Джон Сёрль:
Сознание, мозг и наука.
Глава 1. Проблема отношения сознания и тела

На протяжении тысячелетий люди пытались понять своё место во Вселенной. В силу ряда причин современные философы не расположены заниматься трудными проблемами. Но проблемы от этого не исчезают, ив этой книге я хотел бы взяться за некоторые из них.

Самой трудной, на мой взгляд, является следующая проблема. У человеческих существ есть определённое представление о самих себе, составленное на основании здравого смысла, и это представление очень трудно сообразовать с «научным» представлением о физическом мире. Мы считаем себя сознательными, свободными, разумными существами, действующими в мире, который, как утверждает наука, состоит из лишённых сознания, бессмысленных физических частиц. Как же согласовать эти два представления? Возможно ли, чтобы мир не содержал ничего, кроме не обладающих сознанием физических частиц, и в то же время содержал сознание? Возможно ли, чтобы механическая Вселенная содержала интенциональные человеческие существа, то есть человеческие существа, которые способны формировать представления о мире? Короче говоря, возможно ли, чтобы бессмысленный мир содержал смыслы?

Эти проблемы могут звучать и более современно. Например, можно задать такие вопросы: как интерпретировать недавние результаты компьютерной науки и исследований по искусственному интеллекту, занимающихся конструированием разумных машин? В частности, можно ли считать, что цифровой компьютер есть изображение человеческого сознания? Почему социальные науки не дали результатов в отношении человека, сопоставимых с результатами естественных наук в отношении природы? Как соотносятся обыденные, здравые объяснения человеческого поведения и научные способы его объяснения?

В данной главе мне хотелось бы взяться за проблему, которую многие философы считают наинаиболее трудной: каково отношение нашего сознания ко всей остальной Вселенной? Отношение сознания и тела относится к числу традиционных проблем. В современной формулировке это — проблема отношения сознания и мозга.

Думаю, что проблема отношения сознания и тела решается достаточно просто, и её решение согласуется и с нейрофизиологией, и со здравым смыслом. Но прежде чем предложить это решение, зададимся вопросом: почему проблема отношения сознания и тела считается такой трудной? Почему на протяжении столетий она не находит решения? Ведь решена же «проблема отношения пищеварения и желудка?» Почему феномен сознания столь загадочен?

Отчасти сложности проистекают из той настойчивости, с которой мы продолжаем пользоваться словарём XVII века. Ещё в студенческие времена меня поражала неадекватность выбора, предлагавшегося философией сознания: можно быть либо монистом, либо дуалистом. Если вы монист, то вы либо материалист, либо идеалист. Если вы материалист, то вы либо бихевиорист, либо физикалист. И так далее. В дальнейшем изложении я попытаюсь освободиться от этих устаревших категорий. Никто ведь не обязан выбирать между монизмом и дуализмом, решая «проблему отношения пищеварения и желудка». Почему же нужно поступать иначе, решая проблему отношения сознания и тела?

Но дело не только в терминологии, существует и сама по себе проблема, или скорее семейство проблем. Начиная с Декарта, проблема отношения сознания и тела формулируется следующим образом: как объяснить связь двух по видимости совершенно различных родов вещей? С одной стороны, имеются ментальные вещи, наши мысли и чувства; мы считаем их субъективными, принадлежащими сознанию и нематериальными. С другой стороны, имеются физические вещи; мы считаем, что они обладают массой, занимают место в пространстве и взаимодействуют с другими физическими вещами. Большинство решений проблемы отношения сознания и тела состоит в отрицании существования или по крайней мере в снижении статуса одного или другого из этих типов вещей. Учитывая успехи физических наук, неудивительно, что снижается статус ментальных реальностей (entities). Большинство модных (вплоть до недавнего времени), материалистических концепций сознания, таких как бихевиоризм, функционализм и физикализм, приходили к отрицанию, явному или неявному, существования таких вещей, как сознание. Иначе говоря, отрицалось, что человеку присущи субъективные, сознательные, ментальные состояния и что эти состояния столь же реальны и нередуцируемы, как и все остальные состояния, существующие во Вселенной.

Но почему высказываются такие мнения? Почему многие теоретики приходят к отрицанию того, что ментальные феномены в своей сущности носят ментальный характер? Если мы ответим на этот вопрос, то понятно будет и то, почему отношение сознания и тела в течение столь длительного времени считалось наинаиболее трудной проблемой.

Ментальные явления обладают свойствами, из-за которых их невозможно вписать в наше «научное» представление о мире. Именно эти свойства и делают отношение сознания и тела столь трудной проблемой. Они так удивительны, что заставили многих мыслителей — философов, психологов и специалистов по искусственному интеллекту, говорить о сознании странные и неправдоподобные вещи.

Самым важным свойством является сознание (consciousness). Ия, когда пишу эти строки, и вы, когда их читаете, — оба мы обладаем сознанием. Очевидно, что мир содержит сознательные ментальные состояния и события. Трудно понять, однако, как чисто физические системы могут обладать таким свойством. Как эта бело-серая мешанина внутри моей черепной коробки может обладать сознанием?

Кажется удивительным само существование сознания. Но сознание — это главное в специфически человеческом существовании; без него невозможны все другие специфически человеческие аспекты нашего существования — язык, любовь, юмор и так далее. И разве это не скандальный факт, что современная философия и психология почти ничего не способны сказать о сознании?

Вторым трудным для понимания свойством является то, что называют интенциональностью. Это свойство, благодаря которому наши ментальные состояния «направлены на», «говорят о», «указывают на» объекты и состояния дел в мире. «Интенциональность» — это не просто намерения (intentions), но также и убеждения, надежды, страхи, любовь, ненависть, вожделение, отвращение, стыд, гордость, раздражение, радость и все те ментальные состояния (сознательные или бессознательные), которые имеют отношение к миру, или которые говорят о мире, существующем отдельно от сознания. Вопрос об интенциональности весьма напоминает вопрос о сознании. Как вещество внутри моей головы может быть о чём-либо? Как оно может отсылать к чему-либо? В конечном счёте оно состоит из «атомов и пустоты», как и вся остальная материальная реальность. Но каким образом эти атомы и пустота могут иметь представление о чём-либо?

Третьим свойством, которое, по-видимому, трудно совместить с научным представлением о реальности, является субъективность, ментальных состояний. Например, я могу ощущать свою боль, а вы — нет. Я вижу мир со своей точки зрения; вы видите его со своей точки зрения. Я знаю, что я и мои внутренние ментальные состояния совершенно отличаются от «я» других людей и их ментальных состояний. Начиная с XVII века мы стали думать о реальности как о том, что равнодоступно всем её наблюдателям; иначе говоря, мы считаем, что реальность объективна. Но как примирить реальность субъективных ментальных феноменов с научным представлением об объективной реальности?

Наконец, четвёртой проблемой является природа ментального причинения (causality). С точки зрения здравого смысла, наши мысли и чувства определяют наше поведение, они оказывают каузальное воздействие на физический мир. Например, я хочу поднять руку и — смотрите-ка — моя рука поднимается. Но если наши мысли и чувства ментальны, как они могут воздействовать на что-либо физическое? Как ментальное может воздействовать на физическое? Верно ли, что наши мысли и чувства могут химически воздействовать на мозг и на всю нервную систему в целом? Как это возможно? Означает ли это, что мысли способны обвиваться вокруг аксонов, трясти дендриты или проникать сквозь стенки клеток и атаковать клеточное ядро?

Но если между сознанием и мозгом такой связи нет, то не следует ли из этого, что сознание есть нечто незначительное, вроде пены, образующейся при движении волны? Если бы пена обладала сознанием, она бы наверное думала: «как же это тяжело — весь день тянуть волны на берег, а потом обратно!» Но ведь пена здесь не при чём. С какой же стати нам считать, что ментальная жизнь чем-то отличается от пены на волне физической реальности?

Эти четыре свойства — сознательность, интенциональность, субъективность и ментальное причинение — и делают проблему отношения сознания и тела такой трудной. Однако всё это — реальные черты ментальной жизни. Не всякое ментальное состояние обладает сразу всеми этими свойствами. Но любая теория о сознании и об отношении сознания и тела должна их учитывать. Если отрицается хотя бы одно из этих свойств, это означает, что где-то допущена ошибка.

Мой первый тезис состоит в следующем.

Ментальные феномены, все ментальные феномены, сознательные или бессознательные, зрительные или слуховые, боли, щекотка, чесотка, мысли, вся наша ментальная жизнь, — все это причинно обусловлено процессами, происходящими в мозге.

Опишем каузальные процессы детально, взяв в качестве примера одно ментальное состояние — боль. Следующее поколение, наверное, очень удивится тому, что мы сейчас скажем, ведь наше знание о работе мозга будет изменяться. Однако форма объяснения может оставаться правильной, даже если изменяются детали. С сегодняшней точки зрения, болевые сигналы передаются от сенсорных нервных окончаний к спинному мозгу посредством по крайней мере двух типов нервных волокон — волокон типа Дельта А, передающих колющие ощущения, и волокон типа С, передающих ощущения жжения и ноющие ощущения. В спинном мозге они проходят через область, называемую трактом Лиссауэра, и заканчиваются в нейронах. Поднимаясь по спинному мозгу, импульсы достигают головного мозга двумя различными способами: через колющую боль и через боль от жжения. Оба пути пролегают через таламус, но в дальнейшем колющая боль локализуется в большей степени в сомато-сенсорной коре, в то время как путь, которым передаётся боль от жжения, посылает импульсы не только наверх в кору, но и латерально, в гипоталамус и другие отделы у ствола головного мозга. Поэтому нам значительно легче локализовать колющее ощущение — например, мы точно знаем, где именно в кожу воткнулась игла. В то же время боль от жжения и ноющая боль более мучительны, они затрагивают большую часть нервной системы. При ощущении боли возбуждаются не только основные области головного мозга, особенно таламус, но и сомато-сенсорная кора.

Итак, мы должны усвоить следующее: болевые ощущения причинно обусловлены рядом событий, которые начинаются в нервных окончаниях и заканчиваются в таламусе и других областях головного мозга. В самом деле, что касается ощущений, то событий исключительно внутри центральной нервной системы вполне достаточно ля того, чтобы вызвать боль: например, мы знаем о болевых иллюзиях у пациентов с ампутированными конечностями и о болях, которые вызываются воздействием на соответствующие, области головного мозга. Рискну предположить: что верно в отношении боли, то верно и в отношении всех ментальных феноменов. Грубо говоря, всю центральную нервную систему можно считать частью головного мозга, и тогда всё, что имеет значение для нашей ментальной жизни, все наши мысли и чувства причинно обусловлены процессами, происходящими внутри мозга. Важно то, что происходит в голове, а внешние или периферические стимулы значения не имеют. Аргументация здесь простая. Если произошли события вне центральной нервной системы, но при этом ничего не произошло в мозге, то не произойдёт и ментальных событий. Но если что-то произойдёт в мозге, то ментальные события произойдут и в отсутствие внешнего стимула. (Между прочим, именно этот принцип положен в основу хирургической анестезии, предотвращающей воздействие внешнего стимула на центральную нервную систему.)

Но если боль и другие ментальные феномены причинно обусловлены процессами в мозге, то хотелось бы знать: что же такое боли? что это такое на самом деле? Очевидный ответ состоит в том, что это неприятные виды ощущений. Однако ответ этот всё же неудовлетворителен, остаётся неясным, каким образом боль вписывается в наше общее представление о мире. Здесь требуется определённое разъяснение. К нашему первому утверждению (что боль и другие ментальные феномены причинно обусловлены процессами, происходящими в мозге) необходимо добавить второе. Боли и другие ментальные феномены являются свойствами мозга (и вероятно, всей остальной центральной нервной системы).

Одна из наиболее важных задач данной главы — показать, истинность и того и другого утверждения. Как возможно, чтобы мозг причинно обусловливал сознание, а сознание было лишь свойством, присущим мозгу? Думаю, что именно неспособность представить себе, что оба эти утверждения могут быть истинными одновременно, мешала решению проблемы отношения сознания и тела. Здесь могут возникнуть недоразумения разного уровня. Если ментальные и физические феномены находятся в отношении причины и действия, то как одно может быть свойством другого? Не означает ли это, что сознание причинно обусловило само себя, и не возвращаемся ли мы тогда к внушающему благоговейный ужас учению о causa sui? Но в конечном счёте наше замешательство вызвано непониманием того, что такое причинность. Принято думать, что всегда, когда А причинно вызывает В, имеют место два дискретных события, одно — причина, другое — действие, а всякое причинение подобно соударению бильярдных шаров, Эта грубая модель причинных отношений заставляет нас занять своего рода дуалистическую позицию; мы склоняемся к тому мнению, что события в материальной, «физической» области причинно обусловливают события в другой, не субстанциальной, «ментальной» области. Мне кажется, что это — ошибка. Исправить её можно, выдвинув более тонкую концепцию каузальности.

Отвлечемся на время от отношений между сознанием и мозгом и обратимся к другим видам каузальных отношений, существующих в природе. В физике общепринято различение микро- и макросвойств систем.

Рассмотрим, к примеру, письменный стол, за которым я сейчас сижу, или стакан воды на столе передо мной. Каждый объект состоит из микрочастиц. Микрочастицы обладают свойствами как на уровне молекул и атомов, так и на более глубоком субатомном уровне. Но объекты обладают также определёнными свойствами, например твёрдостью, текучестью, прозрачностью, которые являются поверхностными, или общими свойствами физических систем. Многие из таких поверхностных, или общих свойств могут быть объяснены причинно, указанием на поведение элементов на микроуровне. Например, твёрдость стола объясняется решетчатой структурой молекул дерева. Текучесть воды объясняется характером взаимодействий между молекулами Н₂О. Таким образом, макросвойства причинно объясняются поведением элементов на микроуровне.

Полагаю, что это даёт нам модель для объяснения загадочных отношений между сознанием и мозгом. В случае с текучестью, твёрдостью и прозрачностью нам нетрудно предположить, что поверхностные свойства причинно обусловлены поведением элементов на микроуровне, и в то же время мы допускаем, что поверхностные феномены как раз и являются свойствами самих рассматриваемых систем. Думаю, что яснее всего эту мысль можно выразить, сказав, что поверхностное свойство одновременно и причинно обусловлено поведением микроэлементов, и реализуется в системе, состоящей из микроэлементов. Поверхностные свойства представляют собой свойства более высокого уровня той системы, поведение которой на микроуровне и обусловливает эти свойства.

Кто-то возразит, что текучесть, твёрдость и тому подобная суть свойства микроструктуры. Так, например, мы можем определить твёрдость как решетчатую молекулярную структуру, то есть так же, как определяется теплота: теплота — это кинетическая энергия молекулярного движения. Само по себе это правильно. Но в чем же состоит возражение? Для научного прогресса весьма характерно, что определения в терминах поверхностных свойств, свойств, доступных чувствам, в дальнейшем находят выражение в терминах микроструктуры, причинно обусловливающей эти поверхностные свойства. Так, стол передо мной твёрд в обыденном смысле слова: ему присуща жёсткость, он сопротивляется определённым воздействиям, выдерживает вес книг, он непроницаем для большинства других объектов, таких как другие столы и так далее. Таково понятие твёрдости с точки зрения здравого смысла. С научной точки зрения, твёрдость — это микроструктура, причинно обусловливающая наблюдаемые макросвойства. Так что можно было бы сказать, что твёрдость — это решетчатая структура системы молекул и что oпределённая таким образом твёрдость причинно обусловливает, например, сопротивление воздействию и давлению. Или же можно было бы сказать, что твёрдость — это свойства высшего уровня, такие как жесткость и сопротивление, и что она причинно обусловлена поведением элементов на микроуровне.

С учётом этого несложно объяснить отношение между сознанием и мозгом в терминах мозговой деятельности. Подобно тому как свойство текучести причинно обусловлено поведением элементов на микроуровне и в то же время реализуется в системе микроэлементов, ментальные феномены причинно обусловлены процессами, происходящими в мозге на нейронном или модульном уровне, и одновременно они реализуются в системе, состоящей из нейронов. И точно так же, как мы нуждаемся в различении «микро» и «макро» уровнен в отношении любой физической системы, мы нуждаемся в этом различении в отношении мозга. Хотя мы и можем сказать о системе частиц, что её температура 10 градусов по Цельсию или что она твёрдая или жидкая мы не можем сказать о любой данной частице, что она твёрдая или жидкая, или что её температура 10 градусов по Цельсию, Невозможно вытащить молекулу из стакана воды и сказать; «Эта молекула мокрая».

Подобно этому, хотя мы и можем сказать о каком-то конкретном мозге: «этот мозг обладает сознанием» или «этот мозг испытывает жажду или боль», мы не можем сказать о каком-либо конкретном нейроне в мозге: «этот нейрон испытывает боль» или «этот нейрон испытывает жажду». И хотя работа мозга остаётся загадкой, не существует никаких логических, философских или метафизических препятствий, которые мешали бы чтобы объяснять отношение между сознанием и мозгом так же, как мы объясняем все остальные вещи в природе. Здесь нет ничего необычного — одновременно быть и следствием какой-то микроструктуры и её реализацией, а именно таково отношение между сознанием и мозгом.

Вернёмся теперь к тем четырём проблемам, которые возникают, когда мы пытаемся объяснить отношение между сознанием и телом.

Во-первых, как возможно сознание?

Лучший способ показать, как что-либо возможно, — показать, как это существует в действительности. Мы уже говорили о том, как нейрофизиологические процессы, происходящие в таламусе и коре, причинно обусловливают боль. Но многие люди таким ответом не удовлетворяются. Полагаю, что это чувство разочарования можно несколько рассеять. В течение длительного времени многие биологи и философы считали, что невозможно в принципе объяснить существование жизни, исходя из чисто биологических оснований.

Они полагали, что биологические процессы должны быть дополнены другим необходимым элементом: должен быть постулирован некий elan vital, придающий жизнь тому, что в противном случае осталось бы мёртвой и инертной материей. Предыдущее поколение ещё помнит всю серьёзность спора между витализмом и механицизмом, однако сегодня он уже не вызывает никакого интереса. Почему? Думаю, что дело не в победе, одержанной механицизмом; просто мы пришли к более глубокому пониманию процессов, происходящих в живых организмах. Объяснение, которое мы даём свойствам живых существ, кажется, разрешает загадку жизни. Думаю, что такие же соображения применимы и к сознанию, Что загадочного в том, что это вещество, эта серо-белая, похожая на овсянку субстанция мозга обладает сознанием? Это не более загадочно, чем существование совокупности нуклеопротеиновых молекул, заключённых в кальциевую оболочку. Короче говоря, решение загадки — в познании процессов. Мы ещё не понимаем вполне эти процессы, но общий их характер ясен: в нейронах или нейронных модулях происходят определённые электрохимические процессы, и эти процессы являются причиной сознания.

Вторая проблема заключалась в том, как могут «атомы и пустота» обладать интенциональностью. Как они могут быть о чём-то?

Рассмотрим чувство жажды. Как известно, по крайней мере некоторые виды жажды причинно обусловлены рядом нервных возбуждений в гипоталамусе. Эти возбуждения, в свою очередь, причинно обусловлены действием ангиотензина, а ангиотензин синтезируется из ренина, секреторно выделяемого почками. Жажда, по крайней мере в этих своих разновидностях, причинно обусловлена рядом событий в центральной нервной системе, главным образом в гипоталамусе, и она реализуется в гипоталамусе. Жажда — это, помимо прочих вещей, желание выпить воды. Поэтому жажда является интенциональным состоянием: у жажды есть содержание, и это содержание определяет, при каких условиях она утоляется; жажда обладает также всеми прочими свойствами, которые присущи интенциональным состояниям.

Разгадать тайну интенциональности можно, описав в деталях причинную обусловленность феноменов биологическими процессами, — феноменов, которые в то же время реализуются в биологических системах. Зрительные и слуховые ощущения, тактильные ощущения, голод, жажда, сексуальное влечение, — все это причинно обусловлено мозговыми процессами и реализовано в структуре мозга, и Всё это — интенциональные феномены.

Дело не в том, что мы должны избавиться от ощущения загадочности природы. Напротив, приведённые мной примеры в каком-то смысле загадочны. Но они неболее и не менее загадочны, чем все остальные свойства мира, такие как сила тяготения, процесс фотосинтеза или величина Млечного Пути.

Третья проблема; как сообразовать субъективный характер ментальных состояний с объективностью реального мира?

Мне кажется, ошибочно считать, что реальность исключает субъективность, Если «наука» есть название для совокупности объективных и систематических истин, то существование субъективности есть такой же объективный научный факт, как и все остальные научные факты. В научное описание входит и субъективность ментальных состояний. Очевидно, что биологическая эволюция породила биологические системы определённого вида, а именно — мозг человека и некоторых животных, обладающий свойством субъективности. Состояние моего сознания в настоящий момент есть свойство моего мозга, но моё сознание доступно мне и недоступно вам. А состояние вашего сознания есть свойство вашего мозга, и ваше сознание доступно вам и недоступно мне. Итак, субъективность есть объективный биологический факт. Часто «науку» определяют через существующие научные теории. Но это — провинциальный предрассудок. Любая область фактов может стать предметом систематического исследования. Так, например, если бы Бог существовал, то его существование было бы таким же фактом, как и все другие факты. Я не знаю, существует ли Бог, но не сомневаюсь в существовании субъективных ментальных состояний, потому что нахожусь сейчас в одном из них, подобно тому как вы находитесь в другом. Если факт субъективности не согласуется с определением «науки», то мы должны отбросить не факт, а это определение.

В-четвёртых, существует проблема ментального причинения. Следует объяснить, как ментальные события причинно обусловливают физические события. Каким образом, например, нечто столь «невесомое» и «эфирное», как мысль, порождает действие?

Ответ состоит в том, что мысли не являются невесомыми и эфирными. Когда происходит мышление, происходит мозговая деятельность. Деятельность мозга причинно обусловливает, через физиологические процессы, телесные движения. Далее, поскольку меньтальные состояния являются свойствами мозга, они описываются на двух уровнях — высшем, в ментальных терминах, и низшем, в терминах физиологических. Одни и те же причины можно описать на любом из этих уровней.

Чтобы проиллюстрировать эти отношения, возьмём пример из области физики, а именно забивание гвоздя с помощью молотка, И молотку, и гвоздю присуща определённая твёрдость. Молотки из ваты или масла бесполезны, а молотки из воды или пара — вообще не молотки. Твердость есть реальное свойство молотка, его причина. Но твёрдость сама причинно обусловлена поведением частиц на микроуровне, и она реализуется в системе, состоящей из микроэлементов. Существование двух уровней описания мозга, макроуровня ментальных процессов и микроуровня нейронных процессов, аналогично существованию двух уровней описания молотка. Сознание, например, есть свойство мозга, способное причинно обусловливать происходящие вещи. На высшем уровне моя сознательная попытка поднять руку причинно обусловливает её движение. На низшем уровне возбуждение нейронов даёт начало цепи событий, приводящих к сокращению мышц. Как и в случае с забиванием гвоздя, одна и та же последовательность событий имеет два уровня описания. Оба они реальны как причины, и причинные свойства высшего уровня и причинно обусловлены, и реализуются в структуре низшего уровня.

Подведём итоги, Сознание и тело взаимодействуют, но это не две различные вещи, поскольку ментальные феномены суть просто свойства мозга. Можно рассмотреть эту позицию с точки зрения и физикализма, и ментализма. Согласно «наивному физикализму», в мире существуют только физические частицы с их свойствами и отношениями. Влияние физической модели настолько велико, что трудно поставить наивный физикализм под сомнение. По «наивному ментализму» ментальные феномены существуют в реальности. Некоторые из ментальных состояний являются сознательными; многие из них интенциональны; все они субъективны; и многие каузальны и детерминируют физические события, происходящие в мире. Таким образом, тезис этой первой главы можно сформулировать достаточно просто. Наивный ментализм и наивный физикализм прекрасно согласуются друг с другом. И все свидетельствует не только о согласии, но и об истинности того и другого.