Абрахам Маслоу:
На подступах к психологии бытия.
Часть III. Развитие и познание.
Глава 9. Сопротивление «навешиванию ярлыков»

В концептуальной системе Фрейда под сопротивлением понимается упорное вытеснение чего-либо из сознания.

Но Шахтель (147) уже доказал, что противодействие проникновению идей в сознание может иметь и другое происхождение, помимо вытеснения. Некоторые механизмы осознания, которые были доступны человеку в детском возрасте, попросту, если так можно выразиться, «забылись» по мере взросления. Я тоже попытался провести черту между более слабым сопротивлением, бессознательным и предсознательным, первичным процессам познания и гораздо более сильным сопротивлением запретным импульсам, стремлениям или желаниям (100). Результаты этих и других моих исследований указывают на желательность расширения понятия сопротивления, под которым можно понимать приблизительно следующее: «трудности с достижением просветления по какой-либо причине» (исключая, разумеется, врождённую неспособность, например, слабоумие, конкретные половые различия, возможно, даже конституционные детерминанты шелдоновского типа).

В данном случае я имею в виду, что ещё одним источником сопротивления в терапевтической ситуации может быть здоровое отвращение пациента к тому, что ему пытаются «навесить ярлык», то есть лишить его индивидуальности, уникальности, отличия от всех остальных, самой его личности.

Выше (97, гл. 4) я уже описывал данную примитивную форму познания, то есть на самом деле форму не-познания, быстрой, поверхностной каталогизации, задача которой — уйти от необходимости более глубокого, идеографического восприятия или мышления. Включение человека в какую-нибудь систему требует гораздо меньше энергии, чем познание его таким, каков он есть на самом деле, поскольку в первом случае требуется воспринять только одну абстрактную характеристику, которая указывает на его принадлежность к какому-либо классу, например, классу детей, официантов, шведов, шизофреников, женщин. генералов, сиделок и так далее. При такой классификации имеет значение только категория, к которой принадлежит данный индивид и образцом которой он является, а не сам индивид как таковой — имеет значение сходство, а не отличие.

В той же самой публикации был отмечен очень важный факт — навешивание ярлыка, как правило, оскорбляет того человека, которому его цепляют, поскольку тем самым ему отказывают в индивидуальности или не обращают внимание на его Я, на его неповторимую личность. Об этом ясно сказал Уильям Джемс в своём знаменитом выступлении 1902 года: «Повстречав какой-то объект, разум прежде всего относит его к какому-нибудь классу. Но любой объект, который бесконечно важен для нас и вызывает у нас восхищение, представляется нам обязательно уникальным. Скорее всего, краб пришел бы в ярость, если бы мог узнать, что мы бесцеремонно и бесповоротно относим его к классу ракообразных. Краб сказал бы: «Никакое я не ракообразное. Я — это я, я сам по себе» (70а, с. 10)».

Приведу один очень поучительный пример возмущения, вызванного навешиванием ярлыков, взятый мною из моего нынешнего исследования на тему концепций мужественности и женственности в Мексике и в Соединённых Штатах Америки (105). Большинство американских женщин во время их первого посещения Мексики получали большое удовольствие от того, что их высоко ценили именно как женщин, что везде, где бы они ни появлялись, их встречали восхищенные вздохи и возгласы, что мужчины всех возрастов отчаянно желали с ними познакомиться, что их считали красивыми и интересными. Для большинства американских женщин, которые очень часто сомневаются в своей женственности, это может быть очень полезным с терапевтической точки зрения переживанием, которое зачастую приводит к тому, что они на самом деле становятся более женственными.

Но чем дольше американки живут в Мексике, тем меньше им (по крайней мере, некоторым из них) это нравится. Они обнаруживают, что для мексиканского мужчины имеет ценность любая женщина, что он не делает особого различия между старыми и молодыми, красивыми и некрасивыми, умными и неумными. Более того, они выясняют, что в полную противоположность молодому американскому мужчине (который, как сказала одна девушка, «в случае отказа прийти к нему на свидание получает такую травму, что вынужден идти к своему психиатру»), мексиканский мужчина воспринимает отказ очень спокойно, слишком спокойно. Он не особо огорчается и быстро переключается на другую женщину. Но для этой конкретной женщины это означает, что она сама — как личность — не представляет для него особой ценности и что все его усилия направлены просто на «женщину», а не на неё, то есть для него одна женщина не отличается от другой и она вполне «заменима». Она понимает, что ценность имеет не она: ценность имеет класс «женщин». В конце концов, она начинает чувствовать себя скорее оскорблённой, чем польщенной, поскольку она хочет чтобы её ценили как личность, потому что она такая, какая есть, а не потому, что она принадлежит к определённому полу. Разумеется, пол превалирует над личностью, то есть он является основой удовлетворения, но достижение удовлетворения выводит на первый план мотивации притязания личности. Романтическая любовь, моногамность и самоактуализация в жизни женщины возможны только тогда, когда её воспринимают как конкретную личность, а не как «бабу», безликого представителя класса «женщин».

Другим очень распространённым примером является гнев, который так часто вызывают у подростков фразы типа: «Да у тебя сейчас просто такой период. Ты это перерастешь». Над тем, что для ребёнка представляет реальную и неповторимую трагедию, смеяться нельзя, даже если это случалось и ещё случится с миллионами других детей.

И последний пример.

Психиатр завершает первую очень короткую и поспешную беседу с вероятной пациенткой следующими словами: «В принципе, ваши проблемы характерны для вашего возраста». Потенциальная пациентка рассержена и считает, что «от неё отмахнулись» и обидели её. Она считает, что с ней обошлись, как с ребёнком: «Я — не какой-нибудь образец. Я — это я, и никто иной».

Приняв вышеизложенное во внимание, мы можем расширить наше представление о сопротивлении в классическом психоанализе. Поскольку сопротивление, как правило, рассматривается только как защитный механизм невроза, как нежелание выздороветь или признать неприятные истины, то оно зачастую воспринимается как нечто нежелательное, что-то, что нужно преодолеть, проанализировать и отбросить. Но как видно из приведённых примеров, то, что воспринимается как болезнь, иногда оказывается проявлением здоровья или, по крайней мере, не является болезнью.

Трудности, которые возникают у терапевта с его пациентами, их отказ принять его объяснение, их гнев и желание нанести ответный удар, их упрямство, почти наверняка (по крайней мере, в некоторых случаях) порождены стремлением не допустить, чтобы на них наклеили какой-нибудь ярлык. Стало быть, это сопротивление можно рассматривать, как утверждение и защиту уникальности своей личности от нападения или пренебрежения. Такая реакция не только помогает сохранить своё достоинство; она также защищает от плохой психотерапии, объяснений, взятых из учебника, «анализа наугад», сверхмудреных или преждевременных толкований, бессмысленных абстракций или концептуализаций, которые все означают для пациента отсутствие уважения. (Подробнее об этом см. О’Коннелл (129).)

Новички в терапии, жаждущие лечить быстро, «мальчики-зубрилы», которые запоминают концептуальную систему и представляют себе терапию как простое пересказывание концепций, теоретики без клинического опыта, студенты последнего курса или выпускники факультета психологии, которые только что выучили Фенхеля и хотят рассказать всем знакомым по общежитию, к каким категориям те принадлежат, — все это «любители навешивать ярлыки», от которых пациенты должны себя защищать. Есть ведь и такие, которые легко и непринуждённо, при первой же встрече, выдают утверждения типа: «У вас анальный характер»; «Вы просто пытаетесь всех подавлять»; «Вы хотите, чтобы я с вами переспал»; «На самом деле вы хотите заберёменеть от вашего отца» и тому подобное. (Эта тенденция к классификации (вместо того, чтобы использовать конкретный, идеографический, сосредоточенный на пациенте, основывающийся на опыте подход) почти наверняка усиливается, даже у самых хороших терапевтов, когда они болеют, устали, слишком заняты, встревожены, не заинтересованы, не уважают пациента, торопятся и так далее. — Прим. авт.) Это, стало быть, может помочь психоаналитику при текущем самоанализе в ситуации контрпереноса.

Назвать законную самозащиту от такого наклеивания ярлыков «сопротивлением» в классическом смысле этого слова значит просто дать ещё один пример неправильного понимания концепции. К счастью, есть признаки того, что люди, занимающиеся лечением других людей, начинают отказываться от такого рода практики. В принципе, это заметно по отходу просвещённых терапевтов от таксономической, в духе Крепелина, психиатрии (или психиатрии «государственной больницы»). Раньше основные усилия (иногда только усилия) сосредоточивались на диагнозе, то есть на зачислении индивида в какой-то класс. Но опыт показывает, что диагноз больше нужен юристу и администратору, чем терапевту. Сейчас даже в психиатрических больницах начинает утверждаться точка зрения, что никто не является «пациентом из учебника»: описания болезни на собраниях персонала становятся все длиннее, насыщеннее, сложнее и уже не напоминают простую рубрикацию.

Теперь пришло понимание того, что к пациенту нужно подходить как к неповторимой, уникальной личности, а не как к представителю класса, если, конечно, речь идёт о психотерапии. Понять индивида — это не то же самое, что отнести его к какому-то классу или навесить ярлык. А без понимания индивида терапия немыслима.

Вывод

У человеческих существ попытка навесить на них ярлык часто вызывает возмущение, потому что они рассматривают её, как стремление отказать им в индивидуальности. Тогда от них можно ожидать попыток утвердить свою личность всеми доступными им способами. В психотерапии такую реакцию следует понимать как утверждение собственного достоинства, которое, в любом случае, подвергается очень серьёзному испытанию при применении некоторых форм терапии. Либо такая самозащита не должна называться сопротивлением, либо понятие сопротивления должно быть расширено и в него следует включить многие типы противодействия осознанию идей. Более того, следует подчеркнуть что сопротивление такого рода является чрезвычайно ценной защитой от плохой психотерапии.

(Этот вывод можно считать вкладом в решение общей проблемы отношений между терапевтом и пациентом. Хороший терапевт справляется с задачей идеографического использования своих книжных знаний. Концептуальная структура, с которой он работает и которая имеет для него большое значение, для пациента в её концептуальной форме бесполезна. Терапия инсайта заключается не только в обнаружении, изучении и классификации содержимого бессознательного. Её задача в большей мере заключается в обобщении в едином понятии всевозможных осознаваемых, но безымянных, а потому «бессознательных» субъективных переживаний, или, если ещё проще, в том, чтобы дать безымянному переживанию наименование. Пациента, в результате истинного инсайта, может посетить «ощущение» типа «Боже Мой! Да я на самом деле ненавидел свою мать и всё время думал, что люблю ее!» Но оно может посетить его и без обращения к содержанию бессознательного, например: «Так вот, что вы понимаете под тревогой!» (говоря об определённых ощущениях в области желудка, горла, ног, сердца, которые он прекрасно осознавал, но никогда не называл). Эти рассуждения могут быть полезны также и при обучении терапевтов. — Прим. авт.)