Элвин Тоффлер, Хейди Тоффлер:
Революционное богатство.
Часть IV. Расширяя пространство.
Глава 12. Неподготовленный мир

В 1900 году празднование начала нового века в Париже было отмечено Всемирной выставкой, посвящённой прогрессу. Газета «Фигаро», едва сдерживая восторг, писала: «Как нам повезло встретить первый день XX века!» Одним из источников энтузиазма было движение к глобальной экономической интеграции, какой она виделась богатым странам, — к рациональному прогрессу, который благодаря переменам в пространственных и политических отношениях обеспечил бы экономическое процветание.

Рассуждая в духе сегодняшних сторонников экономической глобализации, экономисты с энтузиазмом говорили о том, как все более и более сближаются страны и народы. Международная торговля в процентном выражении к мировому производству за период с 1800 по 1900 год выросла почти в девять раз, причём часть её приходилась на торговлю с колониями в Азии и Африке. Тот, кто проецировал эти тенденции в будущее, мог бы сделать заключение, что процесс экономической глобализации завершится задолго до 2000 года, но история не идёт по прямой, и мир оказался не готовым к тому, что случилось.

Через четырнадцать лет после Всемирной выставки скрепы, которыми соединялись между собой разные страны, успели проржаветь и рассыпаться, а бойня Первой мировой войны грубо нарушила перемещение товаров и капиталов. В 1917 году началась большевистская революция, в 1930-х разразилась Великая депрессия, в 1939–1945-м разгорелась Вторая мировая война, в 1949-м власть в Китае взяли коммунисты, а с 1940-х и вплоть до 1960-х последовала цепь антиколониальных выступлений в Индии, Африке и Азии.

Взятые вместе, эти и другие, менее значительные и заметные события, расшатавшие давно создавшиеся торговые устои, стимулировавшие протекционизм или провоцировавшие насилие и нестабильность, затормозили межнациональную торговлю, поток инвестиций и экономическую интеграцию. Коротко говоря, мир вступил в полувековую фазу реглобализации.

Больший капиталист, чем ты

Америка, чью промышленную основу Вторая мировая война не только не затронула, но скорее даже усилила, нуждалась в рынках для экспорта своих товаров и ещё более капитала. Мир жаждал американских товаров, часто оказывавшихся единственными доступными.

Более того, развивающаяся технология удешевляла и облегчала обслуживание межнациональных рынков. Убеждённая в том, что глобальная экономическая реинтеграция послужит их целям, одновременно способствуя росту мировой экономики, американская элита принялась создавать международные рынки, через которые с минимальными затруднениями могли бы перетекать товары, капитал, информация и навыки, что приняло форму идеологического крестового похода зареглобализацию.

Ещё в 1990-х годах огромные мировые регионы оставались, в сущности, закрытыми для беспрепятственного обмена товарами, валютами, людьми и информацией. Только один миллиард населения Земли жил в условиях открытой экономики, однако к 2000 году, по некоторым оценкам, его численность увеличилась до четырёх миллиардов.

Китай с населением свыше миллиарда стал приверженцем «рыночного социализма», который точнее было бы называть «социальным капитализмом», и открыл двери иностранным предприятиям, товарам и деньгам. Посткоммунистическая Россия приглашает иностранных инвесторов. Восточная Европа и бывшие советские республики на Кавказе и в Центральной Азии следуют её примеру. Многие страны Южной Америки, поощряемые Америкой и возглавляемые Чили и Аргентиной, сбросив путы регламентации и проведя приватизацию, стали приглашать к себе капитал Уолл-стрит и на какое-то время сделались большими капиталистами, чем американцы.

Как мы видели, национальные валюты все в большей мере покидают страны своего происхождения. Увеличился пространственный охват не только гигантских межнациональных корпораций, но и небольших фирм, даже — благодаря связи через Интернет — отдалённых деревенских предприятий с микроскопическим бюджетом. Расцвела мечта о полностью интегрированной мировой экономике — такой, при которой ни единый из 510 миллионов квадратных метров земной поверхности не останется недоступным.

Реглобализаторы чувствовали себя на коне.

Тесты для воды «Эвиан» и кетчупа

На самом деле этот марш к реглобализации зашёл не настолько далеко, как считают его сторонники и противники. Согласно Р. Вайнгартену, председателю Финансовой группы Белого дома, даже в финансовом секторе неопределённый термин «глобализация» «маскирует совершенно различную скорость перемен. Если валютные рынки действительно являются глобальными, то рынки ценных бумаг отстают от них, а фондовые рынки практически продолжают допускать на биржу главным образом только национальные ценные бумаги».

В отношении Европы, где интенсивное давление в пользу экономической интеграции привело к введению единой валюты и центрального банка, «Файнэншл таймс» констатирует, что «фондовые рынки остаются крайне разобщёнными, характеризующимися мозаикой разных правил и регламентаций». Несмотря на появление сотен зачастую спорных новых законов и правил, нацеленных на создание единообразия, одна и та же бутылка воды «Эвиан» в 2003 году стоила во Франции 0,44 евро, а в Финляндии — 1,89 евро. Одна и та же бутылка кетчупа «Хайнц» стоила в Германии 0,66 евро, а в Италии — 1,38 евро, невзирая на надежды чиновников из Брюсселя.

Ещё более существенным является замечание З. М. Беддоеса в «Форин полиси»: «Только 18 развивающихся стран имеют постоянный доступ к частному капиталу», и даже если бы таких стран было больше, «это не означает, что существует единый глобальный рынок капитала». Возьмём другой уровень: методы бухгалтерского учёта отличаются от страны к стране, несмотря на попытки принять общие единые стандарты.

Тем не менее уже в 1990-х годах 35–40 тысяч мультинациональных корпораций имели 200 тысяч филиалов или дочерних компаний во всём мире. Валютные депозиты в мире возросли с 1 миллиарда долларов в 1961 году до 1,5 триллиона к концу столетия. Прямые иностранные инвестиции увеличились до 1,3 триллиона долларов. Межнациональный долг к 2001 году достиг 1,7 триллиона долларов. Мировой торговый оборот вырос до 6,3 триллиона долларов.

Одним из самых адекватных на сегодняшний день критериев оценки масштабов глобализации является индекс, разработанный А. Т. Карни и журналом «Форин полиси». Он учитывает такие составляющие, как труд, прямые иностранные инвестиции, поток портфельных инвестиций, технология, путешествия и туризм, и на основе этих данных сравнивает страны. Этот индекс включает широкий набор и других переменных, от культуры и коммуникаций до количества иностранных посольств, а также количества межправительственных организаций, в которые входит данная страна.

На базе всех этих данных исследования 62 стран, проведённого Карни в 2003 году, выяснилось, что верхушку рейтинга самых глобализированных заняли малые страны — Ирландия, Швейцария, Швеция, Сингапур и Нидерланды. Соединённые Штаты Америки заняли 11 место, Франция — 12-е, Германия — 17-е, Южная Корея — 28-е, обогнав Японию (у неё 35 место).

Уровень межнациональной экономической интеграции фактически упал в 2002 году из-за замедления темпов развития экономики США и падения прямых иностранных инвестиций в 2001 году, хотя общая сумма и превышала значения, отмеченные ранее 1999 года. Несмотря на полученные данные, «Форин полиси» мало сомневается в продолжении реглобализации; если же добавить к этому усиливающееся «взаимооплодотворение» валют, описанное выше, то причин для оптимизма будет ещё больше.

«Жёлтая пыль»

Ещё одна причина кроется в ремарке Харриет Бэббит, бывшем заместителе директора Агентства международного развития США: «Мы быстрее глобализируем наши пороки, чем добродетели».

К примеру, поданным ООН, незаконный оборот наркотиков составляет 400 миллиардов долларов, или примерно 8 процентов мировой экономики. Используя новейшие технологии, наркоиндустрия формирует гигантскую теневую экономику, объём которой во многих странах перекрывает объём легальной (или официальной) экономики и охватывает весь мир.

От Афганистана и Колумбии до школьных классов, от трущоб Рио до улиц Чикаго наркодилеры развернули одну из самых глобализованных индустрий мира. Ни одно правительство не в силах контролировать её, даже если бы на то была соответствующая воля.

Глобальной является и индустрия секса. В албанских лагерях беженцев находятся похищенные в Румынии женщины, которых переправляют в Италию, где их превращают в секс-рабынь. Так называемые агентства в Бухаресте продают «танцовщиц» торговцам живым товаром в Греции, Турции, Израиле и даже далёкой Японии. По данным ЮНИСЕФ, около миллиона бедных молодых людей, в подавляющей части девушек, ежегодно попадают в капканы, расставленные дельцами сексбизнеса.

Вот что написал в своей шокирующей статье редактор «Форин полиси» Мозес Наим: «Наркотики, оружие, интеллектуальная собственность, люди и деньги — всё это не единственные товары незаконного оборота, приносящие гигантские прибыли международным сетям. Торгуют человеческими органами, вымирающими видами животных и растений, ворованными предметами искусства и токсичными отходами». Именно потому, что эта деятельность незаконна и пытается укрыться от преследований, маршруты продвижения её «товаров» постоянно меняются.

Контрабандисты, обеспеченные фальшивыми документами, с помощью подкупленных чиновников легко ускользают от пограничного контроля в отличие от преследующих их по горячим следам полицейских, которые не могут пересекать границы. Как пишет Наим, правительства высокомерно защищают «суверенитет» своих территорий, однако этот суверенитет «нарушается буквально ежедневно не другими государствами, а не имеющими родины сетями, которые в целях наживы с лёгкостью нарушают и законы, и границы». Например, Венесуэла не позволяет самолётам США в своём воздушном пространстве преследовать драгдилеров из Колумбии, которые совершенно безнаказанно туда проникают.

Наим приходит к выводу, что наши попытки контролировать эту незаконную и антиобщественную деятельность теневой экономики провалятся, поскольку правительственные стратегии основываются на «ложных идеях, ложных предпосылках и устаревших институциях». Понятно, что он имеет в виду: для того чтобы остановить преступный бизнес, требуются глобальные или по крайней мере многосторонние усилия.

Кроме того, существует так называемая «желтая пыль» из китайских пустынь, которая периодически затягивает корейский Сеул. Из-за лесных пожаров в Индонезии удушливый смог вызывает одышку и кашель у жителей Малайзии и Сингапура. Утечка цианидов в Румынии отравляет реки Венгрии и Сербии. Глобальное потепление, загрязнение воздуха, озоновые дыры, наступление пустынь, нехватка пресной воды — все эти проблемы подобно наркоторговле и сексуальному рабству требуют для своего решения организованных региональных или даже глобальных усилий, желает кто-либо этого или нет.

Истинно верующие

Блага и издержки дальнейшей межнациональной интеграции являются сегодня предметом широких — поистине глобальных — споров. Ясно одно. Жизнь несправедлива. Экономическая интеграция и её территориальные последствия не обеспечивают никаких равных возможностей, не устанавливают единых правил игры — это остаётся абстрактной идеей, не имеющей отношения к реальности.

Нет необходимости повторять все аргументы касательно преимуществ и недостатков расширяющегося пространственного охвата и глобализирующихся экономик. Даже достаточно точно выявить все pro и contra гораздо труднее, чем кажется на первый взгляд. Венгерский экономист Андраш Инотаи, генеральный директор Института мировой экономики в Будапеште, проанализировал плюсы и минусы для стран, присоединяющихся к Евросоюзу. Его оценка вполне применима и к экономической интеграции на глобальном уровне.

Обращаясь к двум глубинным основам, обсуждавшимся на страницах этой книги, он указывает, что «блага и потери в мире распределяются пространственно неравномерно» и что результаты различаются «и во времени тоже». Сиюминутные приобретения и проигрыши, отмечает он, могут обернуться своей противоположностью в долговременной перспективе. Иногда выгоды или потери поджидают нас здесь и сейчас; иногда они случаются здесь, но не теперь; другие — теперь, но не здесь.

Как сторонники, так и противники глобализации сводят свои противоречия к лозунгам вроде тех, что наклеиваются на бамперы автомобилей.

Публикации в защиту или против глобализации столь обильны, что в них легко утонуть. Одна только поисковая система Google выдаёт 1 миллион 500 тысяч соответствующих документов. Судя по обзору журнала «Ньюсуик», в 1991 году в 40 крупнейших печатных изданиях было опубликовано только 158 материалов, касающихся глобализации. В 2000 году их было 17638.

Негативные стороны глобализации выявить легко, хотя в большинстве своём они связаны с коррупцией, загрязнением окружающей среды и жестоким насилием, а не с экономической интеграцией как таковой.

Тем не менее реальность вопиет. Китай был — и остаётся — виновным во всех этих грехах: невероятной коррупции, огромном уроне экологии, бесстыдном подавлении социальных протестов. Однако эти негативные явления необходимо сопоставить с тем, что Китай системно интегрируется в глобальную экономику и использует глобальный капитал, чтобы помочь 27 миллионов людей выбраться из глубокой крестьянской нищеты.

Несмотря на то что энтузиазм проглобалистских сил слегка охладился в результате критики и из-за сегодняшнего ослабления мировой экономики, они с оптимизмом оценивают отдалённые перспективы. Некоторые с религиозным упорством верят в то, что полная глобализация неизбежна, что, несмотря на временные отступления и заминки, она в конце концов восторжествует и соединит всех людей и все территории в глобальную сеть, напоминающую гигантский мозг.

Эти истинно верующие считают, что, во-первых, ни одна страна не сможет до бесконечности отворачиваться от «захватывающих дух» возможностей глобализации в повышении уровня жизненных стандартов; что, во-вторых, мы стоим перед лицом новых проблем, которые не могут быть решены без нее; и что, в-третьих, новые технологии все более способствуют глобализации.

Скептики могут возразить в ответ на это, что, во-первых, преимущества мирной жизни тоже могут захватывать дух, хотя они снова и снова отвергаются; что, во-вторых, не все проблемы решаются; что, в-третьих, история полна альтернативных технологий, созданных для коррекции того, чему способствовали созданные прежде.

Реглобализация может со скрипом остановиться, если цены на нефть останутся высокими или будут расти по мере истощения ресурсов; если распадутся стабилизирующие союзы; если распространится обновлённый вариант протекционизма; если каждый человек, каждый пакет или контейнер, пересекающие границу, должны будут проходить более тщательный досмотр из-за угрозы терроризма, страха перед эпидемией или по другим причинам.

Таким образом, вопрос, который имеет для нас наиболее важное значение, таков: приостановилось ли многолетнее движение в сторону реглобализации лишь для того, чтобы сделать вдох перед новым рывком? Или оно снова пойдёт вспять? Неужели мы — несмотря на увеличивающуюся мобильность предприятий и объём прямых иностранных инвестиций, несмотря на Интернет и киберпространство, несмотря на массовые передвижения людей — стоим перед новым историческим сдвигом от реглобализации к деглобализации со всеми вытекающими отсюда последствиями в надвигающемся будущем для того, где мы будем жить, работать, инвестировать и создавать богатство? Если так, это окажется ещё одной мучительной переменой в нашем отношении к глубинным основам экономики.

Если нам придётся сделать поворот на 180 градусов к опасно неопределённому будущему, многие из тех, кто не будет к этому готов, окажутся отброшены в сторону или безнадёжно отстанут.