Александр Борисович Кабанов:
О естественном праве, или принципы социальной эволюции.
Глава I. Социальная история

Первоначально изучением социальной истории преимущественно занимались поэты, философы и историки. Гомер и Гесиод в своих произведениях запечатлели ход отдельных исторических событий и изменения нравов. В V веке до Новой эры. Геродот в своей «Истории» даёт невероятное по охвату описание обычаев, традиций, характера экономической деятельности и государственного устройства множества древних народов — в их числе, эллинов и персов, египтян и скифов. В самом конце первого века до Новой эры. Тит Ливий начинает писать огромную «Историю от основания города», где излагает социальную историю римского народа от мифического прибытия Энея в Италию до времени принципата Августа.

Что касается философов, то их социальная история интересовала, прежде всего, как история изменения государственного строя и законодательства, позволяющая определить наилучшую форму правления и законы. Например, Аристотель в своей «Афинской политии» даёт описание политического устройства афинян с начала Килоновой смуты до своего времени; в свою очередь, Макиавелли изучал социальную историю, чтобы обобщить мировой опыт по обретению политической славы и учреждению новых государств. Представители теории «общественного договора», Гоббс, Локк, Руссо и другие, пытались понять цели государственной власти, каким образом она возникает и её естественные пределы.

В последующем социальной историей стали интересоваться и экономисты, в частности, «отец экономической науки» Адам Смит. Однако, по-видимому, серьёзное полноценное изучение социальной истории следует отнести ко второй половине XIX столетия, когда, помимо философии, экономики и самой истории, сформировался целый ряд других научных дисциплин, в частности, социология и культурная антропология.

Раздел I. Классификация стадий социальной истории

Очевидно, что расчленение мировой истории и выделение конкретных стадий прежде всего зависит от того с какой стороны мы смотрим на общество и какую сферу деятельности признаем наиболее важной — научное и технологическое развитие, хозяйственную жизнь или культурные навыки. На протяжении последних нескольких столетий предпринималось множество различных попыток классифицировать социальную историю человечества; поэтому я здесь приведу лишь некоторые из них.

Знаменитый американский антрополог второй половины XIX века Льюис Морган в своём фундаментальном труде «Древнее общество», положив в основу своей классификации человеческие изобретения, выделял три основные эпохи — дикость, варварство и цивилизацию. В эпоху дикости люди использовали огонь, лук и стрелы; в эпоху варварства овладели гончарным делом; а появление письменности ознаменовало начало цивилизации ¹. Спустя полвека американский культуролог Лесли Уайт также положил в основу исторической периодизации технологическое развитие, но выделял уже пять основных периодов. В первом из них люди используют энергию своих мышц, во втором — силу приученных животных, в третьем — энергию растений в сельском хозяйстве, в четвёртом — энергию угля, нефти и газа, а в пятом приступают к использованию ядерной энергии.

С хозяйственной точки зрения историю классифицируют в соответствии с главенствующими видами экономической деятельности или формой её организации. В XVIII веке Адам Смит предположил, что все общества проходят несколько исторических этапов — охоты и собирательства, скотоводства, сельского хозяйства и, наконец, торговли. Почти через столетие возомнивший себя миссией Карл Маркс утверждал, что по мере развития производительных сил каждое общество последовательно проходит ряд общественно-исторических стадий (экономических формаций): первобытно-общинный строй, рабовладельческий полис или империя, феодализм и капитализм, после чего история приходит к своему логическому концу — коммунистической утопии.

Современные теоретики постиндустриального общества, в частности Дэниел Белл в своей книге «Грядущее постиндустриальное общество» ², выделяют три основных этапа общественного развития — аграрный, индустриальный и постиндустриальный. В аграрном обществе преобладает сельскохозяйственное производство, промыслы и добыча, в основе социальных отношений лежат традиция и религия; индустриальная эра характеризуется промышленным производством и господством крупных корпораций. Наконец, в постиндустриальную эпоху господствует сектор услуг: финансы, торговля, транспорт, здравоохранение, образование, информация и информационные технологии. В политической жизни развитие указанных секторов экономики способствует децентрализации власти, развитию демократии и частных инициатив, а также изменениям в иерархии социальных групп (учёные, инженера становятся новой элитой).

Под несколько иным углом зрения воспринимали социальную историю английский философ Герберт Спенсер и основатели социологической науки французский социолог Эмиль Дюркгейм и немецкий Макс Вебер; в основу своего деления они положили духовную (культурную) жизнь общества. Так Спенсер полагал, что с течением времени в ходе социальной эволюции военное общество трансформируется в индустриальное. Первое их них нацелено на завоевание и оборону, государство экономически самодостаточно, централизовано и ставит интересы группы выше интересов отдельной личности. Между тем, для сменяющего его индустриального общества характерны широкие и тесные экономические связи с другими сообществами, а личные свобода и благо рассматриваются в качестве высших ценностей ³. Со своей стороны, Дюркгейм утверждал, что основой социального прогресса является расширение разделения труда, а сам он заключается в переходе от «механической» к «органической» солидарности. Механическая солидарность основывается на применении насилия в целях общественной консолидации, ибо вследствие преобладания сельскохозяйственного производства экономические связи слишком слабы, а люди и семьи самодостаточны. Однако впоследствии по мере развития промышленности, увеличения плотности населения, усилении специализации и развитии нравственной системы, в виде расширения её охвата, общество постепенно приходит к органической солидарности.

Тем временем, Вебер в своей знаменитой «Протестантской этике и духе капитализма» подразделял стадии общественного развития по степени рационализации социальной деятельности. По его мнению, отдельные элементы рациональной жизни наблюдались у эллинов и римлян: например, изобретение и применение «доказательств» в геометрии, использование Аристотелем сложных понятий и высокая степень систематизации его политического учения, прагматизм истории Фукудида, а также строгие юридические схемы и формы правового мышления у римлян. Причём ничего подобного не знали ни индийская геометрия, ни высокоразвитая китайская историография, ни индийские и азиатские сборники обычного права. Между тем, современное западное мышление не только сохранило рациональность греков и римлян, но и распространило её на новые области жизни: появились рациональные методы научного эксперимента; произошло подчинение всех сфер деятельности регламентации со стороны государственных чиновников. Но самое главное возникла рациональная организация труда на капиталистическом предприятии, основанная на тщательном и скрупулёзном бухгалтерском учёте, а не на основе поверхностных, в соответствии с традицией и привычкой, денежных расчётах ⁴.

Во второй половине XX столетия развитые страны, прежде всего в интересах собственной безопасности, пытались помочь беднейшим странам мира избавиться от нищеты и политической нестабильности: в результате появилась теория модернизации. Согласно этой концепции по мере экономического развития происходят процессы урбанизации, рвутся старые социальные связи и разрушаются прежние социальные структуры (племена, кланы и религиозные секты), возникают новые формы организации: министерства, промышленные корпорации, профсоюзы и так далее. Повышается экономическая мобильность населения, падает влияние религии, а мышление людей становится более рациональным; психология старого традиционного аграрного общества сменяет психологией современного человека, нацеленного на инновации, предпринимательство и успех. Помимо этого, вследствие увеличения плотности населения, его рациональности и заинтересованности в политических делах, политическая система становится более демократической ⁵.

Раздел II. Социальная структура

Как известно, некоторые политические мыслители прошлого проводили аналогию между человеческим организмом и государством. В частности, Томас Гоббс говорит, что человеческим искусством «создан тот великий «Левиафан», который называется Республикой, или Государством (Commonwealth, or State), и который является лишь искусственным человеком, хотя и более крупным по размерам и более сильным, чем естественный человек, для защиты и охраны которого он был создан» ⁶. По его мнению, верховная власть — это искусственная душа, должностные лица — суставы, награда и наказание — нервы и так далее. Впрочем, возможно существует ещё большее естественное сходство между человеческим организмом, с одной стороны, и обществом, с другой.

Когда мы говорим о строении человеческого тела, то обыкновенно упоминаем либо ряд антропологических признаков, а именно: наличие определённых членов или частей тела (например, рук и головы), либо вспоминаем особенности внутреннего строения человеческого организма, заключающегося в наличии взаимосвязанных друг с другом органов. Сходным образом мы поступаем и тогда, когда размышляем о человеческом сообществе, которое являясь, именуемой социальной структурой, совокупностью взаимосвязанных элементов, в сущности, представляет собой социальный организм.

Социологи полагают, что основными структурными элементами социально организма являются: социальные группы, общности, общественные учреждения (организации) и социальные институты. Как правило, к социальным группам причисляются различные общественные слои, например, предприниматели, рабочие и государственные служащие, а к общностям относят семьи, племена, народности и нации. В свою очередь, примерами общественных учреждений являются: государство, церковь, суд, армия и целый ряд прочих. Наконец, к наиболее важным, регламентирующим общественную жизнь, социальным институтам следует причислить религию, мораль и законы. При этом, группы и общности — это социальная плоть, существующая совокупность общественных организаций похожа на человеческий скелет, а регуляторные системы (институты) — на гормоны, которые регулируют обмен веществ в организме.

Кроме этого, они говорят о том, что любая конкретная социальная структура предполагает наличие социальных позиций, совокупность которых составляет социальное пространство. В свою очередь, совокупность действий индивида на определённой позиции, — как правило, в согласии с действующими нормами и правилами, — представляет собой его общественное бытие.

Далее, существует множество различных сфер общественной жизни (бытия) индивида; к основным из них можно причислить: экономическую, политическую, культурную, религиозную и правовую. Каждая отдельная сфера жизни имеет собственные уникальные структурные элементы. Например, в экономической сфере это расположенные в пространстве заводы, торговые предприятия, биржи, профессиональные сообщества рабочих и предпринимателей, технологические регламенты и торговые правила и так далее.

Особенностью человеческого организма является то, что все его органы взаимосвязаны — желудок вбирает из пищи необходимые для жизни всего организма питательные вещества, сердце разгоняет, переносящую эти вещества, кровь, а печень очищает весь организм. Сходным образом функционирует и социальная система. Так экономическая сфера питает и поддерживает силы всех прочих, а государство, наказывая за преступления, очищает весь социальный организм.

Раздел III. Социальная эволюция

Со времени своего зарождения человеческий организм растёт и развивается: в ходе этого развития у него постепенно изменяются размеры его членов и работа внутренних органов. Схожим образом и структура социального организма со временем также претерпевает неизбежные и часто весьма существенные перемены, совокупность которых и называют социальной эволюцией.

Считается, что первую полноценную концепцию социальной эволюции разработал Герберт Спенсер; причём сделал он это за несколько лет до публикации Чарльзом Дарвиным своей знаменитой теории биологической эволюции, которая объясняет законы происхождения и развития различных видов животных и растений. Спенсер полагал, что социальная эволюция заключается в усилении степени общественной дифференциации различных видов деятельности (в некотором смысле, развитие общества сходно с развитием живых существ посредством деления клеток). Например, в экономической сфере кустарные промыслы сначала вытесняются мануфактурой, которая затем постепенно уступает место промышленному производству. При этом на каждой последующей стадии усиливаются специализация и разделения труда, появляются новые отрасли ⁷. В последующее время во всём мире семейное хозяйство все более уступало место общественному производству в виде промышленных предприятий и сферы услуг, а воспитание и образование детей было поручено детским садам, государственным и частным школам.

Социальная структура формируется и изменяется под действием множества разнообразных факторов. Природная среда (почва, климат и так далее) и наличие природных ресурсов благоприятствуют одним отраслям и затрудняют развитие других — выращивать виноград в районе Бордо столь же естественно, как добывать нефть в Саудовской Аравии, и нет ничего глупее, нежели утроить морской курорт, скажем, в Гренландии. Развитие науки и промышленной технологии создают новые продукты, производство которых требует специального образования и правового порядка: соответственно появляются новые производственные мощности, учебные заведения и нормативные акты. В свою очередь, наличие внешней угрозы либо алчность к разграблению и захватам чужих земель способствуют увеличению численности военнослужащих и оборонных предприятий, и здесь императорская Япония с фашистской Германией — классические примеры.

Обыкновенно социальные изменения подразделяют на два вида — эволюционные и революционные. Они различаются используемыми средствами, скоростью изменений, издержками и прочностью самих перемен. Эволюция происходит в рамках конституции, мирными средствами, без значительных социальных издержек (жертв, голода и так далее), а её результаты долговечны. Революции же сопровождаются насилием, безвластием и аномией; они быстро разрушают многие старые социальные институты, или существенным образом трансформируя их структуру, а их результаты непрочны и недолговечны. Как правило, эволюционный путь более характерен для развитых демократических стран, в которых существующая политическая структура позволяет мирными средствами трансформировать законодательство, удовлетворяя новые нужды.

При этом, как это наглядно показывает нам мировая история, различные сферы социальной жизни и их структуры часто эволюционируют с разной скоростью, а некоторые, возможно, и вовсе остаются практически неизменными. Индустриализация и запуск человека в космос в России и Китае, несомненно, резко контрастируют с существующей в этих странах тысячелетней авторитарной политической традицией.

Что касается факторов социальной эволюции (в том числе, причин трансформации регуляторных систем), то Маркс полагал, что они изменяются под воздействием изменений происходящих в экономической сфере в виде производственных сил и производственных отношений. Однако, как наглядно показывают примеры России, Китая и многих других стран, он явно недооценил степень культурного влияния на самые разные сферы общественного бытия — очевидно, культуры оказались гораздо более устойчивы, нежели он полагал. В свою очередь, Макс Вебер стремился показать, что изменения в религиозной жизни в своё время самым серьёзным образом повлияли на этику, государственное управление и производственную сферу народов.

Теперь переходим к самому важному. Так как не представляется возможным охватить и описать всю совокупность общественной жизни, то следует найти её сердцевину, являющуюся одновременно и наиболее полным, и наиболее сконцентрированным её отражением. Совершенно ясно, что выделение для этой цели какой-либо отдельной сферы социальной жизни, например экономической, бессмысленно: хозяйственная структура и её жизнь и вряд ли может многое сказать о положении дел в религиозной, политической и правовой сферах.

Я полагаю, что только состояние социальных регуляторных систем (религии, морали, законов и идеологии) отвечает данным требованиям; поэтому их изменения будут адекватным отражением социальной эволюции; и в пользу этого можно выдвинуть несколько весомых доводов.

Во-первых, именно эти институты регламентируют социальное поведение индивидов, которое, как мы уже сказали, есть их социальное бытие.

Во-вторых, совокупность писанных и негласных норм, регламентирующих религиозную, экономическую и политическую деятельность индивидов, их групп и организаций, по своей природе есть максимально полное и сжатое выражение исторического момента. Нормы и правила выражают дух времени — существует ли рабство, какая форма семьи разрешена, можно ли строить атомные станции и так далее, а, следовательно, также неизбежно отражают и все социальные изменения. Иначе и быть не может. Ведь если, к примеру, в экономике появляются новые более эффективные структурные формы (предположим, вместо средневековых цехов мануфактуры), с характерными для них социальными отношениями и типом поведения, деятельность которых ещё не регламентируется полноценно законодательством или вовсе запрещена им, то последнее трансформируются, отражая новую социальную реальность. С политической структурой происходит то же самое — её новые элементы легализуются (узакониваются).

В-третьих, такое полное и сконцентрированное выражение есть именно объективное отражение. В своём знаменитом определении «социального факта» Дюркгейм говорит следующее: «Когда я выполняю свои обязанности как брат, муж или гражданин, я выполняю обязанности, которые установлены по отношению ко мне и моим действиям законом и обычаем. Даже если они согласуются с моими собственными ощущениями и я чувствую их реальность субъективно, то всё равно эта реальность объективна, потому что не я их создал, я просто получил их в своём образовании» ⁸.

В-четвёртых, все перечисленные регуляторные системы имеют огромное социальное значение — от них напрямую зависит общественное благополучие: ведь очевидно, что для общественного здоровья и процветания нет ничего хуже, чем дурные нравы и плохие законы, и в то же самое время нет ничего более способствующего им, нежели социальные добродетели и надлежащие установления.

Вместе с тем такое понимание социальных изменений не будет считаться спорным; в частности, Пётр Штомптка отмечает: «Социальная жизнь регулируется правилами. Многие учёные считают нормы, ценности, институты, регулирующие поведение людей, центральным аспектом общества» ⁹. Здесь так же будет уместно вспомнить, что Гегель рассматривал социальную эволюцию сквозь призму изменения государственного строя и законодательства, конечной целью которых, по его мнению, является обеспечение свободы. В свою очередь, Маркс говорил о социальных отношениях, которые, как известно, регламентируются моралью, религией и правом. У Вебера и Парсонса в центре внимания находится индивид, для них социальная эволюция — прежде всего культурная трансформация общественных норм, индивидуального мышления и поведения.

Итак, в данной главе сначала были перечислены различные подходы и варианты классификации социальной истории. Затем мы выяснили, что такое социальная структура и определили для себя, в чём заключается социальная эволюция и что является её наилучшим отражением. Теперь мы можем преступить к поиску ответа на наиболее важные вопросы социальной философии: что является движущей силой социальной эволюции, какова её цель и по каким принципам работает механизм социальных изменений.