Очевидно, для того, чтобы как можно лучше понять суть и особенности принципов социальной эволюции и представленных выше теорий социальных изменений следует столкнуть их межу собой и посмотреть на полученные при этом результаты. Несомненно, что всякая значимая теория общественной эволюции должна иметь три ясно изложенных предмета: Как мы выяснили, согласно принципам социальной эволюции движителем истории признается удовлетворению индивидами своих стремлений и желаний самой различной природы — от простейших физиологических, например, потребностей в самосохранении и пище, до духовных, в том числе, религиозных, интеллектуальных и эстетических. При этом целью является неосознанное и никем незапланированное заранее достижение наибольшего из возможного общего блага, а механизм социальной эволюции заключается в столкновении разнонаправленных политических сил, имеющих противоположные интересы различных социальных групп, стремящихся в ходе политической борьбы отменить, трансформировать либо сохранить существующие социальные нормы и правила. Тем временем, большинство концепций социального контракта полагает, что движителем социальной эволюции выступает стремление людей к безопасности, а также их желание сохранить и приумножить личное имущество (накопительство). Целью гражданской жизни и главной задачей правителя является общее благо (интерес), а заключение и пересмотр большинством членов условий контракта или управление в соответствии с положениями действующего договора представляет собой механизм социальной эволюции. В свою очередь, у утилитаризма движущая сила — обеспечение индивидом личного счастья, понимаемое как превышение получения разного вида удовольствий над болью и страданием. Цель эволюции — максимально возможное увеличение общественного блага, воспринимаемого в виде суммы счастий частных лиц. Между тем механизм социальной эволюции заключается, как правило, в эгоистичном стремлении индивидуумов к личному счастью, ради которого они создают большинство социальных норм и правил; и только иногда для создания норм, в силу нравственных наставлений и чувства долга по отношению к счастью других, ими используется основной утилитаристский принцип. Что качается историзма, то согласно Гегелю движущей силой социальной истории является психологическая потребность человеческого мышления в создании совершенной и универсальной человеческой культуры, создающая последовательную цепь культурных представлений, которые частично сами являются ими (религия и идеология), а частично определяют развитие прочих социальных регуляторных систем (государственного строя, законов и морали). Целью истории является разумное и свободное общество, в котором каждый осознает надобность в свободе, и средством достижения которого является совершенное государство. Механизм социальной эволюции представляет собой синтез культурного содержания текущей картины мира и нового представления, пытающегося устранить противоречия и недостатки (в частности, отсутствие всеобщего и равного взаимного признания) действующей картины 71. Между тем, по Марксу движитель социальной истории — реализация человеческой природы; конечная цель — свободная и полноценная жизнь: три часа в день доставляющий радость умственный труд, Конечно, Гегель был совершенно прав, что как такового общественного договора никогда не существовало, что гражданское состояние и право вырастают из истории. Кроме того, он, как и Бентам, был прав также Ключевой ошибкой в теоретических построениях Гегеля, является его идеалистический взгляд на человеческую природу. Он полагал, что живущий в естественном состоянии «первый человек» в отличие от животных обладал свободой воли: в своём поведении он не был всецело подчинён потребностям в сохранении жизни, пище и улучшении материальных жизненных условий, ибо для него, в первую очередь, было важно признание со стороны других людей 73. Подобная жажда признания приводила к кровавым конфликтам, в результате которых одни люди подчиняли себе других, обращая тех в рабство. В свою очередь, конец истории наступает в тот момент, когда возникает всеобщее равное признание, выражаемое в политической сфере в виде либеральной демократии. Между тем, на самом деле, сегодня в западном мире люди отказываются воевать между собой и подчинять себе других не вследствие, даруемого демократией, всеобщего признания, а вследствие повышения материального благосостояния, качества жизни и как следствие повсеместного распространения мирного, довольного жизнью и не испытующего страстей расчётливого профессионала — веберовского «последнего человека» 74. Только при таком идеалистическом взгляде на природу человека, в котором материальные аспекты человеческого бытия столь малозначимы, можно было утверждать, что психологическая потребность в совершенной культуре — это движитель истории. И только в соответствии с ним можно было предположить, что развитие культуры (религии, философии и идеологии) определяет государственный строй и право. В действительности же в долгосрочном аспекте в ходе политической борьбы в государстве устанавливается та система права, которая более всего способствует экономическому процветанию страны: там, где демократия приводит к хаосу и анархии от неё при первой же возможности отказываются, невзирая на все угрозы и санкции Запада. Таким образом, материальное благополучие детерминирует право и идеологию, а не наоборот. Поэтому только такой горячий последователь Гегеля, как Фрэнсис Фукуяма мог столь наивно утверждать, что начатые в середине В свою очередь, главная проблема утилитаризма в полном отсутствии принципов, по которым работает механизм социальной эволюции: добрую волю человека или законодателя, руководствующихся во всех своих действиях основным утилитаристским принципом, было бы весьма наивно рассматривать в качестве такого механизма; между тем механика взаимодействия, создающих регуляторные системы, эгоистических сил им не изучена. Несомненно, Карл Маркс устранил некоторые недостатки договорной теории, философии Гегеля и утилитаристов. Если Гегель полагал, развитие духовной культуры объективируется в форме конституций и государственного права, то Маркс считал, что материальное производство и производственные отношения приводят в движение культурную сферу. Что именно развитие производительных сил и удовлетворение потребности в экономических благах определяет формы государственного устройства, существование или отсутствие рабов и господ, а культурная деятельность, например, в форме античной религии и философии лишь закрепляет и узаконивает их. Помимо этого, в отличие от утилитаристов в его социальной философии существует реальная творящая историю политическая сила — социальные классы. Впрочем, несмотря на ряд неоспоримых достоинств, его концепция изобилует множеством спорных моментов: среди прочего, формационный подход и предполагаемая им возможность конца истории содержат в себе явную антинаучную фальсификацию социальной жизни. В частности, Маркс утверждал, что социальные законы изменчивы: при переходе от одной общественно-экономической формации к другой меняются принципы, по которым функционирует общество (к примеру, при первобытно-общинном строе меновая ценность товаров определялась затраченным на их производство рабочим временем, а при капитализме, в связи с появлением капиталистической прибыли — ценами производства). По этой причине в первобытную эпоху, где не частной собственности и при коммунизме, когда происходит обобществление средств производства, экономической эксплуатации не существует, а во всех остальных формациях она имеется. В сущности, единственный неизменный и универсальный социальный закон Маркса — это закон смены исторических стадий и достижение конца истории в виде коммунистической утопии. Особенностью исторического материализма Маркса является то, что социальная эволюция воспринимается им, главным образом, в форме резких революционных перемен (когда согласно диалектическому закону, количество переходит в качество), изменяющих всю общественную структуру. Однако если бы он рассматривал преимущественно не «качественные» изменения в виде смены общественно-экономических формаций, а постепенное изменение законодательства, тогда возможно он смог бы выявить некие универсальные принципы, в соответствии с которыми функционирует всякое человеческое сообщество, и, соответственно, ложность собственной теории прибавочной стоимости и её основного вывода об эксплуатации. Правда, для одного из лидеров рабочего движения подобные результаты означали бы крах всей его многолетней практической деятельности. Здесь следует сделать два важных замечания. Во-первых, некоторой общей чертой и одновременно существенным недостатком, как договорной теории, так и Гегеля с Марксом является их недооценка социальной значимости нравственной системы, относительно государственного права; последний из них — как я уже об этом говорил — и вовсе отрицал внеклассовую общечеловеческую мораль, как буржуазный предрассудок. Во-вторых, главная ошибка историзма Гегеля и Маркса в том, что, по их мнению, в ходе исторического развития происходит полное обновление всей социальной структуры — культурной, религиозной, политической, правовой и экономической сфер жизни. Что касается Маркса, то ему в политических целях — для пропаганды светлого будущего в виде коммунистического рая — несомненно, был выгоден такого рода тотальный историзм. Но, как нам об этом свидетельствует мировая история, в действительности отдельные сферы социальной жизни эволюционируют с разной скоростью, а некоторые и вовсе остаются практически неизменными, несмотря на активное развитие науки, многократный рост производительных сил и коренное изменений всей экономической структуры: например, культурные традиции народов и патерналистская политическая система в Азии. Из всего сказанного совершенно очевидно, что представленная мной концепция социальной истории, ядром которой является понимание естественного права, как неотъемлемого права каждого индивидуума на политическую борьбу в соответствии с имеющимися у него ресурсами и возможностями, не содержит ни исторических несоответствий, ни политический фальсификаций, а поэтому гораздо лучше описывает реальность. Согласно этой концепции социальные изменения — происходящие, как правило, вследствие перемен в экономической сфере — приводят к тому, что новый максимум общественного блага достигается посредством некоторых изменений в регуляторных системах, осуществляемых в ходе политической борьбы. При этом если полагать, что закон социальной эволюции универсален во времени и пространстве (как это и есть в действительности), тогда конец истории — это миф. Мощь и сила научного и технологического факторов всегда будут порождать трансформацию отдельных элементов общественных регуляторных систем. Единственная возможность избежать этого — либо прекратить действие фактора социальной эволюции, либо заморозить всякое его изменение. Между тем, невозможно как устранить воздействие экономического фактора на общественную жизнь, так и прекратить всякое развитие науки и промышленности, ибо тем самым придётся лишить государство безопасности, развития здравоохранения и улучшения условий жизни народа 75. | |
Примечания: | |
---|---|
Список примечаний представлен на отдельной странице, в конце издания. | |
Оглавление | |
| |