Никлас Луман:
Власть.
Глава V. Жизненный мир и техника

В предыдущих главах нами был исследован механизм власти в его предельно специализированной форме дифференцированного средства коммуникации. При этом мы не забывали о существовании множества разнообразных коммуникационных средств. Однако, если даже рассматривать их все вместе, сфера их действия всё-таки не покрывает собой всего того, что в самом широком смысле слова принято называть «влиянием». Все коммуникационные средства развиваются лишь при наличии специфических констелляций интеракций, а значит, и особых проблемных ситуаций, делая возможными разрешение последних. С самого начала они предполагают фактическое человеческое общежитие, социальный «жизненный мир».

После Гуссерля ¹⁴⁷ часто пишут о том, что практическое общежитие людей в повседневных интеракциях протекает на основе очевидной уверенности в существовании реалий мира, неважно, представляются ли они проблематичными или же не проблематичными. Утрата очевидности — исключительно редкий случай. Основания социального общежития и условия его долговременного существования в нормальном случае не нуждаются в осмыслении, обусловленное им поведение не требует оправдания, а мотивы такого поведения — специального рассмотрения и демонстрации. Проблематизации и тематизации никогда при этом не исключаются и всегда остаются возможными. Этих неактуальных возможностей в качестве базиса интеракций в нормальном случае оказывается вполне достаточно — если они никого не беспокоят, значит, всё функционирует нормально.

Это фундаментальное условие жизненного мира повседневности нельзя элиминировать. Оно покоится на узости и слабости человеческой способности осознанно перерабатывать переживания. Ни культурный прогресс, ни рост технических или нормативных факторов, зависимостей или регламентации, ни феноменологическую программу выявления всех смысловых конструкций изначальной субъективности нельзя понимать в качестве процесса постепенного переоформления неосознанного содержания сознания, постепенного перехода от первичной наивности к рациональности. Ни развитие, ни просвещение не следует считать простым замещением плохого хорошим. Жизненный мир в своём статусе горизонта неактуализированных возможностей всегда остаётся предосознанным. Поэтому рост эффективности социального порядка возможен лишь в виде умножения формулируемых и не формулирумых, проблематизированных и не проблематизированных смысловых предпосылок социального общения.

В условиях социального общения возрастание эффективности принимает форму техники. Снова следуя Гуссерлю ¹⁴⁸, но отказываясь от его негативной оценки техники с позиций трансцендентальных мыслительных возможностей, мы усматриваем сущность технического в разгрузке смыслообразующих процессов переживания и действия от восприятия, формулирования и коммуникационной экспликации всех вытекающих смысловых отношений.

В пограничном случае техника принимает формы автоматизации и калькуляции при переработке ин формации, оперировании идеальными единицами исключая в ходе этих операций из сознания их более широкий смысл. Технизация делает возможной селективную обработку комплексных обстоятельств и тем самым вызывает к жизни новую организацию возможностей мира, который остаётся при этом совместимым с границами сознания и, таким образом сохраняет свой статус жизненного мира.

Данное социологическое понятие техники гораздо шире понятия машинной техники. Поэтому с самого начала трудно определить его корреляции с другими общественно-структурными переменными. В отличие от машинной, социологически понимаемая техника не так непосредственно ассоциируется с первичными факторами общественного изменения: организацией труда, господством над природой, производственными отношениями, экономическим строем, классовым разделением (хотя такие связи и не исключаются). Вследствие своей широты оно совпадает с размерами общественной системы в целом. Можно предположить, что на высокой ступени развития технизация общества непосредственно затрагивает все его функциональные области.

Если в основу нашего анализа положить это широкое понятие техники, то можно будет лучше представить себе дифференциацию средств коммуникации и, в частности, дифференциацию власти как формы проявления техники. Техническое начало в структуре средств коммуникации коренится в свойствах бинарных кодов и заключается в схематизации процессов, первоначально протекающих в случайной форме; оно проявляется в регулировании последовательностей операций и усилении их селективности на основе образования сцеплений. Все эти технические свойства превышают возможности обзора реальности отдельными участниками и выходят за пределы их непосредственной ответственности. Столь же важной представляется и способность техники символизировать возможности таким образом, чтобы процесс селекции мог реагировать не только на действительное, но и на возможное (или на действительное в его возможности предстать в иной форме). Кодирование и символизация разгружают сознание и благодаря этому усиливают способность ориентироваться в различных контингенциях ¹⁴⁹. Однако всё это, как и сама технизация жизненного мира, становится возможным и приобретает смысл только при наличии определённых эволюционных предпосылок.

Там, где могут возникнуть предпосылки образования специализированных медийных кодов, обладающих указанными выше техническими функциями, выстраивание комплексных систем ускоряется за счёт своего рода автокатализа. Ориентация на относительно простые и взаимно приемлемые правила социального общения при наличии случайно варьируемого по отношению к системе внешнего мира приводит к выстраиванию всё более комплексных структур ¹⁵⁰. Простота и случайность являются относительно непритязательными условиями выстраивания комплексности. Поэтому сами по себе эти условия принятия решения ещё не гарантируют сохранение складывающихся систем, не обеспечивают их саморегуляцию. Таким образом, проблемы сохранения и устойчивого воспроизводства систем выступают по преимуществу в качестве побочных проблем технического развития и вследствие этого требуют применения техник особого рода формирующихся на базе уже достигнутой комплексности. В настоящее время становится всё более очевидным, что то же самое имеет смысл и в отношении конституированных властью систем политики и управления.

Нижеследующий анализ будет посвящён прояснению на примере власти отношений между жизненным миром и техникой; одновременно мы также намерены выявить условия развития данных отношений. Эту тему, типичную, скорее, для науки, с помощью общей теории средств коммуникации можно приложить и к практической области власти-права-политики. При рассмотрении последствий усиления кода власти, его способности абстрагировать, идеализировать и схематизировать, выявлении редукций и оптимизаций ориентирования параллельно следует проанализировать технизации иного типа, скажем, в области логики или денежного обращения. Вместе с тем их можно понимать и как «отклонения» от основополагающих феноменов социальной жизни, как «нормализованные невероятности», как структуры, которые всегда предполагают, что в нормальном случае влияние не должно имплицитно или эксплицитно основываться на власти, но может актуализироваться мимолётно и ситуативно, не вызывая существенного резонанса. Власть предполагает, что перед ней стоит не слишком много проблем, причём эти проблемы она может разрешить сама. По аналогии с этими регулируемыми властью коммуникациями следует предположить, что и у кодов других видов коммуникаций не должно быть слишком много проблем.

Опираясь на сформулированные предположения, мы намерены рассмотреть в остальных главах этой книги следующие тематические комплексы:

1. Как возможна генерализация опосредованного смыслом влияния, возникающего в процессе трансляции поведенческих редукций? Как условия дифференциации и технизации селективно воздействуют на формы генерализации влияния? (Глава шестая).
2. Какие риски сопровождают невероятные с эволюционной точки зрения и с позиции жизненного мира достижения? Какие формы поглощения риска им соответствуют? (Глава седьмая).
3. Какая связь существует между технизацией коммуникационного средства власти и возрастающей в ходе эволюции дифференциацией различных уровней образования систем (общества, организации, интеракции)? В каком смысле власть была и остаётся специфически общественным феноменом? (Глава восьмая).