Наши легенды и наша литература населены милосердными богинями и ужасными великанами. | |
В «Дэвиде Копперфилъде» Диккенс с большим мастерством передаёт шок и страх ребёнка, когда строгость туалетных процедур вводит в его континуум орально-матристского блаженства анально-патристские ценности второго контура. Трудно поверить, что это было написано за полвека до клинических исследований Фрейда. Диккенс описывает идиллическое детство, в котором Дэвид живёт с овдовевшей матерью, образ которой вполне можно охарактеризовать как воплощение bona dea (древней «доброй богини», воспоминанием о которой является «фея» — персонаж современных детских сказок). В эту счастливую картину вмешивается ужасный отчим мистер Мэрдстон с его «комплексом Иеговы», воплощение карающего бога-отца. Невозможно соблюдать все правила Мэрдстона — их слишком много и, кроме того, большинство из них даже не сформулировано как следует. Дэвид подвергается стеганию по ягодицам (для его же блага, безусловно, хотя Диккенс совершенно по-фрейдистски акцентирует внимание на очевидном удовольствии, которое Мэрдстон получает от этого процесса). Совершенно естественно, что Дэвид начинает интернализировать эту анальную систему ценностей и представлять себя маленьким преступником, в полной мере заслуживающим подобного издевательства. Затем Диккенс приводит сцену возвращения Дэвида домой после года пребывания в школе: … Я вошёл тихими, робкими шагами. Бог весть какие далёкие, младенческие воспоминания могли пробудиться у меня при звуках голоса моей матери, доносившихся из старой гостиной, когда я вошёл в холл. Мать тихонько напевала. Должно быть, давным-давно, когда я был ещё младенцем, я лежал у неё на руках и слушал, как она мне поёт… Напев показался мне новым и в то же время таким знакомым, что сердце моё переполнилось до краёв, как будто старый друг вернулся после долгого отсутствия. Одиноко и задумчиво звучала эта песенка, и я решил, что мать одна. Я тихо вошёл в комнату. Она сидела у камина, кормила грудью младенца и придерживала у себя на шее его крошечную ручонку. Её глаза были опущены и устремлены на личико ребёнка, и она пела ему. Но больше никого с ней не было — отчасти моя догадка оказалась правильной. Я заговорил с ней, а она встрепенулась и вскрикнула. Но увидев, что это я, она назвала меня своим дорогим Дэви, своим родным мальчиком, пошла мне навстречу, опустилась на колени, поцеловала меня, положила мою голову себе на грудь рядом с маленьким существом, приютившимся там, и поднесла его ручонки к моим губам. Почему не умер я тогда? Как хотел бы я умереть в ту минуту, когда моё сердце было переполнено! Больше чем когда-либо я достоин был в эту минуту быть взятым на небеса 1. Мечта о возврате к оральной биобезопасности здесь слишком очевидна и не нуждается в комментариях. Подобным образом в монументальном романе Джойса о сознании спящего человека — «Поминках по Финнегану» — Отец и Бог-отец всегда ассоциируются с войной и экскрементами, как заметил исследователь Джойса Уильям Йорк Тиндэлл. В громовом слове из ста букв, которое повторяется десять раз в сновидении, всегда чувствуются смысловые оттенки отцовства, угрозы, испражнения и войны. Так, в первом появлении на странице 1 это слово имеет вид: bababalalgharaghtakamminaronnkonnbronnton nerronntounnthunntrovarrhounawnskawn toohoohoondenthurnuk Здесь можно разглядеть (или расслышать) такие слова: арабское baba («отец»), еврейское Abba (с тем же значением), Canbronne (имя генерала, который так кстати произнёс: «Дерьмо!», когда его попросили уступить территорию), гаэльское scan (звук, исходящий из ануса), германское Ronnen (экскреция), внушительное orden, ассоциирующееся как с орденом за заслуги, так и с английским ordure 2. Ужасный Бог-Отец повсюду «Проводит свои маневры в разомкнутом строю» 3 и проповедует анально-авторитарные ценности: «Нет никаких богов, кроме меня! Не поклоняйтесь идолам! Любите только меня!» Он — злодей джойсовской goddinpotty (то есть garden party, вечеринки в саду), бог-плут, поставивший ловушку в Эдемском саду; эго, интернализуемое в обучении туалету (potty 4); Бог грома и гнева (God-din 5). Избегая его, «несчастные обитатели» 6 земли всегда стремятся к его противоположности, А. Л. П. Альп — это старогерманское слово, означающее «сновидение»; кроме того, альп — корень названия первой буквы в греческом и еврейском алфавитах (альфа и алеф). В полном написании А. Л. П. — это Анна Ливия Плюрабелла: прекрасная женщина, олицетворение «вод жизни». В ней столько же оральности и любви, сколько в «Омнибоссе» — анальности и угрозы: Стремительная, упругая, с дрожащими локонами, то сожмётся в точку, то вдруг разольётся целым наводнением, старомодная мамочка, чудесная мамочка, пригибаясь, проходящая под мостами… счастливая, как влажный день, журчащая, пузырящаяся, весело болтающая сама с собой, затопляющая поля… Эта женщина-река — Совершенная Мать из наших детских снов и Великая Богиня древних, воплощение идеальной биовыживательной безопасности. Человечество, по мнению Джойса и Рэттрэя Тейлора, вечно оставляет её, чтобы следовать за Героем (Отцом) к «кровогрязи 7 Ватерлоо» (поле битвы при Ватерлоо, покрытое кровью и экскрементами, демонстрирует анально-территориальные истоки войны), и вечно возвращается к ней. Такое циклическое видение истории — будь то у Джойса, Рэттрэя Тейлора, Вико (у которого Джойс черпал идеи), Гегеля-и-Маркса и так далее — является лишь частью истины, но именно той её частью, которую большинство людей испуганно отказываются признавать, поэтому ей необходимо уделять особое внимание. Говорим ли мы в терминах матристско-патристской диалектики Тейлора, циклов Божественной, Героической и Городской эпох Вико, марксистско-гегельянской троицы «тезис-антитезис-синтез» или в терминах любых других вариантов этой схемы, — мы говорим о закономерности, которая в действительности существует и регулярно проявляется. Однако проявляется она лишь в той степени, в какой люди роботизированы — пойманы в западню жёстко заданных рефлексов. Когда накопленные факты, инструменты, приёмы и методы нейронауки — науки изменения и освобождения мозга — достигнут критической массы, все мы сможем освободиться от этих роботических циклов. Одна из основных идей этой книги заключается в том, что мы уже несколько десятилетий приближаемся к этой критической массе и достигнем её гораздо раньше, чем вы предполагаете. Сегодняшнее неистовство территориально-эмоциональной драчливости, охватившее планету, — это не просто падение ещё одной цивилизации в соответствии со схемой Вико. Это родовые муки космического Прометея, пробуждающегося от длительного кошмара истории одомашненных приматов. Всё это, конечно, не более чем генетико-исторические обобщения, которые не могут в точности подходить какой-либо реальной семье. Архетипы Милосердной Богини и Враждебного Великана не активизируются в семьях, где мать холодна, недружелюбна, озлоблена и так далее, а отец представляет собой тёплую, поддерживающую ребёнка фигуру. Статистика показывает различия в импринтах первого и второго контуров в подобных семьях, поэтому ребёнок может вырасти кем угодно — шаманом, шизофреником, гением, гомосексуалистом, художником, психологом и так далее. УпражненияИспользуя развитую в этой главе теорию, проанализируйте следующие личности:
| |
Примечания: | |
|---|---|
| |
Оглавление | |
| |