея» — персонаж современных детских сказок). В эту счастливую картину вмешивается ужасный отчим мистер Мэрдстон с его «комплексом Иеговы», воплощение карающего бога-отца. Невозможно соблюдать все правила Мэрдстона — их слишком много и, кроме того, большинство из них даже не сформулировано как следует. Дэвид подвергается стеганию по ягодицам (для его же блага, безусловно, хотя Диккенс совершенно по-фрейдистски акцентирует внимание на очевидном удовольствии, которое Мэрдстон получает от этого процесса). Совершенно естественно, что Дэвид начинает интернализировать эту анальную систему ценностей и представлять себя маленьким преступником, в полной мере заслуживающим подобного издевательства.

Затем Диккенс приводит сцену возвращения Дэвида домой после года пребывания в школе:

Я вошёл тихими, робкими шагами. Бог весть какие далёкие, младенческие воспоминания могли пробудиться у меня при звуках голоса моей матери, доносившихся из старой гостиной, когда я вошёл в холл. Мать тихонько напевала. Должно быть, давным-давно, когда я был ещё младенцем, я лежал у неё на руках и слушал, как она мне поёт… Напев показался мне новым и в то же время таким знакомым, что сердце моё переполнилось до краёв, как будто старый друг вернулся после долгого отсутствия.

Одиноко и задумчиво звучала эта песенка, и я решил, что мать одна. Я тихо вошёл в комнату. Она сидела у камина, кормила грудью младенца и придерживала у себя на шее его крошечную ручонку. Её глаза были опущены и устремлены на личико ребёнка, и она пела ему. Но больше никого с ней не было — отчасти моя догадка оказалась правильной.

Я заговорил с ней, а она встрепенулась и вскрикнула. Но увидев, что это я, она назвала меня своим дорогим Дэви, своим родным мальчиком, пошла мне навстречу, опустилась на колени, поцеловала меня, положила мою голову себе на грудь рядом с маленьким существом, приютившимся там, и поднесла его ручонки к моим губам.

Почему не умер я тогда? Как хотел бы я умереть в ту минуту, когда моё сердце было переполнено! Больше чем когда-либо я достоин был в эту минуту быть взятым на небеса ¹.

Мечта о возврате к оральной биобезопасности здесь слишком очевидна и не нуждается в комментариях.

Подобным образом в монументальном романе Джойса о сознании спящего человека — «Поминках по Финнегану» — Отец и Бог-отец всегда ассоциируются с войной и экскрементами, как заметил исследователь Джойса Уильям Йорк Тиндэлл. В громовом слове из ста букв, которое повторяется десять раз в сновидении, всегда чувствуются смысловые оттенки отцовства, угрозы, испражнения и войны.

Так, в первом появлении на странице 1 это слово имеет вид:

bababalalgharaghtakamminaronnkonnbronnton nerronntounnthunntrovarrhounawnskawn toohoohoondenthurnuk

Здесь можно разглядеть (или расслышать) такие слова: арабское baba («отец»), еврейское Abba (с тем же значением), Canbronne (имя генерала, который так кстати произнёс: «Дерьмо!», когда его попросили уступить территорию), гаэльское scan (звук, исходящий из ануса), германское Ronnen (экскреция), внушительное orden, ассоциирующееся как с орденом за заслуги, так и с английским ordure ². Ужасный Бог-Отец повсюду «Проводит свои маневры в разомкнутом строю» ³ и проповедует анально-авторитарные ценности: «Нет никаких богов, кроме меня! Не поклоняйтесь идолам! Любите только меня!» Он — злодей джойсовской goddinpotty (то есть garden party, вечеринки в саду), бог-плут, поставивший ловушку в Эдемском саду; эго, интернализуемое в обучении туалету (potty ⁴); Бог грома и гнева (God-din ⁵).

Избегая его, «несчастные обитатели» ⁶ земли всегда стремятся к его противоположности, А. Л. П. Альп — это старогерманское слово, означающее «сновидение»; кроме того, альп — корень названия первой буквы в греческом и еврейском алфавитах (альфа и алеф). В полном написании А. Л. П. — это Анна Ливия Плюрабелла: прекрасная женщина, олицетворение «вод жизни». В ней столько же оральности и любви, сколько в «Омнибоссе» — анальности и угрозы:

Стремительная, упругая, с дрожащими локонами, то сожмётся в точку, то вдруг разольётся целым наводнением, старомодная мамочка, чудесная мамочка, пригибаясь, проходящая под мостами… счастливая, как влажный день, журчащая, пузырящаяся, весело болтающая сама с собой, затопляющая поля…

Эта женщина-река — Совершенная Мать из наших детских снов и Великая Богиня древних, воплощение идеальной биовыживательной безопасности. Человечество, по мнению Джойса и Рэттрэя Тейлора, вечно оставляет её, чтобы следовать за Героем (Отцом) к «кровогрязи ⁷ Ватерлоо» (поле битвы при Ватерлоо, покрытое кровью и экскрементами, демонстрирует анально-территориальные истоки войны), и вечно возвращается к ней.

Такое циклическое видение истории — будь то у Джойса, Рэттрэя Тейлора, Вико (у которого Джойс черпал идеи), Гегеля-и-Маркса и так далее — является лишь частью истины, но именно той её частью, которую большинство людей испуганно отказываются признавать, поэтому ей необходимо уделять особое внимание. Говорим ли мы в терминах матристско-патристской диалектики Тейлора, циклов Божественной, Героической и Городской эпох Вико, марксистско-гегельянской троицы «тезис-антитезис-синтез» или в терминах любых других вариантов этой схемы, — мы говорим о закономерности, которая в действительности существует и регулярно проявляется.

Однако проявляется она лишь в той степени, в какой люди роботизированы — пойманы в западню жёстко заданных рефлексов.

Когда накопленные факты, инструменты, приёмы и методы нейронауки — науки изменения и освобождения мозга — достигнут критической массы, все мы сможем освободиться от этих роботических циклов. Одна из основных идей этой книги заключается в том, что мы уже несколько десятилетий приближаемся к этой критической массе и достигнем её гораздо раньше, чем вы предполагаете.

Сегодняшнее неистовство территориально-эмоциональной драчливости, охватившее планету, — это не просто падение ещё одной цивилизации в соответствии со схемой Вико.

Это родовые муки космического Прометея, пробуждающегося от длительного кошмара истории одомашненных приматов.

Всё это, конечно, не более чем генетико-исторические обобщения, которые не могут в точности подходить какой-либо реальной семье. Архетипы Милосердной Богини и Враждебного Великана не активизируются в семьях, где мать холодна, недружелюбна, озлоблена и так далее, а отец представляет собой тёплую, поддерживающую ребёнка фигуру. Статистика показывает различия в импринтах первого и второго контуров в подобных семьях, поэтому ребёнок может вырасти кем угодно — шаманом, шизофреником, гением, гомосексуалистом, художником, психологом и так далее.

Упражнения

Используя развитую в этой главе теорию, проанализируйте следующие личности:

1. Скарлетт О’Хара.
2. Кинг-Конг.
3. Одиссей.
4. Гамлет.
5. Багз Банни.
6. Р. П. Макмёрфи.
7. Дмитрий Карамазов.
8. Ричард Никсон.
9. Томас Джефферсон.
10. Св. Павел.
11. Утенок Дональд.
12. Яго.
13. Джен Эйр.
14. Иосиф Сталин.
15. Жанна д’Арк.
16. Тимоти Лири.
17. Алистер Кроули.
18. Роберт Антон Уилсон.
19. Мао.
20. Карл Юнг.
21. Махатмы Востока.
22. Ганнибал Лектер.
23. Вы.