Стивен Прист:
Теории сознания

Предисловие переводчика

Российскому читателю впервые предоставляется возможность ознакомиться с творчеством британского философа Стивена Приста — его книгой «Теории сознания». По жанру эту книгу можно охарактеризовать как историческое и теоретическое введение в философию сознания (philosophy of mind). Прист, работающий в настоящее время на отделении философии Эдинбургского университета, принадлежит новой генерации философов-аналитиков, для которых характерна широта взглядов, хорошее знание «континентальной» (то есть западноевропейской) философской традиции, умение приходить к нестандартным решениям, способность синтезировать идеи различных подходов. В полной мере освоив англо-саксонское философское наследие (о чем, в частности, свидетельствует его книга «Британские эмпиристы: от Гоббса до Айера», опубликованная в 1990 году), Прист проявляет особый интерес к французской философской традиции, являясь автором книги о послевоенной философии во Франции и монографии о М. Мерло-Понти (1998). Как человека с разносторонними интеллектуальными интересами его также характеризует профессиональное увлечение археологией (раскопки на территории Англии, Франции, а в последнее время — на полуострове Юкатан в Мексике).

В своей книге Прист предпринял попытку рассмотреть и систематизировать основные точки зрения на проблему сознания, высказанные в истории мировой философии. Правда, несмотря на большой фактический материал, приводимый в книге, она не может быть отнесена к собственно историко-философскому жанру. Дело в том, что автор в типично британской манере делает акцент на аргументативной стороне вопроса, на логике рассуждений о сознании, на значении употребляемых при этом терминов ².

Как и многие другие аналитики, Прист намеренно отвлекается от конкретного исторического контекста, оставляя его исследование на долю особой нефилософской дисциплины (так называемой истории идей). Аргументы философов прошлого при этом «на равных» сопоставляются и сталкиваются с аргументами новейших специалистов по сознанию. Если использовать структуралистскую терминологию, то можно сказать, что у Приста «синхроническая» методология преобладает над «диахронической». Поэтому в главах его книги, посвящённых конкретным точкам зрения, зачастую оказываются учения философов разных исторических эпох и традиций (например, в качестве сторонников «двухаспектной теории» рассматриваются Б. Спиноза, Б. Рассел и П. Стросон).

В результате проведённого исследования автор приходит к выводу о семи главных, то есть несводимых друг к другу, подходах к сознанию в целом и психофизической (психофизиологической) проблеме, в частности проблеме «ментальное-физическое» (mental-physical), а также проблеме сознания и тела (mind-body) и сознания и мозга (mind-brain), к которым, по его мнению, могут быть сведены все иные точки зрения. Эти подходы, точнее, логика аргументации в пользу определённой точки зрения, и представлена в соответствующих главах книги. Перечислим названия главных подходов и имена рассматриваемых Пристом философов.

1. Во первых, — это дуализм (в главе о дуализме анализируются аргументы Платона, Р. Декарта, а также современных «интеракционистов» К. Поппера и Д. Экклза).
2. Во-вторых, — это позиция, называемая «логическим бихевиоризмом» (К. Гемпель, Г. Райл, поздний Л. Витгенштейн).
3. В-третьих, — это, что Прист относит к явному «идеализму» ³ (взгляды Д. Беркли и Г. Гегеля).
4. В-четвёртых, — это «материализм» (представлен первым «научным материалистом» Ю. Т. Плейсом, Д. Дэвидсоном и малоизвестным у нас английским аналитиком Т. Хондрихом).
5. В-пятых, — это функционализм, в своей основе предполагающий «компьютерную метафору» (ранний X. Патнэм, Д. Льюис).
6. В-шестых, — это двухаспектная теория (Б. Спиноза, Б. Рассел и П. Стросон). И, наконец, рассмотрены феноменологические теории сознания (Ф. Брентано и Э. Гуссерль).

Как видим, охвачен достаточно широкий спектр мнений философов о сознании. К сожалению, в книге, опубликованной в 1991 году, ещё не получили освещение две ведущие в последние годы теории интенциональности сознания, представленные в конкурирующих программах американцев Д. Деннета и Д. Сёрля ⁴.

Книга Приста написана ясно и доступно, при этом она рассчитана не только на широкого читателя, но и на специалистов в области философии сознания, истории философии, когнитивной науки, психологии, искусственного интеллекта. Она отображает тот огромный интерес к сознанию, к человеческой субъективности как таковой, которым отмечено развитие англо-американской аналитической философии в 90-е годы XX столетия. Эта новая черта пока мало исследована в нашей литературе.

В публикуемой заключительной главе книги автор не стал обобщать рассмотренный ранее материал, делить теории на правильные и неправильные, раздавать оценки тем или иным решениям — многое из этого в ненавязчивой манере уже было сделано в ходе конкретного анализа соответствующих теорий. Он предлагает свое — весьма радикальное и во многом спорное — решение вопроса о специфике сознания и проблемы сознания и тела. В последней главе акцент на концептуальной стороне рассуждений о сознании, пожалуй, достигает своего апогея. И хотя примеры, приводимые Пристом, являются заведомо простыми, а зачастую даже тривиальными, от читателя требуются немалое внимание и терпение для того, чтобы следить за ходом его мысли, не упуская ни одного важного момента ни одной новой дефиниции.

Есть и некоторые сугубо лингвистические трудности восприятия пристовской теории сознания. Речь идёт прежде всего о семантике английских слов «mind» и «consciousness», не имеющих прямого аналога в русском языке. Прист, как и многие другие англоязычные авторы, достаточно свободно обращается с этими словами, полагаясь, видимо, на свою врождённую интуицию («компетенцию», как сказал бы Н. Хомски) носителя языка. Переводчик на русский язык старался прежде всего учитывать конкретный контекст употребления данных слов. В целом, слово «mind» ближе к обозначению всей психической (ментальной) сферы, в том числе и бессознательной. Прист в публикуемом тексте связывает его со способностью мышления в широком смысле слова. Под «consciousness» он подразумевает, главным образом, осознание человеческой личностью самой себя, осведомлённость (awareness) о своих внутренних психических процессах, то, что конституирует неповторимую человеческую субъективность. Что же касается довольно широко употребляемого в нашей научной литературе термина «ментальное», то иногда, когда речь в книге идёт о позициях великих «метафизиков» прошлого, его приходилось переводить как «духовное», а проблему «mind-body» — как проблему «душа-тело» (иногда даже как «ум-тело»).

Есть основания надеяться, что содержащая большой фактический материал и написанная в острой дискуссионной манере книга Стивена Приста привлечёт внимание отечественного читателя к новым, нетрадиционным методам рассуждений о сознании, а кое для кого вообще откроет ранее неведомую сферу философского интереса.

Предисловие автора

Являетесь ли вы сложным физическим объектом? Если нет, то, может быть, вы являетесь сознанием? А если так, то что такое сознание? Каково именно отношение между сознанием и телом? И являетесь ли вы сознанием, обладающим телом, или же телом, обладающим сознанием? Сейчас вы выглядываете из своего тела. Означает ли это, что вы и есть ваше тело, или это означает, что вы находитесь внутри своего тела, или же ни то, ни другое? Могли ли бы мы быть нематериальными душами, продолжающими существовать после смерти тела, или это исключено современной наукой? А не являетесь ли вы своим мозгом? И как, только если это вообще происходит, серое вещество может быть связано, если вообще связано, с нашими сокровенными мыслями и эмоциями?

Одна из наших особенностей заключается в том, что мы не знаем, кто мы есть. Одна из наиболее фундаментальных проблем, с которой мы сталкиваемся, пытаясь узнать, кто мы есть, это проблема сознания и тела: проблема, как правильно установить отношение между ментальным и физическим, или между сознанием и телом. Философия — это попытка решить философские проблемы, и данная книга рассказывает о том, что говорили определённые выдающиеся философы западной интеллектуальной традиции, пытаясь решить проблему сознания и тела.

Данная книга разделена на восемь глав, каждая из которых имеет дело с разным решением проблемы сознания и тела. Одни философы полагают, что вы и я суть лишь сложные физические объекты. Другие же полагают, что мы являемся бессмертными душами. Одни считают, что нам присущи и ментальные, и физические характеристики. Другие, опять же, полагают, что мы, в сущности, не являемся ни ментальными, ни физическими.

Одни философы вдохновляются религией, другие — естествознанием, и, наконец, третьи — полнейшей загадочностью нас самих и вселенной.

Книга такого рода, естественно, избирательна. Я оставил в стороне вопросы философии сознания, философии психологии, когнитивной науки и искусственного интеллекта, которые прямо не связаны с проблемой сознания и тела. Вместо этого я концентрирую внимание на попытках философов решить метафизический вопрос о том, являются ли человеческие существа, подобные вам или мне, лишь физическими объектами высокой сложности или же чем-то большим. Если бы позволяло место, я бы рассмотрел взгляды значительно большего числа философов. Тем не менее здесь отображены все главные решения проблемы сознания и тела, предлагавшиеся в западной философской традиции, и в последней главе я предлагаю и новое решение.

Слово «теории» в заглавии книги употребляется в широком смысле как обозначающее любой ответ на вопросы относительно природы сознания и его отношения к телу, который подкрепляется аргументами. И хотя я иногда критикую теории по мере их объяснения, всё же я оставляю решающие суждения о них до заключительной главы. Я буду весьма удовлетворён, если читатель — хотя бы отчасти — сочтёт убедительными те теории, которые несовместимы с его или её позицией. Доля ценности философии заключается в открытии того, что картины мира, радикально отличающиеся от нашей собственной, в высшей степени правдоподобны.

Я благодарен своим коллегам по отделению философии Эдинбургского университета за то, что они предоставили мне такое стимулирующее интеллект рабочее место, и, в частности, я благодарю Вилли Чарльтона, Винсента Хоупа, Питера Люьиса, Джефри Мэделла и Стига Расмуссена за полезные беседы. Варианты последней главы были представлены философским аудиториям в Эдинбургском университете и в колледже Форт Льюис в Колорадо. Я благодарен им за их отклики. Я обсуждал проблему сознания и тела со многими людьми в Шотландии и Соединённых Штатах, но в особенности я хотел бы поблагодарить Грейема Бёрда, Уильяма Коу, Дугалла Оуэна, Рейеса Гарсию, Байрона Дейра, Джоанну Суонсон и Джона Томаса. Но не следует считать, что каждый из них согласен в положениями этой книги.

Я благодарен Джонатану Райли и Роджеру Уэллсу из «Пингвин Букс Лимитед» за помощь в опубликовании данной книги. То, что она существует как физический объект, а не только как ментальный, это отчасти и заслуга Пегги Прист и Линн Эванс.

Стивен Прист. Отделение философии. Башня Дэвида Юма. Эдинбургский университет, октябрь 1990 года.

Предисловие автора к русскому изданию

Я написал данную книгу, поскольку наше собственное существование научно не объяснимо. Необходимо рассмотреть философские теории того, чем мы являемся, ибо физика, химия, биология и сциентистская социальная наука не отдают должного жизненной человеческой реальности нашего собственного бытия.

Важно осознать, что это не просто случайный факт, касающийся отношения между естественной наукой и нашим собственным существованием. Дело отнюдь не обстоит таким образом, будто ваше существование может быть объяснимо, просто если вы будете больше заниматься одной только наукой. Это будет означать внедрение «ненаучной» веры в прогресс науки. Несмотря на огромный успех науки в сфере объяснения природы за последние четыре или пять столетий благодаря парадигмам Галилея, Ньютона, Дарвина и Эйнштейна, наука далеко не всегда объясняет движущуюся материю. Наука достигает успеха в объяснении чего-либо в той мере, в какой это является физическим объектом или, в сущности, связано с физическими объектами. Поэтому-то нам необходимо знать, являемся ли мы физическими объектами. Я полагаю, что, хотя весьма очевидно наличие у нас тел, было бы упрощённым и неадекватным идентифицировать себя со своими телами.

Естественные науки, с одной стороны, и описания того, что существенно для человеческой реальности, — с другой антитетичны. Конфликт между наукой и нашим собственным существованием есть конфликт между понятиями, существенно важными для некоторых центральных проблем философии.

Наука обращается со своим предметом как с физическим, но мы ведь обладаем не только физическими свойствами.

Например, в данный момент вы осознаете эти слова. Другие мысли находятся на периферии вашей психики. Вы находитесь в определённом настроении или испытываете определённые эмоции. Мы уклонимся от сути дела если будем нелогическим и ненаучным путём настаивать на том, что ментальное есть физическое. Prima facie ¹ невозможно не считать, что ментальное не есть физическое (Сколько весит эмоция? Является ли сожаление твёрдым, подобно куску железа?). Науке нечего сказать о психологической глубине. Наука в целом детерминистична, но мы, по крайней мере это выглядит так, обладаем свободой выбора. Наша свобода выбора, конечно, не предполагает значительную власть. Есть много вещей, которые любому из нас не по силам сделать (нам не хватает денег, физической силы, ситуация не та, и так далее). Сказать, что у нас есть свобода выбора, значит сказать, что наш выбор не является неизбежным. Если мы выбираем, то могли бы выбирать иначе.

Хотя, в соответствии с одними интерпретациями квантовая механика индетерминистична, а в соответствии с небольшим числом других она представляет собой теорию хаоса, наука в целом детерминистична. С научной точки зрения причины с необходимостью обусловливают свои действия. Но это prima facie несовместимо со свободной человеческой волей.

Наука объективна, но наше собственное существование субъективно. Если вы занимаетесь наукой, то это требует вынесения за скобки — или воздержания от — вашей собственной субъективной точки зрения, так чтобы могли делаться открытия или фиксироваться данные, не искажённые личными эмоциями или политическими предрассудками. Это восхитительно и отчасти служит объяснением успеха науки в получении предсказательного контроля над физическими объектами. Тем не менее для того, чтобы понять самих себя, необходимо рассмотреть как раз эту субъективную, или Вашу собственную, точку зрения. Чтобы понять самих себя, нам следует понять всё, что не учитывает наука. А это требует понимания субъективности. Учёный должен объяснить учёного.

В науке нет места для темпоральных категорий прошлого, настоящего и будущего. Физика имеет дело с порядком «до», «одновременно с» и «после». Чтобы понять, что «до», «одновременно с» и «после» не означают прошлое, настоящее и будущее, обратим внимание, что «прошлое» означает «до сейчас», «будущее» означает «после сейчас», а «сейчас» означает «когда я есть» или «когда я говорю (или думаю) это». Это субъективные, или самоцентрированные, понятия. «До», «одновременно с» и «после» являются объективными отношениями, которое могли бы иметь место, если бы не было сознательных существ. Прошлое — всегда чье-то прошлое. Будущее — чье-то будущее. Настоящее — чье-то настоящее. Науке нечего сказать о человеческом времени.

Наука открывает скрытые и глубинные структуры физического мира. В человеческой же реальности важнее всего сама поверхность. Что я имею в виду под поверхностью? Поверхность не поверхностна. Поверхность существенна. Поверхность составляют цвета, а также ощущения боли и переживаемые муки голода. Поверхность — это политическое недовольство, равно как и эмоции и сексуальные желания. Наука может лишь описывать цвета как световые волны различной длины. Наука может описывать боли лишь как неврологические события (как возбуждение С-волокон).

Физика, химия и биология способны описать политическую демонстрацию лишь как живую материю в движении. Всё, чем мы непосредственно озабочены в нашей жизни, избегает строгих характеристик науки. Жизненная реальность вне пределов науки. Иначе об этом можно сказать так: наука количественна, а адекватное описание человеческой реальности качественно. Наука достигает предсказательного и манипулятивного контроля над физическим миром с помощью математических моделей. Человеческий опыт же есть калейдоскоп изменяющихся качеств, которые не могут быть квантифицированы. Наука имеет общий характер, но мы-то единичны. Наука стремится включать не вызывающие исключений обобщения относительно вселенной. Она пытается установить естественные законы. Мир человеческих действий не поддаётся естественным законам. Он не схватывается в их терминах.

Наука обращается со своим предметом как с несводимо другим. Она относится ко всему с позиции грамматического третьего лица. Но для нашей собственной реальности, однако, существенно, чтобы было возможно объяснение нашего существования с позиции первого лица единственного числа. Есть ведь такая вещь, как «быть самим собой», быть Вами, уважаемый читатель. Под этим я имею в виду, что, с Вашей точки зрения, вещи и другие люди находятся вон там. Они существуют на некотором расстоянии от Вас как существа, которых Вы можете перцептуально различать в мире вокруг Вас. Но Ваше собственное существование не таково. Вы являетесь определённым существом. Есть принципиальное различие между я и «всем остальным», которого мы не понимаем. Наука в лучшем случае понимает личность как другое, но не как я.

Есть два фундаментально различных пути подхода к личности: наблюдать кого-либо или быть самим собой. Наука не понимает последнего, того, что значит «быть самим собой», «быть Вами».

Стивен Прист. Эдинбург, июль 1999 года.