Страница: | Традиционная и современная технология. Часть II. Примеры исследований традиционных и современных технологий. Идея интеллектуальной технологии. И. Ю. Алексеева. |
Издание: | В. М. Розин, О. В. Аронсон, И. Ю. Алексеева, С. С. Неретина. Традиционная и современная технология. Философско-методологический анализ. / Коллективная монография. Ответственный редактор: В. М. Розин. — М., Институт философии Российской Академии наук, 1998. |
Формат: | Электронная публикация. |
Автор: |
Вадим Маркович Розин Ирина Юрьевна Алексеева Светлана Сергеевна Неретина Олег Владимирович Аронсон |
Тема: |
Философия Техника |
Раздел: | Гуманитарный базис Коллектив авторов: Традиционная и современная технология. Философско-методологический анализ |
§ 1. «Новая интеллектуальная технология» в постиндустриализме Д. БеллаВыражение «интеллектуальная технология» было введено в употребление американским социологом Д. Беллом, получившим широкую известность благодаря предложенной им концепции постиндустриального общества. Обстоятельно из лагая эту концепцию в книге «Наступление постиндустриального общества: опыт социального прогноза» 21, Белл утверждал, что одной их наиболее важных черт эпохи, приходящей на смену индустриальной, является создание «новой интеллектуальной технологии» 22. Явная дефиниция понятия новой интеллектуальной технологии (как и интеллектуальной технологии вообще) в книге отсутствует, однако то, что утверждается Беллом об этом феномене, позволяет составить представление о смысле, который обретает соответствующий термин в рамках постиндустриалистского подхода. В триадической схеме, подразделяющей историю на аграрный, индустриальный и постиндустриальный этапы, новая интеллектуальная технология выступает одним из показателей начавшегося в середине XX века движения индустриального общества в постиндустриальную фазу. Белл выделял пять основных направлений этого движения, каждому из которых соответствует один из наиболее важных признаков грядущего общества:
Д. Белл писал, что к концу XX века новая интеллектуальная технология может играть столь же выдающуюся роль в человеческих делах, какую играла машинная технология в прошедшие полтора столетия. Это утверждение базировалось на предпосылке, что основной интеллектуальной и социологической проблемой постиндустриального общества является проблема «организованной сложности» — то есть проблема управления большими системами с большим числом взаимозависимых переменных, которые требуется упорядочить для достижения определённых целей. Возможности для этого предоставляют возникающие в середине XX века научные направления — теория информации, кибернетика, теория решений, теория игр, теория полезности, теория стохастических процессов. «Интеллектуальными технологиями» Д. Белл называет прежде всего применение средств, разрабатываемых в данных областях. При этом он, ссылаясь на Х. Брукса, опирается на понимание технологии как «использования научного знания для нахождения способов делать вещи репродуктивным образом» 23. В этом смысле организация больницы или системы международной торговли есть социальная технология: подобно тому, как автомобиль или станок с цифровым управлением есть машинная технология. «Интеллектуальная технология, — пишет Д. Белл, — есть замена интуитивных рассуждений алгоритмами (правилами решения задач). Эти алгоритмы могут быть реализованы в автоматической машине, в компьютерной программе или в наборе инструкций, основанных на некоторых математических формулах». Интеллектуальная технология, таким образом, предполагает использование математической (часто статистической) или логической техники при работе с «организованной сложностью», в качестве которой могут быть рассмотрены различные, в том числе социальные, организации и системы. Отличительную черту новой интеллектуальной технологии, возникшей благодаря усилиям по формализации принятия решений, предпринимаемым в вышеупомянутых областях, Д. Белл видит в стремлении определить рациональную деятельность и средства осуществления этой деятельности. Рациональность при этом понимается как умение выбрать из имеющихся альтернатив ту, которая может привести к предпочтительному результату, найти стратегию, ведущую к оптимальному или «наилучшему» решению, которое максимизирует результат или минимизирует проигрыш 24. С точки зрения учёного, возможности интеллектуальной технологии убедительно демонстрирует системный анализ военных и деловых решений, представленный, в частности, в выпуске лекций Рэнд по системному анализу 25. Его результаты служат основанием для вывода, что, например, «выбор новой системы бомбардировщиков — не тот вопрос, который можно оставить «старым» генералам от авиации. Он должен решаться в терминах «затраты-эффективность» при взвешивании многих переменных» 26. Новая интеллектуальная технология применяется прежде всего в управлении сложными системами, а природа сложных систем, утверждает Белл вслед за Дж. Форрестером 27, «противоинтуитивна». Интуитивные рассуждения, по мнению этих учёных, соответствуют непосредственным причинно-следственным отношениям, которые характерны для сравнительно простых систем. В сложных же системах действительные причины явлений могут быть скрыты, отдалены во времени или, что случается ещё чаще, заключены в самом способе представления системы, который просто не осознается. Поэтому для принятия решения относительно управления такими системами приходится использовать алгоритмы вместо интуитивных рассуждений — что и является, по Беллу, интеллектуальной технологией. Для демонстрации «причинно-следственного обмана» используется, например, предложенная Дж. Форрестером модель жизненного цикла города. С помощью этой модели Дж. Форрестер показывал неадекватность основанного на интуитивных рассуждениях решения о застройке центра города. Такое решение предполагало бы строительство дешёвых зданий там, где имеется потребность в жилье. Однако основанная на таких рассуждениях политика была бы ошибочной, поскольку рост числа малодоходных домов в центре города имел бы отрицательные последствия, способствуя притоку малообеспеченных людей, уменьшая тем самым налоговую базу и препятствуя развитию новых отраслей. Применение интеллектуальной технологии в данном случае связывается с более сложным подходом, предполагающим изменение моделей занятости и баланса населения. Таким образом, ошибочная политика основывается на интуитивных решениях, а предпочтительные варианту политики оказываются «противоинтуитивными». Необходимость применения новой интеллектуальной технологии в различных областях органичным образом связана с такими чертами постиндустриального общества, как усиление роли теоретического знания и перераспределение власти в пользу интеллектуалов. Если индустриальное общество, по Д. Беллу, есть организация машин и людей для производства вещей, то центральное место в постиндустриальном обществе занимает знание, и притом знание теоретическое. «Конечно, знание необходимо для функционирования любого общества. Но отличительной чертой постиндустриального общества является характер знания, — считает Д. Белл. — Определяющее значение для организации решений и направления изменений приобретает центральное положение теоретического знания, предполагающего первенство теории над эмпиризмом и кодификацию знаний в абстрактных системах символов, которые могут использоваться в различных изменяющихся сферах опыта. Любое современное общество живёт за счёт инноваций и социального контроля над изменениями, оно пытается предвидеть будущее и осуществлять планирование. Именно изменение в осознании природы инноваций делает решающим теоретическое знание» 28. Центральная роль теоретического знания в постиндустриальном обществе определит, по мнению Белла, и положение учёного как центральной фигуры постиндустриального общества. «Подобно тому, как предприятие (фирма) было ключевым институтом в последние сотни лет благодаря его роли в организации массового производства вещей (товаров — goods), университет или какая-либо другая форма институционализации знания будет центральным институтом в последующие сотни лет благодаря своей роли источника инноваций и знания» 29. До сих пор, считает учёный, власть находилась в руках делового сообщества, хотя сегодня она разделяется до некоторой степени с профсоюзами и государством. Тем не менее большая часть решений, касающихся повседневной жизни гражданина — относительно доступных видов работы, размещения заводов, инвестиций в производство новой продукции, распределения налогового бремени, профессиональной мобильности, принимаются бизнесом и с недавнего времени — правительством, которое отдаёт приоритет процветанию бизнеса. В постиндустриальном обществе наиболее важные решения относительно роста экономики и её сбалансированности будут исходить от правительства, основываясь, однако, на поддерживаемых правительством научных исследованиях и разработках (НИР), на анализе соотношения затрат и эффективности, затрат и полезности; принятие решений, в силу сложного переплетения их последствий, будет приобретать всё более технический характер. «Бережное отношение к талантам и распространение образовательных и интеллектуальных институтов станет главной заботой общества…» 30. Новая элита, основанная на квалификации, получаемой индивидами благодаря образованию, а не на обладании собственностью, наследуемой или приобретаемой благодаря предпринимательским способностям, или же на политической позиции, достигаемой при поддержке партий и групп, будет характерна для постиндустриального общества. «Цель новой интеллектуальной технологии, — пишет Д. Белл, — не больше и не меньше, чем реализовать мечту социальных алхимиков — мечту об «упорядочении» массового общества. В современном обществе миллионы людей ежедневно принимают миллиарды решений относительно того, что покупать, сколько иметь детей, за кого голосовать, куда пойти работать, и так далее. Любой единичный выбор может быть непредсказуем, как непредсказуемо поведение отдельного атома, в то время как поведение совокупности может быть очерчено столь же чётко, как треугольники в геометрии» 31. Признавая, что осуществление такой цели есть утопия и что она неосуществима постольку, поскольку человек сопротивляется рациональности, Белл считает, однако, что движение в направлении этой цели возможно, поскольку человек связан с идеей рациональности. Если роль «мастера» в интеллектуальной технологии играет теория принятия решений, подчёркивает Белл, то роль «инструмента» выполняет компьютер. Без компьютера применение новых математических средств было бы предметом лишь интеллектуального интереса или осуществлялось бы с «очень низкой разрешающей способностью». Именно компьютеры, позволяющие выполнять значительное число операций в течение короткого интервала времени, делают возможным развитие интеллектуальной технологии. Белловский взгляд на информационное общество, представленный в «Социальных рамках информационного общества» («The Social Framework of the Information Society»), книге 1980 года, существенным образом определяется его постиндустриалистскими идеями. Выражение «информационное общество» у Белла — это новое название для постиндустриального общества, подчёркивающее не его положение в последовательности ступеней общественного развития — после индустриального общества, а основу определения его социальной структуры — информацию, причём эта информация для Белла связана прежде всего с научным, теоретическим знанием. Именно компьютер, по Беллу, является «агентом трансформации общества второй половины XX века», прежде всего потому, что компьютер — это «инструмент управления массовым обществом, поскольку он есть механизм обработки социальной информации, громадный объём которой растёт почти экспоненциально в силу расширения социальных связей» 32. Белл подчёркивал, что индустриальный/постиндустриальный (информационный) характер общества определяет его социальную структуру, включая систему профессий и социальные слои общества. При этом он стремился «аналитически отделить» социальную структуру от политического и культурного измерений общества. Знание и информацию Д. Белл считает не только «агентом трансформации постиндустриального общества», но и «стратегическим ресурсом» такого общества. В работах Белла ставится проблема информационной теории стоимости. «Когда знание в своей систематической форме вовлекается в практическую переработку ресурсов (в виде изобретения или организационного усовершенствования), можно сказать, что именно знание, а не труд выступает источником стоимости», — пишет он. В этих условиях необходим новый подход к экономике, который в отличие от доминирующих подходов, акцентирующих те или иные комбинации капитала и труда в духе трудовой теории стоимости, рассматривал бы информацию и знания в качестве «решающих переменных постиндустриального общества», подобно тому, как труд и капитал рассматривались в качестве «решающих переменных индустриального общества». Известно, что белловскаяконцепция постиндустриального общества нашла как многочисленных сторонников, так и противников. Среди критических замечаний в адрес Белла значительную часть составляют общие обвинения в «технологическом детерминизме». Однако и те исследователи, которые видят в технике важную (если не решающую) предпосылку социальных изменений, нередко противопоставляют своё видение возможных (и желательных) направлений её развития позиции Белла. Примером такого рода может служить подход М. Постера, американского социолога, тесно связанного с французской традицией структурализма и постструктурализма. Один из основных недостатков концепции Белла Постер видит в её связи с кибернетикой (а Белл действительно ссылается на кибернетику и кибернетиков в положительном смысле) — прежде всего, потому, что, осуществляя количественный анализ информации, кибернетика «квантифицирует лингвистический феномен» 33 (каковым, согласно Постеру, является информация), а также потому, что кибернетики, как, например, Н. Винер, стремятся к централизованному управлению коммуникациями. Кибернетика в принципе, считает Постер, является элитарной теорией — инструментом, разработанным технократами для того, чтобы лучше управлять обществом, которое представляется хаотическим; она к тому же имеет примесь милитаризма, обусловленную борьбой с гитлеровской Германией. В подтверждение М. Постер приводит цитату из Н. Винера: «… задачей кибернетики является разработка языка и техники, которые позволили бы повести наступление (attack) на проблему управления и коммуникации вообще» 34. В книге С. Нора и А. Минка «Компьютеризация общества. Доклад президенту Франции» 35 утверждается, что белловский постиндустриалистский подход «продуктивен в отношении информации, управляющей поведением производителей и покупателей», но «бесполезен при столкновении с проблемами, выходящими за сферу коммерческой деятельности и зависящими от культурной модели» 36. Подчёркивая важность прогнозирования культурных конфликтов в информационном обществе, авторы доклада президенту Франции полагали, что информационное общество будет менее чётко структурировано и более полиморфно, чем общество индустриальное. Одним из факторов полиморфизма, считают они, будет отношение различных групп к тенденции упрощения языка, связанной, в частности, с соображениями эффективности баз данных и других электронно опосредованных коммуникаций. Таким образом, предлагая единый язык, компьютеризация способствует преодолению культурного неравенства. Вместе с тем, считают авторы, хотя такой упрощённый язык будет совершенствоваться и становиться пригодным для все более развитых диалогов, он будет всё же встречать сопротивление. Приемлемость этого кодифицированного языка будет зависеть от культурного уровня субъектов, что обусловит дискриминационный эффект телематики (слово «телематика» вводится для обозначения процессов конвергенции компьютерной техники с техникой средств связи). «Более чем когда-либо язык становится ставкой культуры. Оппозиционные группы будут бороться за его присвоение» 37. Критические замечания в адрес общей концепции постиндустриализма имеют отношение и к белловской идее интеллектуальной технологии. Прежде всего это касается социально-политического контекста применения интеллектуальной технологии. Следует признать во многом правомерной критику «централистской» тенденции, действительно достаточно отчётливо выраженной у Белла (особенно в книге 1973 года) — учёный приветствует усиление власти правительства при условии, что эта власть используется для реализации решений, выработанных на научной основе, в том числе с применением «новой интеллектуальной технологии». Последнее означает фактически усиление власти интеллектуальной элиты. Одна из ограниченностей понятия «новой интеллектуальной технологии» у Д. Белла — его «привязанность» к экономическому и военному материалу. Сфера языка и культуры, не менее, как особо отмечают французские авторы, важная для информационного общества, также заслуживает быть принятой во внимание в концепции интеллектуальной технологии. К числу слабостей белловской трактовки новой интеллектуальной технологии может быть отнесено отсутствие сколько-нибудь чёткого разграничения «новой» и «старой» интеллектуальной технологии. Возникновение новой интеллектуальной технологии связывается с формированием таких научных направлений (и дисциплин), как теория игр, исследование операций, кибернетика и так далее, а также с использованием компьютеров. Что же, в таком случае, составляет содержание «старой» интеллектуальной технологии? Если принять всерьёз утверждение о том, что интеллектуальная технология предполагает замену интуитивных рассуждений алгоритмами, то возникает вопрос и о правомерности отождествления технологии и алгоритма. Вместе с тем, недостатки трактовки интеллектуальной технологии Д. Беллом могут быть представлены как её достоинства, если принять во внимание прежде всего перспективы исследования, открываемые уже тем обстоятельством, что эта трактовка провоцирует такие вопросы, как «интеллектуальная технология и культура», «интеллектуальная технология и власть», «технология и алгоритм», «технология и формализация правил принятия решений», «технология и интуиция» «технология материальная и интеллектуальная» и так далее. Заслуга Белла состояла в том, что он увидел и обозначил тенденцию перерастания в технологию осуществлявшейся в течение многих веков разработки методов, приёмов и средств интеллектуальной деятельности. § 2. Интеллектуальный инструментарий и интеллектуальная технологияИзвестно, что аристотелевские трактаты по логике («Категории», «Об истолковании», «Первая аналитика», «Вторая аналитика», «Топика», «Об опровержении софистических аргументов») объединены общим названием «Органон». Слово «органон» по-гречески означает «орудие». Хотя это название было дано трудам Аристотеля не им самим, а его преемниками, оно вполне адекватно отражает взгляд создателя логики на своё детище как на учение техническое, подобное риторике. Логика должна была использоваться прежде всего в споре, ведущемся ради нахождения истины, и потому основные правила, которые следует соблюдать во всяком споре такого рода, имеют у Аристотеля и инструментальный (собственно логический), и онтологический статус. Основные правила рассуждения являются в то же время законами мышления, которые понимаются как естественные законы, имеющие общеобязательный статус. Например, закон непротиворечия в своей онтологической формулировке выступает как закон бытия: «Невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время было и не было присуще одному и тому же в одном и том же отношении» 38 и «Невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время было и не было». Гносеологический смысл данного закона формулируется таким образом: «Невозможно, чтобы одновременно были истинными противоположные суждения» или «Невозможно, чтобы противоречащие утверждения были истинными по отношению к одному и тому же» 39. Вместе с тем, закон непротиворечия рассматривается в дискурсивно-коммуникационном контексте как наиболее важное условие эффективной коммуникации. Аристотель утверждает, что с тем, кто не считает для себя обязательными подобного рода правила, невозможно выяснение никакого вопроса: «… в споре с ним речь идёт ни о чем: ведь он не говорит ничего [определённого]. Действительно, он не говорит да или нет, а говорит и да и нет и снова отрицает и то и другое, говоря, что это не так и не этак, ибо иначе уже имелось бы Средства достоверного выведения из данных положений заключения предлагаются в силлогистике Аристотеля. Здесь его задача состоит в том, чтобы выяснить все правильные способы умозаключения и показать ошибочные способы, пользуясь которыми можно при истинных посылках получить ложное заключение. Решение этой задачи должно предоставить инструментарий для дедуктивной организации научного знания в соответствии с идеалом Аристотеля, предполагающим, что всё содержание науки должно быть выведено посредством правильных силлогизмов из наиболее общих основоположений и определений (дефиниций), которые являются недоказуемыми и вместе с тем самыми достоверными и необходимыми принципами знания. Основные свои логические произведения Аристотель называл «Аналитиками», поскольку термином «анализ» обозначал процедуру сведения сложного к его компонентам, а самих этих компонент — к первоначальным (аксиоматическим) положениям. Основная цель «аналитик» состояла в том, чтобы изучить способы дедукции из аксиом. Предложенный Аристотелем инструментарий позволял репродуктивным образом решать вопрос о правильности предъявленного рассуждения. Разработка его была осуществлена в широком теоретико-метафизическом контексте и знаменовала собой создание особой науки — логики. Если, вслед за Беллом (и Бруксом) репродуктивность и основанность на науке считать основными признаками технологии, то мы имеем все основания сказать, что Аристотель создавал интеллектуальную технологию. Эта интеллектуальная технология (хотя и не получившая такого имени) имела в древнегреческой культуре более высокий статус, чем технология материальная. Идея использования материальных артефактов для осуществления интеллектуальных операций связана с так называемым «великим искусством» (ars magna) Раймунда Луллия — испанского логика XIII в. Его логическая машина должна была преодолеть ограниченность человеческой интуиции, образуя всевозможные комбинации понятий, ко многим из которых человеческий разум сам по себе прийти не в состоянии. «Противоинтуитивные» по способу своего образования комбинации понятий затем должны получить одобрение или быть отвергнуты с использованием интуитивных соображений. Технологизировать процесс научных открытий и изобретений стремился Ф. Бэкон. Он, однако, отрицательно относился к «великому искусству» Р. Луллия, считая изобретение последнего «методом обмана, который тем не менее оказывается весьма привлекательным для некоторых суетных людей 41. Технология Р. Луллия в оценке Ф. Бэкона представляется «разбрызгивающей капельки какой-нибудь науки так, что любой, нахватавшийся верхушек знаний, может производить впечатление на других некоей видимостью эрудиции». «Беспорядочную груду терминов науки», с которой имеет дело луллиевская машина, Ф. Бэкон сравнивал с лавкой старьевщика, заполненной тряпьем, среди которого невозможно найти ничего ценного 42. «Методам обмана» Ф. Бэкон противопоставляет системы правил, позволяющих находить истину. В разработке таких систем он вдохновляется успехами «механических искусств», которые, в отличие от «омертвевших» наук, «с каждым днём возрастают и совершенствуются и, являясь у первых своих творцов по большей части грубыми и как бы тяжеловесными и бесформенными, в дальнейшем приобретают все новые достоинства и Интеллектуальные орудия должен был предоставить «Новый органон наук», предлагаемый Ф. Бэконом на смену старому аристотелевскому «Органону». Ограничивая сферу применимости последнего словесными прениями, а практические результаты использования — победой над противником в споре, Ф. Бэкон видит цель нового органона в том, чтобы помочь человеку побеждать природу, овладевать научными истинами и применять их на благо людей. Для этого предназначены разрабатываемые Ф. Бэконом индуктивные методы. Логика, в понимании Ф. Бэкона, должна стать инструментом и методом научных открытий, позволяющим производить последние систематически и даже механически, без затрат значительных умственных усилий. Уравнительный эффект наборов правил выполнения интеллектуальных операций (а эти наборы могут быть названы интеллектуальными технологиями) Ф. Бэкон считал весьма ценным их качеством. Он подчёркивал, что использование нового органона должно практически уравнять умы и способности, поскольку оно потребует лишь действий в соответствии с подробно разработанными правилами, которые следует лишь методически применять. Подобно тому, как применение циркуля и линейки нивелирует глазомер и твёрдость руки (которые различаются у разных людей), восхождение по «лестнице» индуктивных обобщений позволит открывать тайны природы людям независимо от их индивидуальных дарований 44. Как и «механические искусства», искусства интеллектуальные (и прежде всего «искусства открытия») в интерпретации Ф. Бэкона не имеют предела совершенствования: «Ведь только пустой и ограниченный ум способен считать, что можно создать и предложить некое изначально совершенное искусство научных открытий, которое затем остаётся только применять в научных исследованиях. Люди должны твёрдо знать, что подлинное и надёжное искусство открытия растёт и развивается вместе с самими открытиями, так что если кто-то, приступая впервые к исследованиям в области какой-нибудь науки, имеет некоторые полезные руководящие принципы исследования, то после того, как он будет делать все большие успехи в этой науке, он может и должен создавать новые принципы, которые помогут ему успешно продвигаться к дальнейшим открытиям» 45. Бэконовская идея «искусства открытия» содержит предпосылки современной проблемы соотношения технологии (в том числе интеллектуальной технологии) и творчества. С одной стороны, «искусство» (технология) исследования в бэконовской интерпретации легко «тиражируется» и может одинаково хорошо использоваться людьми с разными интеллектуальными способностями. С другой стороны, условием прогресса познания является создание всё новых «искусств» (технологий) исследования, что неизбежно предполагает выход за пределы имеющихся систем правил и требует «искусства» как творчества. Разделение функций «исполнителя» технологий и «создателя» технологий между разными лицами, представителями различных групп и организаций имеет социальные последствия, особенно остро проявляющиеся в условиях технологической гонки. Концепция нового органона во многом предвосхитила и современные варианты общего понятия технологии, охватывающего как материальные, так и различные виды интеллектуальных технологий. Следует отметить, что, отдавая приоритет «логике открытия», Ф. Бэкон выделял ещё три раздела, которые, по его мнению, должна содержать наука, изучающая мышление. Эти разделы составляют «искусство оценки, или суждения», «искусство «сохранения», или памяти» и «искусство высказывания, или сообщения» 46. Первая по времени из известных автору данной главы общих трактовок технологии была предложена С. Н. Булгаковым. В монографии «Философия хозяйства» (1912 год) С. Н. Булгаков характеризовал технологию как «совокупность всевозможных способов воздействия человека на природу в определённых, наперёд намеченных целях» 47. Технология (в самом широком смысле) понималась им как способность проектирования и моделирования, как «система объективных действий». Сама возможность технологии, считал философ, предполагает принципиальную доступность природы человеческому воздействию, её восприимчивость человеческим целям. Понимая труд как усилие, направленное к определённой цели, С. Н. Булгаков истолковывает познание и науку как трудовую, хозяйственную деятельность — ведь познание как волевая деятельность требует усилия, труда. Объектом трудового воздействия в познании является внешний мир, «но не в смысле пространственном или топографическом, а в идеальном: то, что находится сейчас вне сознания или под сознанием, но может быть освещено им, присоединено к его богатствам». Материальное и идеальное хозяйство — две стороны одного и того же процесса: хозяйство есть процесс знания, сделавшийся чувственно-осязательным, выведенный наружу, а познание есть тот же процесс, но в идеальной, нечувственной форме. Науку С. Н. Булгаков характеризует как «общественный трудовой процесс, направленный к производству идеальных ценностей («благ идеальных») — знаний, по разным причинам нужных или полезных для человека 48. Хозяйственная интерпретация интеллектуальной деятельности служит основой сопоставления технологии материальной и интеллектуальной. Утверждая, что в науке господствует «основной принцип хозяйственной деятельности» — «стремление к достижению цели с наименьшими затратами», С. Н. Булгаков считает одним из наиболее важных условий осуществления такого стремления «конденсирование» жизненного опыта, его упорядочение и обобщение. Этим целям служит понятие, которое в «Философии хозяйства» характеризуется как «орудие науки», «символизирующее неопределённое количество однородных явлений и сжимающее их в закономерности». Правильность научного понятия философ видит в его целесообразности, способности служить конденсатором жизненного опыта вообще и собственно научного опыта. Логическая связь понятий, полагает он, обеспечивает техническую годность познания: «Другими словами, техника логична или логика технична» 49. Трактовка технологии С. Н. Булгаковым перекликается с идеей технологии как учения о «полезных искусствах», выдвинутой А. Эспинасом 50 и с праксеологией Т. Котарбиньского. А. Эспинас полагал, что развитие технологии как рефлексии над «полезными искусствами» сделает возможным обнаружение основных законов человеческой практики и создание «общей праксеологии». Т. Котарбиньский в «Трактате о хорошей работе» («Traktat о dobrej robocie»), впервые вышедшем в свет в 1955 году, в развёрнутом виде представил концепцию праксеологии. Предмет праксеологии по Т. Котарбиньскому — техника рациональной деятельности как таковой, «указания и предостережения, важные для всякого эффективного действия»; в задачи праксеологии входит «извлечение наиболее широких обобщений технического характера» при исследовании различных видов деятельности. К числу основных понятий (категорий) праксеологии относятся такие, как «исправность», «эффективность», «производительность» и «экономичность», «совершенство выполнения», «правильность применённых способов», «технический прогресс» 51. Подход к технологии как специфическому виду деятельности, предпринимаемый В. М. Розиным 52, открывает перспективы развития идеи интеллектуальной технологии с использованием таких понятий, как «субъект деятельности», «объект деятельности», «средства деятельности», «структура деятельности». Положившие начало исследованиям по искусственному интеллекту попытки А. Ньюэлла, Г. Саймона и Дж. Шоу написать программы, решающие задачи (вначале это были программы, осуществляющие доказательства теорем из «Principia Mathematica», а затем «Универсальный решатель задач», не связанный с какой-либо конкретной областью) могли быть поняты как демонстрирующие возможности материального артефакта (ЭВМ) в применении интеллектуальной технологии (при этом интеллектуальная технология была специально разработана в целях машинной осуществимости). Известно, однако, что в связи с работами Ньюэлла, Саймона и Шоу в центре внимания исследователей и публики оказался вопрос об «интеллектуальной машине» и «машинном интеллекте», а не гораздо менее эффектный вопрос об интеллектуальной технологии, её средствах, технологических нормах и исполнителях. Исследуя структуру и средства интеллектуальной технологии, имеет смысл различать в общем случае интеллектуальный инструментарий и интеллектуальную технологию, вещи взаимосвязанные, но не эквивалентные. Интеллектуальная технология предполагает создание не только интеллектуальных средств, но и правил их использования для решения достаточно чётко очерченных задач. Не случайно интеллектуальная технология нередко отождествляется с алгоритмом, который на интуитивном уровне понимается как совокупность правил, предписывающих последовательность действий, ведущих к достижению некоторого необходимого результата. Показательно, что в качестве примеров алгоритмов нередко приводятся рецепты из кулинарной книги — то есть технологии приготовления пищи. Имея общие черты с алгоритмом, технология не может быть отождествлена с последним, хотя бы в силу того, что «алгоритм в строгом смысле» предполагает гораздо большую степень определённости, чем «технология в строгом смысле». Одной из наиболее известных попыток уточнить понятие алгоритма является так называемая машина Тьюринга. Исходя из трактовки алгоритма как сформулированного в некотором языке и определяющего процесс переработки допустимых данных в искомые результаты правила, характеризующегося понятностью для исполнителя, массовостью и определённостью 53, правомерно рассматривать машину Тьюринга в качестве «идеального исполнителя» алгоритма, не вкладывающего в свою работу никакой инициативы. Функционирование реальных исполнителей алгоритмов (людей или реальных, а не воображаемых, в отличие от машины Тьюринга, артефактов) порождает проблемы, связанные, например, с понятностью алгоритма, сложностью установления отнесённости заданного выражения к языку исходных данных. В итоге далеко не каждый алгоритм задаёт вполне определённый процесс. В отношении технологий проблема «определённости», связанная с характеристиками исполнителя, социально-экономической и культурной среды — одна из ключевых проблем, от решения которой зависит успех усилий по «передаче технологий» — как из лабораторий в производство, так и из одной страны в другую. Процесс создания на основе интеллектуальных инструментов интеллектуальных технологий (с использованием в технологической цепи компьютеров или без него) — это процесс, объективно имеющий место в различных областях, но в общем виде мало изученный. Этот процесс неизбежен, но было бы неправомерно оценивать его как безусловно прогрессивный — хотя бы в силу того обстоятельства, что интеллектуальная технология (в конечном счёте тяготеющая к алгоритмизации) оставляет исполнителю гораздо меньше свободы, чем интеллектуальный инструмент. |
|
Примечания: |
|
---|---|
Список примечаний представлен на отдельной странице, в конце издания. |
|
Оглавление |
|
|
|