Феноменология представляет собой попытку создания беспредпосылочных описаний содержаний опыта без какого-либо предварительного признания объективной реальности этого содержания. У подобной процедуры две цели. Выражается надежда продемонстрировать вечные черты человеческого мышления и восприятия — их «сущности», а также «обосновать» все другие виды исследования. Феноменологи часто утверждают, что феноменология предшествует любому другому виду исследований. Она демонстрирует возможность других исследований, включая философию, показывая, как всякое знание делается возможным благодаря опыту. Таким образом, вполне корректно рассматривать феноменологию как крайнюю форму эмпиризма, поскольку эмпиризм является учением о том, что все знание проистекает из опыта. Но можно рассматривать её и как разновидность картезианства, поскольку она пытается поставить всё наше знание на надёжные, несомненные основания, а также как разновидность кантианства, поскольку она частично представляет собой попытку показать, как возможно знание. В силу этой черты её иногда называют разновидностью «трансцендентальной философии». Эти три пути трактовки феноменологии не исключают, но взаимно дополняют друг друга, и, я полагаю, каждый из них характеризует нечто сущностно важное для феноменологии. Представляется очевидным, что феноменология не является напрямую онтологией сознания в том смысле, в каком таковой являются, скажем, материализм и идеализм. Не является феноменология в любом интересном смысле «теорией», скорее, это некоторая практика. Это практика наблюдения и описания содержания элементов опыта — так, как они являются сознанию. И в этом предполагается постижение их сущностных черт. Таким образом, несмотря на то, что феноменологи обычно стремятся к строгости выражения в философском языке, справедливо будет сказать, что занятие феноменологией требует почти эстетической или художественной способности для того, чтобы созерцать качества чьего-либо опыта. Феноменология — это прежде всего немецко- и франкоговорящее движение в современной философии. Её главными представителями были немецкий философ и психолог Франц Брентано, чья наиболее важная работа «Психология с эмпирической точки зрения» была опубликована в 1874 году, немецкий философ Эдмунд Гуссерль, феноменологические труды которого многочисленны и включают «Логические исследования» ( Выдающимися французскими представителями феноменологии являются Два феноменолога, которых я выбрал для рассмотрения в данной главе, — Брентано и Гуссерль. Я буду иметь дело с их творчеством только в той степени, в какой оно имеет отношение к проблеме сознания и тела, но, прежде чем обратиться к этому, я Наиболее важное различение, необходимое для понимания феноменологии Гуссерля, — это различение так называемой естественной установки и трансцендентальной субъективности 26. Мир естественной установки представляет собой повседневный мир здравого смысла, который мы населяем тогда, когда не практикуем феноменологию. Он полон физических объектов и других людей, Результатом эпохе оказывается феноменологическое представление Эго и жизни сознания. Подобно Декарту, Гуссерль придерживается взгляда, что С феноменологической позиции открываются некоторые фундаментальные структуры сознания. Возможно, наиболее важной из них является различение ментального акта и его содержания, или «ноэзиса» и «ноэмы». Ноэма — это то, что воспринимается, вспоминается и так далее. Ноэзис же — это действительный акт восприятия или воспоминания. При естественной установке это различие не выявляется. Оно доступно только для феноменологической рефлексии. Как только феноменологическая редукция окажется осуществлённой, сущностные структуры сознания могут быть различены a priori с помощью рефлексии. Далее значительный акцент будет сделан на учении об интенциональности. Интенциональностью ментального является приписываемая ему способность быть направленным на некоторый объект или содержание. Таким образом, всякое восприятие есть восприятие того или иного, любая ненависть есть ненависть к То, что мыслится, чего боятся или что воспринимается, представляет собой интенциональный объект ментального акта. Чтобы ментальные акты демонстрировали приписываемую им интенциональность, интенциональные объекты отнюдь не должны существовать независимо от сознания. Сама идея интенциональности не обязана своим происхождением феноменологам: её можно обнаружить в работах средневековых схоластиков. Тем не менее она имеет центральное значение для того способа, с помощью которого, как полагает Брентано, и проводится различие между ментальными и физическими явлениями. И именно к Брентано нам следует сейчас обратиться. БрентаноВ работах Брентано интерес к проблеме сознания и тела проявляется прежде всего в его попытке найти ясную демаркационную линию между ментальным и физическим. В частности, в работе «Психология с эмпирической точки зрения» ( Брентано начинает с того, что отмечает присущее нам интуитивное или дофилософское, различение ментальных и физических феноменов, которое, однако, не проводится строгим образом. Мы в некотором смысле осведомлены Вся проблема в том, что значения двух понятий «ментальное» и «физическое» не ясны, и потому у нас нет строгого критерия для различения ментального и физического. Он следующим образом описывает свой проект: «То, что мы здесь преследуем, есть прояснение двух понятий: «физический феномен» — «психический феномен» (Ук. издание. — Далее мы попытаемся решить, достигает ли он успеха. Ментальные и физические феноменыПервая попытка Брентано зафиксировать различие ментального и физического представляла собой отбор примеров ментальных и физических феноменов. Можно было бы подумать, что эта процедура не обоснована, ибо, разумеется, Брентано уже должен был владеть различением ментального и физического, чтобы решать, какие примеры принадлежат к какому классу. На самом деле данная процедура не столь необоснованна, как представляется. Брентано уже сделал допущение, что мы фиксируем различие ещё на уровне здравого смысла, и потому можно считать, что он просто уточнил то различение, которым нам обладаем. В любом случае, всё же имеется различие между, с одной стороны, обладанием способностью отличать A от B и, с другой стороны, способностью в явной форме устанавливать различие между Брентано снабжает нас следующими примерами ментальных феноменов: «слышание звука, созерцание цветного предмета, ощущение тепла или холода… мышление общего понятия» (Ук. издание. — Этим примерам противопоставлены следующие физические феномены: Цвет, фигура, ландшафт, которые я вижу, аккорд, который я слышу, тепло, холод, запах, которые я ощущаю, а также схожие образы, которые являются мне в фантазии (Ук. издание. — Следует отметить, что выбор Брентано примеров, вероятно, больше всего соответствует его собственному сформировавшемуся представлению о различении ментального и физического, чем представлению здравого смысла. Например, не ясно, будут ли образы, появляющиеся в воображении, считаться физическими тем человеком, который философски не рефлектировал над этим (или даже теми, кто это делал). Также примечательно, что среди примеров физических явлений оказываются слышание звука, созерцание цветного предмета и так далее. Брентано считает так, поскольку проводит различие между разными видами феноменов, то есть явлений, но ведь ясно, что сама демаркация ментального и физического уже, по существу, есть демаркация акта осознания и объекта, на который этот акт направлен. Сам акт осознания (awareness) представляет собой ментальный феномен, но содержание, или объект, данного акта является физическим. И именно потому, что этот критерий имплицитно работает уже в данном случае, образы нашего воображения классифицируются как физические. ПредставленияБрентано осознает, что демонстрация примеров отнюдь не то же самое, что определение, и предпринимает попытку прояснить критерий различения ментального и физического, который предполагался его выбором примеров. Предложенным им критерий таков: «Под «психическими феноменами» мы имеем в виду представления, а также все те явления, для которых представление служит основанием» (Ук. издание. — И сейчас нам нужно уточнить, что Брентано имеет в виду под «представлением», поскольку в данном отрывке этот термин выступает в качестве критерия ментального. Далее читаем: «Примером психического феномена служит любое представление, возникшее через ощущение или фантазию» (Ук. издание. — Сам Брентано даёт чёткое объяснение своим намерениям: «Под представлением я понимаю здесь не то, что представляется, но акт представления» (Ук. издание. — Ясно, что представление есть акт сознания. Имеются разные виды представлений, например объект может быть представлен с помощью видения его, воображения его, мышления о нём, обоняния его и так далее. Каждое из них есть различный вид акта представления (Ук. издание. — Выражение «основанные на» может быть понято следующим образом. Некоторые феномены представлены, и их представление есть ментальный феномен. Некоторые же феномены непосредственно не представляются подобным образом, но, однако, они считаются ментальными, поскольку не имели бы места, если бы не имело места определённое представление. Иными словами, не только все представления суть ментальные феномены, но и другие ментальные феномены считаются таковыми, ибо они предполагают представления как необходимые условия своего собственного существования. Эта интерпретация согласуется с предоставленными Брентано: «Ни о чём нельзя судить, нельзя также ничего пожелать, ни на что нельзя надеяться или чего-либо опасаться, если это «что» не представляется» (Ук. издание. — Итак, пока человеку не предъявят объект надежды или страха, он не может надеяться на него или же бояться его. Таким образом, надежда и страх считаются ментальными феноменами, поскольку они «основываются на» представлениях. Думаю, что этого положения предполагают придерживаться независимо от того факта, что конкретный страх или надежда могли бы считаться ментальными, поскольку они сами являются представлениями. Именно по этой причине Брентано чувствует себя вправе заключить относительно ментальных феноменов, что «они либо являются представлениями, либо… основаны на представлениях» (Ук. издание. — Брентано выражает определённое удовлетворение использованием понятия представления для различения ментальных и физических феноменов. Относительно утверждения о том, что только ментальные феномены являются либо представлениями, либо основываются на представлениях, он говорит: «Данное определение охватывает все приведённые выше примеры психических феноменов и вообще все принадлежащие к этой сфере явления» (Ук. издание. — Предположим далее, что все его примеры ментальных явлений суть или представления, или основываются на представлениях. Тогда, пожалуй, могла бы сохраниться возможность того, что в некотором дофилософском смысле существуют ментальные феномены, не являющиеся представлениями и не основывающиеся на них. И в самом деле, спорно, что некоторые ментальные феномены представлены (даже несмотря на то, что Брентано старается доказать, что это не является тем, в чём заключается «быть представлением»). В данных им примерах представленные вещи прямо попадают в раздел физических, но ведь настроения, образы, эмоции, удовольствия и страдания и тому подобное с точки зрения здравого смысла являются ментальными, тем не менее спорно, что они представлены и сами не являются представлениями в брентановском смысле. Если это верно, то окажется, что, хотя Брентано и сформулировал достаточное условие ментальности феномена, он всё же не сформулировал необходимого условия. И всё потому, что с большой долей вероятности можно утверждать, что имеются, по крайней мере, некоторые ментальные феномены, не соответствующие его требованиям. Потребовалась бы дальнейшая аргументация и прояснение выражения «основывается на» для того, чтобы показать, что образы, настроения и эмоции считаются ментальными, поскольку они основываются на представлениях. Брентано не смог исключить возможность существования физических феноменов, основанных на представлениях (в некотором смысле выражения «основанный на»). Внешнее пространствоДо сих пор мы видели, что Брентано пытается демаркировать ментальное, приводя примеры ментального и физического, а также с помощью определения, в котором применяется понятие «представление». А сейчас нам следует обратиться к третьему методу фиксации различия ментального и физического, который Брентано отвергает. В прямом смысле это взгляд, согласно которому физические феномены являются пространственно-временными, а ментальные феномены — лишь временными. Брентано следующим образом формулирует данное различение: «Все физические феномены (говоря) обнаруживают протяжённость и пространственную определённость: будь они явлениями зрения или какого-нибудь другого чувства или же образами фантазии, которая предоставляет нам подобные объекты. С психическими феноменами всё обстоит прямо противоположным образом: мышление, воление и тому подобное являются непротяжённо и без расположения в пространстве» (Ук. издание. — Брентано приписывает этот взгляд Декарту (правильно), Спинозе (неправильно) и Канту (правильно). Достоинство подобного взгляда заключается в том, что он порождает простое различение: физические феномены суть «те феномены, которые являются протяжёнными и пространственными» (Ук. издание. — Брентановская критика этой традиционной формулировки различия между ментальным и физическим оказывается обоюдоострой. Он стремится продемонстрировать, что некоторые ментальные события являются пространственно-временными и что, по крайней мере, возможно, что некоторые физические события не являются в буквальном смысле пространственными. Эта, вероятно, неожиданная возможность объясняется следующим образом. В определённых идеалистических традициях пространственность физических феноменов рассматривается как психологическое достижение. Первичные данные, получаемые субъектом в результате сенсорного воздействия, то есть звуковые явления, запахи, цвета и тому подобное, сами по себе не локализованы в пространстве, но пространственно организованы воспринимающим. «Существующие первоначально без пространственной определённости, они локализуются нами позднее» (Ук. издание. — Противоположная возможность, а именно что ментальные события могли бы быть пространственными, ближе здравому смыслу. Например, возможно чувствовать боль и удовольствие частями тела, так что Но тем не менее это не точное понятие физической локализации. Мы Если возражения Брентано убедительны, то то, что некоторый феномен является физическим, не будет достаточным условием того, чтобы он был пространственно-временным, поскольку он мог бы быть ментальным. Не является необходимым условием для того, чтобы феномен был физическим, что он является пространственно-временным, поскольку он мог бы быть физическим, но, по сути, лишь темпоральным. Не является достаточным условием того, что феномен ментальный, чтобы он был только темпоральным, поскольку он мог бы оказаться физическим. И не является необходимым условием того, что некоторое событие ментально, чтобы оно было только темпоральным, поскольку оно могло бы быть пространственно-временным. Брентано утверждает, что «протяжённость демонстрируют и психические феномены» (Ук. издание. — Брентано готов допустить, что могут существовать контраргументы к различным рассмотренным им возражениям, но, несмотря на это, он утверждает, что требуется новый способ фиксации различия ментального и физического. В конце концов, не достаточно же определения ментального как того, у чего отсутствует определённое свойство, а именно пространственность. Ведь это лишь негативное определение «ментального», то есть указывающее нам на то, чем ментальное не является, а не на то, чем оно является. Необходимо позитивное определение, которое и скажет нам, что же такое ментальное. Интересно, что сам Брентано на мгновение принимает возможность того, что ментальному нельзя дать чёткого определения. Возможно, вообще нет такого набора свойств, которым бы обладали все ментальные феномены, и только они. Это одно из немногих мест, где Брентано, кажется, допускает, что не может быть чёткого различения ментального и физического. Он, однако, быстро отказывается от этой мысли в пользу своей собственной теории ментального, к которой мы сейчас можем перейти. ИнтенциональностьЦентральным понятием брентановской философии является интенциональность. «Интенциональность» — это специальный философский термин, который означает направленность на объект. Его не следует смешивать с обычным английским словом «намерение» (intention), и его лучше всего представить словами самого Брентано: «Всякий психический феномен характеризуется посредством того, что средневековые схоласты называли интенциональным (или же ментальным) внутренним существованием предмета и что мы, хотя Этот отрывок нуждается в прояснении. Схоласты, или средневековые учёные, разработали католическую философию в пределах, по сути, аристотелевской системы мышления. Под «внутренним существованием» (inexistence) объекта Брентано имеет в виду то, что объект нашей мысли или восприятия может в действительности и не существовать независимо от них. Он не склоняется к тому мнению, что то, к чему относится наш опыт, существует независимо от самого опыта. Оно могло бы зависеть от акта осознания своего собственного существования. Под «имманентной предметностью» Брентано подразумевает существование в качестве объекта осознания (awareness). To, о чём существует Интенциональность — это свойство или характеристика ментального быть «о Брентано чувствует, что Если это верно, то Брентано, в конце концов, нашёл позитивное определение «ментального». Он сказал, чем же является на самом деле ментальное. Существует два очевидных способа критики данного определения, и Брентано знает о них. Некоторые современники Брентано выдвигали следующее возражение: хотя и приемлемо, что мысли и желания обладают интенциональными объектами, переживания вроде удовольствия и страдания таковыми не обладают. Вы можете переживать удовольствие и страдание, и это всё, что касается вашего состояния. Ваше страдание не направлено на объект, подобно восприятию. Чтобы сделать понятным это возражение, мы должны провести ясное различие, которое Брентано принимает. Это различие между объектами ментального состояния и причиной ментального состояния. К примеру, причиной чьей-либо депрессии могло бы быть некоторое состояние мозга, но объектом депрессии могла бы быть необходимость выполнить определённые задачи. В этом случае ясно, что то, к чему относится Ответ Брентано на это возражение сводится к тому, что больше переживаний являются интенциональными, чем мы были бы готовы признать: «Некоторые чувства, несомненно, относятся к предметам» (Ук. издание. — Феномен сам по себе является собственным интенциональным объектом. Подобное решение представляется мне достаточно изобретательным и, возможно, ложным. Например, если вы находитесь в состоянии депрессии, вы отнюдь не испытываете депрессию от того, что находитесь в состоянии депрессии. Если вы чувствуете радость, ваша радость не направлена на саму себя. Она не рассматривает себя как свой интенциональный объект. Брентано, однако же, удовлетворён своим ответом и говорит: «Итак, мы с полным правом можем рассматривать интенциональное существование объекта как общее свойство всех психических феноменов — как свойство, отличающее этот класс явлений от класса явлений физических» (Ук. издание. — Могут ли существовать физические феномены, демонстрирующие интенциональность? Думаю, могут. В прямом смысле многие физические события направлены на объект. Человек стреляет из винтовки по мишени, наносит удар по подвесной груше, указывает на дерево. Также и многие биологические механизмы являются, функциональными в смысле «целенаправленности»: растение наклоняется к тропинке, чтобы быть на свету. Направленность на объект существенно важна для описанных мной физических событий. Если это верно, то «направленность на объект» не является неким уникальным свойством ментальных феноменов. Я полагаю, что «внутреннее существование объекта» не является исключительной чертой ментального: механический робот будет продолжать делать движения руками, приспособленные для складывания объектов, когда больше уже не будет самих объектов для складывания. Если ментальное и физическое должны отличаться по принципу «всё или ничего», как того желал бы Брентано, то необходимы дополнительные характеристики ментального. Брентано продолжает обсуждение отличия ментального от физического и за пределами своего собственного решения. Он обсуждает ещё три явно соперничающие с его точки зрения: точку зрения, что только ментальные феномены могут восприниматься внутренним сознанием; точку зрения, что наше знание о собственных ментальных состояниях особенно достоверно и непогрешимо, и точку зрения, что только ментальное в некотором смысле сугубо индивидуально (private). Излагая свою собственную теорию интенциональности, он принимает первую точку зрения, полностью отвергает вторую Внутреннее сознаниеКритерий «внутреннего сознания» формулируется Брентано следующим образом: «Вот ещё одна характерная черта, общая для всех психических феноменов: они воспринимаются исключительно во внутреннем сознании, в то время как физические феномены даны лишь во внешнем восприятии» (Ук. издание. — Подобная демаркация делает различие ментального и физического зависимым от различия внутреннего и внешнего, которое нельзя считать полностью ясным. Оно приблизительно соответствует различию между деятельностью пяти чувств и деятельностью интроспекции, а также различию между опытом, не являющимся чувственным, и тем, который таковым является. Существует проблема относительно формирования различия «внутреннее-внешнее» без обращения к понятиям ментального и физического самим по себе. Например, нельзя будет сказать, что физические объекты являются объектами внешнего восприятия, а ментальные объекты являются объектами внутреннего восприятия, если мы собираемся использовать это различение для определения «ментального» и «физического». Тем не менее философы формулировали различие внутреннего и внешнего без обращения к «ментальному» и «физическому». Например, Кант полагал, что «внутреннее чувство» относится только ко времени, а «внешнее чувство» является пространственно-временным. Брентано и сам говорит, что « Возможно, Брентано делает слишком сильное утверждение. Точка зрения, что не только наши ментальные состояния, но все воспринимаемые явления, в действительности, ментальны, вероятно, весьма напоминает точку зрения Рассела о том, что не только наши ментальные состояния являются состояниями нашего мозга, но Брентано делает и ещё одно заявление. Он говорит, что: «ментальные феномены и только они — феномены, которым наряду с интенциональным присуще также и действительное существование» (Ук. издание. — Думаю, этому учению можно придать смысл и даже сделать его приемлемым, если провести различие между, с одной стороны, бытием или существованием и, с другой стороны, воспринимаемостью в качестве обладающего бытием или существованием. Если нечто существует, то оно существует tout court 31, но если нечто воспринимается как существующее, то оно может существовать, а может и не существовать тогда, когда не воспринимается. Согласно Брентано, быть воспринятым в качестве обладающего бытием есть вторичное или производное состояние, а само бытие — первичное и непроизводное состояние. И это потому, что, вероятно, независимые от сознания объекты — парадигматически физические объекты — являются, строго говоря, только воспринимаемыми в качестве обладающих бытием и, таким образом, для того, чтобы существовать, зависят, насколько нам известно, от ментальных феноменов, например от восприятий. Подобное учение похоже на идеализм. Читателю можно было бы напомнить об имматериализме Беркли, рассмотренном в Брентано очень осторожен, когда отводит физическому только интенциональное существование. Как мы увидим, он предвосхищает важную тенденцию гуссерлевской феноменологии, когда отказывается догматически отводить физическому независимое от восприятия существование, также догматически не отрицая его: «Мы не слишком далеко уйдём от истины, если вообще откажем физическим феноменам в каком-либо ином, кроме интенционального, существовании» (Ук. издание. — Брентано имеет в виду «отрицание в целях своей теории», а не абсолютное. Его взгляд можно считать осторожным утверждением, что физические объекты обладают, по крайней мере, интенциональным существованием. Знание, индивидуальность и времяС идеей о том, что ментальные феномены суть объекты внутреннего сознания, тесно связан тезис безошибочности. Как мы видели в Утверждение, что сознание, так сказать, прозрачно для самого себя, принадлежит Декарту. Как об этом пишет Брентано: «… внутреннее восприятие… обладает ещё одной особенностью, а именно… непосредственной, несомненной самоочевидностью» (Ук. издание. — Брентано не считает тезис безошибочности критерием различения ментального и физического. Он допускает то, что мы обладаем безошибочным доступом к нашим собственным ментальным состояниям, но только к нашим собственным; нам присущ такой доступ и по отношению к физическому миру. Например, если нечто является нам окрашенным, значит существует некий смысл, в котором оно окрашено. Ясно, что на этой стадии его аргументации внутреннее сознание оказывается единственным, на взгляд Брентано, реально существующим видом восприятия: «Только оно и есть, по сути дела, восприятие в собственном смысле слова» (Ук. издание. — Брентано допускает, что ментальное в некотором смысле «индивидуально» («private»). Данное слово имеет несколько смыслов в философии сознания, но Брентано употребляет его в следующем смысле: «Ни один психический феномен более чем одним-единственным человеком не воспринимается» (Ук. издание. — Наконец, Брентано исследует роль понятия времени для одного из способов фиксации различия ментального и физического. И это отнюдь не различение «временное-пространственно-временное», но совсем новое. Считается, что «психические феномены всегда являются один за другим, а физические, напротив, по нескольку одновременно» (Ук. издание. — Брентано отвергает оба утверждения. В качестве примера одновременных, но различных ментальных событий он приводит следующий: «… часто мы думаем о ГуссерльЭдмунд Гуссерль был самым блестящим учеником Брентано и подлинным инициатором того движения в современной континентальной философии, которое называется «феноменология». Как мы уже отмечали выше, феноменология представляет собой тщательное описание того, что непосредственно дано сознанию, описание, не предполагающее заранее сформулированной концепции объективной реальности или каузальных отношений объектов сознания. Цель гуссерлевской феноменологии заключается в том, чтобы продемонстрировать основания всякого знания, включая науку и философию, в пределах опыта с целью установить определённые априорные структуры сознания, общие всем человеческим существам. Для достижения этой цели проводится различие между так называемой «естественной установкой», представляющей собой нашу обычную, дофеноменологическую осведомлённость об объектах и других людях вокруг нас, локализованных в «мире», и, с другой стороны, «редуцированным» миром так называемого «эпохе», или феноменологической редукции. Напомним, что «эпохе» 32 — греческое слово, означающее «воздержание от суждения (belief)» 33, так что в целях феноменологии объективная реальность мира, в которую мы верим, «вынесена за скобки» или «редуцирована» к тому, что мы буквально думаем и воспринимаем в настоящем. При этом надеются показать, как богатство повседневного мира представляет собой нечто вроде достижения сознания в том смысле, что оно конструируется из последовательности актуально присущих нам восприятий. Мышление Гуссерля прошло через различные фазы развития: от раннего психологизма, то есть попытки понять достоверную и априорную природу логики и математики в терминах психологии, до полного отрицания психологизма; от обоснования опыта в самом существовании «мира» — обоснования опыта и мира в совершенно субъективном Я, называемом «трансцендентальным эго». Вехой в отрицании психологизма явились «Логические исследования», 34 а наиболее важный текст относительно эпохи, структур сознания и трансцендентального Эго — «Идеи» 35. За такое короткое время невозможно по достоинству оценить богатство и сложность феноменологии Гуссерля — ведь она простирается на много томов, поэтому я намереваюсь исследовать лишь два вопроса: приспособление им понятия своего учителя — понятия «интенциональность» и, более кратко, его объяснение понятия трансцендентального Эго. Это согласуется с двумя важными вопросами в философии сознания: «Что такое сознание?» и «Что является сознательным?» ИнтенциональностьГуссерль обсуждает интенциональность во многих местах своих сочинений, но подробное рассмотрение этого вопроса в отношении к Брентано можно найти в V «Исследовании» второго тома «Логических исследований» 36. Гуссерль полагает, что, в частности, два критерия из тех, что использует Брентано для разграничения ментального и физического, 37 являются ценными: учение об интенциональности, а также тезис о том, что ментальный феномен либо есть представление, либо основывается на представлении. В то же время он делает серьёзные оговорки по поводу обоих критериев. Гуссерль считает невозможным отрицать, что «в восприятии нечто воспринимается, в образном представлении нечто образно представляется, в высказывании нечто высказывается, в любви нечто любится, в ненависти нечто ненавидится, в желании нечто желается и так далее» (Ibid., Вполне вероятно, что здесь Гуссерль имеет в виду брентановскую классификацию образов — содержаний воображения — как физических. И в самом деле, Гуссерль считает, что правильная психология могла бы Например, Гуссерль считает, что ощущения являются ментальными феноменами, но типическим или парадигматическим образом не проявляют интенциональность, так что в этом отношении Гуссерль согласен с некоторыми психологами, которые критически относились к Брентано. На данном этапе у Гуссерля ещё нет аргументов, обосновывающих, что ощущения неинтенциональны. Он полагает самоочевидным или просто заложенным в самой природе определённых самоощущений, что они могут быть не интенциональными, то есть не быть «о» Брентано отверг бы тот взгляд, что содержание зрительного поля представляет собой какую-либо разновидность опыта, хотя цвет, к примеру, мог бы быть объектом некоторого опыта. В этом вопросе, как мне представляется, Гуссерль был прав, говоря, что цветовые феномены — или цветовые ощущения — неинтенциональны, но Брентано мог оказаться прав, классифицируя их скорее как физические, нежели ментальные. Также обратим внимание на то, что Брентано никогда не придерживался взгляда, будто содержание зрительного поля демонстрирует интенциональность, поскольку не относил это содержание к ментальным феноменам. Однако Гуссерль мог бы выбрать и другие примеры (боль, удовольствие и настроение, к примеру), которые показали бы явное расхождение между его взглядами и взглядами Брентано. Брентано считает все ощущения интенциональными, Гуссерль же полагает, что некоторые таковыми не являются. Брентано считает, что все ментальные феномены интенциональны, а Гуссерль полагает, что некоторые из них неинтенциональны. Критерий «интенциональности» Гуссерль предпочитает в качестве более адекватного «представлениям» Брентано как средству для различения ментального и физического. Ведь трудность в употреблении понятия представления для объяснения, чем же на самом деле является ментальное, заключается в том, что оно само является психологическим понятием. Мы уже должны обладать понятием ментального для понимания, что такое представления, поэтому если мы используем понятие представления в качестве критерия «ментального», то мы сделаем это, рискуя попасть в логический круг. Согласно Гуссерлю, идея представления полезна для феноменологии, но она не может быть взята в качестве опорного пункта. Она сама должна быть объяснена в терминах его собственного понятия «акта». Гуссерль также полагает, что употребление Брентано термина «феномен» крайне несовершенно. Гуссерль предпочитает термин «опыт» (Ibid., Ясно, что Гуссерль не разделяет позицию Брентано, согласно которой каждое ментальное событие является объектом для внутреннего сознания. Гуссерль считает вполне возможным, что могут быть ментальные состояния, которые вообще недоступны для внутреннего сознания. Несмотря на выражение предпочтения «опыта» над «феноменом», Гуссерль часто употребляет последний термин для обозначения опыта в пределах собственной феноменологии. Дальнейшая критика Брентано привела Гуссерля к развитию его собственного учения об интенциональности. Но в данном пункте следует обратить внимание на две интерпретации феноменологического метода Гуссерлем. Первая из них предполагает использование понятия содержания, вторая — понятия сущности. Он говорит: «Последующие размышления прояснят более точно фундаментальное различие между первым и вторым способом рассуждать о «содержаниях». (Ibid., Во-вторых, Гуссерль заявляет, что «все феноменологические определения, которых мы здесь добиваемся, следует понимать (даже без особого подчёркивания) как сущностные определения» (Ibid., Заявляя об открытии сущностей, Гуссерль убеждён, что открывает вечные истины относительно любого сознательного существа, а не только истины о своей собственной психике. И если Акт и объектГуссерлевское изложение теории интенциональности начинается с двух положений, существенно меняющих концепцию Брентано. Гуссерль полагает, что выражение «ментальные феномены относятся к интенциональному объекту» чревато серьёзными затруднениями, ибо мы тут же сталкиваемся с вопросом о природе данного отношения. Это предполагало бы наличие трёх вещей: ментального акта, интенционального объекта и отношения между обоими. По мнению Гуссерля, сохранение интенционалистской терминологии не принесёт вреда до тех пор, пока мы не начнём овеществлять или гипостазировать отношение, с одной стороны, сознания (или Эго) Что Гуссерль имеет здесь в виду под «реальным»? Он подразумевает феноменологически реальное, пытается описать сущностную природу ментальных актов как они являются сознанию, что ведёт нас к другой важной модификации теории Брентано. Гуссерль согласен, что «… интенциональные переживания имеют то своеобразие, что они различным образом относятся к представленным предметам» (Ibid., В частности, Гуссерль полагает типичным или же имеющим место в большинстве случаев, что если человек осознает нечто, то отсюда ещё не следует, что он осознает две вещи: объект и его осознание. Например, представьте, что вы смотрите на Сейчас мы уже можем понять, почему Гуссерль желает заменить понятие ментального акта на понятие ментального феномена. В примерах типа цитированного выше имеется интенциональный и потому ментальный акт — осознание цвета, — но нет ментального феномена, поскольку само осознание не является сознанию, а ведь явление сознанию и есть то, в чём заключается бытие феноменом. По этой причине Гуссерль особым образом прочитывает интенционалистскую терминологию Врентано. Он говорит, к примеру, что: «если это переживание налицо, то «ео ipso» (и это заключено, как я хочу подчеркнуть, в его собственной сущности) осуществлено «интенциональное отношение к предмету», «ео ipso» предмет «интенционально присутствует»; ибо одно и другое означает точно то же самое» (Ibid., Гуссерль согласен с Брентано в том, что интенциональный объект не обязательно должен обладать объективной или независимой от сознания реальностью. Он делает оговорку в отношении того, чтобы называть это «имманентной объективностью» объекта, поскольку эта фраза также склоняет нас к овеществлению отношений между сознанием и его содержанием. Гуссерль приводит пример бога Юпитера, который (это предполагается) не действует независимо от сознания, однако может существовать в качестве объекта мышления: «Я представляю бога Юпитера, — это означает, я имею определённое переживание представления, в моём сознании осуществляется акт-представления-бога-Юпитера» (Ibid., Чтобы представить это в непротиворечивом виде, нам не следует принимать «вообще» во фразе «не существует вообще» буквально. Нам следует читать её как «не существует ментально или физически». Тогда мы сможем истолковать Гуссерля так: он допускает некий класс сущностей, которые не являются ментальными актами или физическими объектами, но только интенциональными объектами. Они не ментальные, не физические, но представляют собой содержание для наших конкретных ментальных актов. Тем не менее Гуссерль также признает, что объекты наших ментальных актов могут существовать независимо от сознания. Бог Юпитер в этом отношении не является примером, а вот Кёльнский собор является (Ibid., Сознание и «Эго»Гуссерль отдаёт себе отчёт в том, что при употреблении, к примеру, брентановского выражения «данный сознанию» он пользуется достаточно непрояснённым понятием сознания. Я не думаю, что это наносит практический ущерб его объяснению. Он считает: быть интенциональным — достаточное условие для того, чтобы быть ментальным, даже если это и не является необходимым условием. Если мы примем его взгляд на то, что определённые ментальные события, не будучи феноменами, тем не менее Если мы спросим, чем является сознание для Гуссерля, то, в сущности, это — серия интенциональных актов и неинтенциональных видов опыта, называемых «ощущениями» 41. В некотором смысле структура интенционального акта трояка: то, что приобретает опыт, сам опыт и то, к чему опыт относится. Или, если сформулировать это иначе: Эго, опыт и интенциональный объект. Мы знаем, что Гуссерль полагает описание интенционального опыта и интенционального содержания как соотносящихся ошибочным в феноменологическом плане, поскольку обычно никакое подобное отношение не является сознанию — только интенциональный объект является подобным образом. А сейчас нам следует обратиться к другому компоненту тройки, или иначе, к другому из двух связанных интенциональным опытом — к Эго, или к тому, что сознает. Всей этой картине структур сознания Гуссерль противопоставляет случаи, при которых мы не рефлексируем по поводу опыта, «но если мы, так сказать, живём в соответствующем акте, если мы растворяемся, например, в восприятии как рассматривании являющегося процесса или в игре фантазии, в чтении сказки, в осуществлении математического доказательства и тому подобное (Ibid., Так что существует некоторое напряжение или, по крайней мере, различие между открытиями естественной рефлексии и открытиями феноменологии. Гуссерль решает, что объективно Эго в некотором смысле должно существовать. Даже если Эго и не является, оно Таким образом, Эго есть либо единство моего опыта — моё сознание как целое, — либо это несводимое субъективное и сугубо личностное Я, которым Гуссерль так никогда и не разрешает проблему статуса Эго. Он называет его «трансцендентальным» Эго, поскольку оно не проявляется в пределах обычного опыта, но само является условием этого опыта. Эго выходит за пределы опыта. Оно является тем, что обладает опытом. И оно не есть ни сам опыт, ни интенциональный объект опыта. Критику Гуссерля французскому философу | |
Примечания: | |
---|---|
Список примечаний представлен на отдельной странице, в конце издания. | |