Идентичность: подъём цивилизационного самосознанияВойны по линиям разломов проходят через этапы усиления, всплеска, сдерживания, временного прекращения и — изредка — разрешения. Эти процессы обычно последовательны, но часто они накладываются один на другой и могут повторяться. Единожды начавшись, войны по линиям разломов, подобно другим межобщинным конфликтам, имеют тенденцию жить собственной жизнью и развиваться по образцу «действие — отклик». Идентичности, которые прежде были множественными и случайными, фокусируются и укореняются; общинные конфликты соответствующим образом получают название «войн идентичностей» 1. По мере нарастания насилия поставленные на карту первоначальные проблемы обычно подвергаются переоценке исключительно в терминах «мы» против «них», группа сплачивается всё сильнее и убеждения крепнут. Политические лидеры активизируют призывы к этнической и религиозной лояльности, и цивилизационное самосознание укрепляется по отношению к другим идентичностям. Возникает «динамика ненависти», сравнимая с «дилеммой безопасности» в международных отношениях, в которой взаимные опасения, недоверие и ненависть подпитывают друг друга 2. Каждая сторона, сгущая краски, драматизирует и преувеличивает различие между силами добра и зла и в конечном счёте пытается превратить это различие в основополагающее различие между живыми и мёртвыми. По мере развития революций умеренные, жирондисты и меньшевики проигрывают радикалам, якобинцам и большевикам. Аналогичные процессы обычно происходят и в войнах по линиям разломов. Умеренные, ставящие перед собой узкие цели, как, например, автономия, а не независимость, не добиваются своих целей посредством переговоров — которые почти всегда на начальной стадии терпят неудачу, — и их дополняют или вытесняют радикалы, стремящиеся к достижению куда более отдалённых целей насильственным путём. В конфликте между моро и филиппинским правительством основную группировку мятежников, Фронт национального освобождения моро, поначалу дополнял Фронт исламского освобождения моро, который занимал намного более крайнюю позицию, а затем — «Абу Сайяф», отличавшийся ещё большим радикализмом и отказавшийся соглашаться с договорённостями о прекращении огня, к которым пришли на переговорах с филиппинским правительством другие группы. В Судане на протяжении Экстремисты не всегда будут праздновать победу. Насилие экстремистов — не более чем умеренный компромисс, чтобы положить конец войне по линии разлома. По мере того как растёт число жертв и увеличиваются разрушения, зачастую напрасные, с каждой стороны опять появляются умеренные, указывают на «бессмысленность» происходящего и настойчиво добиваются новой попытки переговоров. В ходе войны многочисленные идентичности постепенно исчезают, и преобладающей становится идентичность, наиболее значимая в конфликте. Такая идентичность почти всегда определяется религией. Психологически религия предоставляет наиболее убедительное и обоснованное оправдание для борьбы с «безбожными» силами, которые, как считается, и несут в себе угрозу. Практически это религиозное или цивилизационное сообщество — та более широкая общность, к которой вовлечённая в конфликт местная группа может обратиться за поддержкой. Если в локальной войне между двумя африканскими племенами одно сумеет индентифицировать себя как мусульмане, а другое — как христиане, первое племя может надеяться на саудовские деньги, афганских муджахеддинов и иранское оружие и военных советников, а второе племя может рассчитывать на экономическую и гуманитарную помощь Запада и политическую и дипломатическую поддержку западных правительств. Если только группа не сумеет поступить так, как боснийские мусульмане, и убедительно изобразить себя жертвой геноцида и таким образом возбудить сочувствие Запада, то существенное содействие она может получить только от своих цивилизационных собратьев. Войны вдоль линий разломов по определению являются локальными войнами между локальными группами, имеющими более широкие связи, и значит, они актуализируют цивилизационные идентичности участников конфликта. Упрочение цивилизационных идентичностей происходило у участников войн по линиям разломов, принадлежащих и к другим цивилизациям, но особенно было заметно у мусульман. Войны по линиям разломов могут иметь начало в семейном, клановом или племенном конфликтах, но поскольку в мусульманском мире идентичности обычно имеют U-образную форму распределения, то по мере борьбы участники-мусульмане расширяют свою идентичность и апеллируют ко всему исламскому сообществу, как бывало даже в случае с таким антифундаменталистом и приверженцем антиклерикализма, как Саддам Хусейн. Азербайджанское правительство подобным же образом, как отметил один западный наблюдатель, разыгрывало «исламскую карту». В Таджикистане, в войне, которая началась как внутритаджикистанский региональный конфликт, повстанцы все в больше степени представляют себя борцами за дело ислама. В войнах девятнадцатого века между народами Северного Кавказа и русскими мусульманский лидер Шамиль объявил себя исламистом и объединил десятки этнических и языковых групп «на основе ислама и сопротивления русскому завоеванию». В Аналогичным образом изменилась самоидентификация кашмирских мусульман: вместо либо региональной идентичности, заключающей в себе мусульман, индусов и буддистов, либо отождествления себя с индийским антиклерикализмом у них появилась третья идентичность, отражающаяся в «возвышении мусульманского национализма в Кашмире и в распространении транснациональных исламских фундаменталистских ценностей, благодаря чему кашмирские мусульмане стали ощущать себя частью как исламского Пакистана, так и исламского мира вообще». Восстание 1989 года против Индии на первых этапах возглавляла «относительно светская» организация, поддерживаемая пакистанским правительством. Затем поддержкой Пакистана начали пользоваться исламские фундаменталистские группировки, которые стали преобладающими. В эти группы входили «закоренелые мятежники», которые, Резкий рост цивилизационных идентичностей произошёл в Боснии, в особенности в мусульманской общине. Исторически общинным различиям в Боснии не придавалось большого значения; сербы, хорваты и мусульмане жили мирно, как соседи; обычны были межгрупповые браки; слабостью отличалась и религиозная самоидентификация. Мусульмане, как поговаривали, суть боснийцы, которые не ходили в мечеть, хорваты — боснийцы, которые не посещали храм, а сербы — боснийцы, которые не ходили в православную церковь. Однако едва распалась более широкая югославская идентичность, как эти случайные религиозные идентичности обрели новую значимость и, едва начались столкновения, новые связи упрочились. Многообщинность испарилась, и каждая группа все в большей степени идентифицировала себя с более широкой культурной общностью и определяла себя в религиозных терминах. Боснийские сербы превратились в крайних сербских националистов, отождествляющих себя с Великой Сербией, сербской православной церковью и с более широким православным сообществом. Боснийские хорваты были наиболее пламенными хорватскими националистами, рассматривали себя как граждан Хорватии, упирали на свой католицизм и, вместе с хорватами Хорватии, идентифицировали себя с католическим Западом. Сдвиг мусульман к цивилизационному самоосознанию оказался даже ещё более заметен. До тех пор, пока не разгорелась война, боснийские мусульмане были крайне светскими в своих взглядах, полагали себя европейцами и считались самыми убеждёнными сторонниками мультикультурного боснийского общества и государства. Однако с распадом Югославии ситуация начала меняться. Подобно сербам и хорватам, на выборах 1990 года мусульмане отвергли многообщинные партии, подавляющее число голосов отдав за Мусульманскую демократическую партию действия во главе с Изетбеговичем. Он — убеждённый мусульманин, при коммунистическом правительстве за свою исламскую деятельность подвергался тюремному заключению. В своей книге «Исламская декларация», опубликованной в 1970 году, Изетбегович утверждал о «несовместимости ислама с неисламскими системами. Не может быть ни мира, ни сосуществования между исламской религией и неисламскими социальными и политическими институтами». Когда исламское движение обладает достаточной силой, оно обязано взять власть и создать исламскую республику. Особенно важно, чтобы в этом новом государстве образование и средства массовой информации «были бы в руках людей, чей исламский моральный и интеллектуальный авторитет бесспорен» 7. Когда Босния добилась независимости, Изетбегович поддерживал идею многоэтнического государства, в котором мусульмане стали бы доминирующей группой, хотя и не составляли бы подавляющего большинства. Тем не менее, он вовсе не стал противодействовать вызванной войной исламизации своей страны. Его нежелание публично и недвусмысленно отказаться от идей, изложенных в «Исламской декларации», породило опасения у немусульман. По мере продолжения войны боснийские сербы и хорваты уходили из районов, контролируемых боснийским правительством, а те, кто оставался, обнаруживали, что их постепенно вытесняют с рабочих мест и отстраняют от участия в общественной жизни. «В мусульманском национальном обществе ислам приобретал всё большую значимость, и… ясно определённая мусульманская национальная идентичность стала частью политики и религии». Мусульманский национализм в противопоставление боснийскому мультикультурному национализму все в большей степени отражался в средствах массовой информации. В школах распространялось религиозное обучение, в новых учебниках особо подчёркивались преимущества османского правления. Поощрялся боснийский язык как совершенно отличный от сербскохорватского, и в него включалось всё больше и больше турецких и арабских слов. Правительственные чиновники подвергали критике смешанные браки и трансляцию по радио и телевидению сербской музыки — музыки «агрессоров». Правительство поощряло исламскую религию и отдавало предпочтение мусульманам при найме на работу и при повышениях в должности. Что более важно, исламизировалась боснийская армия, и к 1995 году мусульмане составляли свыше 90 процентов её личного состава. Всё больше и больше армейских частей отождествляли себя с исламом, соблюдали исламские обряды и использовали мусульманские символы, причём элитные части были в наибольшей степени исламизированными, а численность их увеличивалась. Эта тенденция привела к протесту, направленному Изетбеговичу пятью членами боснийского президентского совета (включая двух хорватов и двух сербов), который он отклонил, и к отставке в 1995 году премьер-министра Хариса Силайджича, известного своей ориентацией на мультикультурное общество 8. Постепенно мусульманская партия Изетбеговича распространяла свой контроль над боснийским государством и обществом. К 1995 году она доминировала «в армии, на государственной службе и на государственных предприятиях». Как сообщалось, «для мусульман, которые не принадлежат к партии, не говоря уже о не-мусульманах, трудно получить достойную работу». Партия, как заявляли критики, «превратилась в орудие исламского авторитаризма, перенявшего привычки коммунистического правительства» 9. Ещё один наблюдатель сообщал:
Усиление религиозной идентичности, вызванное войной и этническими чистками, предпочтения лидеров страны и поддержка и давление, оказываемые другими мусульманскими государствами, медленно, но верно превращали Боснию из балканской Швейцарии в балканский Иран. В войнах по линии разломов у каждой стороны есть стимулы не только для того, чтобы выделить собственную цивилизационную самобытность, но и подчеркнуть особенности другой стороны. В своей локальной войне она рассматривает себя не просто как сторону, сражающуюся с другой местной этнической группой, но как сражающуюся с другой цивилизацией. Таким образом, грозящая опасность увеличивается и усиливается за счёт ресурсов большей цивилизации, и поражение будет иметь последствия не только для самой группы-участницы, но и для всех, кто принадлежит к её собственной цивилизации. Следовательно, для цивилизации, к которой принадлежит эта группа, необходимо поддержать своего члена. Локальная война становится войной религий, столкновением цивилизаций, чреватым последствиями для громадных сегментов человечества. В начале В бывшей Югославии хорваты считали себя стражами границ Запада, доблестно оберегающими их от натиска православия и ислама. Сербы определяют своих врагов не просто как боснийских хорватов и мусульман, но как «Ватикан» и как «исламских фундаменталистов» и «подлых турок», которые веками угрожали христианству. Как отзывался один западный дипломат о лидере боснийских сербов, «Караджич рассматривает конфликт как антиимпериалистическую войну в Европе. Он говорит, что его миссия — искоренить в Европе последние следы турецкой Османской империи» 12. Боснийские мусульмане, в свою очередь, называют себя жертвами геноцида; Запад игнорирует их Определение войн, идущих по линиям разломов, как цивилизационных столкновений даёт также новую жизнь «теории домино», которая существовала в эпоху «Холодной войны». Однако теперь именно ведущие страны цивилизаций видят необходимость не допустить поражения в локальном конфликте, ибо это поражение способно послужить пусковым механизмом для череды нарастающих потерь и в итоге привести к катастрофе. Занятая Индией позиция по Кашмиру в значительной мере проистекает из опасения, что утрата этой области подтолкнет остальные этнические и религиозные меньшинства к движению за независимость и таким образом приведёт к распаду Индии. Если Россия не положит конец политическому насилию в Таджикистане, предостерегал министр иностранных дел Козырев, оно, весьма вероятно, перекинется на Кыргызстан и Узбекистан. Что, как утверждалось, могло бы затем способствовать сепаратистским движениям в мусульманских республиках Российской Федерации, причём некоторые предполагали, что конечным результатом мог бы стать исламский фундаментализм на Красной площади. Следовательно, афгано-таджикская граница, как сказал Ельцин, есть «по существу, граница России». Европейцы, в свою очередь, выражают обеспокоенность тем, что возникновение мусульманского государства в бывшей Югославии создаст основу для распространения мусульманской иммиграции и исламского фундаментализма и усилит, по выражению Жака Ширака, «Les odeurs d’Islam» в Европе 14. Граница Хорватии есть, по существу, граница Европы. Когда война по линии разлома обостряется, каждая сторона демонизирует своих противников, зачастую изображая их недостойными звания человека, и тем самым узаконивает их убийство. «Бешеных собак пристреливают», — сказал Ельцин о чеченских партизанах. «Этот неотёсанный народ нужно бы расстрелять… и мы их перестреляем», — говорил индонезийский генерал Три Сутрисно, имея в виду резню в Восточном Тиморе в 1991 году. Демоны прошлого воскресают в настоящем: хорваты превращаются в «усташей», мусульмане — в «турок», сербы — в «четников». Массовые убийства, пытки, изнасилования и жестокое изгнание гражданского населения из мест постоянного проживания — всё возможно оправдать, так как межобщинную ненависть питает межобщинная ненависть. Мишенями становятся и основные символы и памятники культуры противника. Сербы систематически уничтожали мечети и францисканские монастыри, а хорваты взрывали монастыри православные. Как кладези культуры, весьма уязвимы музеи и библиотеки, и сингальские силы безопасности сожгли публичную библиотеку Джаффны, уничтожив «невосполнимые литературные и исторические документы», относящиеся к тамильской культуре, а сербские артиллеристы обстреляли и разрушили Национальный музей в Сараево. Сербы очистили боснийский городок Зворник от проживавших там 40 000 мусульман и установили крест на месте османской башни, которую они только что взорвали и которая была возведена вместо православной церкви, снесённой турками в 1463 году 15. В войне между цивилизациями потери несёт культура. Сплочение цивилизаций: родственные страны и диаспорыНа протяжении сорока лет «Холодной войны» конфликт распространялся по нисходящей, по мере того как сверхдержавы стремились вербовать союзников и партнёров и пытались низвергнуть, перетянуть на свою сторону или нейтрализовать союзников и партнёров другой сверхдержавы. Разумеется, соперничество наиболее интенсивно проходило в «третьем мире», новообразовавшиеся и слабые страны подвергались давлению со стороны сверхдержав, старавшихся втянуть их в грандиозную глобальную борьбу. В мире, сложившемся после «Холодной войны», многочисленные межобщинные конфликты на религиозной или национальной почве пришли на смену единственному конфликту сверхдержав. Когда в эти межобщинные столкновения втягиваются группы из различных цивилизаций, конфликт приобретает тенденцию к расширению и обострению. По мере того как он углубляется, каждая сторона стремится заручиться поддержкой стран и группировок, принадлежащих к её цивилизации. Поддержку в той или иной форме, официальную или неофициальную, открытую или тайную, материальную, общественную, дипломатическую, финансовую, символическую или военную, всегда предоставляет одна или несколько родственных стран или групп. Чем дольше длится конфликт по линии разлома, тем больше, по всей вероятности, родственных стран окажутся вовлечены в него как помощники, как средство сдерживания или как посредники. В результате такого «синдрома родственных стран» конфликты по линии разлома обладают более высоким потенциалом эскалации, чем внутрицивилизационные, и для их погашения обычно требуются совместные межцивилизационные действия. Если сравнивать с «Холодной войной», то конфликт не «стекает» сверху вниз, он бьёт ключом снизу вверх. Уровни вовлечённости стран и групп в войны, идущие по линиям разлома, различны. На главном уровне находятся те участники, которые фактически ведут боевые действия и убивают друг друга. Ими могут быть государства, как в войне между Индией и Пакистаном и между Израилем и его соседями, а также местные группировки, которые являются, в лучшем случае, государствами в зачаточном состоянии, как в случае с Боснией и с армянами Нагорного Карабаха. В эти конфликты могут быть в то же время вовлечены второстепенные участники; обычно это государства, впрямую связанные с главными участниками, как, например, правительства Сербии и Хорватии в бывшей Югославии и правительства Армении и Азербайджана на Кавказе. Ещё более отдалённо связаны с конфликтом третьестепенные участники, находящиеся много дальше от реальных сражений, но имеющие цивилизационные узы с его участниками; таковыми, к примеру, являются Германия, Россия и исламские страны по отношению к бывшей Югославии и Россия, Турция и Иран — в случае армяно-азербайджанского спора. Эти участники третьего уровня часто оказываются стержневыми государствами своих цивилизаций. Диаспоры участников первого уровня — там, где они существуют, — также играют определённую роль в войнах по линиям разломов. Принимая во внимание, что обычно на первичном уровне непосредственно задействовано небольшое число людей и вооружений, то относительно скромная внешняя помощь, в виде денежных средств, оружия или добровольцев, часто способна оказывать существенное воздействие на исход войны. Ставки других участников конфликта — не те же самые, что у участников первого уровня. Наиболее активно и искренне участников первого уровня обычно поддерживают различные объединения в диаспорах, которые в высшей степени ревностно выступают за дело своих «родичей» и становятся «большими католиками, чем сам Папа Римский». Более сложна заинтересованность правительств стран второго и третьего уровня участия. Обычно они оказывают поддержку участникам первого уровня и, даже если они так не поступают, противостоящие группы подозревают их в подобных действиях, что оправдывает для последних помощь своим «родичам». Но, кроме того, правительства второго и третьего уровней заинтересованы в том, чтобы сдержать разрастание войны и самим не оказаться непосредственно в ней замешанными. Следовательно, одновременно поддерживая участников первого уровня, они также стремятся обуздать последних и вынудить их умерить свои амбиции. Обычно они ещё и пытаются вести переговоры со своими противниками второго и третьего уровней по другую сторону линии разлома и таким образом не допустить перерастания локальной войны в более крупную, в которую окажутся втянутыми стержневые государства. На рисунке 11.1 показаны взаимоотношения потенциальных участников войн по линии разлома. Не во всех случаях можно выделить полный спектр действующих лиц, но для ряда конфликтов, включая и те, что происходили в бывшей Югославии или в Закавказье, он выявлен, и едва ли не все войны по линиям разломов имели потенциальную возможность для эскалации и вовлечения в неё участников всех уровней.
Тем или иным образом, во все войны по линиям разломов в Советский Союз являлся главным участником афганской войны, а в годы после «Холодной войны» Россия была первостепенным участником в чеченской войне, второстепенным — в столкновениях в Таджикистане и третьестепенным — в войнах в бывшей Югославии. Индия выступала как основной участник в Кашмире и как второстепенный — на Шри-Ланке. Ведущие страны Запада являлись третьестепенными участниками в югославских столкновениях. Диаспоры играли большую роль по обе стороны затянувшейся борьбы между израильтянами и палестинцами, а также в поддержке армян, хорватов и чеченцев в их конфликтах. Через телевидение, факсы, электронную почту «постоянный контакт со своим бывшим отечеством вновь и вновь подкреплял диаспоры и иногда формировал их политику определённым образом; «бывшее» больше не имело того значения, какое в него вкладывали раньше» 17. В Кашмирской войне Пакистан открыто и недвусмысленно оказывал дипломатическую и политическую поддержку повстанцам и, согласно пакистанским военным источникам, оказывал помощь значительными денежными средствами и крупными поставками оружия, а также осуществлял обучение, материально-техническое обеспечение и предоставлял убежище. Он также подталкивал другие мусульманские правительства последовать своему примеру. Как сообщалось, к 1995 году мятежники получили подкрепление как минимум из 1200 муджахеддинов, которые прибыли из Афганистана, Таджикистана и Судана и были вооружены ракетами «Стингер» и другим оружием, которое американцы поставляли им для войны с Советским Союзом 18. Моро на Филиппинах В войне на Шри-Ланке между индуистскими тамильскими повстанцами и буддистским сингалезским правительством индийское правительство первоначально оказывало значительную помощь повстанцам, обучая их в южной Индии и передавая им оружие и деньги. В 1987 году, когда правительственные шри-ланкийские войска вот-вот должны были разгромить тамильских «тигров», индийское общественное мнение выразило протест против этого «геноцида», и индийское правительство стало по воздуху перебрасывать тамилам продовольствие, «по существу сигнализируя [президенту] Джайявардене, что Индия не намерена позволить ему сокрушить «тигров» силой оружия» 21. Затем индийское и шри-ланкийское правительства пришли к соглашению, что Шри-Ланка предоставит тамильским районам значительную автономию, а повстанцы сдадут оружие индийской армии. Для обеспечения соглашения Индия разместила на острове пятидесятитысячный воинский контингент, но «тигры» отказались сложить оружие, и индийские военные вскоре обнаружили, что оказались втянутыми в войну с партизанскими отрядами, которых они прежде поддерживали. Начиная с 1988 года, индийские войска выводились с острова. В 1991 году премьер-министр Индии Раджив Ганди был убит, если верить индийцам, сторонницей тамильских повстанцев, и отношение индийского правительства к восстанию трансформировалось во враждебное. Однако правительство было не в силах бороться с сочувствием повстанцам и их поддержкой со стороны 50 миллионов тамилов на юге Индии. Отражая это мнение, представители правительства штата Тамилнад, с явным пренебрежением к Нью-Дели, позволили тамильским «тиграм» действовать практически беспрепятственно вдоль 500-мильного побережья своего штата и переправлять через узкий Полкский пролив на Шри-Ланку снаряжение и оружие для повстанцев 22. Начиная с 1979 года, Советы, а затем Россия оказались вовлечены в три крупные войны вдоль линии разлома со своими мусульманскими соседями на юге: афганская война Мусульманские правительства Ближнего Востока возражали против военного вмешательства России. Иран, Пакистан и Афганистан все в большей мере поддерживали исламистскую оппозицию деньгами и оружием, помогали ей в обучении солдат. По сообщениям прессы, в 1993 году многие тысячи боевиков прошли подготовку у афганских муджахеддинов, и весной и летом 1993 года таджикские повстанцы предприняли из Афганистана несколько набегов через границу, убив при этом значительное число российских пограничников. Россия ответила размещением в Таджикистане ещё большего числа войск, а также осуществляя «массированный артиллерийский и миномётный» заградительный огонь и проводя воздушные атаки по целям в Афганистане. Однако арабские правительства снабдили повстанцев финансами, на которые те приобрели ракеты «Стингер» для противодействия авианалетам. К 1995 году Россия развернула в Таджикистане войска численностью в 250 тысяч человек и обеспечивала более половины средств, необходимых для поддержки правительства. С другой стороны, повстанцев активно поддерживали правительство Афганистана и другие мусульманские страны. Как указывал Барнетт Рубин, если международные организации или Запад не сумеют оказать существенную помощь либо Таджикистану, либо Афганистану, то первый окажется в полной зависимости от русских, а второй — от своих мусульманских цивилизационных собратьев. «Любой афганский полевой командир, который надеется на иностранную помощь, сегодня либо должен угождать желаниям арабских и пакистанских хозяев финансовых фондов, которые желают распространить джихад на Среднюю Азию, либо вынужден присоединиться к торговле наркотиками» 23. Прологом к третьей антимусульманской войне России, на Северном Кавказе с чеченцами, послужили столкновения в Более напряжённый и обширный пожар вспыхнул в декабре 1994 года, когда Россия предприняла полномасштабное военное наступление на Чечню. Лидеры двух православных республик, Грузии и Армении, поддержали действия России, в то время как украинский президент был «дипломатически вежлив и просто призвал к мирному урегулированию кризиса». Действия России также одобрили правительство православной Северной Осетии и Мусульмане в Российской Федерации поднялись в поддержку чеченцев. Хотя призывы ко всекавказской священной войне мусульман против России не дали результата, главы шести республик Волжско-Уральского региона потребовали от России прекратить военные действия, а представители мусульманских кавказских республик призвали к кампании гражданского неповиновения. Президент Чувашской республики освободил чувашских призывников от службы в частях, действующих против их собратьев-мусульман. «Наиболее мощные акции протеста против войны» имели место в двух соседних с Чечнёй республиках — Ингушетии и Дагестане. Ингуши нападали на российские войска во время движения последних к Чечне, что вызвало заявление российского министра обороны о том, что ингушское правительство «фактически объявило войну России»; нападения на российские войска происходили также и в Дагестане. Русские ответили обстрелами ингушских и дагестанских селений 28. Враждебность дагестанцев по отношению к русским возросла ещё больше, когда после чеченского рейда на город Кизляр в январе 1996 года русские разрушили деревню Первомайское. Борьбе своего народа помогала чеченская диаспора, которая по большей части была порождена российской агрессией против горских народов Кавказа в девятнадцатом веке. Диаспора организовывала сбор финансовых средств, приобретала оружие и набирала добровольцев для чеченских войск. Диаспора была особенно многочисленна в Иордании и Турции, что вынудило Иорданию занять решительно антироссийскую позицию и укрепило готовность Турции оказывать помощь чеченцам. В январе 1996 года, когда война перекинулась в Турцию, турецкое общественное мнение благожелательно отнеслось к захвату членами диаспоры парома с российскими туристами. С помощью кавказских лидеров турецкое правительство договорилось о разрешении этого кризиса, причём таким образом, что эта договренность ещё больше ухудшила и без того натянутые отношения между Турцией и Россией. Чеченское вторжение в Дагестан, ответ России и захват парома в начале 1996 года высветили возможность перерастания конфликта в более крупный конфликт между русскими и горскими народами по тем рубежам, война на которых десятилетиями шла в девятнадцатом столетии. «Северный КавказС— это пороховой погреб, — предупреждала в 1995 году Фиона Хилл, — где конфликт в одной республике обладает потенциальной возможностью воспламенить региональный пожар, который распространится за его границы на остальную Российскую Федерацию и спровоцирует вовлечение в него Грузии, Азербайджана, Турции и Ирана и их северокавказских диаспор. Как продемонстрировала война в Чечне, конфликт в регионе не так-то просто сдержать… и борьба выплёскивается на соседние с Чечнёй республики и области». С ней соглашается и российский аналитик, утверждая, что вдоль цивилизационных линий складываются «неформальные коалиции». «Христианские Грузия, Армения, Нагорный Карабах и Северная Осетия выстраиваются против мусульманских Азербайджана, Абхазии, Чечни и Ингушетии». Уже ведя войну в Таджикистане, Россия «идёт на риск оказаться втянутой в длительную конфронтацию с мусульманским миром» 29. В другой православно-мусульманской войне главными участниками были армяне Нагорно-Карабахского анклава и правительство и народ Азербайджана, при этом первые боролись за независимость от вторых. Правительство Армении выступало как второстепенный участник, а Россия, Турция и Иран были вовлечены в конфликт на третьих ролях. Кроме того, значительную роль играла многочисленная армянская диаспора в Западной Европе и в Северной Америке. Борьба началась в 1988 году, ещё до крушения Советского Союза, обострилась в течение В этой войне Турция выступала последовательным сторонником Азербайджана и противником армян. Из всех стран мира Турция стала первой, кто признал независимость какой-либо из неприбалтийских советских республик, и признала она независимость именно Азербайджана. На протяжении всего конфликта Турция оказывала финансовую и материальную помощь Азербайджану и осуществляла обучение азербайджанских солдат. Когда в Летом и осенью 1993 года армянское наступление, приближавшееся к иранской границе, вызвало дополнительные ответные действия со стороны как Турции, так и Ирана: ведь две эти страны соперничают между собой за влияние в Азербайджане и среди мусульманских государств Средней Азии. Турция выступила с заявлением, что наступление угрожает безопасности Турции, потребовала, чтобы армянские войска «немедленно и безусловно» были отведены с азербайджанской территории, и отправила подкрепления к границе с Арменией. Имеются сообщения, что через эту границу российские и турецкие войска обменялись артиллерийским огнём. Премьер-министр Турции Тансу Чиллер заявила, что если бы армянские войска вступили в азербайджанский анклав Нахичевань, находящийся рядом с Турцией, она обратилась бы к парламенту за объявлением войны. Иран также выдвинул к границе войска и ввёл их на территорию Азербайджана якобы для организации лагерей беженцев, спасающихся от армянского наступления. Действия иранцев, как сообщают, привели турок к убеждению, что они могли бы предпринять дополнительные шаги, которые не вызвали бы контрмер со стороны России и одновременно придали бы Турции новые стимулы для конкуренции с Ираном в обеспечении защиты Азербайджана. В конце концов кризис был разрешён в результате переговоров в Москве между лидерами Турции, Армении и Азербайджана, при этом американцы оказали давление на армянское правительство, а армянское правительство — на армян Нагорного Карабаха 31. Армяне, которые населяют маленькую, закрытую со всех сторон горами страну со скудными ресурсами, граничащую с враждебными тюркскими народами, на протяжении всей своей истории искали защиты у православных собратьев, у Грузии и России. Причём именно к России они относились как к старшему брату. Однако когда разваливался Советский Союз и армяне Нагорного Карабаха начали свой путь к независимости, режим Горбачёва отказал им в удовлетворении их требований и разместил в регионе войска, как считалось, для поддержания власти лояльного коммунистического правительства в Баку. После крушения Советского Союза эти соображения уступили место историческим и культурным соображениям, имеющим более продолжительную историю, и азербайджанцы стали обвинять российское правительство в том, что «оно развернулось на 180 градусов» и активно поддержало христианскую Армению. На самом деле военное содействие русских армянам началось раньше, ещё в СССР, когда армяне, к примеру, получали армейские звания выше и назначались в боевые части намного чаще, чем мусульмане. После начала войны 366-й мотострелковый полк российской армии, базировавшийся в Нагорном Карабахе, сыграл ведущую роль в армянской атаке на город Ходжалы, в котором, как заявлялось, было убито 1000 азербайджанцев. Впоследствии в боевых действиях также участвовали части российского спецназа. Зимой Поддержка армян Россией усилила российское влияние на Азербайджан. В июне 1993 года азербайджанский националистический лидер Абульфаз Эльчибей был свергнут в результате государственного переворота, его заменил бывший коммунист и предположительно пророссийски настроенный Гейдар Алиев. Алиев понял необходимость расположить к себе Россию, чтобы обуздать Армению. Он аннулировал отказ Азербайджана присоединиться к Содружеству Независимых Государств и позволил разместить на своей территории российские войска. Также он открыл для России возможность участия в международном консорциуме по разработке азербайджанской нефти. В ответ Россия взяла на себя обучение азербайджанских войск и оказала давление на Армению, чтобы та прекратила поддержку карабахских войск и убедила их отступить с азербайджанской территории. Оказывая нажим то на одну сторону, то на другую, Россия получила возможность добиваться результатов и в пользу Азербайджана, и противодействовать иранскому и турецкому влиянию в этой стране. Таким образом, российская помощь Армении не только содействовала укреплению её ближайшего союзника на Кавказе, но также ослабляла её главных мусульманских соперников в этом регионе. Не считая России, основным источником поддержки Армении была обширная, состоятельная и влиятельная диаспора в Западной Европе и в Северной Америке, которая включает в себя приблизительно 1 миллион армян в США и 450 тысяч во Франции. Их помощь деньгами и продовольствием помогла Армении пережить турецкую блокаду, они предоставили чиновников для армянского правительства и добровольцев для вооружённых сил. В середине Бывшая Югославия стала ареной самого сложного, самого запутанного и самого показательного комплекса войн по линии разлома, происходивших в начале Поддержка, которую оказывали второстепенные и третьестепенные участники конфликта, играла существенную роль в ходе войны, и меры сдерживания, которые навязывали эти же участники, сыграли существенную роль в прекращении войны. Хорватское и сербское правительства снабжали, соответственно, хорватов и сербов, сражавшихся в других республиках, оружием, продовольствием, финансами, предоставляли им убежище и — иногда — вооружённые силы своих народов. И сербы, и хорваты, и мусульмане получали солидную помощь от цивилизационных собратьев за пределами бывшей Югославии в виде денежных средств, оружия, продовольствия, Еоенного обучения и политической и дипломатической поддержки. На неправительственном первом уровне сербы и хорваты отличались, как правило, крайним экстремизмом в своём национализме, неуступчивостью в требованиях и наибольшей воинственностью в достижении своих целей. На втором уровне хорватское и сербское правительства вначале решительно поддерживали своих родичей на первом уровне, но собственные, более многообразные интересы заставили их играть посреднические и сдерживающие роли. Аналогичным образом, третьеуровневые российское, германское и американское правительства подталкивали правительства второго уровня, которые они поддерживали, в направлении сдерживания конфликта и поиска компромисса. Распад Югославии начался в 1991 году, когда Словения и Хорватия сделали первые шаги в сторону независимости и обратились к западноевропейским странам с просьбой о поддержке. Ответ Запада был определён Германией, а ответ Германии определялся, в основном, католическими взаимосвязями. Правительство в Бонне оказалось под нажимом — от него требовали действий немецкие католические церковные власти, партнёр по правящей коалиции — баварская партия Христианско-социалистический союз, газета «Франкфуртер альгемайне цайтунг» и другие средства массовой информации. Причём ключевую роль в формировании немецкого общественного мнения по вопросу признания Хорватии и Словении сыграли баварские СМИ. «Когда всерьёз началась война [с сербами], — отмечала Флора Льюис, — телевизионные репортажи для всей Германии предоставляло баварское телевидение, которое во многом находилось под сильным влиянием в высшей степени консервативного баварского правительства и уверенной в себе баварской католической церкви, имеющей тесные связи с церковью в Хорватии. Освещение событий было крайне предвзятым». Германское правительство испытывало заметные колебания, не решалось удовлетворить просьбы о признании, но, учитывая давление, которое на него оказывалось в немецком обществе, выбора у него фактически не было. «Решение о признании Хорватии в Германии было принято под нажимом общественного мнения, а не под давлением правительства». Германия оказала нажим на Европейский Союз, чтобы тот признал независимость Словении и Хорватии, а затем, обеспечив принятие этого решения, поспешила сама признать их, причём раньше, чем это сделал Союз в декабре 1991 года. «Всё время конфликта, — поделился в 1995 году своими наблюдениями один немецкий учёный, — Бонн рассматривал Хорватию и её главу Франьо Туджмана как протеже германской внешней политики; его сумасбродное поведение раздражает, но он по-прежнему может рассчитывать на неизменную поддержку Германии» 35. Австрия и Италия немедленно предприняли шаги по признанию двух новых государств, и их примеру очень быстро последовали другие западные страны, в том числе и Соединённые Штаты Америки. Ведущую роль в процессе также сыграл и Ватикан. Папа заявил, что Хорватия является «оплотом [западного] христианства», и поспешил с дипломатическим признанием двух государств раньше, чем то успел сделать Европейский Союз 36. Таким образом, Ватикан превратился в участника конфликта, что имело свои последствия в 1994 году, когда Папа планировал посетить с визитом три республики. Оппозиция со стороны Сербской православной церкви воспрепятствовала его приезду в Белград, а нежелание сербов гарантировать безопасность Папы привело к отмене его визита в Сараево. Тем не менее, Папа направился в Загреб, где его чествовал кардинал Алоизий Септинак. В годы Второй Мировой войны кардинал был тесно связан с фашистским хорватским режимом, который преследовал и безжалостно истреблял сербов, цыган и евреев. Заручившись гарантией независимости, Хорватия приступила к наращиванию численности своих вооружённых сил вопреки введённому в сентябре 1991 года эмбарго ООН на поставки оружия во все республики бывшей Югославии. Оружие текло в Хорватию из европейских католических стран, таких, как Германия, Польша и Венгрия, а также из латино-американских стран наподобие Панамы, Чили и Боливии. Когда война в 1991 году обострилась, экспорт испанского оружия, якобы «в основном контролируемый Opus Dei», за короткое время вырос в шесть раз, причём большая его часть, предположительно, находила дорогу в Любляну и Загреб. В 1993 году, как сообщалось, Хорватия закупила несколько МиГ–21 у Германии и Польши с ведома их правительств. В хорватские силы обороны влились сотни, а возможно, и тысячи добровольцев «из Западной Европы, хорватской диаспоры и католических стран Восточной Европы», которые изъявили желание сражаться в «крестовом походе против сербского коммунизма и исламского фундаментализма». Техническое содействие осуществляли профессионалы-военные из западных стран. Отчасти благодаря этой помощи со стороны родственных стран, хорваты оказались способны укрепить свои вооружённые силы и создать противовес югославской армии, в которой преобладали сербы» 37. Западная поддержка Хорватии выражалась также и в том, что Запад сквозь пальцы смотрел на этнические чистки и нарушения прав человека и законов и обычаев войны, в чём постоянно обвиняли сербов. Запад хранил молчание, когда в 1995 году переформированная хорватская армия предприняла наступление на сербов Краины, которые жили там веками, и изгнала сотни тысяч сербов в Боснию и Сербию. Хорватия также получала помощь от своей диаспоры. Богатые хорваты в Западной Европе и Северной Америки предоставляли денежные средства для закупки оружия и снаряжения. Объединения хорватов в США лоббировали интересы родины в Конгрессе и президентской администрации. Чрезвычайно важную роль сыграли 600 тысяч хорватов в Германии. Направив сотни добровольцев в хорватскую армию, «хорватские общины в Канаде, США, Австралии и Германии провели мобилизацию для защиты своей только что обретшей независимость родины» 38. В 1994 году США присоединились к усилиям по наращиванию хорватской военной мощи. Игнорируя серьёзные нарушения Хорватией введённого ООН эмбарго на ввоз оружия, США осуществляли военную подготовку хорватов и дали разрешение высокопоставленным отставным американским генералам консультировать их. Правительства США и Германии дали зелёный свет хорватскому наступлению на Краину в 1995 году. Американские военные советники участвовали в планировании этого проведённого в американском стиле наступления, при котором, по утверждениям хорватов, были использованы разведывательные данные, полученные с американских спутников-шпионов. Хорватия превратилась, как заявил один чиновник государственного департамента, «de facto в нашего стратегического союзника». Как утверждалось, такое развитие процесса отражает «перспективное предположение, что, в конечном счёте, в этой части мира будут господствовать две локальные силы — одна в Загребе, другая в Белграде; одна связана узами с Вашингтоном, другая входит в славянский блок, простирающийся до Москвы» 39. Югославские войны привели и к практически единодушному объединению православного мира на стороне Сербии. Русские националисты, армейские офицеры, парламентарии и лидеры православной церкви откровенно выражали свою поддержку Сербии, не стеснялись в поношении боснийских «турок» и в своём критическом отношении к империализму Запада и НАТО. Русские и сербские националисты действовали сообща, возбуждая в обеих странах оппозицию западному «новому мировому порядку». В значительной мере эти настроения разделяли и российские массы, причём летом 1995 года свыше 60 процентов москвичей, например, высказывались против воздушных ударов НАТО. Российские националистические группы в нескольких крупных городах с успехом вербовали молодых русских для участия в «деле славянского братства». По сообщениям, тысяча или больше русских, вместе с добровольцами из Румынии и Греции, вступили в вооружённые силы Сербии, чтобы сражаться с теми, кого они характеризовали как «католиков-фашистов» и «исламских активистов». Как сообщалось, в 1992 году русская часть «в казачьей форме» действовала в Боснии. В 1995 году русские служили в элитных подразделениях сербских войск, и, согласно докладу ООН, русские и греческие бойцы участвовали в сербском нападении на зону безопасности ООН возле Жепы 40. Несмотря на эмбарго на поставки оружия, православные друзья снабжали Сербию оружием и боевой техникой, в которых та нуждалась. В начале 1993 года российские военные и разведывательные организации продали сербам на 300 миллионов долларов танки Т–55, ракеты и зенитные управляемые ракеты. Как сообщалось, в Сербию отправились русские военные специалисты — для обслуживания этой техники и для обучения сербов пользованию ей. Сербия приобретала оружие и у других православных стран, причём «наиболее деятельными» поставщиками были Румыния и Болгария, источником оружия служила также и Украина. Кроме того, российские миротворческие войска в Восточной Славонии переправляли поставки ООН сербам, облегчали передвижение сербских военных и помогали сербским войскам приобретать оружие 41. Несмотря на экономические санкции, Сербия оказалась в состоянии перенести их, благодаря широкомасштабному контрабандному ввозу топлива и других товаров из Тимишоары, где контрабанда была организована румынскими государственными служащими, и из Албании, где пункт переброски организовали сначала итальянские, а затем греческие компании с попустительства правительства Греции. Продовольствие, химические препараты, компьютеры и другие товары из Греции поступали в Сербию через Македонию, и через Македонию же проходил сравнимый по объёму с этими поставками сербский экспорт 42. Сочетание соблазна в виде долларов и сочувствия к собратьям по культуре превратили в посмешище экономические санкции ООН против Сербии, точно так же, как это произошло и с введённым ООН эмбарго на поставки оружия во все республики бывшей Югославии. На протяжении всех югославских войн греческое правительство дистанциировалось от мероприятий, одобренных западными членами НАТО, выступало против военных действий в Боснии, поддерживало сербов в Организации Объединённых Наций и лоббировало отмену экономических санкций против Сербии. В 1994 году премьер-министр Греции Андреас Папандреу, подчёркивая важность православного родства с Сербией, публично подверг нападкам Ватикан, Германию и Европейский Союз за поспешность в осуществлении ими дипломатического признания Словении и Хорватии в конце 1991 года 43. Как глава третьестепенного участника конфликта, Борис Ельцин оказался под перекрёстным давлением: с одной стороны, он желал сохранить, расширить и с выгодой использовать хорошие отношения с Западом, а с другой — помочь сербам и обезоружить свою политическую оппозицию, которая регулярно обвиняла его в постоянных уступках Западу. Последнее стремление взяло верх; российская дипломатическая поддержка сербов была постоянной и последовательной. В 1993 и 1995 годах российское правительство энергично выступало против введения строгих экономических санкций против Сербии, российский парламент проголосовал практически единогласно в пользу отмены действовавших санкций против Сербии. Россия также постоянно добивалась ужесточения эмбарго на поставки оружия мусульманам и применения экономических санкций против Хорватии. В декабре 1993 года Россия настаивала на ослаблении экономических санкций с тем, чтобы ей разрешили поставить в Сербию на зиму природный газ; это предложение было заблокировано США и Великобританией. В 1994 году и год спустя Россия твёрдо выступила против воздушных ударов НАТО по боснийским сербам. Во второй половине года российская Дума почти единодушно осудила бомбардировки и потребовала ухода в отставку министра иностранных дел Андрея Козырева за его неэффективную защиту российских национальных интересов на Балканах. Также в 1995 году Россия обвинила НАТО в «геноциде» в отношении сербов, а президент Ельцин предупредил, что продолжение бомбардировок коренным образом скажется на сотрудничестве России с Западом, включая её участие в программе НАТО «Партнёрство во имя мира». «Как мы можем заключать соглашение с НАТО, — спрашивал он, — когда НАТО бомбит сербов?» Запад, очевидно, использовал двойные стандарты: «Почему тогда, когда нападают мусульмане, против них не предпринимают никаких действий? Или когда нападают хорваты?» 44. Россия также последовательно противодействовала попыткам временно приостановить действие эмбарго на поставки оружия в бывшие республики Югославии, которое сказывалось, главным образом, на боснийских мусульманах, и регулярно предпринимала усилия для ужесточения этого эмбарго. Различными способами Россия использовала своё положение в ООН и в других международных организациях для защиты сербских интересов. В декабре 1994 года она наложила вето на резолюцию Совета Безопасности ООН, выдвинутую мусульманскими странами, которая запретила бы переброску топлива из Сербии боснийским и хорватским сербам. В апреле 1994 года Россия заблокировала резолюцию ООН, осуждавшую сербов за проведение этнических чисток. Она также помешала назначению представителя какой-либо страны НАТО на должность обвинителя ООН по военным преступлениям Самым широким и наиболее эффективным цивилизационным фронтом выступил мусульманский мир, вставший на сторону боснийских мусульман. Борьбе боснийцев повсюду в мусульманских странах оказывалась широкая поддержка; помощь боснийцам поступала из многочисленных источников, как общественных, так и частных; мусульманские правительства, среди которых особо выделялись Иран и Саудовская Аравия, соперничали друг с другом в предоставлении различной помощи, заодно стремясь добиться за счёт неё политического влияния. Суннитские и шиитские, фундаменталистские и сугубо светские, арабские и неарабские мусульманские страны от Марокко до Малайзии — всё сплотились воедино в поддержку Боснии. Мусульманская помощь боснийцам проявлялась по-разному: начиная от гуманитарной помощи (включая собранные в Саудовской Аравии в 1995 году 90 миллионов долларов) и дипломатического содействия и значительной военной помощи вплоть до актов насилия, как, например, убийство в 1993 году исламскими экстремистами двенадцати хорватов в Алжире — «в ответ на гибель наших мусульманских братьев по вере, которым перерезали горло в Боснии» 46. Единение мусульман в поддержку Боснии имело значительное влияние на ход войны. Без него боснийское государство могло и не выжить; оно сыграло существенную роль в успехах боснийцев по возвращению районов, потерянных после первоначальных сокрушительных побед сербов. В значительной мере это цивилизационное единение послужило стимулом к исламизации боснийского общества и отождествлению боснийских мусульман с мировым исламским сообществом. И благодаря ему у США появилась причина с сочувствием отнестись к нуждам боснийцев. И по отдельности, и сообща мусульманские правительства постоянно выражали свою солидарность с боснийскими собратьями по вере. В 1992 году инициативу проявил Иран, определивший эту войну как религиозный конфликт с сербами-христианами, повинными в геноциде в отношении боснийских мусульман. Взяв на себя лидерство, как отмечал Фуад Аджами, Иран «сделал первый взнос в расчёте на признательность боснийского государства» и, показав пример для подражания, подтолкнул к действию другие мусульманские страны, такие как, например, Турция и Саудовская Аравия. С подачи Ирана Организация исламской конференции (ОИК) поставила на рассмотрение боснийский вопрос и создала группу для его лоббирования в ООН. В августе 1992 года на Генеральной ассамблее ООН исламские представители осудили якобы имевший место геноцид и от имени ОИК Турция поставила на обсуждение резолюцию, призывавшую к военному вмешательству согласно Статье 7 Устава ООН. В начале 1993 года мусульманские страны установили предельный срок, к которому Запад должен был предпринять действия для защиты боснийцев и после истечения которого они сочтут себя свободными от обязательств не поставлять оружие в Боснию. В мае 1993 года ОИК осудила разработанный западными странами и Россией план, направленный на обеспечение зон безопасности для мусульман и на контроль границы с Сербией, но не предусматривающий никакого военного вмешательства. ОИК потребовала отмены эмбарго на поставки оружия, применения силы в отношении сербского тяжёлого вооружения, активного патрулирования сербской границы и включения в миротворческие силы войск, выделенных мусульманскими государствами. В следующем месяце ОИК, преодолев возражения Запада и России, добилась от Конференции ООН по правам человека одобрения резолюции, осудившей сербскую и хорватскую агрессию и призвавшей отказаться от эмбарго на поставки оружия. В июле 1993 года, к некоторому замешательству Запада, ОИК предложила предоставить в распоряжение ООН 18-тысячный корпус миротворческих войск, причём солдаты должны были быть из Ирана, Турции, Малайзии, Туниса, Пакистана и Бангладеш. США отвергли кандидатуру Ирана, а сербы яростно возражали против турецких войск. Тем не менее, летом 1994 года последние прибыли в Боснию, и к 1995 году силы ООН по поддержанию мира численностью в 25 тысяч человек включали 7 тысяч солдат из Турции, Пакистана, Малайзии, Индонезии и Бангладеш. В августе 1993 года делегация ОИК, возглавляемая министром иностранных дел Турции, оказывала закулисное давление на Бутроса Гали и Уоррена Кристофера в пользу экстренных воздушных ударов НАТО, чтобы защитить боснийцев от атак сербов. Западу не удалось этого сделать, что, как сообщалось, создало серьёзную напряжённость между Турцией и её союзниками по НАТО 47. Впоследствии премьер-министры Турции и Пакистана совершили преданный широкой гласности визит в Сараево, которым стремились подчеркнуть поддержку мусульман, а ОИК вновь повторила свои требования о военной помощи боснийцам. Летом 1995 года неспособность Запада защитить зоны безопасности от нападений сербов привела к тому, что Турция санкционировала военное содействие Боснии и подготовку боснийских войск, Малайзия взяла на себя обязательство продать Боснии оружие в нарушение международного эмбарго, а Объединённые Арабские Эмираты согласились предоставить денежные средства для военных и гуманитарных целей. В августе 1995 года министры иностранных дел девяти стран — членов ОИК объявили недействительным эмбарго ООН на поставку оружия, и в сентябре пятьдесят два члена ОИК одобрили экономическую помощь боснийцам и поставки им оружия. Хотя никакая другая проблема не обернулась более единодушной поддержкой во всём исламском мире, особый резонанс положение боснийских мусульман вызывало в Турции. Фактически вплоть до 1878 года (а до 1908 года — на бумаге) Босния являлась частью Османской империи, и боснийские иммигранты и беженцы составляют примерно 5 процентов населения Турции. Турецкий народ в подавляющем большинстве выражал сочувствие боснийскому делу и возмущался очевидной неспособностью Запада защитить боснийцев, чем не замедлила с выгодой воспользоваться оппозиционная правительству Исламская партия благоденствия. В свою очередь, официальные лица делали упор на особую ответственность Турции по отношению к балканским мусульманам, и правительство постоянно подталкивало ООН к военной интервенции для спасения боснийских мусульман 48. До сих пор самая важная поддержка, оказанная уммой боснийским мусульманам, заключалась в военной помощи: оружие, деньги на его закупку, военная подготовка и добровольцы. Сразу же после начала войны боснийское правительство пригласило муджахеддинов, и общая численность добровольцев, как сообщалось, достигла 4000 — их было больше, чем иностранцев, сражавшихся за сербов или хорватов. В их число входили части из иранских «республиканских стражей» и множество тех, кто воевал в Афганистане. Среди них были уроженцы Пакистана, Турции, Ирана, Алжира, Саудовской Аравии, Египта и Судана, плюс албанские и турецкие гастарбайтеры из Германии, Австрии и Швейцарии. Многих добровольцев отправили саудовские религиозные организации; две дюжины саудовцев были убиты в самые первые месяцы войны в 1992 году; а раненых боевиков обратно в Джидду для лечения перевозила по воздуху Всемирная ассамблея мусульманской молодёжи. Осенью 1992 года для обучения боснийской армии прибыли партизаны из шиитского ливанского движения «Хезболлах», в последующем обучением занимались в основном иранские «республиканские стражи». Весной 1994 года западная разведка сообщила, что отряд иранских «республиканских стражей» численностью в 400 человек организует экстремистские партизанские и террористические подразделения. «Иранцы, — как заявил американский чиновник, — рассматривают эту ситуацию как способ проникнуть в мягкое подбрюшье Европы». Согласно ООН, муджахеддины обучили для специальных исламских бригад Богатые страны уммы, возглавляемые Саудовской Аравией и Ираном, выделили огромные денежные средства для наращивания боснийской военной мощи. В первые месяцы войны в 1992 году саудовское правительство и частные лица собрали 150 миллионов долларов для помощи боснийцам, якобы на гуманитарные цели, но известно, что использовали эти деньги в основном для военных надобностей. По сообщениям прессы, за два первых года войны боснийцы получили вооружений на общую сумму в 160 миллионов долларов. В период Деньги, люди, помощь в военной подготовке и оружие из Ирана, Саудовской Аравии, Турции и других мусульманских стран дали возможность боснийцам превратить то, что все называли армией «сброда», в достаточно хорошо оснащённые и обученные вооружённые силы. К зиме 1994 года зарубежные наблюдатели сообщали о впечатляющем росте организационной связности и боевой эффективности боснийской армии 51. Пустив в ход новообретённую военную мощь, боснийцы нарушили соглашение о прекращении огня и предприняли успешное наступление, сначала против хорватского ополчения, а затем, позже, весной, против сербов. Осенью 1994 года боснийский Пятый корпус выдвинулся из зоны безопасности ООН у Бихача и отбросил сербские войска, одержав самую крупную на то время боснийскую победу и вернув себе значительную территорию, прежде занятую сербами. Последних стесняло введённое президентом Милошевичем эмбарго на оказание помощи. В марте 1995 года боснийская армия вновь нарушила перемирие и начала крупное наступление возле Тузлы, за которым в июне последовало наступление в районе Сараево. Поддержка мусульманских собратьев оказалась необходимым и решающим фактором, позволившим боснийскому правительству осуществить эти изменения в балансе вооружённых сил в Боснии. Война в Боснии являлась войной цивилизаций. Три главных участника принадлежали к различным цивилизациям и исповедывали разные религии. За одним частичным исключением, участники второго и третьего уровней в точности следовали цивилизационной модели. Мусульманские страны и организации повсеместно сплачивались в поддержку боснийских мусульман и противостояли хорватам и сербам. Православные страны и организации во всём мире поддерживали сербов и противостояли хорватам и мусульманам. Западные правительства и элиты оказывали содействие хорватам, жестоко критиковали сербов и были в общем-то индифферентны к мусульманам или опасались их. По мере продолжения войны ненависть и раскол между группами углублялись, а их религиозные и цивилизационные идентичности усиливались, причём наиболее заметно — у мусульман. Общие уроки боснийской войны состоят, во-первых, в том, что главные участники войн по линии разлома могут рассчитывать на получение помощи — которая может быть значительной — от своих цивилизационных собратьев; во-вторых, в том, что подобная помощь может оказать существенное влияние на ход войны; и в-третьих, в том, что правительства и народы одной цивилизации не тратят ни материальных, ни человеческих ресурсов для того, чтобы помогать вести войну по линии разлома народу, принадлежащему к другой цивилизации. Единственным частичным исключением в этом цивилизационном раскладе были Соединённые Штаты Америки, чьи лидеры на словах склонялись на сторону мусульман. Однако на практике их поддержка была ограничена. Администрация Клинтона одобрила использование американской воздушной мощи, но не наземных войск для защиты зон безопасности ООН и настаивала на отмене эмбарго на поставки оружия. Она не оказывала серьёзного нажима на своих союзников, чтобы те поддержали отмену эмбарго, но закрывала глаза как на поставки Ираном оружия боснийцам, так и на финансирование саудовцами закупок боснийцами вооружений, а в 1994 году Соединённые Штаты Америки прекратили следить за соблюдением эмбарго 52. Подобными действиями США восстановили против себя своих союзников и вызвали серьёзный — как многие посчитали — кризис в НАТО. После подписания Дейтонских соглашений США дали согласие сотрудничать с Саудовской Аравией и другими мусульманскими странами в обучении и в обеспечении оружием и боевой техникой боснийских вооружённых сил. Таким образом, возникает вопрос: почему во время и после войны именно Соединённые Штаты оказались единственной страной, которая нарушила цивилизационную модель, и стали единственной немусульманской страной, отстаивавшей интересы боснийских мусульман и действовавшей от их имени вместе с мусульманскими странами? Что объясняет эту аномалию? Один из возможных ответов заключается в том, что на самом деле это не аномалия, а, скорее, тщательно просчитанная цивилизационная realpolitik. Встав на сторону боснийцев и предлагая, пусть безуспешно, отменить эмбарго, США стремились уменьшить влияние фундаменталистских мусульманских стран, подобных Ирану и Саудовской Аравии, на прежде светских и европейски ориентированных боснийцев. Однако если таковы были их мотивы, почему США не возражали против иранской и саудовской помощи и почему с большей энергичностью не добивались отмены эмбарго, что узаконило бы помощь Запада? Почему американские официальные лица публично предупреждали об опасности исламского фундаментализма на Балканах? Альтернативным объяснением поведения Америки является то, что правительство США находилось под давлением своих друзей в исламском мире, среди которых наиболее заметны Турция и Саудовская Аравия, и соглашалось с их просьбами, чтобы сохранить с ними хорошие отношения. Однако коренятся эти отношения в общих интересах, не имеющих отношения к Боснии, и маловероятно, чтобы существующие связи претерпели существенный ущерб Хотя соображения цивилизационной realpolitik и способны были сыграть некоторую роль в формировании американского курса, Американская элита также с благосклонностью отнеслась к боснийцам, потому что ей импонировала идея мультикультурной страны, и на ранних стадиях войны боснийское правительство с успехом эксплуатировало этот образ. На протяжении войны американская политика оставалась неизменно связанной с многоэтнической Боснией, вопреки тому факту, что боснийские сербы и боснийские хорваты в подавляющем большинстве отвергали подобное государственное устройство. Несмотря на то, что создание многоэтнического государства со всей очевидностью невозможно, если — как полагали американцы — одна этническая группа проводит геноцид по отношению другой, в умах американской элиты эти противоречивые представления мирно уживались, рождая глубокое сочувствие борьбе боснийцев. Американский идеализм, страсть к морализированию, гуманистические инстинкты, наивность и невежество относительно Балкан привели, таким образом, к тому, что Америка заняла позицию пробоснийскую и антисербскую. В то же время Босния не представляла существенного интереса с точки зрения обеспечения безопасности США и между этими странами отсутствовала какая-либо культурная связь, поэтому у правительства США не было причин предпринимать сколько-нибудь значительные шаги для помощи боснийцам, за исключением того, чтобы позволить иранцам и саудовцам вооружать их. Не желая признавать войну таковой, какая она была, американское правительство оттолкнуло своих союзников, затянуло кровопролитие и содействовало появлению на Балканах мусульманского государства, на которое значительное влияние имеет Иран. В конечном счёте боснийцы испытывали только горечь и разочарование по отношению к США, которые рассуждали возвышенно, но помогали мало, и глубочайшую благодарность к своим мусульманским собратьям, которые предоставили деньги и оружие, ставшие залогом выживания и важных военных побед. «Босния — это наша Испания», — заметил Бернар-Анри Леви, а саудовский редактор согласился: «Война в Боснии и Герцеговине превратилась в эмоциональный эквивалент борьбы с фашизмом во время гражданской войны в Испании. Тех, кто там погиб, почитают за мучеников, которые старались спасти своих собратьев-мусульман» 54. Сравнение вполне уместно. По возрасту цивилизаций Босния — для всех Испания. Гражданская война в Испании шла между политическими системами и идеологиями, а боснийская война — война между цивилизациями и религиями. Демократы, коммунисты и фашисты отправлялись в Испанию, чтобы сражаться плечом к плечу со своими идейными товарищами, и демократические, коммунистические и — наиболее активно — фашистские правительства оказывали помощь сражающимся сторонам. Войны в Югославии продемонстрировали схожий пример разнообразной внешней поддержки со стороны западных христиан, православных и мусульман в интересах своих цивилизационных родственников. В процесс оказания помощи оказались глубоко вовлечены ведущие державы православия, ислама и Запада. После четырёх лет сражений, с победой сил Франко, гражданская война в Испании окончательно завершилась. Войны среди религиозных общин на Балканах, возможно, стихнут и даже на время приостановятся, но, вероятно, ни одна сторона не одержит полную победу, и никакая победа не будет означать конца вражде. Гражданская война в Испании стала прелюдией ко Второй Мировой войне. Боснийская война является наиболее кровавым эпизодом в продолжающемся столкновении цивилизаций. Прекращение войн по линиям разлома«Все войны должны кончаться», — таков традиционный образ мыслей. Верно ли подобное суждение в случае войн, которые идут вдоль цивилизационных разломов? И да, и нет. На Войну, идущую по линии разлома, возможно прекратить хотя бы на время; обычно это зависит от двух факторов. Первый — истощение главных участников. В Для достижения временной паузы также требуется наличие второго фактора: вовлечённость участников неглавных уровней, заинтересованных в урегулировании и обладающих значительным политическим весом, чтобы свести вместе воюющие стороны. Войны по линиям разломов почти никогда не удаётся остановить непосредственными переговорами между одними только главными участниками и крайне редко — при посредничестве незаинтересованных сторон. Для главных участников чрезвычайно сложно сесть за стол переговоров и начать продуктивное обсуждение с тем, чтобы рассчитывать на какую-то форму прекращения огня — слишком велика культурная дистанция между ними, слишком сильна взаимная ненависть и жестокость. На первом месте продолжают оставаться лежащие в основе конфликта политические проблемы — кто и на каких условиях какую территорию и каких людей контролирует, — и это обстоятельство мешает достичь согласия по более узким вопросам. Войны по линиям разлома прекращают вовсе не бескорыстные личности, группы или организации, а заинтересованные второстепенные и третьестепенные участники конфликта, которые объединились в поддержку родственных им главных участников и которые имеют, с одной стороны, возможность вести переговоры о соглашениях со своими противниками и, с другой стороны, средства оказать воздействие на своих цивилизационных родичей, чтобы те приняли эти соглашения. В то время как сплочение обостряет и затягивает войну, оно, как правило, является также необходимым, хотя и недостаточным условием для ограничения и приостановления войны. Страны, участвующие в конфликте на втором и третьем уровнях, обычно не хотят превращаться в воюющие стороны первого уровня, и, следовательно, стараются удержать войну под контролем. Интересы у них также более разнообразны, чем у основных участников, которые сосредоточены исключительно на войне, и в своих взаимоотношениях друг с другом у этих стран есть и другие насущные вопросы. Следовательно, на каком-то этапе они, вероятно, придут к выводу, что в их интересах остановить вооружённую борьбу. Поскольку они поддержали своего цивилизационного родича, то у них имеются рычаги воздействия на него. Таким образом, те, кто оказывал поддержку воюющей стороне, превращаются в тех, кто стремится сдержать и обуздать войну. Эскалация войн, в которых не принимают участия второстепенные и третьестепенные стороны, менее вероятна по сравнению с прочими, но и остановить их труднее; таковыми являются войны между группами, принадлежащими к разным цивилизациям, в которых недостаёт стержневых государств. Отдельные проблемы возникают и в тех случаях войн по линиям разломов, которые представляют собой восстание в пределах признанного государства или конфликт с недостаточным числом сплотившихся стран-родичей. Чем дольше длится восстание, тем безмернее становятся аппетиты его участников, от автономии в каком-то виде — к полной независимости, на что правительство отвечает отказом. Обычно в качестве первого шага по урегулированию конфликта, правительство выдвигает требование, чтобы повстанцы сложили оружие, от чего отказываются уже восставшие. Правительство, вполне естественно, оказывает противодействие привлечению участников извне в то, что оно рассматривает как сугубо внутреннюю проблему, связанную с «преступными элементами». Характеристика происходящего как внутреннего дела страны служит для других государств оправданием тому, чтобы держаться в стороне от войны, как то имело место в случае западных держав и Чечни. Подобные проблемы осложняются в том случае, если у участвующих в конфликте цивилизаций отсутствуют стержневые страны. Например, война в Судане, которая началась в 1956 году, была приостановлена в 1972 году, когда участники конфликта оказались истощены, и Всемирный совет церквей и Всеафриканский совет церквей — практически единственное в своём роде достижение неправительственных международных организаций — с успехом заключили Аддис-Абебское соглашение, предоставлявшее самоуправление Южному Судану. Тем не менее, десять лет спустя правительство аннулировало соглашение, война возобновилась, требования восставших стали больше, позиция правительства ужесточилась, и переговорные усилия по очередной приостановке боевых действий потерпели неудачу. Ни в арабском мире, ни в Африке нет стержневых государств, имеющих определённые интересы и обладающих необходимым влиянием, чтобы оказывать давление на участников конфликта. Посреднические усилия Джимми Картера и ряда африканских лидеров не принесли успеха, как и старания комитета восточно-африканских стран в составе Кении, Эритреи, Уганды и Эфиопии. Соединённые Штаты, которые с Суданом находятся в глубоко враждебных отношениях, не могли ни действовать напрямую, ни обратиться с просьбой взять на себя посредническую миссию ни к Ирану, ни к Ираку, ни к Ливии, имеющим тесные связи с Суданом; следовательно, в сократившемся списке оставалась лишь Саудовская Аравия, но саудовское влияние на Судан тоже было ограниченным 56. В общем, чтобы переговоры о прекращении огня были успешны, к ним одновременно и в равной мере должны быть привлечены второстепенные и третьестепенные участники с обеих сторон. Тем не менее, в некоторых обстоятельствах одно-единственное стержневое государство может оказаться достаточно влиятельным, чтобы добиться прекращения войны. В 1992 году Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ) предприняло попытку посредничать в армяно-азербайджанской войне. В специально созданный комитет, так называемую Минскую группу, вошли главные, второстепенные и третьестепенные участники конфликта (армяне Нагорного Карабаха, Армения, Азербайджан, Россия, Турция), плюс Франция, Германия, Италия, Швеция, Чехия, Беларусь и США. Не считая США и Франции, где есть заметная армянская диаспора, остальные страны были мало заинтересованы в результате переговоров, а их способность добиться окончания боевых действий была мала или отсутствовала вовсе. Когда два третьестепенных участника, Россия и Турция, совместно с США согласовали план урегулирования, его отвергли армяне Нагорного Карабаха. Однако Россия независимо выступила спонсором длительного ряда переговоров в Москве между Арменией и Азербайджаном, которые «создали альтернативу Минской группе, и… потому усилия международного сообщества пропали втуне» 57. В конце концов, после того, как главные соперники истощили силы и русские заручились поддержкой переговоров со стороны Ирана, усилия России привели к заключению соглашения о прекращении огня. Как второстепенные участники, Россия и Иран также действовали сообща в имевших переменный успех попытках достичь прекращения огня в Таджикистане. Россия сохранит своё присутствие в Закавказье, и у неё будут средства для обеспечения соблюдения договора о прекращении огня, заключённого при её участии, до тех пор, пока она в нём заинтересована. Положение США по отношению к Боснии совершенно иное. Дейтонские договорённости основывались на предложениях, которые были разработаны контактной группой заинтересованных стержневых государств (Германии, Великобритании, Франции, России и США), но для разработки окончательного соглашения не была привлечена ни одна страна из числа участвовавших в войне на третьем уровне, а два из трёх главных участников войны оказались на обочине переговорного процесса. Обеспечение соглашения возлагается на силы НАТО, в которых ведущую роль играют американцы. Если США выведут из Боснии свои войска, ни у европейских держав, ни у России не будет мотивировки для продолжения выполнения соглашения, и у боснийского правительства, сербов и хорватов, как только они восстановят свои силы, будут развязаны руки для возобновления войны, а сербское и хорватское правительства будет одолевать искушение воспользоваться возможностью воплотить в жизнь свои мечты о Великой Сербии и Великой Хорватии. Роберт Путнэм придавал большое значение тому, в какой степени переговоры между государствами являются «играми на двух уровнях», в которых дипломаты ведут переговоры одновременно с избирателями в своих странах и со своими коллегами из другой страны. В аналогичном анализе Хантингтон показал, что реформаторы в авторитарном правительстве, договаривающиеся с умеренными оппозиционерами о переходе к демократии, должны вести переговоры со сторонниками жёсткой линии в правительстве или противостоять им, в то время как умеренные должны вести себя схожим образом по отношению к радикалам в оппозиции 58. В эти игры на двух уровнях вовлечено как минимум четверо участников, и между ними складываются по меньшей мере три, а чаще четыре связи. Однако усложнённая война по линии разлома является игрой на трёх уровнях, про меньшей мере с шестью участниками и по меньшей мере с семью связями между ними (см. рисунок 11.1). Горизонтальные связи через линию разлома существуют между парами основных, второстепенных и третьестепенных участников. Вертикальные связи существуют между участниками на различных уровнях в рамках каждой цивилизации. Следовательно, для достижения прекращения боевых действий в войне в случае «полной модели», вероятно, требуется, чтобы:
Процесс мирного урегулирования ситуации в Боснии включал в себя все эти элементы. Для выработки соглашения усилиям отдельных действующих сторон — Соединённым Штатам Америки, России, Европейскому Союзу — заметно недоставало успеха. Западным державам не хотелось включать Россию в процесс достижения мира как полноправного партнёра. Русские энергично возражали против своего неучастия, приводя те доводы, что их связывают с сербами исторические узы и что они непосредственно заинтересованы в Балканах, причём больше, чем какая-либо другая великая держава. Россия настаивала на своей роли полноправного игрока в усилиях по разрешению конфликта и решительно осуждала «стремление со стороны США диктовать собственные условия». Необходимость включить русских в мирный процесс стала очевидна в феврале 1994 года. Без консультаций с Россией НАТО предъявило боснийским сербам ультиматум: вывести тяжёлые вооружения из района вокруг Сараево, в противном случае по ним будут нанесены воздушные удары. Сербы не поддавались этому требованию, и вооружённое столкновение с НАТО казалось весьма вероятным. Ельцин предупредил, что «кое-кто пытается разрешить боснийский вопрос без участия России» и что «мы этого не позволим». Затем российское правительство перехватило инициативу и уговорило сербов на отвод тяжёлого вооружения, при условии, что Россия разместит в районе Сараево войска по поддержанию мира. Этот удачный дипломатический ход предотвратил эскалацию насилия, продемонстрировал Западу влияние России на сербов, российские войска оказались в самом сердце спорного района между боснийскими мусульманами и сербами 59. Посредством этого маневра Россия действенным образом подкрепила своё требование на «равное партнёрство» с Западом в отношении Боснии. Однако в апреле НАТО, без консультаций с Россией, вновь санкционировало бомбардировку сербских позиций. Этот шаг вызвал негативную реакцию всего российского политического истеблишмента и усилил националистическую оппозицию Ельцину и Козыреву. Немедленно после этого имеющие отношение к поискам мира третьестепенные страны — Великобритания, Франция, Германия, Россия и США — сформировали контактную группу для выработки условий перемирия. В июне 1994 года группа предложила план, по которому 51 процент Боснии передавался мусульманско-хорватской федерации, а 49 процентов — боснийским сербам и который заложил основу для последующих Дейтонских соглашений. На следующий год оказалось необходимым разработать договорённости по участию российских войск в обеспечении выполнения Дейтонских соглашений. Теперь нужно было склонить к принятию договорённостей, согласованных между третьестепенными участниками, второстепенных и основных действующих лиц. Американцы, как сказал российский дипломат Виталий Чуркин, должны были оказать нажим на боснийцев, немцы — на хорватов, а русские — на сербов 60. На ранних стадиях югославских войн Россия пошла на наиболее важную уступку, согласившись на введение экономических санкций против Сербии. Как родственная страна, которой сербы могли доверять, Россия также иногда была способна сдерживать сербов и оказывать на них давление, чтобы заставить тех пойти на компромисс, от которого они иначе отказались бы. В 1995 году, например, Россия вместе с Грецией обратилась с просьбой к боснийским сербам гарантировать освобождение голландских миротворцев, которых те удерживали в качестве заложников. Тем не менее, при благоприятной возможности боснийские сербы нарушали соглашения, которые заключали под нажимом России, и, таким образом, создавали проблемы для России, которую обвиняли в неспособности контролировать своего цивилизационного родича. В апреле 1994 года, например, Россия добилась от боснийских сербов отказа от нападений на Горажде, но сербы нарушили договорённость. Русские пришли в бешенство: как заявил один российский дипломат, боснийские сербы «помешались на войне»; Ельцин настаивал на том, что «сербское руководство должно выполнить обязательства, данные им России», и Россия сняла свои возражения против авиационных ударов НАТО 61. Поддерживая и усиливая Хорватию, Германия и другие западные страны имели возможность воздействовать на поведение Хорватии. Президент Туджман был глубоко озабочен тем, чтобы его католическая страна была принята как европейская и её допустили в европейские организации. Западные державы воспользовались и дипломатической, и экономической, и военной поддержкой, которую они оказывали Хорватии, и хорватским желанием быть принятой в «клуб» и сумели вынудить Туджмана пойти на компромисс по многим вопросам. В марте 1995 года до сведения Туджмана было доведено, что если он хочет стать частью Запада, то должен дать согласие на пребывание в Крайне сил безопасности ООН. «Для Туджмана очень важно присоединиться к Западу, — говорил один европейский дипломат. — Он не хочет, чтобы его оставили наедине с сербами и русскими». Когда войска Туджмана захватили ряд населённых сербами территорий в Крайне и в других местах, его предупредили о недопустимости этнических чисток и потребовали воздержаться от продолжения наступления на Восточную Славонию. По другому спорному вопросу хорватам было заявлено, что если они не присоединятся к федерации с мусульманами, то, как выразился один американский чиновник, «для них двери на Запад будут закрыты навсегда» 62. В качестве основного внешнего источника финансовой подпитки Хорватии Германия занимала особенно надёжную позицию для оказания влияния на поведение хорватов. Тесные взаимосвязи, которые установили с Хорватией США, также помогали удерживать Туджмана, по крайней мере, на протяжении 1995 года, от претворения в жизнь его неоднократно высказанного желания разделить Боснию и Герцеговину между Хорватией и Сербией. В отличие от России и Германии, США недоставало культурной общности с Боснией, следовательно, слабая позиция не позволяла им оказывать давление на мусульман, чтобы склонить тех к компромиссу. Кроме того, если оставить в стороне риторические пассажи, США помогали боснийцам единственно тем, что закрывали глаза на поставки оружия Ираном и другими мусульманскими государствами в обход эмбарго. А значит, боснийские мусульмане все в большей степени чувствовали благодарность к исламскому сообществу и всё больше соотносили себя с ним. Одновременно они осуждали США за приверженность «двойным стандартам» и за то, что те не предприняли для отражения агрессии против боснийцев таких же шагов, на которые американцы пошли после нападения на Кувейт. И личина жертвы, под которую боснийцам удалось укрыться, по-прежнему затрудняла для США оказание давления на несговорчивых. Таким образом, боснийцы могли отвергать предложения о мире, с помощью своих мусульманских друзей наращивали военную мощь и в конечном счёте перехватили инициативу и вернули потерянные ими ранее значительные территории. Труднее всего склонить к компромиссу главных участников. В войне в Закавказье ультранационалистический Армянский революционный союз («Дашнак»), чья позиция в армянской диаспоре была очень сильна, имел преобладающее влияние в Нагорно-Карабахской области и отверг турецко-российско-американское предложение о мире от мая 1993 года, принятое армянским и азербайджанским правительствами. Затем он предпринял военное наступление, которое вызвало обвинения в этнических чистках, встревожило перспективами более широкой войны и обострило отношения с более умеренным армянским правительством. Успех нагорно-карабахского наступления породил проблемы для Армении, которая была озабочена улучшением своих отношений с Турцией и Ираном — ей необходимо было ослабить дефицит продовольствия и энергии, явившийся следствием войны и турецкой блокады. «Чем лучше идут дела в Карабахе, тем хуже ситуация для Еревана», — прокомментировал один западный дипломат 63. Подобно президенту Ельцину, президенту Армении Левону Тер-Петросяну приходилось противостоять натиску националистов в законодательном органе страны на учитывающий более широкие интересы внешнеполитический курс, направленный на примирение с другими странами, и в конце 1994 года его правительство запретило в Армении деятельность дашнакской партии. Подобно армянам Нагорного Карабаха, боснийские сербы и хорваты заняли жёсткую позицию и отказались от компромисса. В результате, когда на хорватское и сербское правительства для содействия в процессе мирного урегулирования оказали давление, вскрылись проблемы в их взаимоотношениях с боснийскими единоплеменниками. В случае с хорватами эти проблемы оказались менее серьёзны, так как боснийские хорваты согласились хотя бы формально присоединиться к федерации с мусульманами. Конфликт между президентом Милошевичем и лидером боснийских сербов Радованом Караджичем, подстёгиваемый личной враждебностью, наоборот, углубился и стал публичным. В августе 1994 года Караджич отверг план мирного урегулирования, одобренный Милошевичем. Сербское правительство, озабоченное тем, чтобы добиться снятия санкций, заявило, что оно прекращает все торговые операции с боснийскими сербами, сделав исключение для продовольствия и медикаментов. В ответ ООН ослабил санкции в отношении Сербии. На следующий год Милошевич позволил хорватской армии изгнать сербов из Краины, а хорватским и мусульманским войскам оттеснить их обратно в северозападную Боснию. Он также согласился с Туджманом и дал разрешение на постепенное возвращение оккупированной сербами Восточной Славонии под хорватский контроль. С одобрения великих держав, впоследствии он, в сущности, «ввёл» боснийских сербов в Дейтонский переговорный процесс, включив их представителей в свою делегацию. Благодаря действиям Милошевича, с Сербии сняли санкции ООН. Благодаря этим же действиям, он удостоился осторожной похвалы от несколько удивлённого международного сообщества. Агрессивный националист, сторонник этнических чисток, радетель Великой Сербии, милитарист образца 1992 года превратился в миротворца образца 1995 года. Но для многих сербов он стал предателем. В Белграде его осудили сербские националисты и главы православной церкви, и сербы Краины и Боснии в резких выражениях обвинили его в измене. В этом отношении они, разумеется, были неоригинальны: такие же обвинения бросали израильскому правительству за его соглашение с ООП поселенцы Западного берега реки Иордан. Предательство родича — вот цена мира в войне по линии разлома. Усталость от войны и давление и посулы третьестепенных участников вынуждают уступить второстепенных и главных участников. И либо умеренные сменяют у власти экстремистов, либо экстремисты, подобно Милошевичу, понимают, что в их интересах стать умеренными. Однако подобные действия сопряжены с риском. Те, кого считают предателями, возбуждают куда более неистовую ненависть, чем враги. Лидеров кашмирских мусульман, чеченцев и шри-ланкийских сингальцев не единожды постигала судьба Садата и Рабина за предательство и попытку добиться компромисса с врагом рода человеческого. В 1914 году сербский националист убил австрийского эрцгерцога. После Дейтонских соглашений его наиболее вероятной мишенью может стать Слободан Милошевич. Соглашению о прекращении войны по линии разлома будет сопутствовать успех — пусть всего лишь на время — в той мере, в какой оно отражает локальный баланс сил среди первостепенных участников и интересы третьестепенных и второстепенных участников. Разделение Боснии в пропорции 51 процент — 49 процентов не было осуществимым в 1994 году, когда сербы контролировали 70 процентов страны; оно стало реальным, когда наступления хорватов и мусульман уменьшили контролируемую сербами территорию почти до половины. Мирному процессу также способствовали происходившие этнические чистки, причём доля сербов сократилась менее чем до 3 процентов населения Хорватии, а в Боснии члены всех трёх групп оказались разъединены, насильно либо добровольно. Кроме того, чтобы предлагать практически осуществимое решение, второстепенным и третьестепенным участникам войны — причём в качестве последних чаще всего выступают стержневые страны цивилизаций — необходимо иметь реальную заинтересованность, основанную на обеспечении своей безопасности или на религиозно-национальной общности. В одиночку главные участники не в состоянии остановить войны, которые идут вдоль линий цивилизационных разломов. Остановить их и предотвратить их перерастание в глобальные войны — разрешение этой задачи зависит главным образом от интересов и действий стержневых стран основных мировых цивилизаций. Войны вдоль линии разлома закипают снизу, мир по линии разлома просачивается сверху. | |
Примечания: | |
|---|---|
| |
Оглавление | |
| |
