![]() Теодор Людвиг Визенгрунд Адорно (Theodor Ludwig Wiesengrund Adorno; | |
Прежде чем в самом сжатом виде остановиться на вопросах, которые занимают вас в ваш День университета, я хотел бы сказать несколько слов, чтобы облегчить наше взаимопонимание. Большинство из вас — практики. Пока вы столь же сильно ощущаете неудовлетворительность Гетерономного протекания вашего повседневного бытия, как мы, теоретики, испытываем неудовлетворённость Наши возможности в определении того, что собой представляет или чем должен быть гуманизм, несравнимо ниже возможностей инженера, архитектора или химика найти решение того, что ими конструируется. То обстоятельство, что мы часто стоим перед искушением не признавать это различие и все вопросы, которые вообще ставятся, рассматривать как технические, само является симптомом кризиса образования. Стало быть, прежде всего, остерегайтесь того мнения, что обсуждаемое нами здесь относится не к вашей компетенции, Сегодня перед комплексом гуманизма мы оказываемся пока столь же беспомощными, что и вы Это относится, прежде всего, к тому, может ли сегодняшняя техника пониматься как некий автономный процесс, обладает ли она собственной закономерностью. И да и нет. С одной стороны, технические проблемы предписывают строго замкнутые и организованные в соответствии с законами математического естествознания духовные, а затем и реальные процессы. Каким образом должен быть построен дом, чтобы он не развалился, определяет статика. Она устанавливает замкнутую технологическую связь, автономность которой едва ли можно оспорить. Если с решением в таком контексте к вам обратится, например, социолог и захочет посягнуть на ваши формулы, то вы с полным правом немедленно удалите его с вашего рабочего места. Однако, в то же время эти процессы происходят всё же не в вакууме. Не существует технических задач, которые не касались бы общества. Ваши задачи приходят к вам в виде заказа от общества. Даже там, где вы чувствуете себя хозяевами в своём доме, вы находитесь в конфронтации с общественными требованиями, как, например, с тем, что требуемое от вас решение должно оставаться в рамках финансовых возможностей, что оно должно оказаться рентабельным, и часто — что оно ожидается в определённое время. Все ж общее развитие самой техники социально детерминировано в гораздо более широких пределах. Общество и техника с начала Нового времени так сильно переплелись друг с другом, что вопрос о приоритете экономики или техники напоминает вопрос о том, что было раньше: курица или яйцо. Если я не ошибаюсь, то это относится Общественные цели не являются Мы, социологи, слишком мало смыслим в технике, а вас, техников, требования сегодняшнего дня обязывают лишь изредка задумываться о подобных вещах. Возможно, будучи профаном в области техники, я лучше всего смогу пояснить мой ответ об автономии техники, обратившись к сфере музыки, которая мне ближе. Если рассматривать произведения крупных композиторов, то снова и снова обнаруживается, что проблемы, которые не решены одним или оставлены им без внимания, подхватываются и решаются тем, кто идёт вслед за ним. История музыки, как это показал, прежде всего, Макс Вебер, является историей прогрессирующей рационализации, то есть историей прогрессирующего овладения материалом, если хотите, природой. В смысле этой тенденции музыка представляет собой совершенно автономную и замкнутую в себе область. Кто сочиняет музыку, тот знает, как мало он сам, тем более То обстоятельство, что техника и общество одновременно и совпадают и будто пропастью отделены друг от друга, в конечном счёте, само свидетельствует об иррациональном, бесплановом и анархичном состоянии общества. В самом по себе сильном и действительно рациональном обществе техника могла бы убедиться в своей общественной сущности, а общество — в переплетении своей так называемой культуры с техническими достижениями. Концепция отвергающей технику духовной культуры сама происходит лишь от незнания обществом своей собственной сущности. Всё духовное имеет технические элементы; лишь тот, кто знает дух как наблюдатель, как потребитель, может позволить обмануть себя тем, будто духовные продукты упали с неба. Поэтому нельзя останавливаться на жёстком противопоставлении гуманизма и техники. Оно принадлежит ложному сознанию. В разделённом обществе его отдельные секторы не знают, чем они являются, и не знают, чем являются другие секторы. Сам разрыв между техникой и гуманизмом, каким бы он ни казался неизлечимым, является образчиком созданной обществом видимости. Таким образом, я не могу разрешить однозначно и вопрос о том, можно ли заключить о сущности машины или фабрики, глядя лишь из некоторого места, которое далеко отстоит от чертёжных досок инженеров и от фабричных цехов. Нужно и быть в данном месте, и дистанцироваться от него, и это требует от фантазии многого. То, что мы, философствующие, говорим относительно таких предметов, а это относится также Все же мне кажется, что, скорее всего, самоосознание помогает техникам продвигаться в своей работе и что тот вклад, который мы должны вносить, состоит не в том, что мы им как бы извне преподносим философию техники, которая у них часто с полным основанием вызывает лишь улыбку, К проблеме техники и культуры, несомненно, относится также и то, что техники тяжелее воспринимают культуру; они не считают расслабление делом, прежде всего не позволяют пичкать себя массовой продукцией, которую поставляет нам индустрия культуры и лишь скромным примером которой может служить кинофильм, в то время как мерзости телевидения нас ещё только ожидают впереди. Я знал представителей естественных наук, инженеров и организаторов производства, которые обладали большими способностями и которые в своё свободное время наслаждались книгами Лёнса или Гангхофера. Я полагаю, что они были бы ближе к культуре, если бы вместо того, чтобы довольствоваться суррогатом истощившейся романтики, позаботились бы о месте, смысле и цели того, что они делают и того, чего они не делают. В доминирующей сегодня потребительской культуре есть много такого, что заслуживает упразднения, и что техника имела бы полное право упразднить. Требование гуманизма не должно становиться отговоркой для ворчунов и культурно отсталых людей. Именно наиболее прогрессивные мыслители и художники самым энергичным образом отвергают культурные отбросы прошлого и настоящего, которыми нас пичкают, и делают это достаточно часто — напомню лишь о Баухаузе — во имя техники. Техник сам должен в этом отношении не отставать от авангарда, которому он давно завидует, а помогать ему. Только два слова к вопросу об ответственности техников. Если в решение этого вопроса желают внести нечто большее, чем фразы, то необходимо исходить из реальной ситуации. В нашей работе мы, каждый из нас, в значительной мере, оказываемся не самими собой, а носителями функций, которые нам предписаны. Только в плохих романах великие медицинские изобретения делались из любви к людям или большие изобретения в области военной техники из патриотизма. Наши личные мотивы и, тем самым, та область, которую обычно называют этикой, мало и прежде всего лишь опосредованно проникают в то, что мы выполняем как работники. Отсталым, своего рода луддитским движением против машин на более высокой ступени было бы поведение, исходящее из того, будто исследователь-атомщик непосредственно таков, каким является индивид доктор Х., который занимается исследованиями и будто бы даже свои личные убеждения он должен использовать как некий вид контроля над своей научной работой. Существование моральных норм, препятствующих познанию, в высшей степени сомнительно. Разделение общественного и технического разума не может быть преодолено тем, что от него открещиваются, напротив, благо состоит в том, что именно техник предостерегает от непредсказуемых последствий, которыми его изобретения угрожают сегодня человечеству. Его авторитет, тот факт, что он эти потенциальные последствия способен оценить гораздо лучше, чем неспециалист, придаёт его предостережению гораздо больший вес, чем могут иметь предупреждения, идущие извне. Однако я не считаю, что эти предостережения решают дело. Приносит ли современная техника, в конечном счёте, пользу или вред человечеству, зависит не от техников и даже не от самой техники, а от того, как она используется обществом. Это использование не является делом доброй или злой воли, а зависит от объективных структур общества в целом. В обществе, устроенном соответственно человеческому достоинству, техника не только была бы освобождающим фактором, но и обрела бы сама себя. Если сегодня техники иногда испытывают страх перед тем, что может произойти с их изобретениями, то ведь лучшей реакцией на этот страх была бы попытка Вы спрашиваете, наконец, о появлении нового идеала образования. В крушении гуманистического идеала образования большинство из вас мало сомневается, Вопросы, которые мы здесь рассматриваем, простираются до основ общества, и было бы совершенно иллюзорным стремление разрешить их педагогически или с помощью | |
Оглавление | |
---|---|
| |