Абрахам Маслоу:
На подступах к психологии бытия.
Часть VI. Задачи на будущее.
Глава 14. Психология развития и самоактуализации: основные допущения

Когда меняется философия человека (его природы, его целей, его возможностей, его самоосуществления), тогда меняется все, а не только философия политики, экономики, этики и аксиологии, философия межличностных отношений и самой истории. Меняется и философия образования, психотерапии и личностного развития, теоретические представления о том, как помочь человеку стать тем, чем он может и чем ему следует стать.

Сейчас мы находимся в процессе такого изменения концепции способностей, возможностей и целей человека. Рождается новое видение возможностей и судьбы человечества. Этот процесс чреват многими последствиями, и не только для наших концепций образования, но также и для нашей науки, политики, литературы, экономики, религии и даже нашей концепции мира как отнюдь не предназначенного для человеческого рода.

Я думаю, что сейчас у нас есть возможность приступить к формированию нового взгляда на человеческую природу как целостную, единую, сложную психическую систему (несмотря на то, что в значительной мере этот взгляд представляет собой реакцию на ограниченность — в качестве философских подходов к человеческой природе двух наиболее полных психологических теорий настоящего времени — бихевиоризма (или ассоциационизма) и классического психоанализа Фрейда). Дать этому взгляду какое-то одно определение по-прежнему является трудной и, возможно, преждевременной задачей.

В прошлом я называл его «холистически-динамической психологией», чтобы выразить свою убеждённость на счёт её оснований. Некоторые, вслед за Голдстайном, назвали её «организмической». Сутич и другие называют её «психологией Я» или гуманистической психологией. Посмотрим, кто окажется прав. Лично я считаю, что через несколько десятилетий, если она останется достаточно эклектичной и полной, её будут называть просто «психологией».

Я полагаю, что принесу наибольшую пользу, если буду говорить, прежде всего, от своего имени и основываясь на результатах своей работы, вместо того, чтобы быть «официальным» представителем большой группы мыслителей, несмотря на мою уверенность в том, что по очень многим вопросам эти люди пришли между собой к полному согласию. Ряд работ представителей «третьей силы» включён в библиографию этой книги. Поскольку я ограничен объёмом книги, то я представлю только несколько основных положений. Я должен предупредить читателя, что во многих случаях забегаю вперёд, то есть пока что не располагаю соответствующими данными. Некоторые из моих допущений в большей мере основаны на моей убеждённости, чем на наблюдаемых фактах. Тем не менее, все они, в принципе, поддаются проверке.

1

Каждый из нас обладает исконной внутренней природой, которая является инстинктообразной, изначальной, данной, «естественной», то есть наследственно детерминированной, отличающейся высокой мерой сопротивляемости (97. Глава 7).

Здесь имеет смысл говорить о наследственных, конститутивных и весьма рано складывающихся предпосылках индивидуального Я, даже если такое биологическое определение Я страдает неполнотой, поскольку это слишком уж сложная вещь, чтобы её можно было определить так просто. В любом случае, это скорее «сырой материал», чем конечный продукт, объект реакций самого индивида, индивидов, имеющих значение для данной личности, её окружения, и так далее.

В эту сущностную внутреннюю природу я включаю инстинктоидные фундаментальные потребности, способности, таланты, анатомию, физиологическое равновесие или уравновешенность темперамента, предродовые и натальные травмы и травмы, получаемые новорождённым. Эта внутренняя сердцевина проявляется в форме естественных склонностей, пристрастий или внутренних убеждений. По-прежнему остаётся открытым вопрос, стоит ли включать сюда защитные механизмы и механизмы адаптации, «стиль жизни» и прочие черты характера, которые формируются в первые годы жизни. Этот сырой материал очень быстро начинает превращаться в «Я», когда он сталкивается с внешним миром и начинает с ним взаимодействовать.

2

Все это потенциальные возможности, а не реальные окончательные состояния. Поэтому у них есть своя история и они должны наблюдаться в развитии. Они осуществляются, формируются или подавляются по большей части (хотя и не полностью) экстрапсихическими детерминантами (цивилизацией, семьёй, окружением, образованием, и так далее). В самом начале жизни устанавливаются связи этих «бесцельных» стремлений и тенденций с определёнными объектами («чувствами») посредством канализирования (122), но также и посредством произвольных ассоциаций.

3

Эта «сердцевина», несмотря на свою биологическую основу и «инстинктообразность», в определённом смысле скорее слаба, чем сильна. Она легко преодолевается, подавляется или загоняется вглубь. Её даже можно убить раз и навсегда. У людей больше не осталось инстинктов в животном смысле этого слова, — мощных, исключительно внутренних голосов, которые недвусмысленно говорят им, что, когда, где, как и с кем делать. Мы обладаем лишь остатками инстинктов. Они очень слабы, нежны и хрупки и очень легко гибнут под воздействием образования, требований культуры, страха, неодобрения, и так далее. Их очень трудно познать. Подлинное Я отчасти определяется как способность услышать эти внутренние голоса-импульсы, то есть способность знать, чего ты на самом деле хочешь, а чего — нет, на что способен, а на что — нет, и так далее. Похоже, что в разных индивидах эти голоса-импульсы звучат с разной силой.

4

Внутренняя природа каждой личности обладает как характеристиками, которые свойственны всему виду, так и характеристиками, свойственными только данной конкретной личности. Потребность в любви изначально характерна для каждого человеческого существа (хотя при определённых обстоятельствах она может и исчезнуть). А вот стать гением в музыке дано очень немногим, да и те отличаются друг от друга, например, Моцарт и Дебюсси.

5

Внутреннюю природу человека можно изучать научно и объективно (если, конечно, применить ту «науку», что нужно) и открыть, что она из себя представляет (открыть — не значит изобрести или сконструировать). Её можно изучать и субъективно, посредством самонаблюдения и психотерапии. Эти два подхода дополняют и усиливают друг друга. Расширенная гуманистическая философия науки должна включить в свой предмет данные экспериментальные методы.

6

Многие аспекты этой внутренней, глубинной природы либо, (а) как писал Фрейд, активно подавляются, потому что вызывают страх, неодобрение или являются чуждыми эго, либо, (б) как писал Шахтель, «забываются» (не используются, выпадают из внимания, не артикулируются). Поэтому большая часть внутренней, глубинной природы является бессознательной. Это может относиться не только к упоминаемым Фрейдом импульсам (стремлениям, инстинктам, потребностям), но также и к способностям, эмоциям, суждениям, установкам, мнениям, восприятиям, и так далее. Активное подавление требует больших усилий, что приводит к большим затратам энергии. Существует, однако, немало способов поддержки таких форм активного бессознательного, как отрицание, проекция, формирование реакции, и так далее. Но подавление не убивает того, что подавляется. Подавляемое остаётся действенной детерминантой мышления и поведения.

Как активная, так и пассивная формы подавления, скорее всего, возникают в самом начале жизни, в основном, как реакция на неодобрительное отношение родителей и культурной среды.

Однако имеется ряд клинических свидетельств того, что подавление может иметь и интрапсихические, внекультурные основания. Это может наблюдаться у маленьких детей и у подростков в период полового созревания, то есть тогда, когда имеет место страх быть захлестнутым своими же импульсами, утратить внутреннее единство, «развалиться на куски», «взорваться», и так далее.

Существует теоретическая возможность того, что у ребёнка могут спонтанно сформироваться боязливое и неодобрительное отношение к своим собственным импульсам и готовность защищаться от них самыми разными способами. Не одно только общество может быть подавляющей силой, если, конечно, наше предположение верно. Контролировать и подавлять может также и интрапсихическое начало. Эти силы мы можем назвать «внутренним противодействием».

Лучше всего отличать бессознательные стремления и потребности от бессознательных механизмов познания, поскольку последние зачастую гораздо легче перенести в сознание и, стало быть, внести в них изменения. Первичные механизмы познания (Фрейд) или архаическое мышление (Юнг) больше поддаются восстановлению, например, посредством обучения искусствам, танцу и другим невербальным навыкам.

7

Но несмотря на свою «слабость», внутренняя природа человека очень редко исчезает или умирает в обычном гражданине Соединённых Штатов (хотя такое исчезновение или смерть возможны на раннем этапе жизни). Несмотря на то, что её подавляют, или даже отрицают её существование, она продолжает существовать в «подполье», в бессознательном. Подобно голосу разума (который является её частью), она говорит негромко, но этот голос так или иначе будет услышан, пусть даже в искажённой форме. То есть наша внутренняя природа обладает своей динамической силой, жаждущей вырваться наружу. Для того чтобы подавить её или загнать вглубь, требуются большие усилия, что приводит к усталости. Эта сила является одним из основных аспектов «воли к здоровью», стремления к развитию, жажды самоактуализации, поисков своего истинного Я. Это благодаря ей в принципе возможны психотерапия, образование и самосовершенствование.

8

Однако эта «сердцевина» или истинное Я лишь отчасти проявляется во взрослом человеке путём её раскрытия (объективного или субъективного) и принятия «того, что есть» в человеке изначально. Отчасти же она является творением самой личности. Для индивида жизнь представляет собой постоянную необходимость делать выбор, а выбор определяется, в первую очередь, тем, что представляет собой на данный момент этот индивид (включая его цели, отвагу или страх, чувство ответственности, силу эго или «силу воли», и так далее). Мы больше не можем думать об индивиде, как о «всецело предопределённом», поскольку эта формулировка означает «детерминацию исключительно внешними для личности силами». Личность, если это подлинная личность, сама есть своей основной детерминантой. Каждая личность есть, отчасти, «своим собственным проектом» и создаёт сама себя.

9

Если эта «сердцевина» (внутренняя природа) личности прошла через разочарования, отвержение и подавление, это приводит к болезни, — иногда в явных формах, иногда в скрытых и более коварных. Иногда это происходит сразу же, иногда — со временем.

Психических недугов гораздо больше, чем числится в списке, составленном Американской ассоциацией психиатров. Например, проблемы характера сейчас считаются куда более важными для судеб мира, чем классический невроз или даже психоз. С этой новой точки зрения, именно новые виды заболеваний являются наиболее опасными. В качестве примера можно привести «упадок» личности, то есть утрату любой из определяющих характеристик человека, утрату самобытности, неспособность дорасти до своих собственных возможностей, и так далее.

Итак, общая болезнь личности предстаёт как форма недоразвитости, неспособность к самоактуализации или неспособность стать полноценным человеком. Основным же источником болезни (хотя и не единственным) можно считать неудовлетворение фундаментальных потребностей, неумение обрести бытийные ценности, неспособность осуществить возможности, присущие данной личности, неспособность выразить себя и развиваться в своём стиле и своём алгоритме, особенно в начальный период жизни. Стало быть, неудовлетворённость фундаментальных потребностей не является единственным источником психических заболеваний или «упадка» личности.

10

Исходя из того, что мы знаем о внутренней природе человека, можно сказать, что она изначально представляет собой не «зло», а то, что мы, взрослые представители нашей цивилизации, считаем «добром». В крайнем случае, она — нейтральна. Наиболее точным было бы определение «старше и добра и зла». В этом вряд ли можно усомниться, когда речь идёт о внутренней природе младенца или ребёнка. Дело усложняется, когда мы говорим о «ребёнке», по-прежнему живущем во взрослом человеке. И всё становится ещё сложнее, когда индивид воспринимается с точки зрения бытийно обусловленной психологии, а не обусловленной дефицитом.

Этот вывод опирается на опыт применения всех «обнажающих» методов, имеющих отношение к человеческой природе: психотерапии, объективных и субъективных подходов в науке, образовании и искусстве. Например, «обнажающая» терапия рано или поздно ослабляет злобу, страх, жадность, и так далее и усиливает любовь, отвагу, творческое начало, доброту, альтруизм, и так далее, приводя нас к заключению, что последние качества — более «глубокие», более естественные и изначально более человеческие, чем первые; то есть то, что мы называем «плохим» поведением, ослабляется или устраняется благодаря раскрытию внутренней природы, а то, что мы называем «хорошим» поведением, — усиливается.

11

Мы должны отличать Сверх-Я фрейдистского толка от врождённой совести и внутреннего чувства вины. Первое означает, в принципе, усвоенное Я одобрение и неодобрение других людей: отца, матери, учителей, и так далее. А вина есть признание правильности неодобрения со стороны других людей.

Внутреннее чувство вины возникает вследствие предательства индивидом своей внутренней природы или своего Я, уклонения от пути, ведущего к самоактуализации: это, по сути, обоснованное недовольство собой. Стало быть, оно не так связано с цивилизацией, как вина по Фрейду. Оно «истинное», «заслуженное», «справедливое» или «праведное», потому что оно порождено расхождением человека с чем-то глубоко истинным (а не случайным, произвольным или частным), что находится в нём самом. С этой точки зрения, человеку полезно, даже необходимо, для саморазвития ощущать внутреннюю вину, когда он того заслуживает. Это не просто симптом, появления которого следует избегать любой ценой, а внутренний «поводырь», указывающий дорогу к осуществлению истинного себя и своих потенциальных возможностей.

12

Под «злом» в поведении по большей части понимается беспричинная враждебность, жестокость, деструктивность, «отрицательная» агрессивность. О нём мы знаем ещё слишком мало. Если это качество «враждебности» инстинктивное, то у человечества одно будущее. Если же оно реактивное (реакция на плохое отношение), то у человечества должно быть совсем другое будущее. По-моему, имеющиеся в настоящее время в нашем распоряжении данные указывают на реактивность неразборчивой деструктивной враждебности, потому что «обнажающая» терапия ослабляет это качество и превращает его в «здоровое» самоутверждение, силу воли, избирательную враждебность, самозащиту, справедливое возмущение, и так далее. В любом случае, способность к агрессии и гневу присутствует у всех самоосуществляющихся людей, которые легко дают им выход, когда того «требует» внешняя ситуация.

Поведение, которое наша цивилизация определяет как зло, может также быть порождением невежества или детских заблуждений и убеждений (как у ребёнка, так и в «ребёнке», который сохраняется во взрослом). Например, ссоры между братьями и сёстрами проистекают из стремления ребёнка сосредоточить всю любовь родителей только на себе одном. Так детская версия любви, сама по себе не являющаяся чем-то достойным порицания, может превратиться в недопустимое поведение.

В любом случае, многое из того, что наша цивилизация называет злом, в сущности не должно считаться таковым, если смотреть на него с более общей, учитывающей особенности всего вида, точки зрения, основные очертания которой даны в этой книге. Если человеческую природу принимать и любить такой, какая она есть, то многие этноцентрические проблемы просто исчезают. Ещё один пример: с гуманистической точки зрения представление о сексе как о чём-то изначально «плохом» является чистейшим абсурдом.

Столь широко распространённые ненависть или ревность ко всему доброму, истинному, красивому, здоровому или разумному («контрценности») в значительной мере (хотя и не полностью) обусловлены угрозой утраты самоуважения, поскольку лжец видит для себя угрозу в честном человеке, невзрачная девушка — в красивой, а трус в герое. Любой выдающийся индивид самим своим существованием указывает нам на наши недостатки.

Однако гораздо более глубоким является экзистенциальный, по сути, вопрос о справедливости судьбы. Человек, страдающий какой-либо болезнью, может неприязненно относиться к здоровому человеку, который заслуживает здоровья не больше, чем он.

Большинство психологов считает злое поведение реактивным, а не инстинктивным, как в вышеприведённых примерах. Из этого следует, что хотя «зло» и пустило глубокие корни в человеческой природе и никогда не будет полностью устранено, можно надеяться на то, что по мере улучшения общества и развития личности его будет становиться всё меньше.

13

Многие люди по-прежнему воспринимают «бессознательное», регресс и первичные механизмы познания как нечто обязательно нездоровое, опасное или плохое. Опыт психотерапии постепенно вынуждает нас занять иную точку зрения. Глубины нашей природы тоже могут быть хорошими, красивыми или желанными. На это ясно указывают открытия, сделанные в результате исследования предпосылок любви, творчества, игры, юмора, искусства, и так далее. Их корни глубоко уходят во внутреннее глубинное Я, то есть в бессознательное. Чтобы выявить их, суметь ими воспользоваться и получить от них наслаждение, мы должны быть способны к «регрессу».

14

Ни о каком психическом здоровье не может быть и речи, если эту «сердцевину» индивида не принимают такой, какая она есть, не любят и не уважают и сам индивид, и другие люди (обратное же имеет место далеко не всегда, то есть уважение, любовь, и так далее не всегда выливаются в психическое здоровье, поскольку должны быть удовлетворены и другие предварительные условия).

Психическое здоровье «хронологически» незрелой личности понимают как здоровое развитие. Психическое здоровье взрослого человека — по-разному, как самоактуализацию, эмоциональную зрелость, индивидуацию, продуктивность, подлинность, полноценность, и так далее.

Здоровое развитие является концептуально подчинённым, потому что его обычно определяют как «развитие в направлении самоактуализации», и так далее. Некоторые психологи просто говорят об одной высшей цели или о тенденции человеческого развития, считая все феномены развития незрелого существа только ступенями лестницы, ведущей к самоактуализации (Голдстайн, Роджерс).

Самоактуализацию определяют по-разному, но в главном все учёные явно согласны друг с другом. Все определения говорят: (а) о примирении с внутренним Я как «сердцевиной» личности и его проявлении, то есть о осуществлении его скрытых способностей и потенциальных возможностей, об «идеальном функционировании», развитии индивидом всех своих индивидуальных и общевидовых характеристик; (б) о минимизации заболеваний, неврозов, психозов, понижающих фундаментальные индивидуальные и общевидовые способности человека.

15

В силу всех этих причин, в нынешнее время следует способствовать выходу нашей внутренней природы на поверхность, оказав ей поддержку или, по крайней мере, признав её существование, вместо того, чтобы подавлять её или загонять её вглубь. Чистая спонтанность заключается в свободном, неконтролируемом, открытом, незапланированном самовыражении, то есть в проявлении психических сил при минимальном участии сознания. Контроль, воля, осторожность, самокритика, умеренность, расчёт все это тормоза, неизбежность которых изначально определена законами природы и общества, то есть миров, находящихся вне психики. Их неизбежность также определена нашим страхом перед своей psyche (врождённым противодействием).

Если говорить шире, то контроль над psyche, порождённый страхом перед ней, по большей части носит невротический или психотический характер, то есть не является изначально или теоретически необходимым. (Здоровая psyche не представляет собой ничего ужасного, и потому её не надо бояться, как её боялись на протяжении тысячелетий. Нездоровая psyche, разумеется, — совсем другое дело.) Контроль такого типа обычно слабее при условии психического здоровья, глубинной психотерапии или глубокого самопознания и примирения с самим собой. Однако существует такой тип контроля над psyche, который порождён не страхом, а необходимостью сохранить её целостность, организацию и единство (врождённое противодействие). Есть и ещё один тип «контроля», вероятно уже в другом смысле, который необходим для осуществления способностей и поиска высших форм самовыражения, например, упорный труд, благодаря которому художник, мыслитель, атлет овладевают мастерством. Но такого рода контроль постепенно остаётся «внизу» и становится чем-то органичным и спонтанным. Я бы предложил назвать эти желательные и необходимые формы контроля «аполлоническим контролем», поскольку они не ставят под сомнение желательность удовлетворения, а усиливают получаемое от него удовольствие посредством организации, эстетизации удовлетворения, привнесения в него ритма, стиля и вкуса, например, в сексе, еде, питии, и так далее. Противоположностью этому является подавляющий контроль.

Баланс между спонтанностью и контролем меняется по мере изменений в здоровье psyche и здоровье мира. Чистая спонтанность уже невозможна, поскольку мы живём в мире, который подчиняется своим, не психическим, законам. Но она возможна в сновидениях, фантазиях, любви, воображении, сексе, на первых стадиях творчества, в работе художника, в игре ума, в свободных ассоциациях, и так далее. Чистый контроль не может существовать постоянно, потому что тогда psyche умрёт. Образование должно быть направлено на культивирование как контроля, так и спонтанности и экспрессивности. В условиях нашей цивилизации и в данный исторический момент необходимо склонить чаши весов в сторону спонтанности, способности к экспрессии, незапланированности, непроизвольности, доверия, непредзаданности, творчества, и так далее. Но следует помнить, что существовали, существуют и будут существовать другие цивилизации и другие регионы, где чаши весов склонялись или будут склоняться в другую сторону.

16

В настоящее время считается, что при нормальном развитии здорового ребёнка он, если ему будет предоставлена реальная возможность свободного выбора, как правило, будет выбирать то, что полезно для его развития. Делать он это будет потому, что его выбор хорош для него на вкус и на ощупь и доставляет ему удовольствие или наслаждение. Стало быть, подразумевается, что ребёнок лучше, чем кто-либо другой, «знает», что для него хорошо. Нестрогий режим означает, что взрослые не просто сами непосредственно удовлетворяют потребности ребёнка, а создают ему возможности самостоятельно удовлетворять свои потребности и самому сделать свой выбор, то есть «дают ему жить». Для нормального развития ребёнка необходимо, чтобы взрослые доверяли ему и естественным процессам развития, то есть чтобы они не слишком часто вмешивались, не «заставляли» ребёнка развиваться или идти по обозначенному ими пути, а «позволяли» и «помогали» ему развиваться в духе даосизма, а не в авторитарном режиме.

(Хотя эта мысль выглядит довольно простой, на деле её толкуют совершенно неверно. Даосский «нестрогий» и «уважительный» подход к ребёнку в реальности неприемлем для многих людей, которые склонны понимать его как полную вседозволенность, чрезмерное покровительство и баловство. Люди считают, что этот подход заключается в том, чтобы давать ребёнку всё, что он ни попросит, устраивать для него (и за него) приятные события, защищать его от всех опасностей, запрещать ему рисковать. Любовь без уважения — это совсем не то же самое, что любовь в сочетании с уважительным отношением к сигналам, исходящим от самого ребёнка.)

17

«Примирившись» с самим собой, со своей судьбой и со своим призванием, человек делает вывод, что основная дорога к здоровью и самоактуализации лежит через удовлетворение фундаментальных потребностей, а не через их подавление. Этот подход противоречит режиму подавления, недоверия, контроля, управления, вера в необходимость которых проистекает из веры в изначальное, инстинктивное зло человеческой природы. Внутриутробная жизнь характеризуется абсолютной удовлетворённостью и полным отсутствием разочарований, и в настоящее время общепринято мнение, что первый год жизни человека тоже должен характеризоваться абсолютной удовлетворённостью и полным отсутствием разочарований. Аскетизм, самоистязание, осознанный отказ удовлетворить потребности организма ведут, по крайней мере, в рамках западной культуры, к чахлости и уродству организма, да и для восточных культур характерно сочетание самоактуализации и аскетизма только у очень немногих, исключительно сильных индивидов.

Эта мысль тоже зачастую толкуется неверно. Удовлетворение фундаментальных потребностей воспринимают как приобретение предметов, вещей, имущества, денег, одежды, автомобилей, и так далее. Но сами по себе эти вещи не удовлетворяют фундаментальные потребности, которые заключаются не только в удовлетворении запросов тела, но и в стремлении [1] к безопасности, надёжности, защите, (2) к сопричастности, то есть принадлежности к семье, общине, клану, банде, кругу друзей, любимых, (3) к уважению, одобрению, достоинству, самоуважению и [4] к свободе, необходимой для полнейшего развития своих способностей и талантов, для осуществления своего Я. Это звучит довольно просто, но очень немногие люди в мире правильно понимают эту мысль. В силу того, что низшие и самые неотложные потребности — материальные, например, потребность в пище, крове, одежде, и так далее, люди склонны выводить отсюда материалистическую психологию мотивации, забывая о существовании высших, нематериальных потребностей, которые являются не менее «фундаментальными».

18

Но мы знаем и то, что полнейшее отсутствие разочарований, боли или опасности также таит в себе опасность. Чтобы стать сильным, человек должен выработать в себе умение выносить разочарования, способность воспринимать физическую реальность как нечто совершенно индифферентное относительно человеческих желаний, способность любить других людей и получать такое же удовольствие от удовлетворения их потребностей, как от удовлетворения своих собственных желаний (не использовать других людей просто в качестве средств). Ребёнок, имеющий солидную опору в любви, безопасности и уважении к удовлетворению его потребностей, способен извлечь пользу из умеренной дозы разочарований и, в результате, стать более сильным. Если же разочарований накапливается больше, чем он может вынести, если они захлестывают его, то мы называем их травматическими и считаем скорее опасными, чем полезными.

Именно посредством раздражающей неуступчивости физической реальности, животных и других людей мы познаем их природу и, стало быть, учимся отличать желаемое от действительного (что происходит в результате нашего желания и что происходит совершенно невзирая на наши желания), благодаря чему мы можем жить в мире и адаптироваться к нему по мере необходимости.

Мы также познаем наши способности и их пределы и учимся расширять эти пределы, благодаря преодолению трудностей, напряжению всех сил, умению выносить тяготы и испытания, даже посредством поражений. Ожесточённая борьба может доставлять большое удовольствие, которое может занять место страха. Более того, это наилучший путь к здоровому самоуважению, которое основано не только на одобрении других людей, но также на реальных достижениях, успехах и, отсюда, реалистичной уверенности в себе.

Чрезмерная опека означает, что потребности ребёнка удовлетворяются (за него) его родителями, а он не прилагает к этому никаких усилий. Результатом может быть инфантильность, прекращение развития его силы воли и самоутверждения. Одним из последствий может быть желание использовать других людей, а не уважение к ним.

Такой подход может принять и форму недоверия и неуважения к способностям ребёнка и его умению сделать правильный выбор, то есть превратиться в снисходительное и пренебрежительное отношение, которое может привести к возникновению у ребёнка чувства собственной бесполезности.

19

Чтобы создать условия для развития и самоактуализации, необходимо понять, что способности, органы, организм в целом жаждут функционирования и самовыражения, они требуют, чтобы их использовали и применяли по назначению. Использование приносит им удовлетворение, а бездействие раздражает. Мускулистому человеку хочется использовать свои мускулы, более того, он должен использовать их, чтобы «чувствовать себя хорошо» и обрести субъективное чувство гармоничного, успешного, свободного функционирования (спонтанности), которое представляет собой наиболее важный аспект хорошего развития и психологического здоровья. То же самое можно сказать об умственных способностях, о матке, о глазах, о способности любить. Способности требуют, чтобы их использовали, и прекращают требовать только тогда, когда их используют достаточно хорошо. То есть способности являются также и потребностями. Использовать свои способности не только интересно, но и необходимо для развития. Простаивающая без дела способность и незадействованный орган могут стать источником болезни или атрофироваться, тем самым обедняя личность.

20

Психолог действует, исходя из предположения о существовании двух миров, двух типов реальности: естественного мира и мира психического, мира упрямых фактов и мира желаний, надежд, страхов, эмоций; мира, который живёт по не-психическим законам, и мира, который живёт по психическим законам. Граница между этими двумя типами реальности не очень чёткая, разве что в их крайних проявлениях, когда нет сомнений, что иллюзии, сновидения и свободные ассоциации вполне реальны, но, в то же время, совершенно отличаются от реальности логики и от реальности мира, который будет продолжать существовать даже в случае вымирания всего рода человеческого. Психолог не отрицает, что эти два мира связаны друг с другом и могут даже сливаться воедино.

Я могу сказать, что этим допущением руководствуются многие психологи или даже большинство, несмотря на то, что они готовы признать, что здесь имеет место неразрешимая философская проблема. Любой терапевт должен либо принять это допущение, либо прекратить свою деятельность. Это типичный пример того, как психологи обходят философские трудности и действуют так, словно определённые положения «верны», хотя и недоказуемы. К таким положениям можно отнести универсальный принцип «ответственности», «свободы воли», и так далее. Одним из аспектов психического здоровья является способность жить в обоих этих мирах.

21

Незрелость можно противопоставить зрелости, с мотивационной точки зрения, как адекватному удовлетворению фундаментальных потребностей. С этой точки зрения, зрелость, или самоактуализация, означает уход вверх от потребности в ликвидации дефицита. Это состояние можно определить, как метамотивированное, или немотивированное (если считать дефицит единственной мотивацией). Его можно также определить как самоактуализацию, Бытие, самовыражение, а не приспособление. Это состояние Бытия, в отличие от жгучего стремления, можно считать синонимом обретения собственного Я, обретения «подлинности», полноценности, превращения в «личность». Процесс развития есть процесс «становления» личности. «Быть» личностью — это совсем другое дело.

22

Незрелость можно отличить от зрелости также на основании познавательных и эмоциональных свойств личности. Незрелая и зрелая формы познания были описаны Вернером и Пиаже. Мы можем провести другую черту, а именно между Д-познанием и Б-познанием (Д = Дефицит, Б = Бытие). Д-познание можно определить как цепочку познавательного опыта, организованного в соответствии с фундаментальными потребностями (потребностями в ликвидации дефицита), их удовлетворением или неудовлетворением. То есть Д-познание можно назвать эгоистичным познанием, согласно которому мир состоит исключительно из того, что удовлетворяет наши потребности, и того, что разочаровывает нас. Остальные характеристики игнорируются или воспринимаются нечётко.

Познание объекта таким, каков он есть в своём Бытии, вне его способности удовлетворять наши потребности или разочаровывать нас, то есть вне его ценности для наблюдающего или его воздействия на наблюдающего, может быть названо Б-познанием (бескорыстным или объективным познанием, способным возывситься над Я). Отождествление такого познания со зрелостью никак нельзя признать точным (дети тоже способны на бескорыстное познание), но в целом верно то, что по мере обретения своего Я или укрепления самобытности индивида (или примирения его со своей внутренней природой) Б-познание становится всё более лёгким и более частым. (Это верно, несмотря на то, что Д-познание для всех человеческих существ, включая и вполне зрелых, является основным средством выживания в этом мире.)

В той мере, в какой восприятие не обременено желаниями и страхами, оно приближается к точности, в смысле восприятия истинной, или сущей, или изначальной природы объекта (без расчленения его посредством абстрагирования). Таким образом, объективное и истинное описание любой реальности опирается на психологическое здоровье. Невроз, психоз, замедление развития всё это, с данной точки зрения, нарушения и познавательной функции тоже — восприятия, обучения, запоминания, внимания и мышления.

23

Побочным продуктом этого аспекта познания является лучшее понимание высших и низших уровней любви. Различия между Д-любовью и Б-любовью могут определяться по тому же самому принципу, что и различия между Д-познанием и Б-познанием или между Д-мотивацией и Б-мотивацией. Идеальные отношения с другим человеческим существом, особенно с ребёнком, невозможны без Б-любви. Особенно она необходима при обучении, как и предполагаемое ей доверие в духе даосизма. То же самое можно сказать и о нашем отношении к миру природы, то есть мы можем воспринимать его таким, каков он есть, или же только как средство достижения наших целей.

Следует заметить, что между интрапсихическим и межличностным имеются существенные различия. До сих пор мы говорили, в основном, о Я, а не об отношениях между отдельными людьми и отношениях между людьми в группах, больших и малых. То, что я назвал общечеловеческой потребностью в сопричастности, включает в себя потребность в общности, во взаимозависимости, в семье, в дружбе, в братстве. На примере «Общества анонимных алкоголиков», групп по обсуждению общих проблем и множества подобных им организаций «братской помощи» мы вновь и вновь убеждаемся, что в основе своей являемся общественными животными.

Разумеется, конечной задачей сильной личности всё равно является обретение способности подняться над коллективом, если будет такая необходимость. И тем не менее следует понимать, что эту способность он развивает именно благодаря пребыванию в коллективе.

24

Хотя самоактуализация, в принципе, не представляет собой ничего сложного, на практике она встречается очень редко (по моим оценкам достигшим самоактуализации можно считать менее 1 процента взрослого населения). Тому есть великое множество причин на самых разных уровнях, включая все известные нам на сегодняшний день детерминанты психопатологии. Мы уже говорили об основном культурно обусловленном факторе, а именно об убеждении, что глубинная природа человека несёт в себе зло или опасность. Упоминали мы и одну из биологических помех на пути к зрелости человеческого Я, а именно утрату людьми сильных инстинктов, которые недвусмысленно говорили бы им, что, когда, где и как делать.

Существует трудноразличимая, но чрезвычайно важная разница между представлением о психопатологии как о блокировании самоактуализации или страхе перед ней либо уклонении от неё, с одной стороны, а с другой «медицинским» подходом к ней как чему-то схожему с вторжением извне ядовитых веществ или бактерий, не имеющих никакого отношения к подвергшейся вторжению личности. С теоретической точки зрения, вместо концепта «болезни» более уместно употреблять понятие «упадок» человеческих способностей и потенциала).

25

Развитие несёт с собой не только достижения и удовольствия, но и всегда было и будет связано со многими изначально предопределёнными страданиями. Каждый шаг вперёд — это шаг в неведомое, и возможно опасное неведомое. Кроме того, он связан с необходимостью расставаться с чем-то близким, хорошим, приносящим удовлетворение. Зачастую это означает расставание, разрыв, даже нечто вроде смерти, предшествующей новому рождению, следствием чего являются ностальгия, страх, одиночество и печаль. Зачастую это также означает отказ от более простой, более лёгкой и менее напряжённой жизни и начало более трудной жизни, связанной с большей ответственностью и большими испытаниями. Движение вперёд совершается вопреки всем этим потерям и потому требует от индивида отваги, воли, умения делать выбор, силы, а также защиты, поддержки и ободрения со стороны окружения, особенно если речь идёт о ребёнке.

26

Стало быть, имеет смысл думать о развитии или его отсутствии как о результате противоборства между силами, способствующими развитию, и силами, ему препятствующими (регресс, страх, причиняемые развитием страдания, невежество, и так далее). У развития есть свои преимущества и свои недостатки. И не-развитие имеет не только свои недостатки, но и преимущества. Будущее влечёт, но влечёт и прошлое. Существует не только отвага, но и страх. Абсолютно идеальный способ здорового развития заключается, в принципе, в том, чтобы усилить все преимущества развития и все недостатки не-развития, ослабив все недостатки развития и преимущества не-развития.

Гомеостатические тенденции, тенденции к «сокращению потребностей» и защитные механизмы, рассматриваемые Фрейдом, есть проявления не тенденции роста, а, чаще всего, защитные, обезболивающие меры организма. Они совершенно необходимы и не всегда патологичны. Как правило, они оказываются сильнее тенденций к развитию.

27

Всё это говорит о необходимости натуралистической системы ценностей, производной от эмпирического описания глубоких тенденций рода человеческого в целом и отдельных индивидов. Изучение человеческого существа наукой и его самопознание позволяют обнаружить его направленность, цель его жизни, понять, что для него хорошо, а что — плохо, что придаёт ему чувство собственного достоинства, а что вызывает чувство вины, почему ему так часто трудно выбрать добро и почему его так привлекает зло. (Замечу, что здесь не следует говорить о «долге».

Кроме того, такое знание касается самого человека и не претендует на «абсолютность».)

28

Невроз не принадлежит к «сердцевине» человеческой природы, будучи, скорее, защитой от неё или её вторжения, а также результатом искажённого её восприятия (управляемого страхом). Как правило, это компромисс между стремлением удовлетворить основные ценности «тайно» или унизительным для самого индивида образом, с одной стороны, а с другой — страхом перед этими потребностями, их удовлетворением и соответственно мотивированным ими поведением. Выражение невротических потребностей, эмоций, установок, проявлений, и так далее — означает отрицание полного выражения «сердцевинного» или истинного Я. Если садист, извращенец или эксплуататор говорит: «Почему я не должен самовыражаться?» (например в убийствах) или «Почему я не должен самоосуществляться?», то им следует ответить, что подобное самовыражение есть отрицание, а не выражение его же инстинктивных (или «сердцевинных») тенденций.

Каждая невротичная потребность, эмоция или действие — это утрата индивидом какой-то части своих возможностей. Появляется нечто, чего он отныне не сможет или не осмелится сделать, а если и сделает, то исподтишка и плохо. Вдобавок, он, как правило, утрачивает своё субъективно хорошее самочувствие, волю и чувство самоконтроля, свою способность получать удовольствие, своё самоуважение, и так далее.

Он становится «неполноценным человеческим существом».

29

Мы начинаем понимать, что состояние бытия, вне системы ценностей является психопатогенным.

Человеческому существу, чтобы жить и постигать жизнь, необходимы система координат, философия жизни, религия (или заменитель религии), причём они нужны ему почти в той же мере, что и солнечный свет, кальций или любовь. Это я называю «когнитивной потребностью в понимании». Болезни, источником которых является отсутствие ценностей, называются по-разному — «утрата радостей жизни», «моральное разложение», апатия, аморальность, безнадёжность, цинизм, и так далее — и вполне могут превратиться в болезни физические.

В историческом плане, мы в настоящий момент живём в период «междуцарствия», когда все внешне заданные системы ценностей (политических, экономических, религиозных, и так далее) оказались ложными и нет ничего «святого». Человек без устали ищет то, что ему нужно и чего у него нет, и обнаруживает опасную готовность ухватиться за любую надежду, будь то хорошую или плохую. У нас нет никаких сомнений на счёт того, что является лекарством от этой болезни. Нам нужна обоснованная, практически применимая система истинно человеческих ценностей, в которые мы можем верить и служению которым мы можем себя посвятить (за которые мы будем готовы умереть), потому что они истинны, а не потому, что нас заставляют в них «верить». Мне кажется, что в настоящее время существует реальная, по крайней мере теоретически, возможность появления такого эмпирически обоснованного мировоззрения.

Вызывающее поведение детей и подростков можно, в значительной мере, считать следствием неуверенности взрослых в собственной системе ценностей. В результате, многие американские подростки исповедуют не взрослые, а подростковые ценности, которые, естественно, являются продуктом незрелости, невежества и смутных потребностей подростка. Великолепной проекцией этих подростковых ценностей являются ковбои, «вестерны» или уличные банды.

30

На уровне самоактуализации многие дихотомии и противоречия разрешаются, а весь дихотомический образ мышления признается незрелым. У самоосуществляющихся людей наблюдается сильная тенденция к слиянию эгоизма и бескорыстия в единство более высокого, превосходящего обыденность порядка. Работа начинает быть игрой: призвание и профессия становятся одним и тем же. Когда долг превращается в удовольствие, а удовольствие — в выполнение долга, тогда эти два понятия перестают быть противоположностями. Высшая зрелость включает в себя «детские» качества, и вместе с тем, мы обнаруживаем у здоровых детей определённые качества, присущие зрелому состоявшемуся человеку. Граница между внешним и внутренним, между «Я» и «все остальные» в значительной мере стирается, и на высшем уровне развития личности наблюдается их взаимопроникновение. Сейчас дихотомизация представляется нам характерной чертой низкого уровня развития личности и психологического функционирования; она является как причиной, так и следствием психопатологии.

31

Одна очень важная особенность самоосуществляющихся людей заключается в том, что они склонны примирять фрейдовские дихотомии и трихотомии, то есть сознание, предсознание и бессознательное (как и подсознание, эго и суперэго). Менее острым становится конфликт между фрейдовскими «инстинктами» и защитными механизмами. Импульсы становятся более экспрессивными и менее контролируемыми; контроль — менее жёстким, более гибким, в меньшей степени порождается чувством тревоги. Суперэго становится менее строгим и агрессивным по отношению к эго. Первичные и вторичные познавательные процессы им одинаково доступны, и они примерно одинаково ценят и те, и другие (вместо того, чтобы клеймить первичные процессы как патологические). Действительно, во время пиковых переживаний стены между ними рушатся.

Это полностью опровергает ранний Фрейдов подход, согласно которому эти разные силы составляют дихотомию как [а] взаимоисключающие, (б) антагонистические, а не дополняющие друг друга или сотрудничающие друг с другом силы, и [в] разные по «качеству» (одна лучше, другая хуже).

Здесь мы снова (в некоторых случаях) говорим о здоровом бессознательном и желательном регрессе. Более того, мы говорим об объединении рационального и иррационального, из чего следует, что иррациональное также можно считать чем-то здоровым, желательным и даже необходимым.

32

Здоровые люди более цельны и в другом смысле. У них воля, познание, эмоции и моторные функции менее отделены друг от друга и более синергичны, то есть сотрудничают, а не конфликтуют. Рациональные, взвешенные мысли могут привести к тем же самым выводам, что и мысли, порождённые слепыми желаниями. Такой человек хочет и получает удовольствие от того, что для него хорошо. Его спонтанные реакции так эффективны и точны, как если бы они были продуманы заранее. Его чувственные и моторные реакции в большой степени соответствуют друг другу. Органы чувств у него более тесно взаимодействуют друг с другом (физиогномическое восприятие). Более того, он понимает проблемность и опасность тех вековых рационалистических систем, которые располагают способности в дихотомически-иерархическом порядке, во главе которого стоит рациональность, а не целостность.

33

Это движение в направлении концепции здорового бессознательного и здоровой рациональности обостряет наше осознание ограниченности чисто абстрактного мышления, вербального и аналитического мышления. Если мы надеемся дать миру полное описание, то нам необходимо освободить место для довербальных, невыразимых, метафористических, первичных процессов, для конкретно-чувственного, интуитивного и эстетического познания, потому что у реальности есть аспекты, которые можно познать только таким образом.

Это относится даже к науке, поскольку теперь мы знаем, что [1] корни творчества уходят в нерациональное, (2) язык неадекватен и не может быть адекватен полному описанию реальности, (3) за пределами любой абстрактной концепции остаётся значительная часть реальности, (4) то, что мы называем «знанием» (которое, как правило, чрезвычайно абстрактно, вербально и чётко определено), зачастую не даёт нам увидеть те части реальности, которые остались за пределами абстракции. То есть оно даёт нам возможность лучше увидеть одни вещи, не позволяя разглядеть другие. У абстрактного знания есть свои плюсы и свои минусы.

Наука и образование, которые являются слишком абстрактными, вербальными и «книжными», не оставляют достаточно места для непосредственного, конкретного, эстетического переживания, в особенности — субъективных событий внутри индивида. Например, сторонники организмизма в психологии наверняка согласятся с необходимостью большего внимания к обучению искусствам, танцу, спорту (в греческом духе) и с важностью феноменологических наблюдений.

Главной целью абстрактного, аналитического мышления является максимально возможное упрощение — формула, диаграмма, карта, чертёж, схема, рисунок, определённые виды абстрактной живописи, В результате растёт наше господство над миром, но за это мы должны расплачиваться неспособностью воспринимать все его богатство, если мы не научимся ценить бытийное познание, «любовное и заботливое восприятие», свободно дрейфующее внимание, которые только обогащают переживания, а не обедняют их. У науки нет никаких оснований не включить в себя оба вида познания (262, 279).

34

Способность более здоровых людей погружаться в бессознательное и предсознание, ценить и использовать первичные процессы, вместо того, чтобы бояться их, мириться с их импульсами, вместо того, чтобы всегда контролировать их, умение добровольно и бесстрашно отдаться регрессу, оказывается одним из основных условий творчества.

Теперь мы можем понять, почему психологическое здоровье так тесно связано С определёнными универсальными формами творчества (речь не идёт об особых талантах), что некоторые авторы считают их почти синонимами.

Та же самая связь между здоровьём и объединением рациональных и иррациональных сил (сознания и бессознательного, первичных и вторичных процессов) позволяет нам понять, почему психически здоровые люди лучше умеют веселиться, любить, смеяться, радоваться, отдавая должное юмору, дурачествам, капризам, и отличаются большой фантазией и способностью совершать приятные «безумства», умея ценить эмоциональные переживания вообще и пиковые в частности, которые и посещают их гораздо чаще. Это даёт нам все основания для предположения, что обязательное обучение ребёнка всем этим премудростям может способствовать укреплению его здоровья.

35

Эстетическое восприятие и творчество, а также эстетические пиковые переживания представляются центральным, а не второстепенным аспектом человеческой жизни, психологии и образования. Тому есть целый ряд доказательств.

1. Все пиковые переживания (помимо других своих функций) способствуют устранению внутреннего раскола личности, разобщённости между индивидами, конфликта между индивидом и миром, ведущего к утрате единства мира. Поскольку одним из аспектов психического здоровья является внутренняя цельность, то каждое пиковое переживание является шагом к здоровью и, само по себе, есть моментом полного здоровья.
2. Эти ощущения суть «обоснование» жизни, её значимости. Они, вне всякого сомнения, являются важной частью ответа на вопрос: «Почему мы все не совершаем самоубийства?».
3. Они — самоценны и тому подобное.

36

Самоактуализация не означает, что человек становится выше всех человеческих проблем. Конфликт, беспокойство, разочарование, печаль, обида, вина — всё это можно обнаружить и у здоровых людей. В принципе, движение к зрелости — это постепенный уход от невротических псевдопроблем к реальным, неизбежным, экзистенциальным проблемам, изначально присущим природе людей (даже лучших из них), живущих в конкретном мире. Не будучи невротиком, человек, тем не менее, может испытывать реальное, здоровое и необходимое чувство вины (в отличие от невротического, чувства вины, которое не является ни здоровым, ни необходимым), порождённое его глубокой совестливостью (а не Фрейдовым суперэго). Даже если человек поднялся над проблемами Становления, ещё остаются проблемы Бытия. Отсутствие беспокойства в тот момент, когда человек просто обязан его испытывать, есть признак болезни.

Есть такое выражение «обезуметь от страха». Так вот, некоторых самодовольных людей надо бы испугать как раз для того, чтобы они «поумнели от страха».

37

Самоактуализация не является абсолютно общим понятием. Дорога к ней лежит через осуществление мужских и женских качеств, которые сильнее качеств общечеловеческих. То есть человеческое существо должно сначала стать настоящей женщиной или настоящим мужчиной, тем самым создав возможность для самоактуализации в общечеловеческом смысле.

Есть также доказательства (немногочисленные) того, что люди с разной конституцией осуществляют себя по-разному (потому что им нужно осуществить разные внутренние ценности).

38

Другим решающим аспектом здорового развития личности и человеческой полноценности является отказ от уловок, которыми пользуется ребёнок, в силу своей слабости вынужденный приспосабливаться к сильным, большим, всемогущим, богоподобным взрослым. Человек должен сам стать сильным и независимым, должен стать родителем. Прежде всего, ему нужно отказаться от отчаянной потребности ребёнка в абсолютной, сосредоточенной только на нём одном, любви родителей, и он должен научиться любить других людей. Он должен научиться удовлетворять свои потребности и желания, а не потребности своих родителей, и удовлетворять их самостоятельно, а не ожидать, что его родители сделают это за него. Он должен отказаться от привычки быть «хорошим» из страха перед родителями и из желания сохранить их любовь. Он должен быть хорошим, потому что он сам того хочет. Он должен обрести свою собственную совесть и перестать считать родителей единственным авторитетом в вопросах морали. Он должен перестать быть зависимым и стать ответственным. В идеале он должен получать удовольствие от того, что является ответственным. Методы, с помощью которых слабость приспосабливается к силе, ребёнку необходимы, но для взрослого человека становятся тормозом (103).

Он должен заменить страх отвагой.

39

С этой точки зрения, общество или цивилизация могут как способствовать развитию личности, так и мешать ему. Источники развития и человеческой полноценности находятся исключительно внутри самого индивида и не сотворены или изобретены обществом, которое может только помогать или мешать развитию личность, подобно тому, как садовник может помочь или помешать росту розового куста, но не может превратить его в дуб. Это так, несмотря на то, что цивилизация является обязательным фактором осуществления возможностей человека, ибо с ней связаны, скажем, язык, абстрактное мышление, способность любить; но мы знаем, что они существуют, в качестве потенциальных возможностей, в плазме человеческого зародыша, которая старше любой цивилизации.

Это создаёт теоретические предпосылки для сравнительной социологии, учитывающей фактор цивилизации и поднимающейся над ним. «Хорошая» цивилизация удовлетворяет все фундаментальные потребности человека и создаёт возможность для самоактуализации. «Плохая» цивилизация — нет. То же самое относится и к образованию. Если оно способствует движению к самоактуализации, то это «хорошее» образование.

Стоит только нам заговорить о «хороших» или «плохих» цивилизациях и отнестись к ним как к средству, а не как к цели, тут же возникает вопрос о концепции «приспособляемости». Мы должны спросить: «К какому типу цивилизации или субкультуры «хорошо приспосабливающийся» человек лучше всего приспособлен?»

Стало быть, «умение приспосабливаться» определённо не является синонимом психического здоровья.

40

Как это ни парадоксально, но самоактуализация (в смысле обретения самостоятельности) позволяет человеку легче превосходить себя, свою самоуверенность и эгоизм.

Самоосуществляющемуся человеку легче стать гомономным, то есть стать частью чего-то большего, нежели он сам. Условием полнейшей гомономии является полная самостоятельность и, в определённой мере, наоборот, поскольку человек может обрести самостоятельность только благодаря успешному опыту гомономии (детская зависимость, бытийная любовь, забота о других, и так далее). Необходимо говорить об уровнях гомономии (всё большей зрелости) и отличать «низкую гомономию» (страха, слабости и регресса) от «высокой гомономии» (отваги, уверенности в себе и полной самостоятельности), «низшую нирвану» от «высшей нирваны», единение, ведущее вниз, от единения, ведущего вверх (170).

41

Перед очень важной экзистенциальной проблемой ставит нас тот факт, что самоосуществляющиеся люди (и все люди во время пиковых переживаний) периодически выходят за пределы времени и пространства, хотя большую часть своей жизни они вынуждены пребывать во внешнем мире. Жизнь во внутреннем психическом мире (в котором господствуют психические законы, а не законы внешней реальности), то есть в мире ощущений, эмоций, желаний, страхов, надежд, любви, поэзии, искусства и фантазии, отличается от жизни в не-психической реальности (и адаптации к ней), в которой господствуют законы, в создании которых человек не принимал никакого участия и которые не соответствуют его природе, хотя он и вынужден им подчиняться. (В конце концов, он мог бы жить в других мирах, о чём знают поклонники научной фантастики.) Человек, который не боится этого внутреннего, психического мира, может получать от него такое наслаждение, что этот мир можно назвать Раем — в противоположность утомляющему, требующему больше усилий и ответственности внешнему миру «реалий», устремлений и приспособленчества, правильных и неправильных поступков, истины и лжи. Это верно, несмотря на то, что более здоровый человек может более легко приспосабливаться и к «реальному» миру, получать от него больше удовольствия и отличаться «лучшими показателями», то есть он не путает этот мир со своим внутренним психическим миром.

Сейчас представляется ясным, что смешение внутренней и внешней реальностей или стремление оградить себя от ощущений — чрезвычайно патологические явления.

Здоровый человек способен включать в свою жизнь обе эти реальности, и потому ему не надо отказываться от какой-то одной из них. Он способен по своей воле погружаться то в одну, то в другую реальность. Разница между ним и средним человеком такая же, как между человеком, который может поселиться на время в гетто, и человеком, который вынужден жить там постоянно. (Любой из этих двух миров представляет собой гетто, если человек не может его покинуть.) И вот парадокс — то, что было болезненным, патологическим и «низменным», становится частью самого здорового и «возвышенного» аспекта человеческой природы. Погружение в «безумие» пугает только того, кто не до конца уверен в своей нормальности. Образование должно помочь человеку научиться жить в обоих мирах.

42

Вышеприведённые мысли предполагают иное понимание роли действия в психологии. Целенаправленное, мотивированное, порождённое стремлением приспособиться и удовлетворить потребности действие является аспектом или побочным продуктом необходимого взаимодействия между psyche и не-психическим миром.

1. Удовлетворение обусловленных дефицитом потребностей происходит во внешнем по отношению к индивиду мире, а не внутри человека. Стало быть, адаптация к этому миру необходима, то есть необходимо чувствовать реальность, знать природу этого мира, уметь отличать этот мир от мира внутреннего, знать природу людей и общества, уметь откладывать удовлетворение потребности, уметь скрывать слабые места, знать, что в этом мире способствует удовлетворению потребностей, а что представляет собой опасность или совершенно бесполезно для удовлетворения потребностей, знать одобренные и дозволенные цивилизацией пути и способы удовлетворения потребностей.
2. Мир сам по себе интересен и завораживающе красив. Изучение его, манипулирование им, игра с ним, созерцание его, получение от него удовольствия — все это мотивированные потребностями (познавательными, двигательными, эстетическими) виды действия.

Но есть также действие, которое очень мало связано с миром или вообще не имеет с ним ничего общего, по крайней мере, поначалу. Чистое выражение природы, состояния, или сил (Funktionlust) организма есть выражение Бытия, а не стремления (24). А созерцание и наслаждение внутренней жизнью — это и своего рода «действие», и антитеза действию в мире, то есть они приводят к покою и прекращению мускульной деятельности. Умение ждать это особый случай способности прерывать действие.

43

От Фрейда мы узнали, что прошлое существует в человеке в настоящий момент. Теперь, с помощью теории развития и самоактуализации, мы должны понять, что будущее тоже существует в человеке в настоящий момент: в форме идеалов, надежд, обязанностей, задач, планов, целей, неосуществлённых возможностей, призвания, судьбы, рока, и так далее. Тот, для кого будущего не существует, обречён на обыденность, безнадёжность, пустоту. Он вынужден постоянно жить «свершившимся». Когда утрачивается стремление, — обычный организатор большинства видов деятельности, — человек оказывается неорганизованным и расколотым.

Разумеется, тот, кто пребывает в состоянии Бытия, не нуждается в будущем, потому что оно уже присутствует в нём. Тогда Становление на какое-то время прекращается и по его векселям можно получить самое большое богатство, то есть пиковые переживания, в ходе которых исчезает время и исполняются мечты.