Виталий Георгиевич Горохов, Вадим Маркович Розин:
Введение в философию техники.
Глава 3. Методологические проблемы философии техники

Теперь к той же самой проблематике философии техники подойдём с методологической позиции. Интерес к философии техники не случаен, сегодня выработка отношения к технике, понимание её природы, сущности и смысла, её связей с наукой и культурой, взаимоотношений с человеком и многие другие составляют нервный узел современной философской проблематики. Постепенно становится понятным, что кризисы нашей цивилизации — экологический, эсхатологический (угроза термоядерной войны), антропологический (деградация человека и духовности), кризис культуры и другие — взаимосвязаны, причём техника и, более широко, техническое отношение ко всему являются одним из факторов этого глобального неблагополучия.

Несмотря на то, что существуют различные концепции техники и философии техники, есть необходимость в их методологическом осмыслении как феноменов современной культуры и мышления. И вот почему. Во-первых, методологическая традиция мышления и рефлексии, с нашей точки зрения, оправдала себя в отношении к таким непростым и «разноголосым» интеллектуальным образованиям, к которым относятся и концепции философии техники. Во-вторых, в области философии техники сформулировано много разных точек зрения и получены определённые знания, в связи с чем необходимо очередное осмысление наработанного материала и проблем с целью выработки новых путей решения. По сути дела обсуждение проблем философии техники идёт по второму кругу, и нужно понять почему. В советской и западной философии проблема техники рассматривалась по-разному. В первой речь фактически шла о философских вопросах техники и принципах её исторической реконструкции. В рамках такого подхода обсуждался вопрос и о природе техники. Кроме того, пышно расцветала критика «буржуазной» философии техники, носившая, как правило, идеологический характер.

Подобное философское осмысление техники явно неудовлетворительно: во-первых, оно односторонне и пристрастно прежде всего потому, что в такой критике достижения «буржуазной» философии техники умалчиваются или игнорируются; во-вторых, марксистское изучение явлений техники носит абстрактный характер (оно не соотносится с проблемами и кризисом современной культуры); в-третьих, марксистскому философскому осмыслению проблем техники реально придавалось малое значение и оно сводилось к обоснованию, а практически к оправданию принятых государством идей научно-технического прогресса, а также принятых технических решений, например по поводу АЭС и так далее.

Отличительные особенности подхода к технике в западной философии, на наш взгляд, следующие: чётко выраженное гуманитарное и аксиологическое отношение, постановка во главу угла вопросов природы и сущности техники и её значения для судеб современной культуры, наконец, развитие, наряду с общефилософскими проблемами, также прикладных (оценка и экспертиза технических проектов, вопросы инженерного образования и другие). Действительно, западные философы техники, начиная с работ Э. Каппа и Ф. Дессауэра, следуя за М. Хайдеггером, К. Ясперсом, Л. Мамфордом, занимают в отношении техники ту или иную, но вполне определённую позицию. Как правило, они связывают с техникой (понимаемой достаточно широко) кризис нашей культуры и цивилизации. К этому вопросу мы ещё вернёмся, а сейчас уточним предмет, которым занимается философия техники.

На первый взгляд ясно, что является предметом философии техники — техника. Однако Хайдеггер считал, что философия должна рассматривать не технику, а скрытую от нас её сущность. Сущность же современной техники, пишет Хайдеггер, заключается в «понуждении» природы. Эта установка отлична от охранительно-оберегающего восприятия природы более ранних эпох. Современному человеку природа представляется как обладающая запасом сил и энергий, которыми можно свободно распоряжаться именно в форме технических средств. Хайдеггер считает, что человек к такому способу действий понужден посылом своего времени, или заставлен. В сочетании всех этих моментов современная техника и характеризуется как «Постав» («Gestell»). Создавая («высвобождая») технические средства, человек всегда пребывает в опасности попасть в водоворот техники. Но в то же время, здесь заключена и возможность познать собственно сущностное, «истину», и проникнуться заботой о ней.

Как мы видим, сущность техники связана не только с самой техникой, но также особым (ценностным) отношением человека к природе и влиянием техники на человека. О том же в своё время писал и М. Шелер. Ф. Рапп отмечает, что, по мысли Шелера, каждому рациональному познавательному действию предшествует эмоциональное переживание ценности, поскольку лишь в лучах этой ценностной обращённости предмет только и может стать значимым и достойным исследовательского внимания. Согласно этому, непременные для возникновения науки и техники материальные и идеальные условия определены для него, одинаково изначально, эмоционально окрашенным этосом, предпосланным им обоим: не идея практической пользы, а стремление к власти и господству над природой характерны для современной науки и техники.

Мысль о научно-техническом знании, обеспечивающем господство (и контитуирующем, по Шелеру, вместе с историческим знанием, несущим искупление, три вида знания), позднее снова подхватывается Ю. Хабермасом в работе «Познание и интерес». О влиянии же техники на человека помимо Хайдеггера пишут многие. «Нет никакого демонизма техники, — пишет Хайдеггер, — но есть тайна её сущности. Сущность техники как миссия раскрытия потаённости есть риск». Например, Ясперс доказывает, что в технической цивилизации человек становится одним из видов сырья, подлежащего обработке, и не может освободиться от власти созданной им техники, в результате происходит утрата личностного и индивидуального начал. Ф. Рапп отмечает, что дело выглядит так, будто мы осуждены на присутствие техники. Появляющаяся всегда только при посредстве человеческого действия она тем не менее стала самостоятельной инстанцией, развитие которой кажется едва управляемым. Так, прогресс в медицинской технике привёл в развивающихся странах к демографическому взрыву и вместе с тем к проблеме голода, которая в свою очередь разрешима только с помощью технических средств (контроль над рождаемостью, искусственные удобрения и использование сельскохозяйственных машин). В то же время разрушение природной среды, сырьевой и энергетический кризисы явно говорят о том, что техническое развитие также имеет определённые рамки.

Динамика реального процесса оказывается здесь в значительной мере ускользающей от теоретического понимания. Именно поэтому и воспринимается техника, развиваемая человеком целенаправленно и планомерно, как чужая, неведомая сила. Симона де Бовуар считает, что именно развитие техники привело к отчуждению, порабощению, оглуплению человека. X. Ортега-и-Гассет доказывает, что техника является средством, с помощью которого воспроизводится «объективно ненужное». При этом современная техника, благодаря аналитическому духу современной науки, достигает невообразимой ранее степени совершенства. В результате она становится легкодоступным средством достижения любых целей. Чего нам недостаёт, так это творческой силы, чтобы указать цели, которые следует преследовать, располагая имеющимся техническим потенциалом.

Многие исследователи обращают внимание также и на то, что за техникой стоит инженерия (инженерное творчество), которая в свою очередь основывается на естественных науках и естественно-научной рациональности. Другая причина, как это ни парадоксально, пишет Ф. Рапп, состоит именно в специфически теоретической направленности западно-европейского мышления. Этот стиль мышления — расколдовывающий мир, рационализирующий экономические процессы и применяющий математические естественно-научные методы — только и сделал возможной современную технику, распространившуюся затем из Европы по всему миру. При этом, однако, как и прежде, сохранялся традиционный приоритет дистанцированной теоретической рефлексии перед активным практическим действием. Поэтому получается так, что техника, которая возникла из вполне определённого теоретического понимания мира, в смысле этой же концепции оказывается предметом познания, обладающим меньшей ценностью. Порождённая духом рациональной, просвещённой научности, а следовательно, в более широком смысле, западно-европейской философской традицией — современная техника, действительная сила воздействия которой лежит на поверхности лишь весьма спорадически, оказывалась предметом основательных философских исследований.

Итак, предметом философии техники является не только техника, но прежде всего сущность техники, включая отношение человека к природе, влияние техники на человека, значение инженерии, форм научной рациональности. При этом каждая из указанных компонент сама необычно сложна. Например, современная инженерия всё больше включает в себя проектные формы мышления и организацию, а также установку на решение технологических задач. В результате техника начинает рассматриваться как продукт проектирования и технологии.

Короче говоря, когда-то ясное понимание техники как системы орудий, механизмов, машин и сооружений сегодня всё больше воспринимается как натуралистическое, поверхностное представление, которое необходимо преодолеть. В отношении философии техники вполне справедливы слова, сказанные Э. Гуссерлем в известном венском докладе 1935 года. «Я уже говорил, — отмечал он, — что в своём развитии философия проходит период наивности… Говоря точнее, что наивность можно в самом общем смысле назвать объективизмом, который выражается в различных типах натурализма, натурализации Духа. Старые и новые философии были и остаются наивно объективистскими. Однако, справедливости ради, следует отметить, что немецкий идеализм, начиная с Канта, страстно стремится преодолеть эту наивность, уже ставшую очень ощутимой, хотя и не мог на деле достигнуть уровня высшей рефлексивности, решающей для возникновения нового облика европейского человечества». Преодолевая этот натурализм и научность, философы техники создали массу определений техники, которые не удаётся свести в систему, поскольку они несовместимы. Кроме того, эти определения мало специфичны (под них подходит не только техника, но и многое другое). Чтобы убедиться в этом, достаточно привести несколько определений техники.

Для Т. Бека техника — это изменение природы посредством духа. Макс Эйт говорит, что техника — это всё, что придаёт человеческому желанию материальную форму. И поскольку человеческое желание и человеческий дух почти совпадают и этот последний заключает в себе бесконечность проявлений и возможностей жизни, то стало быть и техника, несмотря на свою привязанность к вещественному миру, перенимает нечто от безграничности жизни чистого духа. Идея творческого преобразования в центре внимания и у Ф. Дессауэра, который сам после перечисления многочисленных вариантов толкований даёт следующее сущностное определение техники: техника есть реальное бытие, возникшее под влиянием идей, посредством конечной оформленности и обработанности из природноданных наличностей. Ф. фон Готтль-Оттлилиенфельд пишет, что техника в субъективном смысле есть искусство находить правильный путь к цели, а техника в объективном смысле — это устоявшаяся совокупность методов и средств, с помощью которых совершается действие в контексте определённой сферы человеческой активности. При этом, как он потом поясняет, тот путь оказывается всякий раз наиболее разумным, который в расчёте на единицу успеха требует наименьших затрат. Ибо закономерным образом это всегда и путь, который в расчёте на единицу затрат гарантирует наибольший успех. Для Л. Тондла техникой является всё, что человек располагает между самим собой как субъектом и объективным миром, с тем, чтобы изменить определённые свойства мира так, что станет возможным достижение поставленной цели. Похожую, но ещё более конкретизированную дефиницию даёт К. Тухель: «Техника — это понятие, охватывающее все предметы, практики и системы, которые создаются на основе творческого конструирования для удовлетворения индивидуальных или общественных потребностей, служат в своих фиксированных функциях определённым целям и, в своей совокупности, оказывают на мир формирующее воздействие».

Приводить определения техники можно довольно долго, и чем дольше, тем яснее, что эти определения даются для разных целей и в разных системах мышления. Но ведь все это определения техники, поэтому хотелось бы через множество определений выйти на адекватное, истинное понимание техники. Однако такая возможная постановка вопроса — проявление того же самого наивного, докантовского понимания философии техники. Более правильное понимание развития философии техники, на наш взгляд, предлагает Ф. Рапп. Философские вопросы техники, отмечает он, получили пока только в своих первых шагах разработку, подобную традициям философских школ, при которой различные исследователи занимаются сходным кругом проблем и таким образом содействуют систематическому развёртыванию определённой концепции. Вследствие этого здесь нет и принимаемой всеми исходной теоретической системы, и упорядоченного понятийного инструментария, на который бы можно было опереться в том или ином конкретном исследовании.

Современная философия техники отличается к тому же широким спектром различных подходов. Если даже отвлечься от того, что при этом зачастую рассматриваются совершенно различные вопросы и аспекты, которые должны были бы быть сведены вместе, нельзя всё же не заметить некую разрозненность в оценке причин, стимулировавших появление современной техники, нынешней ситуации и, тем более, её будущего развития.

В связи с такой оценкой ситуации возникает ряд принципиальных вопросов, а именно, является ли философия техники единой дисциплиной, может ли техника выступать как целостный объект рассмотрения (или за этим представлением стоят разные феномены, начиная от материальных и заканчивая духовными), что представляет собой философия техники — философскую дисциплину, частную методологию, метатеорию, и так далее. Ставя аналогичные вопросы, Ф. Рапп пишет, что философия техники не является ни [1] метатеорией инженерных наук, ни [2] частью какой-то специальной дисциплины, вроде социологии или исторической науки, и, наконец, она [3] не редуцируется к какой-либо отдельной дисциплине: философия техники тесно связана с теорией познания, социальной философией, философской антропологией, философией истории и метафизикой, но не поглощается ими.

Техника всегда представляет собой прежде всего фактически обнаруживаемый феномен. Поэтому её действительные признаки не могут быть выведены из некоторого логически над временного созерцания сущности, не взирая на конкретный эмпирический опыт. Чтобы не впасть в произвольные и ни к чему не обязывающие спекуляции, философский анализ и рефлексия должны опираться на имеющиеся данные, на основе которых становятся возможными уже и общие высказывания.

Прежде чем мы попытаемся ответить на поставленные вопросы о статусе и природе философии техники, рассмотрим, что сегодня представляет собой философия и методология, ведь вопросы, которые мы ставили, являются в одинаковой мере философскими и методологическими.

1. Методология и философия в современной интеллектуальной культуре

Понимание методологии как науки о методах мышления, когда-то весьма плодотворное, сегодня отходит на второй план, а порой даже затрудняет её дальнейшее развитие. Хотя подобное понимание постоянно провоцируется семантикой слова «методология», реальное развитие этой дисциплины показывает, что методы мышления в ней фактически не изучаются.

Сегодня без методологии трудно представить существование и развитие мышления, науки, знания. Некоторые методологи, например Г. П. Щедровицкий, даже утверждают, что методология пришла на смену философии и науке. Так ли это? Но даже если и не соглашаться с подобной оценкой значения методологии, очевидным является факт её самостоятельного существования, выделенного из философии и обособленности от неё.

Существует, правда, точка зрения, что философия и методология по сути одна дисциплина, философия даёт для науки методологию, а методология — часть философии. Но с этим трудно согласиться, во-первых, потому что философия для других наук поставляет не методы, а категории, картины мира и общие схемы (и лишь через них косвенно влияет на методы); во-вторых, потому что фактически в частных науках методология выделилась и дисциплинарно, и как особый подход к действительности.

Как самостоятельная дисциплина методология конституировалась довольно поздно, начиная с 1950-х годов, хотя, конечно, в философии представление о «методологии» существует относительно давно. Уже Декарт, характеризуя природу и особенности метода и мышления, подготовил почву для такого понятия. Однако это понятие не состоялось бы без работ И. Канта, который перешёл к анализу условий и возможностей мышления.

Почему же методология в Новое время стала выделяться из философии? С одной стороны, возросла значимость методологической работы в самой философии: предварительного планирования способов решения философских задач, анализа внутренних проблем и противоречий, общей организации философского мышления. С другой стороны, особенно со второй половины XIX века, возникла потребность в самостоятельной методологической деятельности в различных науках и дисциплинах. Хотя философия по-прежнему пыталась обосновать и нормировать науку, учёные всё больше рассчитывали на свои силы. Они перестали доверять философской интуиции и философским построениям и предпочитали сами справляться со своими проблемами, даже если это касалось их мышления и общего видения действительности. Здесь и стала складываться почва для выделения методологии как самостоятельной области, но сначала она понималась как «частная методология», то есть дисциплина, озабоченная конкретными проблемами учёных, работающих в той или иной области науки.

Следует указать на ещё одно обстоятельство — кризис самой философской мысли. Начиная с работ Канта, Фихте, Шеллинга, Гегеля происходило переосмысление философии. Философское мышление всё больше начинает рассматриваться как интеллектуальная работа разума, сознания, интеллекта, духа. В этой связи и сложилась линия критики натуралистических аспектов философского мышления, о котором мы говорили выше.

Результатом этой критики метафизической философии было не только формирование предпосылок современной философии, но и выделение из философии методологии.

Согласно распространённому утверждению, методология — это форма рефлексии, без которой методологическая работа не существует. Но не менее верно, что и философия есть особая форма рефлексии. В философии рефлексия тесно связана с критической точкой зрения, критической функцией. «В теоретической установке философа, — пишет Гуссерль, — самым существенным является специфическая универсальность критической точки зрения с характерной для неё решимостью не принимать на веру ни одно готовое мнение, ни одну традицию в стремлении найти для всего традиционного данного универсума истину саму по себе, некую идеальность… Это происходит в форме практики нового рода — практики, приобретающей характер универсальной критики всей жизни и её целей, форм и систем культуры, уже развившихся в жизни человечества, и вместе с тем — критики самого человечества и тех ценностей, которые явно и скрыто руководят им».

Но рефлексия в философии связана не только с критической позицией, она способствует также построению общих схем онтологии, причём в универсальной и нормативной формах. Другими словами, философ не только старается понять и объяснить мир, но он трактует свои построения и рефлексию как всеобщую норму и идеал. Философия, утверждает Гуссерль, «сохраняет за собой ведущую функцию и свою особую бесконечную задачу — функцию свободного и универсального осмысления, охватывающего одновременно все идеалы сразу и всеобщий идеал — иначе говоря, универсум всех норм». Однако, как совместить критическую и нормативную идеологическую установку философского мышления? Критическая установка ведёт к «распредмечиванию» (пониманию исторической и деятельностной обусловленности) всех смыслов, понятий, а нормативная и онтологическая — к «опредмечиванию», объективизации, натурализации. Сходный вопрос можно адресовать и к установке философской деятельности — философия создаёт для мышления сами условия (основания) понимания, объяснения и видения мира, она создаёт язык, на котором философ, а вслед за ним и все остальные говорят, то есть создаёт новые смыслы, слова, понятия. Но каким образом можно создать новый язык или понятия, говоря на старом языке?

Сегодня претензия философии на всеобщность, универсальность и нормативность явно чрезмерна, время глобальных философских систем и аристотелевской претензии на управление другими науками со стороны философии ушло в прошлое. В настоящее время мы часто называем философами многих крупных учёных (например, литературоведа и философа М. Бахтина). Представляется, что философствовать сегодня может любой мыслящий человек, любой специалист; философии, ориентированные на конкретную науку, или искусство, или какую-нибудь практику (например, технику), растут как грибы после дождя. Тем не менее, действительно, только философия может взять на себя функции целостного осмысления мира, ценностного самоопределения человека и культуры, критического самосознания в форме пусть не всеобщей, а частной, ограниченной субъективностью. «Философское высказывание, — пишет К. Г. Юнг, — не есть результат чисто логического безличного процесса, а произведение конкретной личности с её пространственными и временными характеристиками. В этом плане оно, главным образом, субъективно, а его объективная ценность зависит от того, много ли найдётся людей, рассуждающих сходным образом… этот их интеллект (философов) есть обусловленная индивидуальной психикой функция, которая во всех отношениях детерминирована субъективными обстоятельствами, не говоря уже о влиянии среды. Мы действительно свыклись с мыслью, что разум полностью утратил свой универсальный характер, от его прежнего, космического значения не осталось и следа. Сегодня разум стал более или менее частным делом, субъективным, даже произвольным феноменом».

Иной смысл имеет рефлексия в методологии. Она предопределена двумя группами требований: понять, проанализировать, осмыслить возникшие в определённом предмете (дисциплине) препятствия, проблемы, противоречия и наметить пути, способы разрешения этих затруднений и тем самым способствовать развитию предмета. Следовательно, у методологии есть две основные ориентации: критически-аналитическая и проектно-конструктивная. Реализуя первую ориентацию, методолог выступает как исследователь мышления, деятельности, он должен осуществить рефлексию особого рода — исследовательскую; реализуя вторую ориентацию, методолог помогает специалисту перестраивать и развивать свой предмет.

В отличие от специалиста-предметника методолог имеет дело не с содержаниями как таковыми (например, в науке — не со знаниями, идеальными объектами, доказательствами и тому подобным), а с мышлением в предмете, с научным предметом как особым интеллектуальным или деятельностным образованием. Таким образом, результатом одной стороны его деятельности является распредмечивание (понятий, идеальных объектов, процедур решения задач, доказательств, обоснований и тому подобное). Результат второй стороны деятельности методолога — обратная процедура, то есть опредмечивание, — построение новых предметных понятий, идеальных объектов, процедур. Так как методолог ориентирован на построение нового предмета, он аргументирует необходимость такого построения, выявляет нужные, соответствующие для этого средства и методы, разрабатывает план и стратегию построения нового предмета (дисциплины), иногда создаёт первые фрагменты такого предмета. Поэтому (сложившуюся в предмете деятельность) сам предмет методолог анализирует под другим углом зрения по сравнению с философом. Чтобы перейти от существующего состояния деятельности (предмета) к новому её состоянию (то есть чтобы её развить, способствовать её эволюции), методолог вынужден преодолевать предметную точку зрения и предметные способы мышления. Он показывает, на чём они основываются, где их границы, какая познавательная установка их обусловила; он анализирует состав и структуру сложившейся в предмете деятельности, механизм её порождения и развития, показывает, как все эти компоненты сосуществуют в предмете.

2. Ценностные установки философии техники

Уже создатель философии техники Эрнст Капп, по сути, обсуждал этические аспекты техники. Как и большинство авторов XIX века, Капп исключительно оптимистически оценивает возможности техники. Он видит в ней средство культурного, нравственного и интеллектуального совершенствования и «собственного спасения» человечества. Но философы техники XX столетия чаще видят в технике источник сложных проблем, если непрямое зло. Мы уже отмечали, что, например, Хайдеггер основную проблему видит в том, что современная техника поставила на службу человека (превратила в «Постав» — Gestell) и природу, и самого человека. (О том же говорит и Ясперс, утверждая, что человек становится одним из видов сырья, подлежащего обработке, и не может уже освободиться от власти созданной им техники.) В результате природа и человек деградируют (разрушаются), поскольку становятся простыми функциональными элементами и материалом бездушной машины — поставляющего производства.

«Техника — это состояние западного сознания, — утверждает X. Сколимовски, — удобнее проклинать технику, чем рассматривать её как симптом и выражение системы ценностей и жизненных ориентации, которые характеризуют наше мировоззрение… Современная техника в этом контексте должна рассматриваться как нечто изжившее себя, как странствие, которое хотя и не привело нас к земле обетованной, но, по крайней мере, указало нам, где земля обетованная не находится». Мамфорд видит причину кризиса в другом: чрезмерном усилении в культуре значения «Мегамашин» (сложных иерархических организаций человеческой деятельности). Каково объяснение болезни — таковы и рецепты по её излечиванию. Так, Хайдеггер предлагает, чтобы человек осознал, что он давно уже сам стал «поставом» (Gestell) и превратил в него природу. Мамфорд же призывает разрушить Ме-гамашину. Оба философа, и не только они, не верят, что можно решить проблемы, порождённые техникой, опять же с помощью техники, пусть даже более гуманной и совершенной. Например, Дж. Мартин, признавая, что «сегодня нам легче уничтожить нашу планету, чем ликвидировать нанесённый ей ущерб», тем не менее считает, что хотя «эта проблема создана технологией и, однако, единственное её решение — не сдерживать технологию, а всячески развивать её. Отказаться от технологии или остановить её дальнейшее развитие, — считает он, — значит обречь мир на невиданные лишения… Необходимо выбрать и развивать те технологии, которые находятся в гармонии с природой». Полемизируя с подобным подходом, Сколимовски пишет: «Техника превратилась для нас в физическую и ментальную опору в столь извращённой и всеобъемлющей степени, что если мы даже осознаем, как опустошает она нашу среду, природную и человеческую, то первой нашей реакцией является мысль о какой-то другой технике, которая может исправить все это».

Итак, точки расставлены: одни философы полагают, что технику (технологию) необходимо гуманизировать, сделать сообразной природе и человеку, другие же (подобно Сколимовски) уверены, что любая попытка гуманизировать современную систему, внедряя в неё в большей степени, чем прежде, человеческие ценности, обречена на провал, поскольку система способна проявить по отношению к таким косметическим операциям совершенно исключительную стойкость. Интересно, что обе полемизирующие стороны выдвигают в поддержку своих взглядов достаточно убедительные аргументы. Впрочем, можно выделить ещё одну точку зрения, которая прозвучала в выступлениях Ф. Раппа на международном совещании, проходившем в Институте философии АН СССР в начале 1989 года. Суть её в том, что за техникой стоят механизмы культуры и ценности человека, поэтому можно решить проблему техники, совершенствуя общество, социальные институты, демократические механизмы контроля, образования.

Как же быть, чью сторону принять?

Если бы речь шла только о философии, о системе взглядов, то всё было бы проще: в сфере гуманитарной мысли существование противоположных взглядов — обычное дело, часто именно их борьба способствует развитию гуманитарных представлений. Однако вопрос о технике и её сущности — не только теоретический, и оттого, как мы его решаем, зависят наши практические действия, причём их характер и цели, как правило, затрагивают миллионы других людей, природу и, может быть, саму жизнь на земле.

Сформулировав различные и даже противоположные взгляды на сущность техники и перспективы её развития, современные философы, с одной стороны, обнаружили связь техники с другими сферами деятельности и практики (наукой, инженерией, проектированием, производством, идеологией, культурными традициями и образом жизни, и так далее), с другой стороны — пока не сумели создать отвечающее этим связям понятие техники. Впрочем, дело не только в понятии, необходимы широкие исследования (исследовательские программы, концепции), исходящие из более адекватных представлений, то есть учитывающие кризис технического и научного мышления, многообразные связи с другими видами деятельности и практиками, конечные цели и ценности общества (которые необходимо постоянно пересматривать и переосмыслять, учитывая как возможности человеческой деятельности, так и последствия её для природы и самого человека). Размышления философов техники пошли по второму, а кое-где и по третьему кругу, потому что в рамках одной только философии указанные задачи решить невозможно. Философские размышления должны подтолкнуть и ориентировать исследования в других дисциплинах, прежде всего в методологии, культурологии, социологии, аксиологии, психологии, науковедении, истории, экологии. Исследования техники в этих дисциплинах, её сущности, формирования, влияния на другие сферы жизнедеятельности, несомненно, позволят сделать следующий шаг и в самой философии техники, дадут ей новые проблемы, материалы, факты.

На какие же методологические ценности, требования и положения могут ориентироваться подобные исследования?

Первое положение, которое здесь хотелось бы сформулировать, таково: так называемое чисто объективное, незаинтересованное изучение техники сегодня и мало продуктивно, и может лишь усугубить кризис, вызванный, конечно, не только техникой, но и техникой в том числе. Напротив, изучение техники предполагает признание неблагополучия, кризиса культуры и требование понять технику как момент этого неблагополучия. В этом плане техника является неотъемлемой стороной современной культуры и цивилизации, органически связанной с их ценностями, идеалами, традициями, противоречиями. Техническое мышление становится ориентиром общественной жизни, которая в конечном счёте превращается в цивилизацию, целиком зависящую от технической аппаратуры и профессионализма. Данный процесс распространяется на социальные, политические, воспитательные сферы культуры.

Но кризис — не предмет любования, кризисы (особенно глобальные, угрожающие жизни) необходимо преодолевать. Следовательно, изучение техники должно помочь в разрешении кризиса нашей культуры, должно исходить из идей ограничения экстенсивного развития техники (или даже отказа от традиционно принимаемого технического прогресса), трансформации технического мира, концепций создания принципиально новой техники, то есть с которой может согласиться человек и общество и которая обеспечивает их безопасное раз-питие и существование.

Выступая в Институте философии АН СССР в 1989 году на совещании по философии техники, Ю. Н. Давыдов, напротив, утверждал, что необходимо исходить из центрального онтологического факта (а не сущности), и таким фактом для настоящего времени, по его мнению, является авария в Чернобыле. Вряд ли, впрочем, здесь — разные точки зрения: да, нужно исходить из сущности техники, но эту сущность нужно раскрыть так, чтобы ясно было решение и объяснение основных онтопологических проблем: превращение мирного атома в фактор смерти, разрушения природы, порабощение техникой человека и так далее.

По Хайдеггеру, сущность техники — это раскрытие потаённого в современной культуре, конкретно — превращение природы и человека в Gestell («Постав»). С нашей точки зрения, сущность техники более сложна. Говоря о сущности, мы имеем в виду такие представления, которые позволяют осмыслить технические явления, объяснить парадоксы технического развития, ориентировать теоретическую деятельность, направленную на изучение формирования и функционирования техники, построить знания, необходимые для решения прикладных задач философии техники (например, таких, как социальная экспертиза технических проектов, прогнозирование в сфере технической деятельности, этические ограничения и рекомендации и тому подобное).

Опыт построения определений техники, а также преодоление философского натурализма в понимании техники подсказывают, что сущность техники нельзя задавать как объект, как прямое описание того, что такое техника. Имеет смысл делать другое: наметить категориальное пространство, в котором техника может быть осмыслена и описана. Каждая координата подобного пространства указывает на определённые подходы и методы описания техники (теорию деятельности, культурологию, историю и другие). «Техника», описанная в таком категориальном пространстве, — это не техника, о которой мы обычно говорим, а сущность техники или, с методологической точки зрения, взаимосвязь подходов и методов, которые можно применять при задании и анализе техники, имея в виду указанные выше ценностные установки относительно техники.

3. Категориальное пространство осмысления техники

Сущность техники раскрывается в следующих основных планах: техника как сфера деятельности, природы и культуры, техника как искусственная предметность («артепредмет» и аспект технологии), техника как историческая и культурная форма использования сил природы и техника как демиургический комплекс (деятельность), то есть особый современный способ существования и реализации идей и действий человека. Рассмотрим эти моменты подробнее.

С одной стороны, техника — это бытие деятельности (духа, интеллекта, сознания), с другой — «бытие» природы, реализация её процессов, сил, энергий. С одной стороны, технические устройства являются средством и целью человеческой деятельности (один из ответов на вопрос, что есть техника, гласит: техника есть средство для достижения целей, техника есть известная человеческая деятельность), с другой стороны, в технических устройствах всегда реализуются процессы, силы и энергии природы и лишь за их счёт осуществляется сама деятельность. Следовательно, техника — это деятельно-природное образование (осуществление деятельности посредством природы, «симбиоз» деятельности и природы, «паразитирование» деятельности на природных процессах и тому подобное).

Однако известно, например, что в архаической культуре орудия, простейшие механизмы понимались в анимистической картине мира, считалось, что в них присутствуют духи (души), помогающие человеку. В Средние века в технических устройствах усматривались замысел, творение и действие Бога. В технике Нового времени человек видит действие законов природы, поставленных на службу человека. И дело не просто в умозрительном понимании, трактовке техники, речь идёт о культурном её существовании, бытии. Как дух орудие живёт по одной логике (имеет одни степени свободы), как проявление божественного творчества — по другой логике, как процесс (сила, энергия) природы — по третьей. В культуре техника живёт и развивается не столько по «законам нужды», сколько по законам существования идей, культурных форм сознания, культурных смысловых представлений мира. Таким образом, техника — это не только бытие деятельности и природы, но и бытие культуры.

Следует подчеркнуть, что существование техники в трёх смысловых пространствах — деятельности, природы и культуры — факт не только онтологический, но и гносеологический. Движение в каждом пространстве предполагает реализацию соответствующей системы категорий и методов изучения. Анализ техники как деятельности предполагает использование таких представлений, как цель, средство, процедура, кооперация (актов деятельности), воспроизводство и другие, а также соответствующие методы деятельностного анализа (выделение функциональных структур деятельности, «разрывов» в деятельности и так далее). Трактовка техники как феномена природы предполагает использование других представлений и методов: реализующихся в технических устройствах естественных процессов, событий, энергий природы, сил, законов, методов теоретического естественно-научного изучения, моделирования, эксперимента. Наконец, техника как феномен культуры анализируется на основе понятий: ценность, идеал, знак, символ, идея, миф, картина мира и другие.

Трактовка техники как феномена деятельности, природы и культуры имеет один недостаток: не схватывается, исчезает (в результате распредмечивания) материальная субстанция техники, то есть данные в ощущении материал, конструкция, вид технических сооружений. Восполнить этот недостаток призвано понятие «артепредмет» (по аналогии с артефактом). Техника как артепредмет (как искусственное образование) есть предмет культуры, то есть предмет, специально изготовленный, сделанный человеком (мастером, техником, инженером), именно предмет, а не знак. Поясним все три сущностные характеристики техники как артепредмета.

Только на первый взгляд технические сооружения являются изолированными предметами, по сути же они включены в «номенклатурные» ряды предметов культуры (например, моторы — это и средства деятельности, работы, передвижения, и средоточие определённых законов природы, и техническое устройство определённого класса, и объект инженерной деятельности, научного изучения и так далее). Вторая характеристика более очевидна — технические сооружения создаются человеком на основе определённого замысла, опыта, знаний, с помощью специальных знаковых средств — проектов, расчётов, специальной деятельности. Даже выращенная в пробирке биологическая культура является, с этой точки зрения, артепредметом. Третья характеристика позволяет разделить все Поле артефактов культуры на два больших класса — артепредметы (технику) и знаки, живущие по законам семиозиса и языка. Хотя любое техническое сооружение означено в культуре, само оно не является знаком, а именно артепредметом.

Следующий план сущности техники — различие двух исторических форм использования в технике сил и энергий природы. Любая техника во все исторические периоды была основана на использовании сил природы. Но только в Новое время человек стал рассматривать природу как автономный, практически бесконечный источник природных материалов, сил, энергий процессов, научился описывать в науке все подобные естественные феномены и ставить их на службу человеку. Хотя сооружения античной техники тоже частично рассчитывались и при их создании иногда использовались научные знания, всё же главным был опыт, а творчество техников мыслилось не как создание «новой природы» (о чём писал Ф. Бэкон), а всего лишь как искусственная реализация заложенных в мироздании вечных изменений и превращений разных «фюсис» (природ). Всё, что можно было — уже сотворено, человеческая деятельность только выводила из скрытого состояния те или иные конкретные творения. В этом смысле техническое творчество в древнем мире, да и в Средние века, было именно хитростью — на самом деле творить мог только Бог. В Новое время техническое творчество представляет собой уже сознательный расчёт сил (процессов, энергий) природы, сознательное приспособление их для нужд и деятельности человека.

Наконец, ещё один способ выявления сущности техники — раскрытие её демиургической природы. Что здесь имеется в виду? Прежде всего, новые возможности современной техники, позволяющие человеку в сжатые сроки решать поставленные им самим сложнейшие технические задачи. Подобная возможность реализовывалась лишь после того, как сложился ряд научно-технических и социальных предпосылок. Одна из которых — формирование в XIX и, особенно, в XX столетии таких сфер деятельности и практики, как наука, инженерия, проектирование, производство и, что, может быть, более существенно, обретение этими сферами деятельности эффективности (возможность в спланированные человеком сроки создавать теории, проекты, машины, сооружения и так далее, необходимые для решения сложных технических задач знания). Другая предпосылка — организационно-аксиологическая: на крупных технических и национальных программах и проектах государство научилось концентрировать для решения поставленных им задач необходимые для этого материалы и ресурсы, создавать соответствующие инфраструктуры (организации, коммуникации, сооружения и так далее), готовить специалистов, и так далее. Бросая все силы для решения военных, народнохозяйственных или просто ведомственных задач, государство и общество, с одной стороны, достигали своих целей, создавая новую технику, сложные технические системы, технологии, просто дорогостоящие машины и сооружения, а с другой — невольно порождали (вызывали) различные процессы, как конструктивные, так и деструктивные. Именно последние способствовали возникновению ряда кризисов — экологического, антропологического и так далее.

В рамках современной технической действительности человек уподобился демиургу: по собственным замыслам он творит необходимые ему «демиургические комплексы», «миры» (главным образом, технические). Во второй половине XX столетия демиургическая активность человека скачком достигла таких масштабов, приобрела такой характер, что сравнялась с геологическими и космическими факторами (процессами). Другими словами, человек превратился в «планетарного демиурга», но творчество этого научно-технического «Бога», похоже, ведёт к уничтожению жизни на Земле и, следовательно, к самоубийству самого демиурга. Конечно, в формировании подобного трагического хода событий виновата не только наука или техника, не меньшую роль здесь сыграли, например, такие факторы, как желание и воля новоевропейской личности реализовывать свои идеалы, развитие имманентных механизмов власти, формирование массовой культуры и сферы потребления и другие.

Означает ли всё сказанное приговор современной технике и нашей технической цивилизации? Можно ли в связи с этим говорить о своеобразном научно-техническом заболевании человечества? В определённом смысле — да, в другом — нет, поскольку сегодня человек начинает предпринимать усилия, чтобы осмыслить происходящее и выработать иные пути своего развития. Появление самой философии техники — показатель этого.

Третье положение, ориентирующее исследования техники, достаточно очевидно — нельзя понять технику, её сущность, не зная историю техники. Однако есть история и история. Рациональная реконструкция истории техники под углом идей философии техники, по сути, ещё не создана. Какие же этапы подобной реконструкции сегодня мыслятся? Нулевой цикл (до эпохи древних государственных образований Шумера и эпохи Древнего Египта). Для этого периода характерна техника создания простейших орудий и сооружений, использование домашних животных, устная передача технического опыта, сакральные анимистические сценарии осмысления техники.

Развитие техники в древних государствах (Египет, поздний Шумер, Вавилонские царства и других). Главное здесь — появление письменности и специфических знаковых средств (чисел, чертежей, расчётов). Это позволило создать как первые Мегамашины, так и достаточно сложные технические сооружения (ирригационные сооружения, дворцы, пирамиды, большие корабли, древнюю металлургию и так далее), а также более совершенные оружие и орудия труда. Меняются и сакральные сценарии осмысления техники.

Развитие техники в античной культуре и в Средние века. Хотя инженерия ещё не возникла, тем не менее на развитие техники в этот период оказывает влияние наука (но, естественно, иначе, чем в Новое время). Создаваемые в науке знания используются при конструировании машин (построении планов, схем, расчётов отдельных конструктивных элементов). Кроме того, наука порождает особый античный тип научной рациональности, научный способ осмысления техники, которые оказывают влияние и на техническое творчество.

Инженерный этап развития техники. В Новое время техника создаётся на основе знаний естественных наук, с одной стороны, и технических знаний — с другой. Основные направления деятельности этого периода — изобретение и инженерное конструирование. Оба эти вида инженерной деятельности предполагают естественно-научную рациональность (изучение законов природы и осуществление на их основе действия, а также знания технологии, технических сооружений, машин и механизмов).

Промышленный этап развития техники. Для этого периода характерно одновременное формирование на основе достижений инженерии и развития форм организации деятельности (Мегамашин) технического проектирования, промышленности и сферы массового потребления. Заканчивается этот этап отладкой первых демиургических комплексов.

Технологическая революция

До определённой поры технология рассматривалась только как определённая сторона организации производственных процессов, существующая наряду с другими — организационной, ресурсной, технической и так далее. В последние два-три десятилетия ситуация стала резко меняться. Реализация крупных национальных технических программ и проектов в наиболее развитых в промышленном отношении странах позволила осознать, что существует новая техническая действительность, что технологию следует рассматривать в широком смысле.

Исследователи и инженеры обнаружили, что между технологическими процессами, операциями и принципами (в том числе и новыми) и тем состоянием науки, техники, инженерии, проектирования, производства, которые уже сложились в данной культуре и стране, с одной стороны, и различными социальными и культурными процессами и системами — с другой, существует тесная взаимосвязь.

Разработка и производство полупроводников, ЭВМ или ракетной техники, так же как и других сложных технических систем, оказались зависящими как от достигнутого в данной стране уровня развития научных исследований, инженерных разработок, проектирования, так и от характера организации труда, наличия необходимых ресурсов, соотношения приоритетов и целей общества, качества производимого сырья и продукции и многих других факторов. Технология в широком современном понимании — это совокупность принципов, образующих своего рода «техносферу», состояние которой определяется и уже достигнутой технологией, и различными социокультурными факторами и процессами.