Абрам Ильич Фет ( | |
Предисловие редакторов к первому изданиюЛичность Абрама Ильича Фета, автора этой книги, для нынешнего времени уникальна; такие встречались, вероятно, в эпоху Возрождения, французского Просвещения XVIII века или среди русской интеллигенции XIX века. Возможно, он был одним из последних представителей этого вымирающего вида. Его кумиром был Герцен, который, как известно, окончил естественный факультет Московского университета, обладал недюжинным писательским талантом, но посвятил свою жизнь служению обществу. В некотором смысле Кандидатскую диссертацию по математике Особенно ярко общественный темперамент Кроме того, Отличительной чертой Будучи убеждённым противником тоталитаризма, Абрам Ильич полагал, в отличие от большинства правозащитников, что существующий строй нужно не улучшать, а менять. Обращаться с жалобами на беззакония к тем, кто сам их чинит, считал бессмысленным. Но когда весной 1968 года жизнь поставила его перед выбором — подписать или не подписать петицию в защиту незаконно осуждённых, — сделал выбор не колеблясь. «Я прекрасно понимал всю бессмысленность этого письма, — говорил он позже, — но отказ расценили бы как трусость. Иметь такую репутацию я не хотел не только потому, что это стыдно, но и потому, что имел некоторое влияние на окружающих». Требуя независимого поведения от других, он демонстрировал его своим примером. Вокруг этого письма была развёрнута шумная пропагандистская кампания. «Подписантов» обличали на собраниях, грозили увольнением, добивались унизительного покаяния. Широта и глубина интеллектуальных интересов и знаний А. И. Фет хорошо знал немецкую, французскую, английскую, польскую, украинскую литературу, помнил наизусть множество стихов на разных языках. При этом он был не просто «эрудитом»: мощный интеллект позволял ему выстраивать в единую картину факты из разных областей, на первый взгляд никак между собой не связанные. И что, может быть, всего удивительнее — с мощным интеллектом соединялась в нём необыкновенная страстность. О судьбах рода человеческого Абрам Ильич размышлял не как созерцатель, который «спокойно зрит на правых и виновных, не ведая ни жалости, ни гнева». Он ощущал себя активным деятелем, одним из тех, кто в ответе за будущее человечества. Историю с самого её начала делали не только и не столько правители, политики и полководцы, сколько духовные вожди, проповедники, философы. Среди философов и писателей прежних времён, начиная с Древней Греции, у На предыстории создания этой книги стоит остановиться отдельно. Абрам Ильич очень рано обратил внимание на то, что популярные социологические теории полностью или почти полностью игнорируют биологическую природу человека. И когда в 1963 году в Вене вышла книга «Das sogennannte Bose» («Так называемое зло») — главный труд крупнейшего биолога и крупнейшего мыслителя XX века Конрада Лоренца, основоположника этологии, науки о поведении животных и человека, — Три главных книги Лоренца — «Так называемое зло», «Восемь смертных грехов цивилизованного человечества» и «Оборотная сторона зеркала» — Фет перевёл, но в советское время издать эти книги было невозможно, так как в них встречаются непочтительные упоминания о правителях коммунистических стран, хотя главное острие критики Лоренца направлено против современного капитализма с его бессмысленной и губительной конкуренцией. Эти книги составили однотомник, первое издание которого вышло в 1998 году в издательстве «Республика» под названием «Оборотная сторона зеркала», а второе — в 2008 году, в издательстве «Культурная революция» под названием «Так называемое зло» (Для переводов В этой книге он поставил цель «выяснить действие социального инстинкта в человеческом обществе, описать условия, фрустрирующие его проявления, и объяснить последствия всевозможных попыток подавить этот неустранимый инстинкт». Равновесие человеческих сообществ Фет впервые рассмотрел в этой книге как динамическое равновесие двух противоположных инстинктов — открытого ещё Дарвином социального инстинкта, играющего роль притяжения, и открытого Лоренцем инстинкта внутривидовой агрессии, играющего роль отталкивания. Оба эти инстинкта проявляются у человека в специфических, только ему свойственных формах. Специфически человеческая форма инстинкта внутривидовой агрессии была подробно изучена Лоренцем. У животных этот инстинкт корректируется механизмом, предотвращающим убийство собрата по виду; чем сильнее вооружено животное, тем категоричнее выработанный эволюцией запрет убийства. Но человек изобрёл оружие, не являющееся частью его тела, и против него природный запрет оказался слишком слабым. Однако человек, по определению Лоренца, есть животное с двумя системами наследственности — генетической и культурной, и это позволило ему выработать новый механизм корректировки, передающийся традицией. Действие этого механизма распространяется только на небольшую группу «своих», в то время как в отношении «чужих» действие инстинкта внутривидовой агрессии резко усилилось. Различение «своих» и «чужих» тоже определяется культурной традицией. Что же касается специфической для человека формы социального инстинкта, которую Фет называет инстинктом внутривидовой солидарности, то она была открыта им самим. Специфичность этого инстинкта состоит в его способности распространяться с меньших групп на большие. Главная тема книги — реакция на социальную несправедливость, проходящая через всю историю и получившая в XIX веке название «классовой борьбы». Автор доказывает, что представления людей о справедливости сложились ещё при племенном строе, когда все члены общества совместно владели природным участком (теперь это называется природной рентой) и всеми видами интеллектуальной ренты. Это совместное владение соответствовало инстинктивно обусловленным правилам племенной морали и поэтому во всех племенах считалось «справедливым». Появление государства, сословий и частной собственности было для человека страшной катастрофой, так как вело к появлению социального неравенства и воспринималось как социальная несправедливость. Здесь Фет принимает основополагающую гипотезу: «Реакция на «социальную несправедливость» стимулируется социальным инстинктом человека, непосредственным образом вызывается всеми видимыми отклонениями от племенной морали, адресатом же её является асоциальный паразит». Понятие «асоциальный паразитизм» ввёл Лоренц, но не успел его систематически исследовать и ограничился рассмотрением одной очень специальной формы асоциального поведения — преступлений против личности. Фет значительно расширил диапазон этого явления, причислив к асоциальным паразитам всех, кто стремится только к собственной выгоде — не только лентяев и трусов, но и людей, присваивающих себе чужой труд или природную и интеллектуальную ренту: рабовладельцев, жрецов, помещиков, капиталистов и так далее. Он полагает, что «любое явление асоциального паразитизма, о котором человек узнаёт, вызывает в нём инстинктивную реакцию протеста и стремление к устранению этого явления». И обстоятельно прослеживает, как проявлялась реакция на социальную несправедливость в ходе человеческой истории, используя обширный хорошо известный материал, который до него никто ещё не пытался истолковать в таком аспекте. Эти исторические главы убедительно демонстрируют неустранимость инстинктов, которые в зависимости от различных культурных традиций принимают бесконечно разнообразные формы. В спокойное время они находятся под контролем культуры, но всегда неизбежно и резко проявляются в периоды социальной неустойчивости (во время войн, революций, голода и так далее) и упадка культуры. О резком усилении действия инстинктов в периоды социальной неустойчивости и об опасности выхода их Историю происхождения человека лишь недавно начали изучать, и нет никакой «общепринятой» концепции этой истории, есть лишь более или менее правдоподобные гипотезы. Рассматривая происхождение человека с точки зрения развития двух основных инстинктов — социального и внутривидовой агрессии, — Фет выдвигает ряд оригинальных и прекрасно аргументированных гипотез, которые позволяют построить весьма убедительную модель происхождения вида Homo sapiens. Из всех мыслителей гуманистического направления он едва ли не единственный объективно и смело сказал, что в создании нашего вида решающую роль сыграл групповой отбор, результатом которого стала биологическая избыточность мозга и избыточная агрессивность. Основными инструментами отбора были при этом полное уничтожение соперничающих групп и каннибализм, что по скорости напоминает искусственный отбор, протекающий несравненно быстрее естественного. История возникновения нашего вида в реконструкции Фета вызывает содрогание. Но в процессе эволюции добро и зло часто переходят в свои противоположности. Не случайно Лоренц назвал книгу об инстинкте внутривидовой агрессии «Так называемое зло»: из взаимодействия агрессии с половым инстинктом эволюция выработала все высшие эмоции человека, в том числе дружбу и любовь. А Фет проследил, как под давлением инстинкта внутривидовой агрессии и социального инстинкта групповой отбор с его бесконечными войнами, истреблением племён и каннибализмом создал человека. Фет, можно сказать, принимает эстафету у Лоренца и во многих других вопросах. Лоренц впервые рассмотрел культуру как живую систему и описал аналогии и различия эволюции видов животных и эволюции человеческих культур. Фет продолжил это описание, что помогло ему найти условия, в зависимости от которых одни спонтанно возникающие культуры тут же гибнут, а другие развиваются в динамическом равновесии нового и старого, помогло выявить опасности, заводящие культуры в тупик и ведущие их к упадку. Другой пример передачи эстафеты — использование кибернетического языка. Лоренц был, У животных все поведение задано врождёнными программами. Это и есть инстинкты. Некоторые программы у них остаются открытыми и путём обучения заполняются впоследствии подпрограммами. Существенное отличие человека от других животных — понятийное мышление, неразрывно связанное с символическим языком, что даёт ему возможность воспринимать целые пакеты подпрограмм, записанных на словесном языке. Поэтому человек способен накапливать знание, образующее культурную традицию. «Генетическая программа нашего вида — пишет автор — может действовать лишь при условии, что её программы своевременно, в предусмотренном человеческим геномом порядке заполняются подпрограммами, созданными культурной наследственностью». Книга так щедро насыщена идеями и мыслями, относящимися к самым разным областям знаний и человеческой культуры, что порой хочется упрекнуть автора в неумеренности. Новые подходы, парадоксальные сопоставления, неожиданный взгляд на общепринятое — всё это будит мысль читателя, но и затрудняет восприятие книги. Так упрекали Всем мыслящим и ответственным людям, независимо от их профессий, эта книга поможет понять природу кризиса, угрожающего сейчас дальнейшему существованию человеческой культуры и самого человечества, задуматься о возможных путях преодоления этого кризиса и стать активными участниками исторического процесса. Альберт Швейцер, один из крупнейших мыслителей XX столетия, к идеям которого Фет неоднократно обращается в этой книге, писал, что оптимизм и пессимизм — категории не разума, а воли. Оптимист — это человек, готовый несмотря ни на что трудиться ради лучшего будущего. Фет, как и Лоренц, был оптимистом, и его книга зовёт всех думающих людей к оптимизму. Творческая деятельность Оглядываясь на творческий путь А. В. Гладкий, Предисловие редактора к первому изданиюИстория человечества привлекала к себе внимание ещё с древности. Различные этапы этой истории — зарождение вида, долгие тысячелетия первобытного существования, возникновение племён, этносов, народов и больших государств — в разной мере привлекали внимание исследователей. В исторической литературе можно выделить два резко отличающихся подхода. В первом акцент делается на правдивом и точном изложении исторических фактов. Близкий аналог исторической литературы такого рода — портретная живопись. Основоположником исторических исследований этого направления считается Геродот. Другой подход был связан с поиском закономерностей в историческом процессе. Вольтер назвал такой поиск «философией истории». Уже во времена Древней Греции возникло представление, что историческое поведение людей, племён и целых народов определяется их интересами и «страстями». Впервые мы находим этот подход у Фукидида. При этом ход истории объясняется многими причинами, действующими в разных сочетаниях. Предлагаемая книга относится к такому роду литературы. Исторические исследования касались влияния на историю идей и идеологии, экономических и социальных причин, физиологических потребностей, а также географического положения и быта племён и народов. Но влияние инстинктов, лежащих в основе «страстей», оказалось упущенным. Социальные инстинкты существуют В инстинктах есть механизмы, требующие координированных социальных действий, например, когда галки все вместе отражают нападение хищника, или когда все особи огромной тучи саранчи почти одновременно изменяют направление полёта. Среди социальных инстинктов очень важную роль играет иерархия внутри образовавшейся группы. Иерархия в группе резко уменьшает конкурентную борьбу особей за пищу и за возможность оставить потомство. Стремление занять в иерархии более высокое положение является инстинктивным. Оно закреплено отбором как инстинкт у всех социальных животных. Более того, с иерархией тесно связаны размер группы и проблема распознавания особи. Распознавание особей позволяет быстро, без борьбы установить иерархический ранг в группе. В малой группе бывает немного особей, претендующих на один и тот же ранг, и ранговая оценка осуществляется обычно без борьбы. Когда группа разрастается, число особей, претендующих на один и тот же ранг, становится большим, и ранговое распределение не может быть установлено путём простого распознавания; оно с необходимостью влечёт за собой почти непрерывные бои между претендентами. Поэтому возникает ещё один социальный инстинкт спонтанного разделения группы особей на две части, когда группа достигает определённого предельного размера. Другой причиной, приводящей к распаду группы, может оказаться недостаток корма. Но распад происходит Почти у всех теплокровных животных внутривидовая агрессия снижена в такой мере, что по существу запрещается убийство особей своего вида в конкурентной борьбе. Насколько мне известно, среди теплокровных только у немногих видов, в частности у человека Развитие первобытной экономики привело к тому, что большие группы стали более жизнеспособны в хозяйственном и военном отношениях. Там, где развитие культуры и её доминирование над инстинктом агрессии позволило перенести метку «свой — чужой» на большие коллективы (например, по языковым, религиозным или поведенческим признакам), вместо небольшого племени, объединённого родственными связями, стали возникать племенные союзы, этносы и государства. Метка «свой», а следовательно и запрет убийства, стала обозначать тысячи, сотни тысяч и даже многие миллионы человек. Это гуманистическое направление в развитии человечества привело к тому, что инстинкт внутривидовой агрессии всё более и более подавлялся. Роль культуры в этом процессе весьма подробно исследована в предлагаемой книге. С другой стороны, подавленный инстинкт внутривидовой агрессии высвобождался во время кровопролитных войн и социальных потрясений, За время своего первобытного существования человечество обзавелось ещё одним социальным инстинктом, которого нет у других видов теплокровных. У всех социальных животных асоциальное поведение в группе, например, нарушение правил рангового распределения или отказ от участия в коллективной защите, наказывается резким снижением ранга в иерархии. У человеческих групп инстинкт, направленный против асоциального поведения, приобрёл форму инстинкта социальной справедливости. Доисторические человеческие группы совместно владели территорией и, следовательно, совместно владели тем, что сейчас следовало бы назвать природной рентой. Но рента у этих групп появлялась также в результате развития культуры и технического прогресса. Эта интеллектуальная рента также принадлежала всему племени. Поэтому асоциальным стало считаться не только поведение лентяев и трусов, но и любые попытки приватизации природной и интеллектуальной ренты. Это книга о том, какую роль в истории сыграли инстинкт внутривидовой агрессии и инстинкт социальной справедливости, об их подавлении культурной эволюцией Несколько слов о расхождениях во взглядах между автором книги и автором этого предисловия. По мнению автора книги, инстинкт социальной справедливости направлен против людей, уклоняющихся от участия в полезном труде. Помимо лентяев, к ним относятся также люди, живущие за счёт ренты благодаря глубокому, укоренившемуся в культуре уважению общества к частной собственности. Однако, По моему мнению, первоначальный инстинкт социальной справедливости доисторического человека был направлен и против права распоряжаться результатами своего собственного труда. Никакая работа не могла вознаграждаться правом распоряжаться её результатами. Существовали другие формы вознаграждения, приводившие в конечном счёте к повышению коэффициента размножения данной человеческой группы, что составляло положительный отбор. Инстинкт социальной справедливости возник и укоренился в течение сотен тысяч лет в малых племенных группах. Длительное время развитие культуры и инстинктивное поведение не противоречили друг другу. Все культурные традиции легко уживались с инстинктами и даже усиливали их действие. При этом всё время сохранялся небольшой размер племенной группы как единицы эволюционного и культурного процесса. Появлению больших групп предшествовали культурные достижения, выходившие за рамки первобытных инстинктов: Автор подробно и последовательно рассматривает упадок современной культуры, ограничиваясь при этом её европейской ветвью. Несомненно, всё, чем привлекает и отталкивает европейская культура, больше всего сказалось на истории человечества нескольких последних столетий. Упадок европейской культуры и вызванные этим общечеловеческие кризисы Любая сложная система подвергается воздействию многих параметров, и история человечества не является в этом смысле исключением. Однако, исторические процессы чаще всего исследуются в период кризисов, когда число движущих историю сил резко сокращается. В этих условиях анализ системы значительно упрощается и сравнительно легко ведёт к успеху. Заслуга такого рода анализа принадлежит в первую очередь деятелям французского Просвещения и, в особенности, Карлу Марксу, которому первому удалось осознать самое начало кризиса европейской цивилизации. Благодаря возникновению этологии состав движущих сил истории существенно увеличивается, поскольку в историческую науку входят социальные инстинкты, которые действуют непрерывно, как в обычных, так Представление об инстинкте устранения асоциального паразитизма, введённое Лоренцем в частных случаях, применяется в предлагаемой книге к широкому кругу исторических явлений и связывается с классовой борьбой. Показано, как на фоне постоянно действующих угнетённых социальных инстинктов классовые и этнические противоречия приобретают форму кровавых столкновений. Этот подход открывает новое направление в историографии. Актуальность развития такого направления особенно заметна в настоящее время в связи с двумя стихийно идущими противоположными процессами: со всё возрастающей опасностью глобального разрушения нашей цивилизацией среды обитания и социальной среды существования человечества, Предлагаемая книга поможет широкому кругу читателей не только осознать грядущие опасности, но и включиться в позитивный процесс управления историей. Р. Г. Хлебопрос. Предисловие автораТак называемая «природа человека» была и остаётся предметом заблуждений. Старое заблуждение было в том, что человек по природе своей ангел, но падший ангел; новое заблуждение состоит в том, что человек по своей природе зверь, но зверь, поддающийся дрессировке. Вряд ли надо доказывать, что человек никогда не был и не может быть ангелом. Но философия Нового времени, поставившая земные интересы на место небесных, впала в другую, противоположную крайность. Она изобразила человека чудовищем эгоизма и жестокости, а человеческое общество — как «войну всех против всех» (bellum omnium contra omnes). Это понимание природы человека, с циничной прямотой высказанное Гоббсом, до сих пор остаётся основой государственной мудрости западного мира. Что бы ни говорили в торжественных случаях его представители, подсознательное мышление и вытекающие из него установки этих людей предполагают, что человек — опасный зверь, всегда преследующий корыстные интересы, а вся организация общества нужна для того, чтобы держать этого зверя в узде. Нетрудно видеть, что строй, именуемый «демократией», в сущности опирается на эти представления. Демократия началась с насильственных притязаний власти и насильственного сопротивления этим притязаниям; она держится на принципе равновесия властей (checks and balances), то есть предполагает едва сдерживаемый конфликт, часто принимающий резкие формы. Представление Гоббса о «природе человека» Выражение «природа человека» — если оно имеет какой-нибудь смысл — относится не к ангелу и не к зверю. Аристотель определил человека как «общественное животное», но более точное определение дал немецкий антрополог Арнольд Гелен: человек — это культурное существо (Arnold Gehlen, Der Mensch, seine Natur und seine Stellung in der Welt). Конрад Лоренц объясняет это определение следующим образом: «Вся система врождённого поведения и реакций человека филогенетически устроена, то есть «рассчитана» эволюцией таким образом, что нуждается в дополнении культурной традицией». Культура доставляет ему язык, без которого нет человека, и многое другое, чего не содержит человеческий геном. Для понимания человека надо принимать во внимание присущие ему — и только ему во всём живом мире — две взаимодействующих системы наследственности, генетическую и культурную. Только новая наука о поведении животных и человека — этология — открывает путь к такому синтезу. Конрад Лоренц в своих работах, прокладывающих новые пути в науке, внёс неоценимый вклад в самопонимание человека, сравнимый лишь с открытиями Дарвина. Лоренц открыл инстинкт внутривидовой агрессии, присущий всем «территориальным» животным: этот инстинкт побуждает их охранять используемую ими территорию от животных своего вида. Лоренц показал, каким образом из инстинкта внутривидовой агрессии произошло узнавание индивида, а затем все высшие эмоции животных и человека, в том числе такие специфические эмоции человека, как дружба и любовь. По этой причине он назвал свою широко известную книгу «Так называемое зло» (Das sogenannte Bose), подчеркнув этим положительные аспекты агрессии. В мире животных инстинкт внутривидовой агрессии играет роль «отталкивания». Другой инстинкт, играющий роль «притяжения», был открыт Дарвином — это социальный инстинкт, определяющий условия общественной жизни стадных животных. Именно этот, ещё недостаточно изученный инстинкт определил образование первоначальных человеческих групп, а затем, вместе с культурными факторами, племён и государств. Равновесие животных сообществ, Один из стереотипов философии — предполагаемая «неизменность человеческой природы». Философы считали этот тезис столь очевидным, что даже не затрудняли себя доказательствами, ограничиваясь пессимистическими замечаниями о человеке — с примерами, которые нетрудно подобрать. Но если можно сравнивать людей разных эпох и культур, это не значит, что надо сравнивать новорождённых. В таком случае «неизменность» можно в самом деле оправдать, поскольку анатомия и физиология человека вряд ли сильно изменилась с эпохи неолита. Сравнивать надо взрослых людей, сложившихся в их культуре; а тогда обнаруживается изменчивость «природы человека», как раз и делающая это понятие интересным. Культурная наследственность позволяет людям передавать потомству приобретённые ими знания и навыки. Наследование приобретённых признаков, постулированное Ламарком и отсутствующее в биологии, парадоксальным образом обнаруживается в человеческой культуре. Вследствие этого необычно ускорилась эволюция человека. Эта же причина обусловливает пластичность человеческой природы, способной к необычным в живой природе превращениям. Однако, в человеческой природе есть древнейший слой, определяемый инстинктами, то есть генетической наследственностью. Этот слой не может быть изменён культурой, хотя формы проявления инстинктов зависят от культуры и определяют облик этой культуры. Биологическое в человеке всегда противилось формальному подходу и считалось «иррациональным». С ним связаны понятия «добра» и «зла»: первое из них представляет в фантастической форме социальный инстинкт, а второе — инстинкт внутривидовой агрессии. В этом слое нашей психики содержатся и правила племенной морали, определённые социальным инстинктом и распространённые мутацией на больший коллектив — человеческое племя, Предметом этой книги является реакция на «социальную несправедливость», проходящая через всю историю и получившая название «классовой борьбы». Классовая борьба возникает вследствие ряда причин, биологических и культурных, взаимодействие которых я пытаюсь описать. Моя главная цель — выяснить действие социального инстинкта в человеческом обществе, описать условия, фрустрирующие его проявления, и объяснить последствия всевозможных попыток подавить этот неустранимый инстинкт. Я начинаю с описания системы инстинктов человека с точки зрения этологии, отмечая специфически человеческие черты этих инстинктов, единственные в животном мире. Затем я рассматриваю биологическую составляющую истории на известном материале, который, Я не пытаюсь определить, что такое справедливость: это слово означает обычно соблюдение принятых в обществе правил, но такие правила зависят от места и времени. Напротив, инстинктивная реакция, которая меня интересует, имеет биологическое происхождение: она обусловлена социальным инстинктом человека и потому не может быть изменена. Но можно изменить фрустрирующую человека культуру, определяющую условия действия наших инстинктов. Институт демократии несомненно нуждается в реформе. Этот институт образовался в Средние века и содержит в себе отчётливое отрицательное представление о человеке, заимствованное из христианской эсхатологии. Но демократия меняется. Она уже не нуждается в смертной казни и не привязывает человека к позорному столбу. Если сравнить наше нынешнее понимание демократии, например, с английскими законами начала XIX века, то изменение демократии оказывается очевидным фактом. Демократия всё ещё нуждается в силе — и не должна быть слабой — но она больше доверяет человеку. Меняется не только «человеческая природа», но и наше представление о ней. Философы всегда были пессимистами — не только кабинетные мыслители вроде немецких идеалистов, но даже более знакомые с человеческим обществом, такие, как Юм, тоже веривший в неизменность «природы человека». Биологическая революция в философии, произведённая Лоренцем, может изменить эту укоренившуюся установку. Мы знаем теперь, что в человеческом обществе возникает обратная связь — самопонимание общества и сознательное изменение его усилиями человека. Нынешнее общество, с его механическими реакциями на случайные события, вообще нежизнеспособно. Если человечество выживет, то возникнет новое общество, где будет жить новый человек. Это далёкая цель, но ничто меньшее нас не спасёт. БлагодарностиЭта книга возникла после чтения памфлета А. И. Фет. | |
Оглавление | |
---|---|
| |